Сын Дьявола

Дьявол ни разу не задумывался о том, что Джонатан сможет все-таки его убить. Но, слушая завывания ведьмы Немезиды — в прошлом когда-то она ему нравилась, только это было чуть больше восемнадцати лет назад — ему внезапно почудилось, что собственный сын замахивается на него мечом. Ведь ему ничего не стоило отправить на тот свет свою мать, которую Люцифер персонально выволочил из Чистилища и заставил страдать. Ей-то поделом, не зря он показывал Джонатану фотографии матери, уверял, что она — зло, и теперь Дьявол дождался мести. Сам он не мог найти ее, однако сын выполнил одно из страстных желаний отца, сам того не понимая. Только сейчас этот факт был ему совсем не смешон: если Джонатан так легко уничтожил свою мать и даже ни слезинки по ней не пролил, как же поступит со своим отцом он, на своей шкуре испытавший и гнев, и злость, и ненависть его? Люцифер боялся, что расправа над ним будет жестокой, и как бы он ни старался уйти от подобных мыслей, они все равно настигали его и терзали воображение.
Долго думал он над решением своей проблемы. Сидел на троне с задумчивым видом, изредка вертел в руках безделушки, иногда принимал и выслушивал приходящих демонов, надеясь услышать хоть слово о Джонатане, но получал лишь сплетни и догадки о том, кто может быть шпионом. Чаще всего указывали на Дэкстера, но Дьявол не желал это слушать, ведь Дэкс — отличный демон, Люцифер всегда ценил этого ответственного и чрезмерно умного демона, всегда доверял ему.
Наконец, он принял одно из ужаснейших решений в своей жизни: отдать в руки ненавидящей его женщине то, что может его погубить. Нет, Немезида, получив это оружие, убьет Дьявола и воцарится на троне, нет. Такой расклад был Сатане не по душе. Ему нужен был тот демон, который бы не смог вырваться из своего заключения, но сохранил бы одно из наимощнейших оружий. Не зря же он совершенно недавно вспомнил про Лилит, матерь всех демонов. Да, она ненавидит Люцифера и сделала бы все, чтобы подорвать жизнь ее злейшего врага, но именно Люцифер может дать ей освобождение. За тысячи лет в Бездне, возможно, она передумала противиться Дьяволу и предпочтет за маленькую услугу свободу. Лицо Сатаны осветила улыбка, и он решился на это безумство.
Никогда еще он не спускался так глубоко вниз, становилось жарче и жарче. Он приближается к Бездне — маленькому Аду для Верховных и Высших демонов. Тут они, подобно смертным грешникам в Аду, жарятся так же и претерпевают боль, настоящую боль, которую доселе никогда не испытывали. Тут не было так много демонов, лишь Лилит, предавший его однажды Асмодей и доисторические демоны, имена которых он уже позабыл. Да, даже у демона есть нестерпимый страх, и у милой Лилит тоже. С виду это красивая демоница в человеческом обличье. Короткие мокрые от пота волосы липли ко лбу, глаза полны слез, ее губы скривились в безмолвном крике, красное платье в крови и порвано. На полу возле нее лежит маленький остывший мертвец. Ее адская пытка — вечное рождение мертвых детей, испытывать всю ту боль, которую только может испытывать любая смертная женщина. И это она делала вечно, и каждый раз боль только усиливалась. Младенцы рождались мертвыми, и Лилит ничего не могла поделать с этим, ее сила иссякла, оживить ребенка и сделать его демоном она больше не могла. Демоница взяла мертвого малыша на руки и омывала своей кровью его лицо, произнося заклятья, но ничего не помогало. Лилит кричала.
Люцифер остановил ее муки: щелкнул пальцами, и все перед нею исчезло. Она в недоумении расширила глаза, но увидела Люцифера и гордо поднялась с колен, вытирая слезы. Он снова щелкнул пальцами, и демоница преобразилась, стала выглядеть весьма опрятно. Дьявол склонил голову на бок, высматривая в ней недостатки. Лилит с вызовом сделала шаг вперед.
— Что тебе требуется, Сын Погибели? Что хочешь от такой несчастной и униженной Творцом, как я, Самаэль? — назвала она старые имена Сатаны, и они ударили его словно ножом по ушам. Это уже прошло, это было так давно! И как только эта демоница помнит его истинное первоначальное имя? Он не мог терпеть, когда нарекали его Самаэлем, ведь его так звали до падения. И он всячески старался забыть о своей жизни на Небесах, какой бы прекрасной она ни была. Но ту славную жизнь ему не дано покрыть пеленой забвения — это его вечное и самое жестокое проклятие, которое только даровали ему ангелы, посылая в пучину тьмы. Было так жестоко оставить ему память о светлых днях, отправляя в вечное и незыблемое царство мрака и порока. Такое жестокое наказание!
— Ты отстала от жизни, дорогуша, — ответил тот, всячески пытаясь изобразить на лице равнодушие, и прислонился к стене, — меня зовут теперь иначе. Люцифер, Дьявол, Сатана — это повседневные и излюбленные имена. Согласись, звучат невероятно красиво и страшно. В том и суть зла: оно прекрасно и ужасно одновременно. Истинно как я. Есть еще много таких имен, которыми смертные нарекают меня: Нечистый, Падший, Пожиратель Душ, Вал, Амон... В Румынии меня называют Дракулой и глупо полагают, что Владислав Цепеш — мой сын. Греки меня женщиной считают — Гекатой обозвали! Обидно до злости. Но в общем, люди знают обо мне, и это льстит.
— Люцифер? — засмеялась Лилит, несмотря на то, что пару минут назад еле сдерживала рыдания. И Дьявол подумал, что никогда не понять ему ни женщин из мира людей, ни демониц. — Утренняя Звезда? Выбор имени неудачный, хочу отметить. Звезда, появляющаяся с первыми солнечными лучами после долгой ночи, ознаменовывается радостью у людей, что тьма прекратила свое существование. Ты же для смертных не несешь никакой радости, ты не имеешь ничего общего с первой утренней звездой, Самаэль, ты предвещаешь не радость, а смерть и кровь.
Внезапно глаза Дьявола запылали огнем, стали чернее ночного неба или глубокого моря в шторм. Его зверь, которого он сдерживал долгие тысячелетия, порвал одну из цепей, и трудно было сейчас не убить Лилит, улыбающуюся во все лицо. Он сжал ее горло и посмотрел в глаза. Этот взгляд причинил матери всех демонов нестерпимую боль. Спустя миг он разжал хватку и грубо ответил:
— Никогда не зови меня именем Самаэль! Я перестал им быть, как только пал с Неба. Я Люцифер, но я не приношу радость. Это имя означает мой скорый рассвет, и все будут страдать. Они все: каждый демон, каждый ангел, каждый житель Темного мира, каждое сильное существо — все до единого узнают меня, приходящего из тьмы, вторгающегося в их мир и сияющего ослепительно ярко. Они будут сгорать от моего темного света, они будут страдать и молить о смерти, но смерть не придет к ним. К ним приду я, и их участь будет невыносимо тяжкой и мучительной.
— Но утренние звезды самые первые растворяются в рассвете, — продолжала дразнить его демоница, обнажая белоснежные зубы, улыбаясь в лицо страху. — Выбрав себе имя, ты выбрал свою судьбу. О да, я вижу твое будущее, я предвижу его. Хочешь узнать, что ждет тебя скоро? — спросила она, и Люцифер с опаской кивнул. — Я вижу, как ты, Утренняя Звезда, сгораешь от великолепия рассвета. Он будет настолько прекрасен, что ты не сможешь ему противостоять. Джонатан.
— Я знаю, — сдаваясь напорам Лилит, грустно ответил Падший, — потому и пришел к тебе, Лилит, мать нечистых тварей. Ты никуда не сможешь деться, не сможешь убежать отсюда. Это я наложил проклятие, ты никуда не денешься без позволения. Но сможешь сохранить одно мощное оружие.
Он передал демонице небольшой и местами порванный мешочек, в котором и таилось самое ужасное оружие, способное уничтожить не только Дьявола, но и весь мир, если попадет он в неправильные руки. Люцифер никогда не собирался им пользоваться. Уничтожение мира грозило гибелью всего человечества, а люди нужны ему, хоть маленькая горстка. Как прислуга, как рабы, которые бы поклонялись ему, считали его Творцом. Ведь если в тебя верят, ты чувствуешь свою силу. Но и уничтожать единственное оружие против себя не собирался: он знал, что придет тот великий день, когда мир будет уничтожен насовсем, и не будет Рая и Ада, как и Земли. А он, обреченный на вечную жизнь, не умрет, но у него останется последний шанс истребить себя.
— Назови мне причину, по которой мне нельзя теперь убить тебя? — улыбнулась Лилит.
— Потому что у тебя нет еще одного важного элемента для убийства меня, — нетерпеливо ответил он. — И у меня, к глубокому сожалению, нет. Раз на то пошло, имея последнее орудие, не смогла бы меня угробить, потому что тогда бы ты никогда в жизни отсюда бы не вышла. Не забывай, ты все еще в Бездне, дорогуша, ты выйти можешь только с моего позволения. А сейчас ты можешь охранить это для меня и, в конце концов, обрести свободу. Вот такие вот повороты, моя милая.
Лилит на минуту задумалась, ее глаза озарялись темным блеском или угасали: она думала о выгоде этой нелепой сделки. В конце концов она пришла к выводу, что иного пути у нее нет. Но выколотить из отчаявшегося правителя еще немного привилегий не помешает. Она начала заходить издалека, ставить самые мелкие условия, на которые Люцифер бы точно согласился. Сказала, что требует прекратить пытки и устроить ей комнату. Дьявол пораскинул мозгами, что требования могли быть и хуже, и согласился. Тогда Лилит, почувствовав силу, начала требовать больше и больше. И Нечистый все с большей, скрытой под маской безразличия, неохотой позволял ей все. Мать демонов прекрасно знала грань, и остановилась на том, что ей будет дозволено раз день прогуливаться по Аду, но любой ценой, она попадет в свою обитель, в Бездну. Так Лилит выторговала себе почти что райскую жизнь, забрав на хранение оружие, побеждающее зло и тьму.
Закончив обсуждать дела с этой чертовкой, Дьявол вышел из Бездны как оплеванный. На него тут же нахлынула орава демонов, вопрошая, что делал там их государь. Люцифер отмахивался от надоедливых и жужжащих возле уха мелких созданий, направляясь к трону. Он уселся на него и пристально вглядывался в одну точку — в место под потолком, где паутина разрослась до невероятных размеров, и там, закутавшись в свое творение, из последних сил продолжал жить старый паук, совершенно случайно забравшийся из мира смертных несколько лет назад. Он умирал медленно, но до последнего держался за свои цели и убеждения, доплел наконец свою мерзкую паутину. Он умрет, и останется в истории только его красивая паутина, но и ее смахнет кто-то, разрушая труд всей жалкой и мелкой жизни крошечного паучка. Просто сотрет из истории.

Долго Кристон бродил по лесам, избегая различных тварей и стараясь никого не убить здесь. Раз ему пришлось прикончить старую ведьму, но это так сильно отразилось на ангеле, что он еле сдержался, чтобы не заплакать. Ангелы не созданы для убийств, они не способны лишить жизни. Кристон пытался найти Орудия, но в конце концов осознал, что мысли оказались заняты другими вещами, и он просто бесцельно бродил по лесам Чистилища и шел, куда глаза глядят. Ему не хотелось видеть ни Джонатана, ни его команду, в которой его в грош не ставят. Падших ангелов никогда не любили. Потому, как считал Кристон, его тоже ненавидят. За что — не задавался вопросом, просто верил, что его не любят. Что надо было сделать, чтобы стать частью команды? «Пожертвовать собой, наверное, — подумал он. — Спасти жизнь одного из них. Но и тогда они будут всего-то благодарны мне, не более того». Внезапно темная идея пришла ему в голову, и как бы он ни старался ее отбросить, все навязчиво лезла она ему в мысли. Она оказалась хорошей для любого расклада событий. Он падший ангел, ему уже нечего терять. И в Чистилище он чувствовал себя хорошо, будто здесь — его настоящий, истинный дом. И ему уже не нужно бегать за славой, за прощением или за свободой. Здесь он свободен, здесь его часть, его жизнь. И если даже все выберутся з Чистилища, он найдет способ вернуться сюда. Ему оставалось только приложить руку к уничтожению Дьявола, и тогда он будет освобожден. Конечно он знал, что на Небеса его не вернут. Он знал многих падших ангелов. Многие из них пали на землю потому, что решили вмешаться в жизнь смертных. Это запрещено. Глупые законы не позволяют ангелам помогать людям. Падшим давалась миссия, которая дозволяла при ее выполнении вернуться в дом, в обитель света. Кристон знал, что все падшие выполнили свои последние задания, но никто так и не вернулся на Небо. Енох врал, что ангелы возвратились. Он убил их, и оставшаяся от них душа, как душа падшего ангела, опустилась в Чистилище. Кристон хоть и собирался выполнить свою миссию, но не собирался возвышаться. Не собирался вновь становиться ангелом. Он хотел остаться в Чистилище, но жить без страха, что в мире еще царствует Дьявол. Кристон поставил цель, четкую миссию самому себе: уничтожить Сатану и сделать все возможное, чтобы вернуться в Чистилище. Место, в котором ему было так хорошо и спокойно, как бы ужасно это ни прозвучало.
Недавно он встретил в этих дебрях ангела. Такого растерянного и забитого, он не мог даже говорить. Кристон возложил на себя ответственность ухаживать за ним. Порой случалось, что он не появлялся в убежище Джонатана целыми днями. Его опекаемый ангелок тоже был падшим, но Кристон не знал его имени. Возможно, он был спущен еще до его появления. Кристон надеялся, что ангел вскоре поправится, укажет, где остальные падшие, и тогда вместе они заживут здесь счастливо. «Но раз мой соплеменник такой истощавший и почти убитый, значит, — рассуждал он, — здесь есть чего побояться». Тогда мысли изменили его течение: теперь он думал, как бы вытащить из Чистилища всех ангелов и ополчиться на Небеса. Если на то пойдет, возможно, он помог бы даже самому Люциферу совершить задуманное злодеяние. «Решено, любой ценой», — твердо сказал он. Любой ценой, совершенно любой, он готов отомстить за свое падение, за падение всех ангелов.

— Ну как так можно было, Джонатан? — проскрежетал Рик, перевязывая мне больную руку. — Объясни, какого черта ты не можешь спокойно усидеть на месте? Ты самый глупый демон на свете.
Верно парень говорит. Я только создал свой новый лук и сделал отличные стрелы. Тетиву сделал из жил мертвецов, которых сам и убил. Из них же сделал и гнездо, куда вкладывается хвостовик стрелы. Основу для моего оружия сделал из лиственницы. С этим деревом мне пришлось долго провозиться, не имея топора. Когда лук был готов, я перешел к созданию стрел. Все прочные и длинные ветки в округе я обломал и заострил ножом. На огне расплавил медные и серебряные монеты, случайным образом найденные в куртке Макса. Оборотень без проблем мне отдал их. Острые концы стрел окунул в сплав и повесил сушиться. Через два-три часа приступил к оперенью: из разорванных оборотнями птиц достал перья и привязал их к концу стрел. Все было готово. Такой лук не стрелял бы дальше, чем на двенадцать метров, но и этого было достаточно при дальнем бое. Мимо нас проходила полчаса назад стая возвращавшихся с охоты вервольфов, и пришло мне в больную голову, что размяться и потренироваться в стрельбе из самодельного лука не представиться больше такой возможности. Потому я обстрелял из укрытия эту стаю. Возможно, пара стрел настигла свою цель, но не более. Вервольфы оказались не так глупы: они вычислили укрытие и напали на него. Пришлось немало потрудиться, отбиваясь от одичавшей стаи. Зато мы отобрали у них еду: пару зайцев да лис. Ужин на этот день мы получили, но страшной ценой — ценой своих сил. Зато хорошенько размялись. В этом бою оборотень мне нанес удар лапой в предплечье, и рана почему-то долго не заживала и кровоточила. Благородно вызвавшись помочь, достав какую-то тряпку, он начал перебинтовывать мне ранения, несмотря на мои протесты. Все равно рано или поздно заживет. Наконец-то он закончил и нарочно похлопал по больному месту, кисло улыбаясь мне.
— Спасибо, дорогая сестра милосердия. Извините, конфет с собой не принес, подарить вам не могу их, — съехидничал я, с театральной гримасой боли осматривая свою обработанную руку.
— И не надо, — даже без улыбки ответил он. — Поджарь мясо, Робин Гуд.
Так и сделал. Нашел дрова, развел огонь пожарче, нашел способ с помощью моих стрел сделать вертел. Хоть в чем-то они принесли пользу. Вскоре мясо оказалось готовым, и Макс с Риком умяли его в два счета. Вампир фыркнул и вгрызся в сырое мясо, выпивая кровь; ангел вообще пропал на несколько дней, ища Орудия. Мы про него совсем забыли, даже не беспокоились: этот Кристон совсем не жил нашей жизнью. Вечно то исчезал, то появлялся, почти не разговаривал с нами. Собственно, он буквально жил Чистилищем, ему нравилось проводить здесь время, и ангел этого никак не скрывал, даже открыто говорил. Рик часто задавался вопросом, что такое происходит с ним. Но остальные плевать хотели, даже мне было по барабану, где шманяется мой телохранитель. Так проходили минуты, часы, дни напролет. Ни черта не нашли, ничего не поймали. Все силы тратим на поиск пропитания. Мы с Максом отложили поиски артефактов, решили немного поиграть в охотников на дичь. Возвращаемся настолько обессиленными, что сразу падаем и засыпаем. Дэниэл дико ругался, что мы не можем выбраться отсюда, не можем продвинуться в поисках. Потому и он наметил, что в следующий раз мы с ним идем вместе, только вдвоем и без лишних слов. Обосновал он это тем, что выносливее оборотня. Макс пробурчал что-то себе под нос, и я понял его слова, как ни странно: «Вот бы оторвать тебе голову от шеи, кровосос». В этом я с ним солидарен, у меня такое же желание. Я уже представлял, как убью вампира, едва мы отправимся на поиски Орудия.
— Итак, господа обжоры, — внезапно поднялся Дэниэл, — всем живо спать. Особенно ты, демон. Нам предстоит с тобой важная вылазка, и, если ты будешь ныть всю дорогу, что устал, я не поленюсь и отгрызу тебе нос и уши. Спи, сыночек Дьявола, живо повалился на бок и уснул!
— Что-то мне подсказывает, не доживешь ты до завтра. И внутренний голос говорит, что кишки будут висеть на том дереве, печень на том, а мозги вообще на дне озера разложатся.
— Черт, заботишься об этом демоненке, заботишься, хорошей нянькой стараешься быть, а ни благодарности в ответ не получаешь, ни уважения, ни зарплаты, — буркнул Дэниэл и плюхнулся возле огня, смотря на открытую местность. Первый он на дозоре. Мне сегодня не удастся уснуть.
Тем не менее я лег и закрыл глаза. Сон пришел нескоро. И лучше бы я не засыпал.
Я в том же сумрачном Чистилище, посреди леса, никого рядом со мной не было. Жутко не от того, что совершенно один, а от того факта, что мои руки по локоть в крови. От плеч следы от ногтей, царапины. По футболке размазаны чьи-то внутренности. И кровавая трава под ногами хлюпала. Снова меня посетили ночные кошмары. Мне не должны сниться сны, почему в последнее время они постоянно посещают меня ночью, и все до единого ужасны? Я видел перед собой долину трупов. В воздухе стоял запах гниющей плоти. Страх окутал меня, и руки судорожно затряслись, глаза стали влажными. Я перевернул ногой одно из тел. Им оказался Макс. Из вспоротого живота вываливались органы. Его мертвое лицо мне страшно напомнило самого меня. Те же черты и скулы. Призвал себя успокоиться — это сон, всего лишь страшный сон, который надо пережить.
Я пошел дальше. Впереди оказался человек в темном капюшоне. Им оказался... я? Второй Джонатан вошел во врата Ада, прошел по темным коридорам и двигался к тронному залу. Я с любопытством и страхом направился за моим двойником. Ад ничуть не изменился: все те же грешники в клетках, демоны и мерзкие твари, множество крови на стенах и полу. Шикарный интерьер дополняли множество трупов, висевших на петлях под потолком, много паукообразных демонов и бесов. Черный плащ впереди идущего меня скользил по полу, в ткань впитывалась кровь.
Не отводя глаз от нее, я шел за вторым Джонатаном. Толкнув ногой дверь, ведущую в главный зал Ада, темный я гордо сел на трон. Что-то мне нравилось в нем. Возможно, его величие. Сзади него подошел Люцифер. И по сравнению с отцом я на его фоне выглядел безукоризненно: бледная кожа, темные волосы, блестящие глаза — я был прекрасен и неотразим. Настоящий темный принц.
Он подошел ко мне, посмотрел в глаза, изучающе склонил голову на бок. Это был точно я, моя оболочка, но глаза — змеиные, голос — хриплый и вселяющий страх. Его внешность от моей отличалась только холодным пронзающим взглядом и совсем нечеловеческим голосом.
— Бессмысленно бороться против своей природы, — прошипел он. — Как бы ты ни старался изменить свою сущность, она тебя накроет. Да, ты не выбирал тьму, но тьма выбрала тебя. Смирись.
— Можем ли мы изменить то, что нам уготовано? — спросил я, зная ответ.
— Нет, — ехидно ответил темный принц и коварно улыбнулся.
— Я докажу обратное.