Ошибка сценариста

1950-е. Новый Орлеан.

Атмосфера греет, воздух пьянит — не от весны, а от перегара, алкоголя и магии. Прямо на входе в город тебя обнимает ощущение, что ты попала в сериал, где всё уже давно написано — кроме той главы, в которой появляется Каллиста Майклсон.

Потому что, сюрприз, я никогда здесь не была.

Не из-за того, что не могла. Из-за того, что не хотела.

Как истинный родственник с обострённым чувством «держаться подальше от семейных традиций», я игнорировала Новый Орлеан как родственницу, которая вечно устраивает сцены на свадьбах. Но вот пришёл день, когда мне стало скучно настолько, что даже город Клауса показался привлекательным.

Первым делом — конечно, не в церковь. А в бар. И не просто бар, а в тот самый «Руссо». Атмосфера там была как у старого любовника: шумно, пахнет чем-то горьким и слегка подгнившим, но ты всё равно сидишь, потому что знаешь — будет весело.

Села я, значит, у барной стойки, позируя так, будто за мной — сюжет.

И тут как из мыльной оперы:

— Что за красавица посетила мой город?

Голос бархатный, с нотками самоуверенности и легкой претензии на трон. Я поворачиваюсь... и, ну конечно. Марсель. Названный сын Клауса. Усатый в душе. Король Нового Орлеана по версии самого себя.

— А ты тут что, король? —

Спросила я с такой усмешкой, будто только что оставила настоящий трон в Чикаго.

Марсель не подвёл.

— В точку, красавица.

Ага. Конечно. Сам себе и трон, и корона, и толпа поклонников.

— Ты новенькая?

О, этот голос... Словно пытается соблазнить и допросить одновременно. Но больше похоже на рекламу помады.

Я махнула бармену, заказала виски со льдом (потому что кто вообще пьёт это вонючее пойло тёплым?) и бросила:

— Заглянула в город, который основала моя семья.

И вот тут атмосфера изменилась. Как будто кто-то резко убавил громкость музыки. Вампиры вокруг резко зашептались, замерли. Даже лед в моем стакане, кажется, испугался.

Марсель затаился на пару секунд, и можно было буквально слышать, как в его голове что-то щёлкнуло. Видимо, узнал мою фамилию и осознал, что игра в «кто здесь главный» больше похожа на смертельную лотерею.

— Ты... Майклсон?

Мда. Обычно после этого слова либо бегут, либо паникуют, либо обе опции сразу.

Я наслаждалась паузой. Как выдержанное вино. Как последняя минута перед хлопком пощечины.

— Да. Расслабься, Марселус. Я пришла с миром.

(Относительным, конечно. Если не лезть под руку.)

Он напрягся, как первокурсник, которому задали вопрос о смысле жизни, но быстро сделал вид, что у него всё под контролем.

— Что ты хочешь?

Ох, милый. Если бы я каждый раз отвечала на этот вопрос — пришлось бы издать целую энциклопедию.

— Посмотреть на творение семьи... и познакомиться с новеньким родственником.

Бросила на него оценивающий взгляд. Ну, знаете, такой... будто я сомневаюсь: принять ли его в род или сжечь на рассвете.

И тут он засмеялся. Видимо, понял, что я не собираюсь крушить его «королевство». Пока.

— Город теперь мой.

Ах, какая самоуверенность. Даже не смахнул пыль с фамильного трона, а уже командует. Я отпила виски — медленно, с тем спокойствием, которое присуще только тем, кто знает: если что — у тебя больше тела не будет.

— Как трогательно. Надеюсь, ты получаешь на него квитанции.

Я отпила виски. Медленно. Самодовольно.

— Мне не нужен этот город. У меня есть свой.

— Правда?

Иронично прищурился он. Ну конечно. Типа «ну давай, удиви меня, милая».

— Чикаго.

Я вздернула подбородок.

Тонкая грань между вызовом и заявлением о правах.

Марсель завис, мозг явно работал на повышенных оборотах. Потом сощурился, присмотрелся.

— Ты... Каллиста?

Вот теперь всё стало на свои места.

— Собственной персоной.

С таким выражением, как будто я только что подписала акт о присоединении мира к своему эго. Марсель аж скакнул со своего стула, будто собирался вручить мне ключи от города. Или хотя бы от ближайшей пыточной.

— Тогда я точно хочу, чтобы ты погостила в моем городе.

Ага. Теперь он перешёл в режим «обольститель». Хочет узнать поближе. Или просто не хочет быть тем, кто случайно обидит ту, кого даже Майкл обходил по дуге.

Я встала, бросив деньги на стойку.

Не потому что надо, а потому что владелица должна демонстрировать хорошие манеры в чужом баре. Иногда.

— О, а ты не в курсе?

Марсель приоткрыл дверь и сделал приглашающий жест. Ну что ж, если ты хочешь поиграть в экскурсовода для легенды — вперёд.

Я пошла за ним, высоко подняв голову. А он шёл рядом, готовясь к самой странной, самой опасной, но без сомнения самой блистательной «экскурсии» в своей жизни.

А я? Я просто хотела посмотреть, насколько хорошо этот «король» играет в политику... и выдержит ли он моё внимание хотя бы на три квартала.

Марсель повёл меня по узким улочкам Нового Орлеана, в те самые закоулки, где пахло пряностями, грехами и магией, впитавшейся в стены. Город жил своей жизнью, полной музыки и проклятий. А Марсель — этот самоуверенный балагур в идеальной рубашке — устроил мне экскурсию, будто я была просто туристкой, а не Майклсон по крови и катастрофа по натуре.

— Вот здесь, — показал он на мрачный переулок, где тени будто шептали, — я обычно решаю... вопросы. С непокорными. У нас тут своя дисциплина, знаешь ли.

Я хмыкнула. Очаровательно. У него свой «угол разборок». Прям детский стол в аду.

— А вот в этом доме ведьмы устраивают свои собрания. Они тебя уже почувствовали, кстати. Подозреваю, сегодня у них на повестке «паника и коллективная истерика».

Приятно быть легендой, даже если из-за тебя сгорают ведьминские свечи.

Он продолжал идти, и по ходу маршрута стал рассказывать:

— Знаешь, когда я только начинал устанавливать здесь порядок, ко мне дошли слухи. Про вампиршу из Чикаго. Древнюю. Говорили, у неё весь город на поводке. Что она контролирует весь подпольный рынок, что любой новообращённый сначала даёт клятву на её имя, а потом уже ищет себе жертву.

— Как мило, — буркнула я, закатывая глаза, но внутри было тепло. Всё-таки приятно, когда слухи попадают в точку.

— Говорили, что она ненавидит скуку, и это делает её особенно опасной. Что за одно хмурое движение бровей она может снести крышу... и не метафорически. Что вампиры, что провинились, сами запираются в подвалах, пока она не передумает наказывать.

— Я вообще щедрая на прощения, — лениво протянула я.

— О, конечно. Только твои прощения обычно заканчиваются тем, что кто-то навсегда теряет нижнюю челюсть.

Мы свернули к набережной, и он повернулся ко мне:

— Я даже слышал историю о том, как ты выкинула мэра из окна его собственного офиса. Потому что тот повысил налоги на твой бар.

— Это ложь, — с фальшивым возмущением ответила я. — Он ещё жив. Просто очень боится окон.

Марсель рассмеялся. Честно, заразительно. Его харизма работала безотказно — на всех, кроме таких, как я. Первородных, с аллергией на флирт.

— Так вот, Каллиста Майклсон. Когда я понял, кто ты, я не мог не познакомиться. Знаешь, редко встретишь кого-то, кто держит в страхе целый мегаполис... и при этом умеет заказывать бурбон с такой грацией, будто собирается соблазнить бар.

Я чуть склонила голову.

— А ты редко встречаешь женщин, которые могут сожрать тебя и даже не испачкать губы, да?

Он усмехнулся:

— О, именно поэтому мне ты уже нравишься.

Мы пошли дальше, а где-то позади ведьмы наверняка переписывали завещания, а вампиры, что раньше ходили по Новому Орлеану как по своему дому, начинали чувствовать лёгкий зуд страха.

Калли приехала. Город слегка накренился.

***

Ах, 1950-й. Год, когда я наконец-то позволила себе немного... отвлечься от привычной рутины — а именно контроля над подпольем Чикаго, разборок с глупыми вампирами и бесконечных «Калли, у нас проблема» от своей личной бессмертной своры.

В этот раз я оставила своих ребяток — Хенрика, Кэтрин, Надю и Энзо — с Чикагским уютом, барами, перьями и налогами, и проводила время в городе, где всё пахло магией, потом и — как ни странно — свободой. Новый Орлеан. Где у каждого второго под кроватью ведьминский алтарь, а у каждого первого — скелет в шкафу. Или два.

Марсель оказался... занятным. Харизматичный, как блудный принц, и самоуверенный, как будто его реально кто-то поставил на трон. Он водил меня по городу, рассказывал сплетни, как старушонка на крыльце, и показывал свои владения, будто ребёнок — коллекцию жуков. Я хмыкала, кивала и пила бурбон. Иногда поддакивала, чтобы не обиделся.

Мы проводили вечера в баре «У Руссо»: он щеголял своей властью, я — платьями и репутацией. Танцы до упаду, смех до слёз, сарказм — до того, как кто-то начинал ныть. В общем, развлечение на уровне первородного стандарта. А это, между прочим, высокий уровень.

А вот его «подвенечные»... Ах да, эта личная гвардия. Вечно напряжённые, будто я собиралась вырезать их всех в туалете бара. Сначала на меня рычали, шептались и смотрели с таким видом, будто я только что подожгла город. Спойлер: я не поджигала. Пока.

Но потом они, бедняги, осознали, что я действительно не пришла за головой Марселя (по крайней мере, не в этот раз). Что я не раздаю фатальных укусов направо и налево и не собираюсь метить территорию, как волчица в плохом сериале.

Кое-кто даже пытался со мной подружиться. Правда, не у всех хватило интеллекта, чтобы это сделать без попыток лизнуть мне ботинок или начать рассказывать, как они «уважают Майклсонов». О, уважаешь? Поздравляю, ты в списке тех, кому я не доверяю. Всё просто.

Некоторых я терпела. Других — игнорировала. А пару особенно раздражающих отправила в бессрочный отпуск... куда-нибудь в пустыню.

Сказала: «Учитесь медитировать. Без воды. Без крови. Без меня».

Добрая я в этом году была. Очень даже.

В общем... это было весело. Почти как спа-день, только с бурбоном, вечеринками и лёгким налётом хаоса.

Классика.

***

Уже в 1952 году я вернулась в родной, милый, пропитанный грехами и алкоголем Чикаго. Было весело в Новом Орлеане, да. Но моя маленькая империя без меня начинала сыпаться, как карточный домик в ураган. Уехала — всё держится на честном слове и бархатных перчатках. Вернулась — порядок, власть, кофе по расписанию. Так что я снова в деле: подписи, сделки, «уберите этот труп с прохода» — рутина, знаете ли.

А мои роднульки — Хенрик, Кэтрин, Надя и Энзо — будто сорвались с привязи, стоило мне вернуться. Крутились вокруг меня, как планеты вокруг солнца, и каждая со своей орбитой и странной драмой. Кто-то жалуется на клиентов, кто-то на любовников, кто-то просто скучал. Я, конечно, их люблю, но иногда хотелось закрыться в холодильнике и притвориться замороженным цыплёнком.

И вот всё было тихо. Спокойно. Даже скучно, я бы сказала. До 1972 года. А потом — бац. Слухи среди ведьм.

Где-то в Орегоне, в милом Портленде, где одни носят беретки, а другие приносят жертвы богам кофейных зерен, родились близнецы. В клане ведьм. Не просто ведьм, а тех самых, «близнецовых», с их кровавыми обрядами, параноидальной системой и семейными ужинами, которые больше похожи на сеансы экзорцизма.

И я такая: «Погодите-ка... а не тот ли это клан, где однажды один бедный мальчик стал безумным убийцей, потому что родня решила, что он, цитирую, бесполезная магическая ошибка?» Ах да. Всё верно. Малакай Паркер. Или, как его потом все будут звать, Кай.

И знаете что? У меня случился приступ сострадания. То есть, не обычного «ой, бедняжка», а моего фирменного — с ноткой адреналина, сарказма и мысли «а почему бы и не украсть ребёнка у клана полусумасшедших ведьм?»

Ну серьёзно, вы когда-нибудь видели, как ненавидят ребёнка только потому, что он не умеет колдовать, пока не высосет магию из кого-то другого? Как будто это он виноват, что у них такие магические гены в стиле «или ты клон, или мусор». Я видела. Это называется «ужин у Паркеров». И знаете что? Меня это взбесило.

Так что, угадайте, куда я собираюсь в 1987 году?

Правильно. В Портленд. Забирать своего сифончика.

Ведь кто, как не я — бессмертная, слегка неуравновешенная и предельно эффективная Каллиста Майклсон — спасёт потенциального социопата до того, как он станет катастрофой вселенского масштаба?

Материнский инстинкт, твою мать. Или просто привычка собирать проклятых сирот!

С помощью лёгкого внушения, томного взгляда и капельки чисто женской манипуляции (ну вы поняли — губы, ресницы, «ой, вы такой сильный, сэр...») я выудила из местных всю подноготную семейства Паркеров. Люди, надо признать, были наивные до абсурда. Стоило включить обаяние, как они не только показали, где живёт эта славная семейка психов, но и едва не позвали меня на воскресный пикник с ними.

Конечно, я не настолько безрассудна, чтобы просто ворваться к ведьмам — пусть даже абсолютно невежественным — и закричать:

«Отдайте мне вашего психа, я его перевоспитаю!»

Нет. Всё было гораздо изысканнее. Я арендовала дом напротив — миленький такой, с крыльцом и облезлой верандой — и превратила его в свою личную шпионскую базу под кодовым названием «слежка за семейкой тирании».

Наблюдение велось круглосуточно. Дневник, чай, подзорная труба, пара убойных платьев на случай неожиданного визита... Всё как полагается. За пару дней я узнала об этой семье больше, чем их собственный семейный психолог. Хотя, уверена, такого у них нет. У них максимум — экзорцист на подработке.

Я слышала, как папаша Паркер орёт на Кая с такой ненавистью, будто тот не родился, а вылез из преисподней и испортил семейный ужин. «Ошибка природы», «жалкий дармоед», «позор рода» — и это всё за первую неделю. А остальные? Стояли рядом и делали вид, что обсуждают погоду. Классика токсичной семейной динамики.

А потом, когда увидела Кая — пятнадцатилетнего паренька, злющего, с глазами, полными боли и того самого взгляда «я сожгу этот дом» — я не выдержала.

Он вышел из дома, и тут началась операция «Добрая похитительница». На вампирской скорости я подлетела к нему, закинула его за плечо как мешок картошки (очень ценный мешок, между прочим), и буквально вбросила в свою машину, как только открылась задняя дверь.

Парень, понятное дело, был в состоянии «что за хрень?!».

— Вы кто такая?! — закричал он, судорожно хватаясь за дверцу, которую я предусмотрительно заблокировала.

— Я — твое спасение от твоей, прости, конечно... но абсолютно ублюдской семьи, — ответила я, включая зажигание и резко трогаясь с места, так что колёса чуть не вырыли яму в асфальте.

Он попытался что-то угрожающе сказать, даже приподнялся:

— Верните меня обратно, а иначе!..

Я медленно посмотрела на него через зеркало заднего вида, приподняв одну бровь:

— Иначе что? Ты высосешь у меня магию, которой у тебя нет? Или попытаешься заклинанием, которое не знаешь, остановить бессмертную вампиршу, которую, между прочим, даже Господь Бог уже давно перестал замечать?

Он осел на сиденье.

— Ты психопатка... — пробормотал он.

— О, милый, если бы ты знал, сколько мне уже это говорили. А потом благодарили.

Я включила радио, поймала первую попавшуюся джазовую волну и поехала в новую жизнь вместе с мальчиком, которого собиралась спасти от ада, из которого он родом. Или хотя бы немного задержать момент, когда он сам начнёт его устраивать.

***

Как только мы с Каем добрались в Чикаго из Портленда — (и да, можете представить себе количество раз, которое он пытался сбежать? Думаю, где-то между «слишком много» и «я уже подумывала поставить ему GPS-трекер на лоб») — я сделала то, что любая вменяемая вампирша сделала бы на моем месте: отвела своего новообретённого, магически радиоактивного подопечного в бар к ведьме.

А не просто ведьме, а Глории. Всё ещё молоденькая, дерзкая, и уже тогда слишком умная для своего возраста. У неё, между прочим, бизнес. И, внезапно, мой конкурент. Что добавляло перчику в наш маленький девичий спарринг.

— Глория, дорогая, как ты хорошо сохранилась, — я улыбнулась ей, как улыбаются только те, кто явно хочет чего-то, но пока не говорит.

— О, кто пожаловал, — Глория обняла меня, с тем самым выражением лица, будто ей только что в бар занесли налоговую. — Что же хочет от меня моя конкурентка по бизнесу?

— Мне нужна услуга, — томно поджала я губы и отошла чуть в сторону, делая эффектную подачу. — Встречай. Мой новый головняк.

И вот он — Кай Паркер. Стоит, как загнанный кот, который знает, что хозяйка собирается его искупать, а он не умеет плавать.

Глория не сделала ни шага вперёд. Просто всмотрелась. Потом нахмурилась. Протянула руку, коснулась плеча Кая...

и тут же отдёрнула её, будто прикоснулась к розетке. Без заземления.

— Я не буду тебе помогать, — процедила она сквозь зубы.

— Ну, Глория... — протянула я в том тоне, которым обычно заказываю мартини с двойным джином и лёгкой угрозой.

Сзади вздохнул Кай. Устало, обречённо.

— Просто верните меня обратно... — пробубнил он, будто я похитила его ради эксперимента по выращиванию моральной травмы.

Я шикнула на него. Как на кота. Молчи, психокот, взрослая магия работает.

— А если я пообещаю уехать из города? — приподняла я бровь и посмотрела на Глорию так, будто предлагала ей месячный отпуск на Бали.

Глория оживилась.

— Прямо сейчас?

— Нет, — надула я губки. — Скорее всего... в две тысячи девятом.

У неё лицо сморщилось как у человека, которому под нос сунули просроченное молоко.

— Почему именно тогда?

— У меня свои мотивы, (Читай: «Ты не поверишь, даже если я расскажу») — сказала я, словно коварная гадалка, и толкнула Кая вперёд, как чемодан без ручки. — Ну так что, поможешь?

Она закатила глаза, как только ведьмы умеют — с посылом «я, видимо, опять делаю глупость, но ты за это заплатишь».

— Ладно. Будешь мне должна.

— Очередная строка в моём волшебном ипотечном долге. Прекрасно, — похлопала я в ладоши.

— Что конкретно ты хочешь?

— Хочу, чтобы ты скрыла его. Всё. Магия, лицо, запах, флюиды и ту злобу, что от него идёт, как от прокисшего снадобья. Чтобы его не нашли. Никогда. Или хотя бы до тех пор, пока он не научится отличать добро от «вырву тебе позвоночник ради веселья».

— Никогда — громкое слово, Калли... — мрачно произнесла ведьма, но спустя пару секунд махнула рукой, как будто отгоняла навязчивую рекламу, и направилась в подсобку.

Мы пошли следом, как будто вели на обряд не Кая, а свинью на заклание.

Хотя, если подумать... аналогия не так уж и далека от истины.

Мы вошли в подсобку, пахнущую то ли сожжённой шалфейной жвачкой, то ли терпкой усталостью всех ведьм мира. Глория уже встала в центр круга, нацарапанного чем-то подозрительно тёмным (не исключаю, что это кровь очередного «гостя»), и начала шаманить своё колдунство с таким выражением лица, будто собиралась не просто спрятать Кая, а стереть его из Google Maps и коллективной памяти магического сообщества.

Я, как истинная внушительно-бесполезная в магии личность, встала в сторонке, наблюдая за процессом с видом «да-да, я уверена, что тут всё под контролем», хотя в голове лишь: «пожалуйста, пусть Кай не высосет у неё всю магию как пылесос на стероидах.»

Глория — полезная ведьма. Таких, знаете ли, на дороге не валяется. Да и если валяются — у них уже кто-то отпилил сердце. В общем, я берегу связи.

— Всё, — вдруг выдала она, вырвав меня из раздумий, в которые я успешно погрузилась, как в бокал бурбона.

— Уже? — удивлённо вскинула брови я, будто ожидала, что понадобится принести жертву, дождаться кометы или хотя бы потанцевать голой под луной.

— А ты думала, до утра тут сидеть будете, пока я тебе астральную систему координат перестраиваю? — сложила она руки на груди, глядя на меня с выражением «я колдунья, а не нянька твоим проблемам».

Я, конечно, в долгу не осталась, одарила её самой обворожительной, вымученно-благодарной, но всё ещё слегка стервозной улыбкой, наклонилась и чмокнула её в щёку.

— Спасибо, Гло, — сказала я с тоном «да ты просто чудо, но я всё равно тебя бесю».

И подхватив мальчика, который выглядел так, будто ему только что сообщили, что теперь он живёт с вампиром-диктатором, выволокла его из бара.

Да, «выволокла» — другого слова нет. Он шёл так, будто надеялся на каждом шаге телепортироваться обратно в свою травмирующую, но предсказуемо-ублюдскую семью.

Хотя... Надо признать, даже в своём угрюмом «я ненавижу всех» виде он был почти мил. Знаете, как кот, который шипит на тебя, но всё равно садится на колени.

Правда, этот кот ещё может взорвать твою кухню магией. Ну, мелочи.

Сделаем из него приличного мага. Или хотя бы... функционального психопата.

— Сейчас познакомишься с Хенриком, думаю, он тебе понравится, — усмехнулась я, ведя Кая по дорожке к нашему особняку. — Он мой брат. Как я тебе уже говорила по дороге... если ты, конечно, слушал, а не прокручивал в голове очередной побег.

— Но почему ты ушла от своей семьи? — внезапно спросил он, сбив меня с шага. Я окинула его взглядом: ага, всё-таки слушал.

— В каком смысле ушла? — нахмурилась я.

— Ну ты говорила, что у тебя большая семья. Но ты от них ушла. Почему?

Я даже всплеснула руками, как театральная дива.

— Ты запомнил! Вот она — педагогическая победа века. И это от мальчика, который, когда я рассказывала про себя в машине, выглядел так, будто слушает пчелиный гул. Но ладно. Да, ушла. Потому что Майклсоны — это не семья, это реалити-шоу, в котором каждый сезон заканчивается поножовщиной и кто-то кого-то закалывает. А я люблю тишину, — пожала я плечами. — И уют. И отсутствие семейных драм. Хотя... кажется, у меня всё равно не вышло...

— Но ты же всё равно устроила хаос, — буркнул он, явно припомнив пару эпизодов.

— Ну... у меня талант. Я как кошка: куда приду, там или уют, или сломанные вазы. Зависит от настроения.

Он посмотрел на меня в упор:

— Ты странная. Зачем тогда меня забрала? Если не любишь проблемы. Ты же сразу знала, что со мной они будут.

— Конечно знала. Я не идиотка, — кивнула я. — Но ещё я знала, что твоя семейка — это полный клуб «Как уничтожить детскую психику в 3 шага». Ещё и не ценят тебя...

— А что во мне ценить, если у меня даже магии своей нет? — фыркнул он. Вот прям фыркнул, как кот, которому на ужин дали не ту консерву.

— Ну и что? — я развела руками. — Ты же их сын. Детей любят не за «функции», а потому что они... дети! Или, по крайней мере, так должно работать у нормальных людей. Но твоей семейке видимо мозги отключили вместе с совестью.

Я замерла на секунду, задумавшись. Вопрос «как быть родителем» явно не был частью моего бессмертного плана.

— Смотри, я не знаю, как быть идеальной мамочкой из ситкома. Я вообще-то за свою бессмертную жизнь скорее научилась, как отрезать голову, чем как плести свитерки с оленями, — пожала я плечами. — Но зато я могу научить тебя хитрости, — начала загибать пальцы: — Манипуляциям, управлению городом, экономике теневого бизнеса... и как убить, а потом замести следы так, чтобы даже CSI не поняли, что труп был. Правда, лучше не начинай с последнего. Пока что. Мы ещё не дошли до «родительских правил». Условно — без убийств до восемнадцати, окей?

Кай фыркнул, но уголки губ всё же дёрнулись. А я мысленно поставила галочку: «усыновление безумного ведьмака — день 1: не убили друг друга. Уже победа.»

Мы вошли в наш особняк, и, как только дверь успела захлопнуться, с верхнего этажа спикировала Кэтрин — будто не вампир, а крылатая фурия из древнегреческой трагедии.

— Где ты была?! — заорала она так, что хрустнули люстры. — Уехала и даже не сказала?! Мы тут думали, ты опять решила всех кинуть и уехать в Токио!

Но на полуслове её взгляд упал на Кая, который стоял рядом со мной с лицом «да мне вообще пофиг на ваш цирк». Кэтрин нахмурилась, окинула его взглядом с головы до ног, и уже более хищным тоном выдала:

— А это ещё кто?

Я, как всегда, радостно и торжественно, будто привезла домой не потенциального социопата, а щенка лабрадора:

— Это новый член нашей чокнутой семейки, — произнесла я с улыбкой. — Кай Паркер.

Указала на Кэтрин и, не давая ей вставить ни слова, добавила:

— А вот эта взбалмошная особа — Кэтрин Пирс. Не бойся, кусается только по праздникам. Ну, и когда злится. То есть — почти всегда.

— Что?! — возмутилась Кэтрин, вскидывая брови. — Взбалмошная?! Да я, между прочим...

— Я ещё не соглашался стать частью этой семьи, — фыркнул Кай, скрестив руки на груди и сделав лицо «я вас всех ненавижу, но буду с вами жить».

И как назло, именно в этот момент в холл вышли Хенрик и Надя. За ними — Энзо, как всегда с видом: «Надеюсь, в доме снова никто не поджёг библиотеку».

— У нас гости? — лениво бросил Хенрик, рассматривая подростка.

— Повторяю для всех, кто не успел загрузить информацию: это Кай Паркер, наш новый член семейки, — повторила я, будто объявляла нового питомца в шоу «Маленький зоопарк». — А это Хенрик, Надя и Энзо. И, да, Кай не вампир, а ведьма. Но с... сюрпризом.

— И каким же? — усмехнулся Хенрик. Он уже давно не удивлялся моей склонности приводить домой всякую экзотику. Он даже протянул руку, как взрослый, ответственный Майклсон. — Хенрик Майклсон. Приятно познакомиться.

Кай скосил взгляд на его руку, как будто там лежала дохлая мышь. Но в следующий момент всё-таки пожал её... и тут же лицо Хенрика перекосилось от боли, а кожа на руке начала сереть, словно он тронул вилку в розетке.

— А ну хватит! — я рявкнула, отворачивая его руку от Хенрика. — Правило номер один в доме с сегодняшнего дня: вытягивать магию без спроса — запрещено. Это тебе не шведский стол.

Кай лишь цокнул языком и демонстративно отвернулся.

А я, глядя на всех собравшихся, лишь глубоко вздохнула.

— Ну что, семья, — протянула я, — знакомьтесь. Наш милый домашний апокалипсис теперь в комплекте.

***

Итак...

Это был самый трудный год в моей десяти вековой жизни. А поверьте, я видела и чуму, и вампирские войны, и людей, которые искренне считают, что «кровь лучше со льдом».

Но перевоспитать подростка-социопата с магическими способностями? Это не просто «трудно». Это как пытаться научить акулу быть вегетарианкой, при этом живя с ней в одном аквариуме. Без крышки.

Да, сейчас он хотя бы питается магией с разрешения — прогресс, как говорится, есть. Но в первое время...

О, воспоминания об этом этапе стоит выбивать на гробу какой-нибудь особо безумной ведьмы как предупреждение: «Не воспитывай Кая Паркера. Серьёзно. Не стоит.»

— Калли! Кай высушил мою мать! — ворвалась как сирена Надя, таща меня в спальню, где раньше стояла Кэтрин. Подчёркиваю: стояла.

А теперь там... была мумия. Точнее, Кэтрин Пирс в стиле «сухофрукта».

Он вытянул из неё так много магии, что она стала напоминать плохо увлажнённый чернослив в пижаме. Её волосы лежали как солома, губы треснули, а кожа — будто пергамент из музея. Прямо экспонат эпохи: «Когда ведьмы переборщили».

А я?.. Ну, я... начала ржать. Просто легла на кровать и смеялась минут десять. Я даже слезу пустила от смеха, пока Надя пыталась понять, кого ей жалко больше: Кэтрин или себя за то, что с этим всем живёт.

Но, конечно, я не совсем монстр — после медицинской помощи (то есть дали Кэтрин пакетик крови и хороший глоток бурбона), Кай получил королевский выговор.

Я читала ему нотации, как будто он разбил мою любимую вазу, а не высушил вампиршу, которая, между прочим, уже умирала раз десять и продолжала ныть.

А Кай?.. Он, как и положено подростку, демонстративно дулся, уходил к себе в комнату и пытался использовать магию, чтобы заткнуть меня.

Что, кстати, никогда не получалось. Потому что, спасибо Аяне, у меня есть кольцо, которое делает меня примерно такой же удобной для магических атак, как кирпичная стена.

И каждый раз он оставался с лицом:

«Я самый опасный ведьмак, но почему не могу победить эту бабу в пижаме с кофе?»

Вот так и жили.

Кай — с комплексом брошенного тостера. Я — с нервами на кофе и сарказме. А остальная семья — с ощущением, что когда я говорила «беру в дом ребёнка», они не думали, что это будет пожиратель ведьм с характером Локи.

Весёлый год, в общем. Вроде никто не умер... ну, не окончательно.

***

1992 год, Чикаго.

На дворе стояла свежая весна, но мне было плевать — я сидела на крыше особняка с бурбоном в одной руке и бессмертной усталостью в другой. Смотрела на город, который спал под покровом огней, и думала, кто там ещё из ведьм не сбежал.

А рядом со мной сидел уже не тот мелкий оборванец из Портленда. Нет, Каю исполнилось двадцать. Возмужал. Обрел характер. И, разумеется, стал только больше ныть.

— Как прошёл урок? — спросила я, слегка взъерошив волосы этому магическому сифону.

— Я уже не маленький, — пробурчал он, словно я только что велела ему надеть варежки на резинке.

Ну да, не маленький. Теперь ты взрослый ходячий катаклизм, Кай. Поздравляю. Только вот ни одна ведьма не выдерживает рядом с тобой дольше недели. Даже те, что прошли через магические академии, демонические ритуалы и проклятия тёщи.

— Та ведьма сбежала, — закатил он глаза. — Уже какая по счёту?

— Двадцать седьмая, — задумчиво отметила я, отпивая бурбон и снова вглядываясь в горизонт. — Но, думаю, она уже мертва. Мои ребята охраняют границы лучше, чем охрана в Белом доме. И при этом выглядят сексуальнее.

Кай хмыкнул, но тут же посерьёзнел.

— Зачем ты столько стараешься для меня? — его голос был почти тихий. — Я же самый проблемный в этом сумасшедшем доме. И ты всё равно стараешься. Даже ищешь ведьм, чтобы учили меня магии, хотя они потом либо мрут, либо сбегают в истерике.

Я вздохнула. Глубоко. Как старый бессмертный вампир, который пережил войны, выгорание и одну особенно неудачную попытку носить джинсовую куртку в 80-х. Допила бурбон, налила новую порцию, посмотрела в небо — нет, не прилетит никто, разбираться не будет.

— Я жила жизнью ребёнка, которого никто не любил. Взрослые тогда были... не людьми, а монстрами с родительскими правами. Били. Морально. Физически. Игнорировали. Требовали идеальности и беспрекословного подчинения, но сами были мусором в обёртке «мы знаем лучше». Так что да — мне больно. До сих пор.

Я стерла одну-единственную слезу — редкость для меня, как солнечный день в Сиэтле — и посмотрела на него:

— Я не могу жить, зная, что кто-то проходит через то же. Даже если этот кто-то — ходячая угроза обществу. Даже если он сосёт магию, как комар на стероидах. Даже если он однажды плюнет мне в лицо. Потому что ты тоже ребёнок. Тоже заслуживаешь быть нужным. И ты нужен мне. Нам всем. Даже если мы об этом вслух не скажем — мы ведь такая себе семейка: бессмертные, токсичные, остроумные... и очень, очень упрямые.

Кай молча смотрел на меня, и впервые за долгое время его глаза не были полны раздражения, а щёки почти порозовели. Но он, конечно, отвернулся. Ещё бы, вдруг я увижу эмоции — катастрофа.

Но я-то знаю. Сколько бы он ни изображал циничного засранца, там, внутри, под слоями боли и сарказма, есть тот самый парень, которого я вытащила из Портленда. И он чувствует. А я? Я чувствую, что ещё не всё потеряно.

— А когда я уеду отсюда, город останется тебе, — произнесла я, глядя на ночной Чикаго, словно раздаю не просто власть, а кусок торта.

— Что? — Кай повернулся ко мне так резко, что я почти услышала, как у него в голове скрипнули шестерёнки. — Ты уедешь?

— Я должна, — поджала губы, делая трагичную паузу. Прямо как в драме с дешевым саундтреком.

— Нет, — вредно отрезал он, будто я собиралась забрать его PlayStation.

— Мне нужно будет уехать однажды, — уже строже сказала я. — А ты останешься здесь. Как хозяин. Вместе с остальными.

— Делить власть?! — возмутился он, как будто я предложила ему разделить комнату с Кэтрин.

— Не будь таким. — хмыкнула я, поднимая бровь. — Какой ты жадный. Ну прямо Никлаус с детским абонементом.

Кай скорчил лицо, будто я ударила по самому святому. Ну, по эго. Что, в его случае, одно и то же. Я немного покачала головой, наслаждаясь моментом, и глянула в свой бокал с бурбоном — бурбон, как всегда, всё понимает.

— А когда ты превратишь меня в еретика? — спросил Кай.

Вот так, без прелюдий. Типа: «А борщ когда будет?» Я тяжело вздохнула, как будто он попросил вырастить дерево из вербены в ванной.

— А ты уже готов? — спросила я, глядя прямо в его колючие глаза.

Он кивнул. Серьёзно. Почти с вызовом. И я почти поверила, но...

— Тогда через год. — фыркнула я, быстро выпив остаток бурбона.

— ПОЧЕМУ?! — взвыл он, будто я отменила Рождество.

— Потому. — схватила я бутылку и, как подобает драматичной женщине в кожанке и на каблуках, прыгнула с крыши. Грациозно. С бурбоном.

И направилась в особняк, оставляя Кая кипеть на крыше в собственном соку. Или магии. Или недовольстве. В его случае — всё сразу.

Потому что если ты хочешь стать еретиком — сначала научись терпению.

А если нет... Ну, всегда можно устроить драму. Мы в этом мастера.

***

1993 год, Чикаго

— Я научился контролировать свою способность, стерва! — ворвался в мою спальню Кай с таким пафосом, будто пришёл на вручение премии «Лучший будущий еретик года». — Оу. — это было всё, что он успел сказать, увидев... ну, то, что он увидел.

— СТУЧАТЬСЯ НАДО! — завопила я, натягивая одеяло на грудь, сидя верхом на своём временном... как бы это назвать... антистрессе на одну ночь.

Я смерила Кая взглядом, в котором было и раздражение, и желание выцарапать ему глаза серебряной ложкой. Потом обернулась к парню подо мной, который, кажется, сам не понял, как оказался в эпицентре вампирской семейной драмы.

— Забудь, что здесь было, и уезжай из города. Навсегда. — сказала я сладко, но с угрозой на вкус.

Вампирское внушение сделало своё дело — он затравленно кивнул, натянул джинсы и покинул сцену, явно гадая, что это вообще было.

Я плюхнулась обратно в подушки, держась за одеяло, и уставилась на Кая с видом: «ты всерьёз хочешь умереть прямо сейчас?»

— Извиниться не хочешь? — спросила я строго, будто мама в три часа ночи, поймавшая ребёнка с телефоном под одеялом.

— Нет. — пожал плечами Кай с абсолютно искренней наглостью.

— Боже. — протянула я с усталым вдохом. — И кто тебя таким вырастил? Ах да. Я.

— Я научился контролировать себя. Обрати меня. — как ни в чём не бывало выдал он и бухнулся рядом на кровать, заваливаясь на подушку, как будто это сериал «Друзья», а не готическая сага с кровью и телами.

— Да сколько можно?! — схватилась я за лицо, как будто он предложил мне съесть брокколи. — Ладно, хорошо. Обращу.

— Правда?! — вскочил он, как кот, которому пообещали курицу.

— Да, иди сюда, паразит мой. — поманила я его и, не церемонясь, прокусила себе запястье. — Только смотри, не сожри меня до основания. Я всё ещё тебе нужна как наставница. И как та, кто может сжечь тебя, если ты напортачишь.

Кай глотал мою кровь так жадно, что я невольно вспомнила, как он однажды высосал ведьму до состояния изюма. Он отстранился, вытер губы, как после удачного свидания, и сказал с улыбкой психа:

— Теперь надо умереть, да?

— Да, — закатила я глаза. — Может, свернуть шею? Или хочешь ритуальный меч? Фейерверки? Песню прощания?

— Если не трудно, шея подойдёт. — пожал плечами так спокойно, как будто заказывал капучино.

— Точно псих. — фыркнула я, усаживаясь поближе, укутанная в одеяло как элегантный буррито. Я мягко взяла его за голову, поцеловала в лоб, как нормальная, заботливая второсортная мамаша с кровожадными наклонностями, и прошептала: — До встречи в новом для тебя мире, Каюшка. Наслаждайся жаждой и драмой.

И щёлк — свернула ему шею. Чисто, быстро, с любовью. Ну... как могла.

***

Очнулся он быстро. Словно просто прикорнул на часок, а не умер с последующим апгрейдом до еретика версии 1.0. Глазки распахнулись, губы растянулись в довольной ухмылке, как у ребёнка, которому подарили коробку конфет и разрешили жрать их до рвоты. Ну ещё бы — магия теперь шла изнутри, а не с близлежащей Кэтрин. То есть теперь никого не нужно было «слегка подсушивать», чтобы зажечь лампочку.

Кай стал себе собственной батарейкой. Powerbank на ножках. Ходи, заряжайся.

Правда, вместе с этой автономией пришёл целый чемодан новых проблем. Вампир из него первое время был примерно как из меня балерина: неуклюжий, голодный, вечно в драке и почему-то всё время рвущий рубашки.

Но, к счастью (и скорее из моей лени, чем благородства), опекуном этого несчастья стал Энзо. Добровольно. Ну, или потому что проиграл в кости — уже и не помню. Он взял Кая под крыло, научил пить кровь, не устраивать бойню в кофейнях и, в целом, как не быть катастрофой на ножках.

Теперь они были как Бэтмен и Робин. Только Робин — социопат с неконтролируемой жаждой власти, а Бэтмен — с очень крепкими нервами и лицом вечной обречённости.

Я же... я наконец-то вздохнула. Вот прям вдох-перевод духа-налей бурбона-выдох.

Как мать, которая выпихнула ребёнка из дома после восемнадцати с криком:

— «Поживи теперь своей жизнью и не забудь, как стиральная машинка работает!»

Правда, Кай всё равно продолжал жить с нами. В доме. В особняке. На нашей шее.

Но ведь это же Кай с магией — и иметь под боком ведьму, который может вызвать шторм или спалить ведьму-конкурентку одним щелчком пальцев... ну, это даже удобно.

Особенно, если у тебя много врагов.

А у меня, как вы можете догадаться... они идут в комплекте с фамилией.

***

2002 год, Чикаго.

Ах, как же прелестно собраться всем семейством — бессмертные, бессовестные и совершенно безбашенные. На повестке дня — день рождения Кая, которому по паспорту тридцать, но по лицу и поведению всё ещё не вышел из стадии «разочарованного в человечестве подростка». В общем, наш маленький социопат подрос.

— Задувай свечи, — недовольно буркнула Кэтрин, опираясь локтем на стол. Вид у неё был такой, словно ей срочно нужно сбежать на спа-процедуры, а не тусить среди идиотов.

— Я загадываю желание, заткнись, — с придыханием духовного просветления выдал Кай, зажмурив глаза и скрестив пальцы так, словно хотел вызвать джинна. Видимо, мечтал о личной вселенной без Хенрика и тёплого молока.

— Свеча уже почти сгорела! Что ты там такого загадываешь?! — рявкнул Хенрик, у которого начался приступ голодной агрессии. Он пялился на торт, как вампир на донора без охраны.

— Чтобы ты сдох, Харик,— сладко и почти с любовью сказал Кай.

— Оставьте парня в покое, пусть загадывает, — Энзо потягивал виски и явно наблюдал всё это как шоу. Он давно понял: если вмешиваться в семейные разборки — останешься виноватым и без десерта.

— Я торт хочу! — ныла Надя, будто ей снова семь, и её обделили мороженкой.

А я, тем временем, стояла с этим чёртовым тортом в руках, которые уже начали неметь. Сказать, что я держала его с любовью? Нет. Я держала его как символ родительской жертвы, с расчётом на эффектный финал.

И вот, момент истины: Кай, наш именинник, наконец-то задул свечи.

Все захлопали. Кто искренне, кто просто потому что торт.

— Наконец-то! — выдохнула я, а потом, со скоростью, достойной моей бессмертной сущности, развернулась и вмазала тортом прямо в самодовольную физиономию Кая.

— ЭЙ! — хором заорали все, как на похоронах торта.

— Спокуха, у меня второй в холодильнике, — закатила я глаза, заранее зная, как эта стая бросится туда, как будто это последний торт на Земле перед Апокалипсисом.

Все, как с цепи сорвавшиеся, метнулись на кухню. Надя первой, как снайпер на сладкое.

— Возле первой отрицательной! — крикнула я им в спину.

Кай же стоял, покрытый кремом, как антикварная статуя, глядя на меня с выражением: «Ты реально это сделала?»

— Поздравляю с тридцатилетием, мой вечно двадцати пяти летний сынок, — усмехнулась я, потянув с подоконника салфетку и протянув её ему. — Тебе идёт, кстати. Крем — твой цвет. Торт — твоя карма.

И знаете что? Он усмехнулся.

Маленький прогресс у нашего социального Халка.

— Ты становишься сентиментальной, Калли, — сказал он, вытирая с лица куски глазури. — Это пугает.

— О, расслабься. Я просто решила в этом году не душить тебя подушкой в честь праздника, — пожала я плечами, подходя к шкафу, чтобы достать полотенце. — Так что цени, пока жива твоя репутация.

Кай взял полотенце, начал оттирать волосы и бормотать:

— Учитывая, сколько сахара в этом торте, у меня скорее диабет начнётся, чем новая жизнь.

— Да, жалуйся, пожалуйста. Я тут целых два дня искала именно тот шоколад, который ты любишь. Между прочим, пришлось внушать продавцу, что он видит на ценнике ноль. Так что ты теперь официально мой налоговый вычет.

Он бросил в меня полотенце.

— Как мило. Ты заботишься обо мне... в стиле Кэрри с ведром крови.

— Ну конечно. Я же мать. Своего рода. Или... демон, который подобрал тебя в туманном Портленде и решил, что из тебя можно вырастить что-то более полезное, чем очередную проклятую трагедию.

Он присел на край кровати, всё ещё в креме, и посмотрел на меня так, как смотрят те, кто не знает, как сказать «спасибо», но будто пытаются.

— Ты правда считаешь меня частью семьи?

— О нет. Ты просто мой вечный социальный эксперимент, — фыркнула я и налила себе бокал бурбона. — Я жду, когда ты, как змея, сбросишь кожу, станешь полноценным монстром, и тогда я смогу сказать: «А я говорила!»

Он усмехнулся снова, уже шире. Чёрт, если бы не его маниакальные замашки и периодическая тяга к хаосу, можно было бы подумать, что он просто неловкий, умный мальчик, у которого впервые в жизни появилась настоящая семья.

— Спасибо... за торт. И за то, что не сбросила меня с крыши в мой день рождения, — сказал он уже почти тихо.

— Не благодари заранее. День ещё не закончен, — улыбнулась я, и хлопнула его по плечу. — А теперь иди, там Кэтрин уже строит заговор, чтобы украсть второй торт. Спаси его, если хочешь жить.

Он мигом подскочил и исчез в коридоре со скоростью торта, уносимого ветром. А я, глядя ему вслед, невольно подумала:

«Чёрт, из него правда может выйти толк.»

Если, конечно, он не решит завтра всех нас проклясть. Но это уже другая история.

***

2009 год, Чикаго

— Как дела в Мистик Фолс? — спросила я, закидывая очередную пару каблуков в чемодан, потому что в этом болоте драм и дневников всё решает не логика, а эффектная походка.

— Всё как ты и говорила, — отозвалась Кэтрин с таким тоном, будто сейчас сверлит ногти, а не участвует в сплетнической сводке новостей. — Склеп открыли, Стефан сорвался, но вроде снова нашёл свою мораль, а я вот собираюсь к Кэролайн.

Я закатила глаза так, будто этим могла физически перевернуть мир.

— Поняла, — буркнула я, захлопывая чемодан с таким хрустом, будто запечатывала там все свои нервы, — выезжаю сегодня.

Телефон полетел в сумку, я осталась на секунду стоять в тишине и вдруг поняла — ё-моё, 2009-й!

Год, когда всё должно пойти по известному сценарию. Или по моему собственному, если я всё правильно испорчу.

Боже, Калли, ты так увлеклась бизнесом, вечеринками, воспитанием Кая, драмой Хенрика и коллекцией антикварных бокалов, что чуть не профукала начало самого мыльного апокалипсиса века!

Кэтрин, конечно, моя персональная тревожная кнопка, вечный агент хаоса и ходячая версия фразы «а давай сделаем хуже». Четыре года назад она упорхнула в разведку, а теперь зовёт меня, потому что, цитата: «тут начинается весёлое». Ну а если Кэтрин говорит, что будет весело, — жди крови, паники, и, конечно, хорошего вина.

Я бросила взгляд в зеркало, поправила волосы, накрасила губы и улыбнулась самой себе:

— Пора снова надеть корону. Мистик Фолс скучал по своей злой фее.

И с этим настроением я отправилась в путь: устраивать хаос, сеять сарказм и, если повезёт, влезть в пару смертельно опасных романов.

Пожелайте им всем удачи. Мне не надо.

***

— Честное слово, у меня просто рейс задержали на пару дней, а ты уже со своими приколами, — протянула я в трубку с самой невинной интонацией, на которую была способна после десяти веков цинизма. — Я же говорила, что они убьют Мейсона. Ну давай честно: на его лбу было вытатуировано «жертва серии».

— Я думала, они тупые! — уже почти визжала в трубку Кэтрин, и я отчетливо представила, как она срывает свои кудри от злости. Или чужие. Там по настроению.

— Не кипишуй, я почти подъехала, — усмехнулась я, легко выкрутив руль и обогнав какого-то особо медленного «кукурузника», который, кажется, ещё с 90-х забыл, где педаль газа. — Пойдём на этот маскарад вместе. Ну, ты — как всегда в образе трагической вдовы, а я... мм, пожалуй, сделаю вид, что просто пришла за вином.

Кэтрин сбросила трубку, что было в стиле её же: бурно выйти из диалога, не попрощавшись — драматично и с пафосом. Она бы идеально вписалась в мексиканскую теленовеллу, если бы не любовь к массовым убийствам.

Я хмыкнула, чуть сильнее надавив на педаль газа. Чёрный Porsche рыкнул подо мной, как голодный зверь, и промчался мимо таблички «Добро пожаловать в Мистик Фолс».

О, Мистик Фолс...

Город, где у каждого есть скелет в шкафу, пара литров крови на совести и по меньшей мере один токсичный роман.

Как мило. Как уютно. Как... по мне.

— Мама вернулась, сучки, — пробормотала я себе под нос и включила радио, выбрав самую драматичную песню для торжественного заезда. Вечер обещал быть... маскарадным.

***

Припарковав свой чёрный Porsche рядом с уже припаркованным синим — точно таким же, — я на секунду задумалась:

«Если бы у меня были свои дети, они бы точно гнались за брендовыми машинами вместо погремушек».

Или за бутылками крови в дизайнерских термосах. Впрочем, с Каем в доме... чего только не происходило.

Я вошла в особняк, и буквально с порога в меня врезалась косметическая буря. То есть, Кэтрин металась по дому, размахивая подводками, как нунчаками, а Кай, довольный как кот на подоконнике, увертывался с нечеловеческой грацией, попутно смеясь как демонический ребёнок с YouTube.

— Что происходит? — спросила я, нахмурившись, но не от злости, а скорее чтобы не заорать от смеха. Потому что зрелище было... эпичным.

— Ты это видела?! — заорала Кэтрин, подбежав ко мне и встав прямо перед лицом.

И да, я увидела.

Вместо изящной стрелки в её стиле «роковая стерва с претензией на трон» — по её глазу красовалась жирная клякса, уходящая куда-то к макушке. Впечатление было такое, что Кэтрин попыталась нарисовать себе третий глаз, но передумала в процессе.

— Это он тебя? — сдерживая смех, спросила я, прикусывая щеку.

— Магией! — завопила она, словно я не слышала, как она с треском разнесла полкосметички о стену.

— Мне скучно было, — пожал плечами Кай, стоя с выражением полной невиновности, каким не владел даже ангел на ёлке. В руке у него ещё искрилась остатками магии подводка, словно волшебная палочка у Гарри Поттера на наркоте.

— Ах ты!.. — завизжала Кэтрин и снайперским движением метнула в него тушь, которая с потрясающей точностью врезалась ему между глаз.

Кай отшатнулся, потрогал лоб и, к моему удивлению, рассмеялся ещё громче.

— Теперь у меня тоже макияж, мы почти сёстры, Кэйтлин, — бросил он с ехидцей.

— Я Кэтрин!

— Вы оба дети, — пробормотала я, проходя мимо в гостиную. — Один — по паспорту, вторая — по эмоциональному развитию.

А потом крикнула:

— И кто-то будет это убирать, потому что я не собираюсь вытирать блестки с потолка!

Серьёзно, этот дом больше напоминал цирк, чем логово древних и опасных существ. Но, черт возьми, это был мой цирк.

— Кстати, как там Дженна? — спросила я между глотками бурбона, устроившись на подлокотнике дивана, как какая-нибудь королева, которая слишком устала от всех этих смертных дел.

— Уже не в городе, — лениво ответила Кэтрин, стирая с лица свою катастрофу имени «макияж от Кая».

Она выглядела так, будто только что пережила бьюти-апокалипсис, но, конечно, делала это с царственной грацией.

— Внушила ей уехать, как только сама приехала. И вообще, зачем тебе благополучие этой невротичной барышни?

— Она просто мне нравится, а тут... ну, смертность повышенная. Её доброта вызывает во мне какую-то странную реакцию. Возможно, это то, что люди называют «сочувствие». Хотя я до сих пор думаю, что это кислотный рефлекс, — фыркнула я, принимая бокал и залпом выдувая половину.

Кэтрин, как обычно, устроилась так, будто мы обсуждаем список гостей на балу, а не собираемся кражу века провернуть.

— Ладно, что дальше? — протянула она, скрестив ноги и перекидывая одну за другую с такой элегантностью, будто она не обсуждала сейчас воровство магических реликвий.

— Ты, как и планировала, заберёшь у них лунный камень, — я пожала плечами, — а я понаблюдаю со стороны. Если что — Кай тебя подстрахует. Ну или сожжёт кого-нибудь ненароком, тоже, знаешь, помощь по-своему.

— Ага, поддержка огнём и сарказмом, — усмехнулась Кэтрин, поднося бокал к губам.

Я допила свой бурбон до дна, с чувством поставила бокал и встала.

— Так, я пошла собираться. Уже почти вечер, а я всё ещё не готова к самому интересному: танцы, маски, кражи, убийства... вечер обещает быть чарующим, — потерла я ладони, как будто собиралась испечь печенье, а не влезть в центр сверхъестественной драмы.

— Ты, главное, не забудь надеть что-нибудь, что не испортится от крови, — крикнула мне вдогонку Кэтрин.

— Займусь этим, как только решу, хочу ли быть роковой красоткой или просто божественной катастрофой, — усмехнулась я, скрываясь за углом.

Кай уже занёс мой чемодан в дом, словно послушный мальчик. Хотя судя по выражению лица, он скорее представлял, как засовывает меня в этот же чемодан и катит обратно в Чикаго. Но я сделала вид, что не замечаю — это называется родительская мудрость.

Зашла в комнату, кинула чемодан на кровать, а сама с видом победителя «Мисс Апокалипсис-2009» тут же выудила оттуда своё оружие массового обольщения — чёрное платье. Оно было короткое, дерзкое и блестело, как слёзы покинутого любовника. Тонкие бретельки, пайетки на лифе — в общем, всё как я люблю: вызывающе и дорого.

Следом извлекла из чемодана лаковые чёрные туфли на каблуке такой высоты, что на них можно было ловить спутниковый сигнал. Пока их надевала, успела растянуть бедро, чуть не вывернуть щиколотку и дважды проклясть тот день, когда родилась с самооценкой выше среднего. Но красота требует жертв, особенно если ты — её воплощение.

Завила волосы в идеальные мягкие волны — такая причёска, которую можно разве что в сериале успеть сделать за три минуты, но я не торопилась. На лице появился вечерний макияж: стрелки, хайлайтер, контуринг, который способен вырезать скулы даже у картошки. А губы я покрыла той самой коричневой помадой, что стоит как половина годового бюджета маленького европейского государства. Потому что — почему нет?

И вот... финальный штрих — духи. Сладкие, густые, приторные до того, что у меня самой аж нос свело.

— Пчхи! — чихнула я так резко, будто меня выстрелили из арбалета (было дело). — Чёртово вампирское обоняние. Хоть противогаз надевай.

Отошла от зеркала, покружилась, наблюдая, как сияют пайетки, а волосы ложатся на плечи, будто специально для фотосессии. Была бы я мужчиной — сама бы на себе женилась. Но всё же... чего-то не хватало.

— Точно! — хлопнула я в ладоши, как будто только что изобрела вечную молодость, и вытащила из чемодана кружевную чёрную маску. Идеально. Загадка, драма, декаданс.

Надела её, снова подошла к зеркалу и кивнула отражению с удовлетворением:

— Ну всё, Калли, готова покорять маскарад. Или разрушать его. Там уж как звёзды лягут.

За окном уже стемнело — время вышло, сцена готова. А я? Я — шоу.

***

Кэтрин, как и положено драматичной героине, уже летела по особняку Локвудов с грацией пантеры в «Прада» и натянутой ухмылкой. Кай тем временем завис снаружи, потому что — та-дааам — никто из нас, вечных и прекрасных, не был приглашён. Прямо дискриминация по вампирскому признаку.

— Вот кто придумал, что чтобы войти вампиру в дом, нужно разрешение?! — буркнула я и с неженской грацией приложилась каблуком к фонтану на участке. Фонтан, в отличие от людей, не выдержал. Треснул, бедняга. И закапал. Наверное, от стресса. Благо, каблук не сломала... сама в шоке.

— Мне откуда знать? — Кай закатил глаза так, будто я лично заставила его родиться сифоном в семье без обнимашек.

— Ц, — цокнула я и посмотрела на своё магическое кольцо — спаситель всех моих шпионских вечеров. — Evanescere, — прошептала я, и исчезла.

Почувствовала себя Гарри Поттером, только в крутом платье и на каблуках. Кольцо — просто огонь. Невидимость — лучший аксессуар к моим вечерам: не полнит, не мешает и помогает подслушивать сплетни.

Пока Кэтрин уже во всю крутилась на танцполе со Стефаном, я лениво наблюдала за этим со стороны и прихлёбывала шампанское, что было скорее водой с пузырьками, чем чем-то, что может действительно расслабить первородную. Ну да ладно — вечер только начинается.

Стефан, кстати, так себе. Ну честно. Ходячая тоска с лицом вечной вины. Возможно, когда-то и был весь такой «томный красавец», но мне после сотен лет таких красавчиков — хоть стой, хоть падай.

Видели и получше.

Да что там «видели» — у меня братья такие, что нормальные люди рядом с ними чувствуют себя болотной слизью. Даже Клаус, несмотря на все его приступы маниакального контроля и «давайте устроим геноцид за завтрак», — и тот может свести с ума одним взглядом. Ну, если не считать, что сразу после этого сведёт с ума в прямом смысле и оставит тебя в подвале. Навечно. В коробке. С письмами. От него.

Короче. Танцы — не моя сцена сегодня. Я пошла искать Елену. Где? Ну, конечно же, по кустам. Сериальные девочки всегда прячутся в кустах с подружками и магией. Где ж ещё? В библиотеке, что ли?

Вроде она должна быть с этой своей ведьмой — Бонни, если память не врёт. А если и врёт, то я с ней не дружу, пусть мучается. Ну и с кем-то ещё. Кто там был в том кустовом клубе поддержки? Джереми? Мэтт? Какой-то очередной потенциальный труп в джинсах. Неважно.

Честно? За тысячу лет многое выветривается. И я, конечно, классная, но не настолько, чтобы помнить каждую сериальную второстепенную фигуру. Простите великодушно, но моя голова — это не вики по «Дневникам вампира».

Зато память у меня отличная на важное: как уничтожить тринадцать охотников за ночь, как незаметно украсть лунный камень и как вальнуть кого-то взглядом. Всё остальное — в топку.

Так что пошла я в кусты, надеясь не наступить на очередную мораль.

— О, — вырвалось у меня почти непроизвольно, когда я заметила Гилберт в кустах. И рядом с ней, как положено, её штатная ведьма Бонни и младший брат, у которого, кажется, эмоций больше, чем мозгов.

Дззз-ззз. Телефон завибрировал. Я достала его из клатча (чёрного, под маску, между прочим) и посмотрела на экран.

«Заклятие неумехи ведьмы я снял.»

Ах, Кай. Наш домашний питомец с манерами ядерного реактора и магией уровня «лучше не злить».

Как по команде, Бонни вдруг рванула куда-то в сторону особняка, будто её туда силой мысли потащили. А, ну да... её действительно туда силой мысли и потащили.

Пять минут спустя, ещё одно сообщение:

«Камень у Катараксы, мы домой.»

Я вбила в ответ лаконичное «ок» (да, без заглавной — настолько у меня всё под контролем), давно не удивляясь, что Кай коверкает имена всех, кроме меня, и снова обратила внимание на семейную драму «Гилберты и компания». Джереми что-то пробубнил и пошёл в сторону, где, видимо, снова будет получать от Бонни по эмоциональной заднице. А обиженная на весь мир Елена поковыляла в сторону парковки, в своей драматичной походке «я — жертва, но очень милая».

И как в старом-добром сценарии, за ней по пятам плетётся Стефан — весь на эмоциях, будто его кто-то прокисшим кроликом накормил.

— У неё была ведьма! — почти вскрикивает он, ходя туда-сюда, как новообращённый в кружке борьбы с вампиризмом. — Она обыграла нас!

— Я устала, Стефан... Пусть это будет проблема завтрашнего дня... — устало выдыхает Елена с таким выражением лица, будто только что лично отвела младенца от алтаря зла.

Она обходит его, как стенд с пробниками духов в торговом центре, и идёт к машине.

Я медленно и с нажимом пошла за ней. Ну, как пошла — аристократично двинулась, будто я не слежу за ней с кустов, а иду на вручение премии за лучшую роль второго плана в сериале, где все забыли, кто тут настоящая звезда.

— Вы уже достали! Давай быстрее! — рявкнула я, когда мы подошли к её машине. Да, терпение — это не мой конёк. Особенно когда я на шпильках, на маскараде, и Елена Гилберт опять разыгрывает шоу «бедная, но смелая».

Боже, какой же всё-таки театр, а не город.

О да, всё шло почти по плану... Пока этот кретин в маске позолоченного клоуна не выписал пируэт смерти прямо перед Еленой, споткнувшись то ли о воздух, то ли о своё существование.

— Какого чёрта?! — заорала я, театрально раскинув руки, будто призываю силы здравого смысла. — Так не было в сериале! — выплюнула я, как проклятие. — Apparuit! — прошипела я сквозь зубы, рассеивая заклятие, которое, судя по всему, и держало этого «похитителя» на ногах. А может, его просто мама не любила, кто знает.

Пока Елена рылась в своей сумочке, высматривая ключи (чтобы уехать в закат и снова ныть), я без лишней поэзии стукнула её по голове. Не сильно, но с чувством. Головой о капот. Классика жанра.

Та издала слабый стон и как мешок с драмой осела на землю.

Я наклонилась, схватила её за ворот и метнула прямо в сторону этого «спецагента-недоучки», который только-только поднялся на ноги, как после тяжёлой пьянки.

— Ты хотел её похитить. Ну давай уже, алкаш в маске! Всё должна за тебя делать?! — шикнула я, сверкая глазами. — Дилетант! — при этом слово звучало как приговор. — Evanescere! — сказала я, растворяясь в воздухе, как истинная королева теней, оставляя его одного с почти бесчувственной Еленой на руках и целым ворохом стыда.

Он немного помотал головой, будто ждал, что сейчас прозвучит гудок футбольного матча и он поймёт, кто победил.

Но потом, к счастью, вспомнил, зачем пришёл, и сунул Елену в багажник своей подозрительно обшарпанной машины. Вот всегда поражало: вроде планы у людей масштабные, а транспорт — на уровне «доставки картошки».

Я в это время уже сидела на переднем сидении, нога на ногу, маникюр в идеале, лицо скучающее.

— Езжай уже, Чарли Чаплин в позолоте. Пока она снова не очнулась и не начала стонать про любовь, мораль и братов.

Иногда, честно, легче самой быть злодейкой в этом сериале.

***

Боже мой, как же долго мы ехали! Я уже успела пожалеть, что не телепортировалась, не вызвала ведьму с порталом, или хотя бы не прилетела на метле, как модная ведьма 21 века (жаль я вампирша). Но увы — прокатились по всем канонам драматичного похищения.

Доехали мы наконец в какую-то глухую пустошь, где, казалось, даже белки сбежали от скуки. Нас там уже ждала машина Тревора — того самого древнего хиппи-вампира, который всегда выглядит так, будто его только что воскресили с утренника в 1500-х.

Наш цирковой клоун (тот самый недопохититель) вылез из машины, как будто он только что с миссии ЦРУ, и пошёл открывать багажник. Ну, наконец-то. Только час спустя он вспомнил, что у него там тело (которое ещё дышит, к сожалению).

Я вышла из машины, а Тревор в этот момент увидел, как дверь машины открывается сама по себе. Глаза у него были такие, будто он лично увидел призрака своей молодости.

Я захлопнула дверь — аккуратно, с хрустом — и обошла машину, пока этот клоун в маске перекладывал Елену в багажник Тревора. Ну, знаете, как сумку из одного чемодана в другой — только тут драма, кровь, маска и бессознательная брюнетка.

Села на переднее пассажирское сидение, вздохнула так, как только может вздыхать первородная, которую опять всё приходится делать самой.

— Apparuit, — прошептала я, и, о чудо, Тревор подпрыгнул как от электрошока.

Я с кошачьей грацией сняла с него очки, посмотрела ему в глаза, как учат в романтических триллерах:

— Меня здесь нет. Ты ничего не видел. — внушила я, по-матерински заботливо натягивая очки обратно на его лицо.

Он пару раз хлопнул ресницами, будто его только что поцеловала судьба. И в этот момент — тук-тук в окно. Кто бы это мог быть? Конечно же, наш уважаемый Профи Похищений.

— Что-то ещё? — спросил он, с видом человека, у которого остались вопросы по инструкции.

— Ещё кое-что, — с усмешкой ответил Тревор. — Подойди ближе.

И когда тот придвинулся, Тревор, как истинный гурман, впился в его шею, будто это была особо сочная куриная ножка после диеты.

Похитителя не стало с тем же пафосом, с каким он и появился — ноль.

Я только фыркнула.

— И это всё? — пробормотала я, откидываясь в кресле. — Хотела посмотреть кино, а вышло... мокьюментари на один зуб.

И вот мы снова в пути. Я — невидимка, Тревор — довольный, багажник — с сюрпризом. Как говорится: обычный вторник в жизни Майклсонов.

***

Когда мы наконец доковыляли до этого особняка призраков прошлого века, в котором даже пауки, кажется, обзавелись ипотекой, Тревор, гордый как носильщик на курорте, занёс Елену в гостиную. Если это, конечно, можно было так назвать — больше походило на сцену из хоррора, где люди умирают ровно по графику.

Я же, как истинная аристократка, медленно плелась за ним, стуча каблуками по скрипучим полам и попутно морща нос:

— Скоро увидимся, благородный братец, — хихикнула я, обмахиваясь невидимостью, как веером. — Хотя при его темпераменте он, скорее всего, уже тут всё проклял и перепроклял, узнав о двойнике.

Тревор аккуратненько уложил наше безжизненное сокровище на диван, который, по моим прикидкам, пережил и гражданскую войну, и пару вампирских оргий. Елена, конечно, очнулась на реплике из драмы:

— Что вам нужно? Мне больно.

Ах, классика жанра. Дайте ей Оскар за лучшую роль страдалицы в тряпочке.

Тревор, как истинный герой без мозгов, начал развязывать веревки, наклоняясь к ней со странным выражением лица. То ли хотел укусить, то ли поцеловать, то ли проверить запах волос (фетиши у вампиров бывают странные). Но увы — я его откинула, как вчерашнюю газету.

БАЦ — и он полетел, от души приложившись о стену. Взгляд, как у оленя, увидевшего фары.

— Что произошло? — появилась в дверях Роза, вся из себя такая дама с вопросами.

— Я не знаю... — ошарашенно лепетал Тревор, оглядываясь, как будто призраки реально в акции.

А я стояла рядом, смеясь в полной невидимости, словно гость на чужой свадьбе с бесплатным баром.

— У тебя есть магия?! — зашипела Роза на Елену, с таким лицом, будто она тащит секретную информацию ЦРУ. Но Гилберт лишь замотала головой — наш вечный обморок в образе героини.

— Магия? У Елены? — фыркнула я. — Не дай бог. Она и с дверными замками-то не дружит, не то что с заклятиями. И вообще, над ней измываться могут только я и Кэтрин — и то по очереди, чтобы не испортить товар.

Но, увы, меня никто не слышал. А жаль, реплики были огонь.

— Что вам нужно? — снова затравленно спросила Елена, уже второй раз — чтобы зритель точно понял, что она в беде.

Мне же вся эта дешевая драма надоела быстрее, чем реплики Стефана в первом сезоне, поэтому я сделала самое логичное — стукнула Елену по голове ещё раз.

И, о чудо — обморок 2.0.

— Может... призраки? — прошептал Тревор с расширенными зрачками, будто не только магию, но и грибочки нюхал.

А я в этот момент уже умирала со смеху, сидя на перилах и наблюдая за этим театром абсурда.

— Ох, Тревор... если бы призраки были такими злыми и остроумными, как я, ты бы уже ползал по потолку в истерике.

Вампиры наконец-то свалили, оставив после себя запах дешёвых амбиций, старой крови и драмы похлеще любой мыльной оперы. Я огляделась, медленно начала расхаживать по залу, как королева скучающая на балу, где забыли включить музыку, подать шампанское и, самое главное — достойных мужчин.

— Ну вот... — протянула я, глядя на место, где только что валялся Тревор, — одни тупицы, ни одного зрелища.

Я подошла к пыльному зеркалу, поправила маску и подмигнула своему отражению:

— Ты шикарна. А теперь остаётся только дождаться главного гвоздя этой медленной вампирской вечеринки.

Затем уселась на край дивана, поерзала — скрипнуло так, будто я уселась не на мебель, а на фантом боли всего этого дома. Я встала с кривой гримасой.

— Ну, Элайджа, братец, я впервые за тысячелетие искренне жду тебя... и где ты, черт бы тебя взял?

Я вздохнула так глубоко, что прокисший воздух с вековой пылью аж завибрировал.

Чтобы хоть как-то развлечься, пнула ближайший камень. Тот с радостным энтузиазмом влетел в заколоченное окно, оставив аккуратную царапку в форме лапки, словно бы сам дом хотел сказать: «тоже скучаю».

— Прекрасно, теперь ещё и пообщалась с архитектурой, — фыркнула я. — Осталось только завести роман с мебелью и буду как Елена — вечно выбираю неподходящих партнёров.

Я подошла к старому канделябру, ткнула в него пальцем — он чуть не отвалился.

— Элайджа, милый, либо ты сейчас входишь через эту дверь, как герой эпоса, либо я иду за тобой... и приду, клянусь, в тапках и халате, чтоб ещё больше испортить твою пафосную эстетику.

Но, разумеется, никто не входил. И потому я просто плюхнулась обратно на диван, закинула ногу на ногу и потянулась за бурбоном в маленькой фляжке в сумочке, который, как настоящая женщина, единственный никогда не подводил.

***

Кратко говоря — спустя где-то час театральной тишины и моего личного стендапа для мебели, проснулась наша местная спящая красавица, то есть Елена Гилберт, вечно сонная и вечно в беде. Потянулась, пошатнулась, глянула по сторонам и пошла... ну конечно же подслушивать вампиров, как будто за это медали выдают. Спойлер: её засекли.

— Кто такой Элайджа? — спросила она своим фирменным голосом «я ни при чём, но снова в центре ада».

И тут я, как истинный фантом хаоса, не удержалась и бросила фразочку в пустоту:

— О, Элайджа? Самый благородный Майклсон, но с характером пресс-папье. Вампир слова, но, скажем честно, не всегда. Особенно если речь идёт о твоей заднице на ритуале — там он как-то забудет, что обещал тебе жизнь, хах. Всё во имя семьи.

Но, увы, никто меня не слышал — невидимость она такая, хоть и спасает от скучных диалогов, но и драму портит.

— Наш худший кошмар, — мрачно ответила Роза, по драматизму переплюнув даже собственную прическу.

— Ну для кого как, — пожала я плечами, прислонившись к стене. — Для меня он был как заноза в заднице: глубоко, неприятно и не вытащишь без последствий.

А Елена, не понимая ни одного взгляда в свой адрес, стояла с глазами «что происходит?» и лицом «я опять в этом балагане одна нормальная». Ну ничего, родная. Это только начало.

Я встала с дивана, громко хрустнув суставами (да-да, даже бессмертные могут звучать как бабка в дождь), и попёрлась в другую комнату, куда свалили Елена и Роза — потому что а куда же ещё деваться, если не за интригами уровня подростковой драмы на фоне готического особняка.

— Кто он? Он вампир? — спросила Елена с лицом «я только что узнала, что Солнце светит».

— Один из Первородных, — ответила Роза, так буднично, как будто говорит о том, что у неё кончился сахар.

Я не выдержала и усмехнулась, закатив глаза до небес (и чуть выше).

— Да-да, «один из»... Нас, кстати, больше, чем ты думаешь, золотко. Настоящий клуб по интересам с бонусом: бессмертие и драматизм!

— Что значит Первородных? — спросила Елена. Удивлённо. Шокировано. Неожиданно. Как будто слово «первый» — это ядерная физика.

Я едва не подавилась воздухом от смеха:

— Это значит, что тебе жопа, — зловеще хихикнула я, сверкнув глазами, — а всё потому что тебе не повезло родиться с лицом, которое хочет каждый вампир, оборотень и проклятая луна в придачу. Двойник, ага.

Пока они там продолжали разбирать сюжет «Сверхъестественного на минималках», я бесцеремонно подошла к ближайшему креслу, где валялась какая-то книжонка — старая, потертая, с видом «я пережила больше, чем твоя бабушка».

Я открыла её на первой странице, ожидая, что сейчас увижу либо древние заклинания, либо рецепт шарлотки от предков.

Но кто бы что там ни писал — я точно знаю, что пока в этом доме я — невидимая, читающая и саркастичная, вся эта мыльная опера не развалится только потому, что я её держу своим весёлым присутствием.

— Мы скрываемся с Тревором уже пятьсот лет, — драматично выдала Роза, глядя куда-то в пустоту, будто ждала, что из тени выйдет хор и начнёт исполнять траурную симфонию. — А всё потому, что он обратил Катерину Петрову и даже не помнит этого.

— Потому что Хенрик внушил ему так думать, — фыркнула я, закатив глаза с такой силой, что чуть не увидела свой мозг.

Серьёзно, сколько можно мусолить одну и ту же древнюю драму? Пора уже сериал снимать, а не ныть.

— И с помощью тебя мы выпутаемся из старого замеса, — продолжила Роза, будто бы репетируя реплику из дешёвой постановки.

— Какие вы скучные, — протянула я в стиле умирающего кота на шестнадцатой жизни и с театральной ленцой бросила книгу на пол. Пыль взвилась, атмосфера трагичности усилилась. Я бы аплодировала себе, если бы не знала, что я и так звезда этого бала.

Девчонки резко обернулись, как две антенны на радиовышке, но, увы — невидимая я была всё ещё невидима.

Заклинание — bless you, магия.

Я обошла их с грацией кошки на шпильках, взяла ещё одну потрёпанную временем книженцию. Пахло сыростью, тайнами и лёгким разочарованием.

— Ты это видела? — прошептала Елена, видимо, почувствовав неладное.

И тут же получила книгой по голове. По обложке, аккуратно, с любовью. — Ауч! — всхлипнула Гилберт, почесывая затылок с видом оскорблённой героини мыльной оперы.

— Да расслабься ты, это не Некрономикон, хуже не станет, — усмехнулась я, наблюдая, как та судорожно проверяет, не осталось ли у неё на макушке автографа от Шекспира.

Скука, как известно, враг бессмертного. Поэтому я вальяжно поплелась обратно в ту самую комнату, откуда пришла, решив наблюдать издалека.

Пока Роза вдохновенно вещала Елене о каком-то лже-проклятии и страданиях века минувшего, я вальяжно развалилась на диване, начитавшись очередной главы «все смертные врут» и медленно перешла к Отче наш. Ну а что, на всякий случай. Вдруг всё-таки меня когда-нибудь прижмут и спросят: «А грехи ты свои замаливала, Каллиста?» — а я такая: «А как же! С диванчика Розы в особняке, между делом, но искренне».

Минут через двадцать — а я, между прочим, вечно живу, мне каждая минута как пятнадцать лет — Елена ввалилась обратно, как будто только что проиграла в «Кто хуже всех выглядит на фоне вампирской драмы».

Сама бледная, глаза полные трагедии, и вот почти вваливается прямо на меня, как кот на батарею.

— Вот блин, — фыркнула я, ловко увернулась и села на подлокотник дивана. Подумаешь, спасала тут ей задницу от клыков и падений, а она ещё в личное пространство вторгается.

Елена, севшая на освободившееся место, вдруг что-то нащупала под своей тощей попкой. Хватается за это как за билет в Хогвартс, разворачивает бумажку, и — о, чудо — послание от Бонни. Улыбается как будто это спасение, а не просто клочок наивных надежд, написанный под влиянием слишком большого количества сериалов.

— Радуйся пока можешь, — усмехнулась я, переплетая пальцы и глядя на неё с высоты своего вечного сарказма. — Может, я и не собираюсь помогать Элайдже, но вот испортить ему сцену, да... это прям в моём списке дел. Прям после «посмеяться над Еленой» и «отобрать у Розы последнюю нервную клетку».

Ну а что? Каждый развлекается как может. Одни ждут спасения, другие делают сюжет веселее.

***

Вот и оно — гвоздь программы, кульминация, аплодисменты, фанфары. Пока Тревор с трагическим выражением лица вещал, как Элайджа непременно превратит его в вампирскую мозаику на стене, я решила не терять время зря и пошла в коридор встречать своего благородного братца. Всё-таки не каждый день в развалюху заезжает человек, который носит костюм даже в аду.

Дверь, разумеется, скрипнула, как в самых дешёвых ужастиках — спасибо, древняя древесина, за атмосферу.

— Ну ты прямо звезда входа, — протянула я, облокачиваясь на стену. — И обняла бы, но руки заняты... держу свой здравый смысл, который вот-вот сбежит от этой всей оперы с драмой и пафосом.

Элайджа вошёл, непробиваемый как всегда, с выражением лица «я несу порядок, и вы меня недостойны». Ко мне, конечно, не подошёл — он-то думает, что меня тут нет. И правильно, сюрпризы всегда вкуснее, когда они с привкусом язвительности.

А вот Роза, вся из себя напряжённая, сразу подскочила и повела его в отдельную комнату — знаете, где обычно в кино ведут на «разговор, после которого один уходит бледный, а другой — без головы».

— Я устала бежать... ты можешь дать мне свободу, — выдала она так, будто играла на прослушивании для театра «Жертвы и Надежда».

Элайджа расселся в кресле, как король.

— Ты не у себя дома, благороднейший, — заметила я себе под нос, облокачиваясь на косяк с таким видом, будто здесь живу.

— Я могу даровать прощение тебе... и твоей зверушке... как его там зовут? Тревор? — Элайджа, как всегда, любезен, как камень на шее.

— Ага, «зверушка» с глазами котёнка и мозгами как у табуретки. Да, он самый, — фыркнула я.

— Но мне нужна причина, — всё так же невозмутимо продолжил он.

— Катерина Петрова, — объявила Роза с таким пафосом, что я чуть воздухом не поперхнулась.

— О, да, звезда всех веков и головных болей, — усмехнулась я. — Которую, между прочим, я стырила у тебя прямо из-под благородного носа, братец. Не знаю, как ты до сих пор не сдался в этой игре.

— ...Она у тебя? — спросил Элайджа, пропустив, кажется, половину биографии Катерины и всю мою иронию.

— Нет, лучше, — влезла снова Роза, за что ей отдельный «респект» — портить сюрприз, когда я так вкусно подвешиваю интригу. — Её двойник, — добавила она, будто вручила ему конфету, обёрнутую в фольгу из боли и предательства.

— Ну, — протянула я, театрально скривившись. — Этот конкретный двойник, конечно, не шибко блещет, но всё же получше той вашей Татии. Хотя... кто помнит Татию, кроме нас, психов с бессмертием?

Да, дорогой Элайджа, добро пожаловать в цирк. Я надеюсь, ты принес попкорн... или хотя бы носовой платок для слёз разочарования.

О, ну конечно! Стоило мне отвернуться на пару минут, поразговаривать с собой (а кто ещё достоин моего уровня диалога?), как эти двое — Роза с Элайджиком — вдруг нашли в себе смелость и поперлись к Елене. Без предупреждения! Без фанфар! Без меня, в конце концов!

Я мигом переместилась за спину мисс «двойник века», пока наш благородный аристократ величественно спускался к ней по лестнице, будто участвует в реалити-шоу «Холостяк: Вечность в розах и крови».

И тут... его лицо, когда он увидел Елену. Чистый «я-в-шоке-и-не-верю», с оттенками «это же Катерина? Нет... Катерина после сбоя матрицы?»

Он подлетел на вампирской скорости, почти медитируя на её лицо, и... начал наклоняться, чтобы... понюхать её?! Классика Элайджи: даже вампирский фетишизм — строго по этикету.

А я в этот момент решила: пора разрядить обстановку. И толкнула Елену вперёд. Резко. Настолько резко, что...

Та-да! Они... поцеловались.

Ну, не прям поцелуй века, но такой аккуратный «пищащие подростки в зале» чмок. Видимо, оба мозгами не поняли, что произошло, потому что отскочили друг от друга как будто поучаствовали в ритуале пробуждения чего-то древнего. Хотя ладно, в какой-то степени — да.

Я уже заваливалась от смеха, согнувшись в три погибели и вытирая слёзы:

— Ты бы видел сейчас своё лицо, Элайджа! Прямо как у монаха, которому случайно дали вместо молитвенника журнал «Playboy»!

Он, как обычно, сохранял благородное выражение лица... Только теперь оно было слегка приправлено чистым, неприкрытым офигом.

Елена стояла, глядя на него, с выражением лица «что здесь вообще происходит и почему я чувствую вину за поцелуй, которого не хотела?».

— Успокойся, Гилберт, это была проверка на подлинность. Ты сдала. Он впечатлён. Ну или в шоке. В вашем случае — одно и то же.

Ах, семейные воссоединения... Всегда приправлены лёгким трэшем и толикой театральности.

Элайджа, как всегда, включил режим «судья, присяжный и палач в одном флаконе», натянул на лицо свою фирменную маску сдержанности — ту самую, которую носит только в двух случаях: когда кого-то собирается убить... или когда кто-то внезапно целует его без предупреждения. Ага, у нас оба пункта в силе.

— Нас ждёт долгий путь, пора выдвигаться, — выдал он так, будто мы отправляемся не в поездку, а в крестовый поход против здравого смысла.

— Пожалуйста, не отдавайте меня ему... — всхлипнула Елена, бросая слезливый взгляд на Розу, как будто та была не вампиршей, а благотворительным фондом имени спасения двойников.

— О господи, драма началась, — простонала я, закатив глаза так, что почти увидела свой затылок, — ты ещё музыку из «Титаника» включи, чтоб по атмосфере подходило.

И просто... толкнула её в спину. Чуть-чуть. Ласково. По-вампирски.

Елена — девушка ловкая, но не настолько, чтобы устоять после толчка от невидимого саркастичного урагана, поэтому — бух! — на колени.

— О, ничего себе, Элайджа! Ты что, настолько хорош, что к тебе теперь только с коленей обращаются? — прыснула я. — Не знала, что у нас тут секта твоего благородия.

Он, к слову, даже бровью не повёл. Вот это выдержка. Хотя челюсть у Тревора слегка дёрнулась — либо он ржал, либо знал, что следующая сцена будет прощальной.

— Ещё одно тело — и можно ехать, — спокойно проговорил Элайджа, подходя к Тревору, будто речь шла не о жизни, а об уборке мусора.

И даже не удосужился подать Елене руку. Леди, знаете ли.

— Хоть бы помог даме, Элайджик, — усмехнулась я, наблюдая, как Гилберт сама встаёт, протирая пыль с колен. — Хотя да, у тебя же руки заняты... например, правосудием.

О, этот семейный выезд только начинается. Запаситесь попкорном, а лучше — святой водой.

Только я повернулась — буквально на секунду, чтобы ментально поблагодарить вселенную за терпение, — как бах! — голова Тревора полетела по комнате, как неудачный мяч для боулинга.

— Блин, ну вот только отвернулась! Такое шоу пропустила, — хмыкнула я, пока Роза за кадром исполняла свою драму в стиле: «Ах, Тревор! Ты был моим кровососущим идиотом!»

Элайджа, как будто убивать людей — его утреннее кардио, подошёл к Елене. Та, судя по взгляду, поняла две вещи:

1) Он — не просто «вежливый вампир в костюме».

2) Тревор — теперь мебель.

— А как же лунный камень?! — завопила она, как будто на кону стоял её выигрыш в лотерее, а не... ну, жизнь.

Элайджа вскинул бровь и включил режим следователя.

— Что ты знаешь про лунный камень?

— Я знаю, что он тебе нужен, и я помогу найти! — тараторила Гилберт с такой скоростью, как будто от этого зависело, будет ли она завтра завтракать, или будет завтраком.

— Да? Где он? — навис над ней Элайджа, как налоговая над уклоняющимся от уплаты.

— Он у Кэти, которая ждёт меня, чтобы я его забрала, — бодро влезла я, с самодовольной ухмылкой, будто только что выиграла спор с GPS-навигатором.

Но Элайджа был не в настроении для шуток. Одним рывком сдёрнул с Елены ожерелье с вербеной, швырнул его в сторону, как мусор после распаковки нового iPhone, и крепко схватил её за затылок, как будто собирался подключить к ней Bluetooth внушения.

— Скажи мне, где лунный камень, — ровно, но с таким тоном, что даже воздух напрягся.

— У Кэтрин... она его украла... — пробормотала Елена, глаза стеклянные, душа в отпуске.

А я в это время спокойно подошла, подобрала брошенное ожерелье, поправила маникюр, и аккуратно положила его в клатч, как дорогой сувенир.

— Ребекка будет рада его получить обратно, — хихикнула я. — Правда, как украшение для куклы, но всё же... память, знаете ли.

И вот на этом моменте я осознала: драма только начинается, и, как бы там ни было... я всё ещё самая вменяемая в этой комнате. Что ж, как говорится: если хочешь, чтобы всё было сделано хорошо — сиди в тени и язви с комфортом.

Послышался грохот — классика жанра. В коридоре явно кто-то устроил автокатастрофу без машины. Элайджа, как истинный Джеймс Бонд в костюме, подхватил Елену за локоть и — в лучших традициях «я тебя похищаю, не задавай вопросов» — потащил её к выходу. А я, как невидимый прицеп с комментаторским талантом, побрела следом, тихо радуясь, что сегодня не я в эпицентре драмы.

В этот момент по коридору пронёсся вампир, как ураган с париком. Я лишь слегка выставила ножку — и... БИНГО! Мой внутренний Том и Джерри аплодировал стоя. Вампир зацепился и полетел вверх по лестнице, как будто хотел перевыполнить план по полётам без крыльев.

Это, конечно же, оказался Деймон. Кто бы сомневался. Его тут же подхватил Стефан, как прилежная няня, хватающая проблемного подростка на выпускном.

— Наверху, — сообщил Стефан, проплывая мимо Элайджи.

— Внизу, — буркнул Деймон, делая разворот через весь холл с видом «я вас всех потом прикончу». Ммм, сколько злобы в одном красавчике (шутка).

Элайджа, как будто репетировал этот момент всю свою посмертную жизнь, подлетел к лестнице, но тут же — бац! — ловит кол в руку. Ах, классика: даже первородным иногда нужна страховка от бытовых травм.

Сальваторе украли девушек, и началась... внимание... пафосная речь. Та самая, ради которой Элайджа существует.

Он изящно вынул кол, словно это заноза на утренней пробежке, и спустился по лестнице так легко, будто у него не рука продырявлена, а просто маникюр испортился.

— Прошу прощения, — произнёс он голосом «я сейчас всех похороню, но сделаю это с уважением». — Кто бы ты ни был, ты сильно ошибаешься, если думаешь, что можешь победить меня. Ты не справишься. Повторяю...

И, как в лучших фильмах про мстительных джентльменов, Элайджа вырвал из стены кусок вешалки и с хрустом переломил её пополам. Я мысленно поставила ему 10 из 10 за драматургическую постановку.

— Меня не возьмёшь. Отдайте девушку. Насчёт три. Или полетят головы.

— Да, не повторяйте судьбу Тревора, — усмехнулась я, порхая на верх лестницы, как саркастичная гарпия с чувством юмора. — Он, конечно, дурак был, но хотя бы успел попрощаться с шеей.

Что сказать? Вечер удался.

О, ну конечно, как всегда — стоит лишь на секунду отвернуться, и что происходит? Двойник с гранатой из вербены устраивает деструктивный перформанс в стиле «я спасу всех, только дайте мне повыпендриваться!»

— Я пойду с тобой, — заявляет Елена, крепко прижав к боку вербеновую гранату, как будто это букет ромашек, а не химическое оружие против вампиров.

Элайджа уже телепортировался перед ней, такой весь грозный, челюсть на замке, брови сошлись в штормовое предупреждение:

— Что за игру ты затеяла? — выдал он, словно в трейлере к исторической драме.

Но нет, наша главная героиня драм решает: пора бросать гранату! Ну как же — классика! Только... упс!

Я перехватываю игрушку, потому что, ну серьёзно, гранаты в помещении?! Девочка, ты с ума сошла?

— Слишком поздно для супергеройства, дубль два, — буркнула я и швырнула гранату в стену.

Бах. Красиво. Но неэффективно. Просто запахло палёной мебелью и вербеной. Дорогой ремонт, которого нет, пошёл коту под хвост.

Елена в шоке. Элайджа в бешенстве. Ну а я — в восторге.

Всё бы ничего, но в этот момент на сцену врывается Стефан в образе Робин Гуда, с арбалетом наперевес. Серьёзно? Арбалет? Что дальше, копьё из папье-маше?

Он выстреливает, и я уже не выдерживаю:

— Эй, мою семью обижать могу только я, — зарычала я и толкнула Стефана в спину ногой, как будто выгоняю его с урока истории.

Стефан кубарем летит вниз, прямо на Элайджу. Оба скатываются по лестнице, как два мешка с глупостью и самоуверенностью. А внизу начинается смертельный балет: Элайджа поднимается, глаза пылают, готов оторвать голову, но...

Тут появляется Деймон, спасатель на чёрном сарказме, хватает обломок вешалки — и вжух! Пронзает Элайджу, пригвоздив его к стене, как картину, которая ему не нравится.

Вены чернеют, кожа сереет, пафос исчезает. Я вздохнула. Да, я знала, что так будет. Но всё равно... видеть, как брат падает в обморок с древней грацией, не доставило никакого удовольствия. Только легкое раздражение.

Стефан встаёт, ликует, как будто он тут всех спас.

Щёлк. Я свернула ему шею.

— Брат за брата, сволочи, — фыркнула я, пнув его безжизненное тело, как надоедливую коробку на пороге.

Конечно, воскреснет. Но пока пусть полежит. Остыть надо.

О, и снова овации мне одной! Потому что, ну честно — если бы не я, это всё выглядело бы как школьная драма в подвале с переодеваниями. И вот стою я, пока Елена ахает и цепляется за Стефана, как за последний нормальный день в её жизни:

— Тут точно призраки! — ахнула она, испуганно озираясь.

Ага, солнышко, тут целый театр призраков. Главная роль, как всегда — моя.

Следом пронеслась Роза, будто её зад зажарили на солнце. И Сальваторе, почувствовав неладное, не стали задерживаться: Деймон схватил Стефана на плечо, как мешок с неудачами, и помчался к выходу.

Правильно, ребята, бегите. Пока я добрая. Пока у меня просто хорошее настроение. Пока я не решила... например, оторвать кому-нибудь голову.

Хотя зачем?

Если я это сделаю — меня опять швырнет назад во времени. Нет уж. Пас.

Я развернулась и подошла к братцу, который драматично обмяк у стены, как будто его отключили от пафоса на час.

Он с головой наклонённой набок, вся такая трагедия в одном костюме.

— Не идёт тебе эта причёска, Элайджик, — хмыкнула я, убирая прядь с его лба. — Надо будет что-то посовременнее. Может... ирокез?

Провела рукой по щеке — холодной, как его шутки.

— И вообще! Ты первородный! Самый пафосный! Самый древний! А продул двум мальчикам, которые ещё в пелёнках бегали, когда ты людей на мечах шинковал. Как так-то, а?

Я достала из клатча заранее припасённую записку. (Да, я готовлюсь ко всему — вдруг братец облажается. Вот и пригодилось.)

Распечатала, убедилась, что чернила не расплылись (а то мой фляжечный бурбон успел устроить потоп).

На бумаге — аккуратным почерком:

«Мог бы хотя бы постараться, Элайджик. Было смешно смотреть. Твоя язва.»

Улыбнулась, оставила поцелуй с помадой в уголке — ну чтоб точно нашёл.

И засунула записку во внутренний карман его стильного, но уже слегка прожжённого пиджака.

— Вставай, красавчик. Тут без тебя скучно, может с тобой будет смешнее.

Вынула вешалку из его груди — с таким же удовлетворением, с каким вытаскиваешь шпильку из прически после тяжёлого дня.

Элайджа грохнулся на пол, как мешок с достоинством. А я — вышла, чинно, как будто только что не мешала сюжетному ритму всей серии.

— Эх... Что же вы без меня делать-то будете, а? — вздохнула я с театральной грустью, шагнув в лес. — Без меня же всё как-то... пресно будет.

И скучно. И слишком по сценарию.