Глава 27
Особняк Майклсонов. Мальчишник. Или как его следовало бы назвать — «Пьяная Терапия с элементами кризиса жанра».
Дом гудел басами, виски и тестостероном, но ощущение было такое, будто я находился на репетиции похорон с открытым баром.
Музыка гремела, люди орали, кто-то уже блевал на заднем дворе, но у меня внутри была тишина. Холодная и раздражающая. Потому что единственное, что я хотел — это вытащить Кристину из её девичника и утащить подальше, желательно туда, где никто не прерывает поцелуй фразой «где шампанское?»
На веранде Джереми героически проигрывал литрбол Стефану, потому что вампирский метаболизм, как оказалось, не дружит с человеческой гордостью.
— Это не честно, чувак, — пробормотал он, утирая текилу с подбородка и шатаясь, как новорождённый жеребёнок.
— Ты сам вызвал меня на дуэль, — пожал плечами Стефан, делая вид, что не наслаждается этим зрелищем как минимум наполовину.
В гостиной Элайджа с Финном сидели с выражением «мы старше всех тут и лучше знаем» — типичная семейная поза философствующих Майклсонов. Каждый с бокалом бурбона и с теми надменными ухмылками, от которых хочется плеснуть в них святою водой.
— Эта девушка точно встряхнет эту семью, — сказал Финн, делая глоток и будто заранее прощаясь со здравым смыслом.
— Иногда кажется, будто она для этого и была рождена, — усмехнулся Элайджа, чокаясь с братом, словно они обсуждают не мою будущую жену, а стихийное бедствие с каблуками.
— Нет, она рождена, чтобы сделать меня банкротом, — пробурчал Клаус, ударив кулаком по барной стойке так, что посуда задрожала.
Ему всё ещё больно, что Кристина отказалась от его «подарка» в виде острова и выбрала меня. Ах да — и то, что она не боится его. Ни на грамм.
— Она и не такое может, — хмыкнул Джереми, швыряя шарик в пластиковый стакан и мимо него. В который раз.
Клаус развернулся ко мне с выражением «объясни мне это, пока я не начал швырять мебель».
— Как ты вообще мог влюбиться в Кристину? — недоверчиво фыркнул он. — Ты же всегда говорил, что двойники тебе в печёнках.
— Какая, чёрт возьми, разница, двойник она или нет? — откинулся я в кресле, с видом царя, которому надоело слушать простолюдинов. — Я люблю её не за гены. Я люблю её потому что она — огонь. Она с характером, с ядом, с драмой, с диким желанием уничтожить — и спасать. Она дикая. И настоящая. И когда она рядом — мне не скучно. И, ты же знаешь, у меня всегда была слабость к таким барышням.
— Ага, а ещё такие барышни обычно заканчивали тем, что умирали после ночи в твоей компании, — бросил Клаус, отпивая бурбон как святую воду.
— Вот полюбишь по-настоящему — поймёшь, — фыркнул я, глядя прямо ему в глаза. — Или не поймёшь. У тебя же с чувствами всё как у микроволновки: 2 режима — разогреть и сжечь.
Клаус нахмурился. Финн засмеялся. Элайджа чуть не поперхнулся от сарказма.
А я налил себе ещё один бокал, облокотился на подлокотник и посмотрел в окно. Где-то там, в другом конце города, моя невеста, скорее всего, устраивала революцию, и, зная её, вполне возможно, уже в компании психов.
Я выдохнул. И улыбнулся. Вот за это я её и люблю.
Рик, конечно, отказался участвовать в мальчишнике. Даже не стал выслушивать, просто буркнул «нет» и ушёл, как обиженный школьник с родительского собрания. Я бы сказал, что он смирился с тем, что его любимая охотница выходит замуж за первородного вампира, но... скорее всего он просто держит в уме кол в качестве свадебного подарка.
Ирония судьбы, правда?
Охотница на вампиров выходит замуж за одного из самых старых вампиров в истории.
Боги сарказма там наверху явно в ударе.
Я сидел, попивая бурбон, когда сквозь грохочущую музыку и дружеское похмельное нытьё вдруг уловил звук телевизора.
Ага, угадайте кто?
Финн и Элайджа. Эти двое — как старушки на пенсии, только вместо вязания у них — новостные каналы. Серьёзно, каждый вечер начинается с фразы:
— А что творится в мире, Финн?
— Не знаю, брат. Включи CNN и налей бурбона.
— Вы наблюдаете задержание пьяных дебоширок на главной улице Чикаго, — проговорила ведущая новостей, с таким видом, будто рассказывает о политическом перевороте. — Как утверждают девушки, они праздновали девичник, но каким-то образом оказались в городском фонтане. Полиция гналась за ними...
— Что за? — Финн нахмурился и прибавил громкость.
И тут все резко перестали быть заняты собой. Даже Стефан с Джереми повернулись от игры — потому что когда на экране мелькает слово девичник и фонтан, в сочетании с Чикаго, это точно не к добру.
— ...около часа. Девушки сопротивлялись, но наша доблестная полиция поймала правонарушителей.
И вот он, момент истины. Камера наезжает на задний план — и там, в лучах уличных фонарей, с криками, визгом и огнём в глазах — моя невеста.
— Слыш ты! Ты вообще в курсе, кто мой муж?! — вопит Кристина, пытаясь ударить полицейского сумочкой.
Удар был поставленный. Если что, это точно та сумка, в которой она прятала ножи на охоте. Не удивлюсь, если он поймал маленький серебряный сюрприз.
— О! Нас снимают! — появляется в кадре её близняшка.
— Мы звёзды! — врывается Кэролайн, крутясь перед камерой, как будто это кастинг на «Мисс Арест».
— Да ну? — и тут в кадр влетает Бекка, вся в блёстках и с таким выражением лица, будто сейчас устроит дефиле перед камерой и потребует автограф у репортёрши.
— Полезайте в машину! — устало рявкает полицейский, заталкивая в одну машину всю женскую версию апокалипсиса.
Я уже стоял, держа бокал, и молчал. Мы все молчали. Даже Клаус, который обычно не может выдержать 30 секунд тишины без яда. Все просто впились глазами в экран.
А потом я хмыкнул. Медленно. Глухо.
— Пока я здесь тухну, моя жена громит Чикаго.
И усмехнулся. Нервно. С гордостью. И немного с паникой.
Клаус первым пришёл в себя.
— Ты уверен, что хочешь на ней жениться? У нас ещё есть пентаграмма, где можно всё отменить.
— Нет. Я хочу на ней жениться ещё больше. — Я опустошил бокал.
Потому что если кто-то и должен стать миссис Майклсон — то только та, кого арестовали за драку с полицией в фонтане на девичнике.
— Боже... — Джереми закрыл лицо рукой и медленно провёл пальцами по переносице, как будто пытаясь стереть с себя факт родства с Кристиной. — Эта семейка сведёт меня в могилу от стыда.
Голос у него был такой усталый, будто он уже мысленно готовил речь для школьной ассамблеи под названием «Моя сестра не виновата, просто её воспитывали идиоты».
— Понимаю, — тихо отозвался Стефан, хлопнув Джера по плечу.
Сочувствие было искренним — ведь и его девушка только что крутилась перед камерой.
Теперь вся Америка увидит, что прекрастная и утончённая Ребекка Майклсон на самом деле прекрасно умеет залезать в фонтаны, материться на охрану и вертеться перед объективами как участница «Дом-2: вампирская версия».
Элайджа с Финном тоже не выглядели в восторге.
Элайджа сжал челюсть так, что на скуле проступила вена, а затем, выдержав паузу, как будто медленно прожёвывая слова:
— Не могу сказать, что мне приятно видеть свою невестку и свою сестру... в качестве телезвёзд правонарушений.
— По крайней мере, они не убили никого, — добавил Финн мрачно, как будто для собственного успокоения.
— Пока, — пробормотал Клаус и... засмеялся. — Я же приставил к ним гибридов, чтобы ничего не натворили! — говорил он сквозь хохот.
Я, поправляя рубашку и поднимаясь с кресла, хмыкнул:
— Такие себе из них телохранители, раз моя невеста по телеку вещает, что её муж разберётся с копами.
Снял куртку с подлокотника и накинул себе на плечи.
— Ладно. Тут всё равно тухло, как на поминках. Я поеду за ними.
Я уже был у двери, когда обернулся через плечо и спросил, небрежно, но достаточно громко, чтобы услышали все:
— Кто-то хочет поехать со мной?
Джереми, сидящий на краю дивана, медленно покачал головой, как будто любое движение вызывало у него физическую боль.
— Нет. Если я сейчас встану — упаду. А если поеду — арестуют всех, включая меня.
— Я поеду, — тяжело вздохнул Стефан, вставая и направляясь к двери. Плечи опущены, лицо страдальческое — прям Иисус перед Голгофой.
Учитывая, что его девушка и её подружки устроили погром на весь город — он выглядел как парень, которому уже всё равно.
— Нужно будет забрать всех девушек и развести по домам, — вмешался Элайджа, плавно поднявшись с дивана и автоматически поправив пиджак, словно это хоть как-то поможет его репутации. — Я поеду на своей машине.
И тут же к нему присоединился Финн.
— Я тоже поеду, — отрывисто бросил он, не глядя ни на кого.
Я приподнял бровь.
— Финн?
Но он уже вышел за дверь вместе с Элайджей. Похоже, даже старший брат не выдержал такого позора. Или... наоборот. Решил лично проверить, что ещё натворила Ребекка.
Клаус, усевшись на барный стул, лениво потянулся и сложил руки за головой.
— Я откажусь, — сказал он со смехом. — Мне ещё предстоит всех разогнать... и Джереми проводить.
— Я не маленький, могу и сам дойти, — фыркнул Джер, закатив глаза.
— Я подвезу, — махнул я, бросая взгляд на брата.
Клаус явно наслаждался хаосом. Но зная Кристину — этот хаос только начинается.
Я уже открыл дверь, когда Стефан догнал меня. Сзади послышался глухой голос Джера:
— Если её покажут в вечерних новостях ещё раз — я съеду жить к родственникам в Денвер. Они хотя бы не позорят меня в прямом эфире.
Я усмехнулся.
— Не зарекайся, Джер. Мы ещё не видели записи с камеры в участке.
***
Благодаря вампирскому внушению нам не составило труда узнать, в каком участке отдыхали будущая невеста и её подруги.
Отдыхали — в смысле, под охраной решёток, а не в спа.
Примерно к четырём утра мы уже были у полицейского участка. Город спал, а мы стояли, как банда из плохого криминального сериала: я — руки в брюки, с максимально безразличной физиономией; Стефан — измотанный жизнью, как будто привёл меня не в участок, а на собственные похороны; Элайджа — при полном параде, выглядел как глава мафии, который пришёл выкупать своих; Финн — с таким видом изучал помещение, что я почти ждал, когда он достанет блокнот и начнёт делать пометки «тут пахнет дешёвым кофе и безысходностью».
— Мы пришли забрать, пока что ещё, Кристину Гилберт и её сообщников, — сказал я, подойдя к стойке, за которой скучал полицейский, заполняющий документы.
Тот поднял на нас взгляд и окинул таким сканером, будто мы не люди, а подозрительная посылка без обратного адреса.
— А, вы про тех теле-звёзд? — хмыкнул он.
Открыв шкафчик стола, он достал связку ключей, и я услышала этот звон — знаете, такой, каким в фильмах обычно сопровождают «приговор» или «спасение».
— Если главный даст добро, отпустим по-быстрому, — сказал он, ведя нас по коридору, пахнущему хлоркой и усталостью. — Хотя... учитывая, что кучерявая заехала ему меж глаз, когда он пытался запихнуть её в камеру... возможно, он передумает.
Речь явно о Кристине. Как минимум кучерявая в компании только она. Ну, и единственная, кто считает удар в лицо «знаком уважения».
Нас провели в комнату с камерами, где за решёткой сидели наши спящие «правонарушительницы» в стиле «вечеринка затянулась».
Рядом стоял стол «главного». На нём восседал мужик, который сейчас выглядел, будто только что проиграл в UFC. Нос разбит, фингал на пол-лица свежий и яркий, ватка в носу краснеет, как новогодний шарик.
Полицейский-экскурсовод бросил связку ключей на стол.
— Чед! Тут к особо буйным барышням пришли.
И, не дожидаясь ответа, исчез, как человек, который не хочет быть свидетелем развязки.
Чед медленно поднял на нас взгляд — и в этих карих глазах читалось одно: «Я ненавижу свою работу, вас, ваших друзей и особенно вашу кучерявую подругу».
— Так это ваши? — фыркнул Чед, выдав в голосе столько скепсиса, будто мы пришли забирать коробку с тухлыми яйцами, а не людей.
Он лениво потер нос, и прямо на пол упала ватка, пропитанная кровью. Прекрасная деталь для укрепления доверия к местным правоохранительным органам.
— Документы сначала заполните, — буркнул он, протянув нам какие-то унылые бланки. Видимо, мечтал, что мы устроим тут кружок каллиграфии и будем выводить каждую букву с любовью.
Я выгнул бровь и усмехнулся, медленно переведя взгляд на Элайджу:
— Он сейчас серьёзно? — пальцем ткнул в Чеда, как в особо редкий экспонат музея «Господи, кто тебя сюда взял?».
Элайджа тяжело вздохнул, подошёл к столу и, как истинный джентльмен, решил обойтись без насилия.
— Вы просто отпустите девушек без всех документов и забудете, что мы вообще здесь были, — мягко внушил он.
Чед послушно кивнул с выражением лица «ну да, логично» и, встав с места, взял связку ключей со стола. При этом задел кружку с холодным кофе, отчего в воздух поднялся аромат усталости, безнадёги и трёх смен подряд.
Он пошёл к камере, гремя ключами так громко, будто специально хотел создать драматичную завесу перед нашим появлением.
Спящие девушки, услышав лязг ключей о железные прутья, подскочили так, будто их собирались выгонять на зарядку в шесть утра. Макияж у всех поплыл так, что они выглядели как панды в зоопарке, которые пережили трёхдневный корпоратив. Но апогейом модного ужаса стали их наряды. На чёрных платьях Елены, Бекки и Кэролайн сияла моя и Кристинина фотография в розовом сердечке с надписью большими белыми буквами: «ДОЖДАЛИСЬ!».
— Господи, я думал, это было пьяное видение, а оно реально существует, — хмыкнул я, и Кристина тут же выпятила грудь, как будто ей вручили «Оскар» за «Лучший безумный девичник».
— О, а я говорила, что мой муж придёт и спасёт нас! — с торжествующим видом вскочила Кристина, отпихивая какую-то девушку в ультракоротком леопардовом платье, разукрашенную так, будто её макияж наносили в полной темноте.
— Да, я такой великий человек, что посреди мальчишника приехал в участок вытаскивать свою невесту, — мрачно произнёс я, уперев руки в бока.
— Вот такой у меня крутой муж, понял?! — Кристина подошла к окошку босиком, словно это была сцена из «Титаника», а не полицейского участка.
Чед возился с замком, который заело, так что выглядело это больше как нелепое свидание Кристины с решёткой.
— Меня вот другое интересует, — вдруг вмешался Стефан, прищурившись. — Вы две вампирши, — он ткнул пальцем в Бекку и Кэролайн. — Не могли просто внушить полиции вас отпустить?
Блондинки зависли. Настолько, что в их глазах можно было видеть, как маленький хомячок внутри черепа судорожно крутит колесо.
У меня сорвался смех, Стефан выдал какой-то нервный смешок, Элайджа только покачал головой, а Финн смотрел на них так, будто уже мысленно пишет строгий отчёт о служебной халатности.
— Вот объясните мне, — Кристина всплеснула руками, — мы, значит, по городам гибридов гоняем, древних на место ставим, а вы в участке тупите, как два айфона без зарядки?!
— Так... мы... — начала Кэролайн, но Кристина подняла палец:
— Нет. Не продолжай.
Скрип решётки — и заветная дверь наконец-то распахивается. Кристина не упустив момент, показала Чеду язык. Он косо на неё посмотрел, но, увы, законы приличия (и внушение Элайджи) запрещают ему ответить так же.
— Поцелуй спасителю, — распахиваю руки, ожидая триумфального момента.
Кристина останавливается напротив, вдыхает в ладошку... и тут же морщится.
— Нет, поцелуй откладывается до чистки зубов, — демонстративно морщит носик. — Я, конечно, люблю острые ощущения, но не настолько.
— Даже если ты будешь пахнуть помойкой, всё равно останешься самой любимой, — шепчу ей после того, как всё-таки ловлю её губы в поцелуе.
— Такой милый, что прямо сейчас расплачусь... — на секунду умилилась она, но тут же фыркнула. — А потом утру слёзы твоей футболкой.
— А мне поцелуй полагается? — вмешался Стефан, уже разворачиваясь к выходящей Ребекке.
— Обойдёшься, — Бекка метко швырнула в него пустую бутылку и прошла мимо, даже не оглянувшись.
— Кто-то ещё хочет поцелуй? — спросила Кэролайн, проходя мимо нас с тем самым лицом, будто раздаёт бесплатные мороженки.
— Воздержимся, — сдержанно ответил Элайджа, снимая пиджак и набрасывая его ей на плечи.
Кэролайн слегка смутилась, но мгновенно схватила его под руку, как будто так и было задумано. Он повёл её к выходу в идеально джентльменской манере, а она шла, будто снимается в рекламе шампуня.
Елена, прихрамывая, доковыляла до нас и кинула быстрый взгляд на Финна.
— А мне пиджак? — скрестила руки, будто уже знала ответ.
Финн тихо усмехнулся и небрежно сбросил свой пиджак ей на плечи. Елена поправила его и, покосившись на свои ноги в ссадинах, издала вздох, достойный театральной сцены.
— Дорогой деверь, не соизволишь ли понести мою скромную персону? — протянула она. — Я ножку ушибла.
Финн закатил глаза, но всё же подхватил её на руки.
— Мне кажется, образуется новая парочка, — заговорчески шепчет Кристина, едва Финн скрылся в дверях.
— Клаус точно сойдёт с ума, — усмехаюсь я.
И без предупреждения беру Кристину на руки. Она, естественно, взвизгивает и начинает возмущаться:
— Ты что творишь?! Я сама могу идти! — но вцепляется в мою шею так, что, кажется, кровоток перекрывает.
— Ага, вижу, как ты уверенно идёшь, — усмехаюсь, вынося её из полицейского участка. — Держись, принцесса, твой личный спасатель всегда на службе.
— Если мы сейчас упадём, я тебя прибью.
— Сначала — поцелуй, потом — прибьёшь, — подмигиваю.
Выйдя на парковку, аккуратно ставлю Кристину на ноги — хотя судя по её лицу, ей сейчас хотелось бы, чтобы я донёс её прямо до кровати... и желательно не до её. Открываю дверь своей машины, и она с театральным стоном плюхается на переднее пассажирское сиденье, как королева, которую только что вытащили из темницы.
Стефан уже сидел с Ребеккой на заднем сиденье — причём выглядел так, будто спорил с ней, кто будет сидеть ближе к окну, и, судя по его кислой физиономии, проиграл.
— Мы отвезём их по домам, — галантно объявил Элайджа, закрывая за Кэролайн дверь так, будто только что сажал её в карету в викторианской Англии, а не в машину на грязной парковке.
Я кивнул, сел за руль и выехал. Мы двинулись сквозь просыпающийся Чикаго, который пах кофе, булочками и лёгким шлейфом вчерашнего криминала. Впереди нас ждал Мистик Фолс... и, скорее всего, очередной цирк с тиграми, только без тигров, но с Клаусом, что ещё опаснее.
***
Элайджа с Финном укатили отвозить Кэролайн, а я, как добропорядочный кавалер, доставил домой Кристину, Стефана и Ребекку.
— Я отнесу её в комнату, — кивнул мне на прощание Стефан, унося на руках спящую Ребекку, как в голливудских мелодрамах, только без фейерверков и романтичной музыки.
Я же нёс свою девушку вовсе не потому, что она спала, а потому что «ноги болят». Ну, знаем мы эти отговорки... И, честно говоря, я был только за.
— Я так понимаю, репетиция свадьбы отменяется? — усмехнулся я, поднимаясь по лестнице с Кристиной на руках.
— Да, — буркнула она, обвивая руками мою шею. Её горячие ладони на моей холодной коже были как разряд тока — мурашки побежали вниз по спине.
Занёс её в нашу комнату — ту самую, что ещё пару месяцев назад была исключительно моей, а теперь в ней вещей Кристины было больше, чем моих. Дискриминация в чистом виде.
Я аккуратно опустил её на кровать, но она не убрала рук, цепко удерживая меня, не позволяя даже выпрямиться.
— Что, не хочешь... — начал я, но не успел договорить: она резко притянула меня и впилась в мои губы.
Поцелуй был жадным, требовательным, без капли стеснения. Её пальцы вцепились в мою шею, как в спасательный круг, а ногти чуть царапнули кожу, от чего я только сильнее прижал её к себе.
Я стянул обувь, и она тут же перекинула ногу через моё бедро, притягивая ближе. Я навис над ней, чувствуя, как дыхание между нами становится горячее, а границы — всё тоньше. Она прижималась так, будто собиралась раствориться в этом моменте, и, чёрт, я был готов ей это позволить.
Её губы были тёплые, вкус с ноткой чего-то сладкого и чуть терпкого — остатки вина? — и с каждым движением они становились всё требовательнее. Кристина, как всегда, не терпела полумер: она прижимала меня сильнее, словно хотела лишить возможности отстраниться хотя бы на секунду.
Я скользнул ладонью по её талии, чувствуя, как под тонкой тканью мышцы слегка напрягаются от моего прикосновения. Она выгнулась навстречу, задевая меня бёдрами, и выдохнула что-то едва слышное — то ли моё имя, то ли просто стон.
— Ты специально... — прошептал я, опускаясь губами к её шее и чувствуя, как её пульс бешено бьётся под кожей.
— Может быть, — хрипло ответила она, цепляя меня ногтями за затылок.
Я прикусил её кожу чуть сильнее, и Кристина дернулась, но не отстранилась, а, наоборот, вплела пальцы в мои волосы, заставляя задержаться там. Мой вес нависал над ней, и мне нравилось, как она дышит быстрее, будто каждая секунда между вдохом и выдохом наполнена ожиданием.
Она потянулась ко мне снова, и я ответил на поцелуй, уже не сдерживаясь — грубее, глубже, чувствуя, как всё вокруг исчезает, кроме нас двоих и этого затягивающего, почти хищного притяжения.
Её руки, всё ещё сомкнутые у меня за шеей, скользнули выше, в волосы, и она чуть потянула их, заставив меня замереть на мгновение. В её глазах — вызов, тот самый, от которого я никогда не мог устоять.
— Ну что, сдашься? — едва слышно прошептала она, и на её губах мелькнула дерзкая полуулыбка.
— Даже не надейся, — ответил я, и прежде чем она успела что-то парировать, снова прижал её к матрасу, чувствуя, как её тело поддаётся моему движению.
Кристина встретила меня напором, как всегда — не жертва, а равный противник. Наши поцелуи становились всё более сбивчивыми, дыхание — коротким, горячим. Я провёл ладонью от её талии к линии бедра, ощущая, как её сердце бьётся в унисон с моим.
— Ты... сводишь меня с ума, — выдохнул я, почти касаясь её губ, но она не дала мне отстраниться, снова притянув к себе.
Её колени обхватили мою талию, словно она решила, что отпускать меня в ближайшие часы точно не собирается. Я чувствовал тепло её ладоней на своей коже, контраст с моими холодными пальцами — и это сводило с ума ещё сильнее.
В комнате стояла тишина, нарушаемая только нашим дыханием и тихим шорохом ткани, когда мы двигались. Всё остальное — стены, время, рассвет за окном — перестало существовать.
***
От лица Кристины Гилберт
Дни и правда пролетели, словно кто-то перемотал плёнку моей жизни на ускоренной скорости. Каждое утро — репетиции, примерки, мелкие хлопоты. Каждую ночь — то бессонница от нервов, то тихие разговоры с Риком, который всё это время был моим якорем.
И вот... всё.
Подготовка завершена, платья подружек выстроились в один тон, в руках у меня — букет, к которому так и тянутся дрожащие пальцы. Белое платье кажется тяжелее, чем я ожидала, но, может, это просто вес момента. На голове — фата, чуть колышущаяся от моего собственного неровного дыхания.
Я стою в коридоре перед залом, и рядом — Аларик. Его рука уверенно лежит поверх моей, как будто говорит: «Я здесь, и ты не упадёшь». Но внутри меня всё равно клубком сжалось что-то острое и щемящее.
Я машинально думаю о Джоне. Представляю, как он стоял бы рядом, как его ладонь крепко сжала бы мою, и как он, даже не глядя, прожигал бы жениха взглядом с таким укором, что любая святая бы растерялась. Я почти слышу его ворчание, почти вижу этот недовольный прищур — и понимаю, что... да, мне бы этого не хватало.
— Всё будет хорошо, — тихо, но твёрдо говорит Рик, чуть наклоняясь, чтобы поймать мой взгляд.
В его глазах — то самое, что я давно уже забывала ощущать: безусловная защита, принятие и тепло.
Я выдыхаю, чуть прикусывая губу, и отвечаю ему слабой, но искренней улыбкой.
В этот момент дверь в зал медленно открывается, впуская ослепительный свет, блеск свечей и мягкий гул голосов гостей. И там, в самом конце, у алтаря — он. Мой жених. Ждущий.
Шаг за шагом всё вокруг растворяется, остаются только наши взгляды, которые встречаются где-то посередине длинного прохода. А внутри... внутри всё дрожит, но уже не от страха.
Шаг.
Дверь за моей спиной закрывается, и шум зала вдруг становится тише, будто весь мир замер, наблюдая только за мной.
Первые шаги... они кажутся громче, чем должны быть, каблуки отбивают тихий ритм, а сердце бьётся так, будто хочет перекричать орган.
Рик идёт рядом, его рука крепко держит мою — не даёт упасть, не даёт замедлиться. Я чувствую, как дрожат мои пальцы, но стараюсь идти ровно, потому что... я невеста, а не школьница на выпускном.
Гости поворачиваются, я улавливаю улыбки, восхищённые взгляды, даже чей-то тихий всхлип, но всё это словно за стеклом. Передо мной — только он.
Кол.
В чёрном костюме, с идеально приглаженными волосами, он будто забыл дышать. Его глаза бегло скользят по мне сверху вниз, задерживаясь на лице, и уголки губ чуть дрожат, как будто он сдерживает улыбку — или эмоции, которые слишком велики, чтобы их прятать.
С каждым моим шагом его взгляд становится теплее, глубже... И я понимаю, что он видит не только платье, фату и букет. Он видит меня — настоящую, с дрожащими руками, чуть прикушенной губой и блеском в глазах.
Я делаю вдох, а сердце предательски подскакивает, когда он едва заметно кивает, будто говорит: «Да, ты идёшь ко мне. И я тебя не отпущу».
Мы уже почти у алтаря. Рик замедляет шаг, и я чувствую, как его рука мягко перекладывает мою ладонь в ладонь жениха.
Тепло его пальцев накрывает мою руку, и весь зал исчезает — остаётся только этот момент, наши глаза и тихое, невидимое «мы», которое уже невозможно разорвать.
Кол чуть склоняется ко мне, и я слышу его голос — низкий, тихий, только для меня:
— Ты сегодня просто сводишь меня с ума... и да, я всё ещё собираюсь называть тебя своей женой.
Его губы едва заметно кривятся в том самом полусмехе, который всегда меня обезоруживает. Я чувствую, как кровь приливает к щекам, и в этот момент забываю про зал, гостей, музыку. Только он, его взгляд и это обещание в голосе, которое звучит сильнее любых обетов.
Священник даёт нам пару секунд, словно нарочно, чтобы мы могли обменяться этим немым разговором глазами. Потом его голос мягко заполняет зал:
— Дорогие друзья, мы собрались сегодня здесь, чтобы стать свидетелями союза двух сердец...
Я слышу, как гости смещаются на стульях, кто-то тихо кашляет, но всё это уходит на задний план. Мой взгляд цепляется за его — того, кто стоит рядом, и я вижу, как в уголках его глаз таится еле заметная тень улыбки.
— ...вместе разделить радость этого дня и поддержать их в обещании, которое они дают друг другу, — продолжает священник, и я ловлю себя на мысли, что его слова будто становятся нашим внутренним эхом.
Он слегка сжимает мои пальцы, почти незаметно, и это молчаливое «я здесь» оказывается сильнее громких речей. Музыка стихает, все взгляды прикованы к нам. Начинается момент, который изменит всё.
— Кристина Гилберт, — голос священника звучит ровно, но с особым уважением, — согласны ли вы взять этого человека в законные мужья? Быть с ним в радости и в печали, в богатстве и в бедности, в здравии и болезни, пока смерть не разлучит вас?
Я чувствую, как его взгляд прожигает меня до глубины души — мягкий, но с тем самым хищным оттенком, который всегда был только для меня. Он будто говорит без слов: «Скажи да... и ты моя навсегда».
Рядом слышится тихий всхлип — Кэролайн аккуратно промокает уголки глаз, стараясь не смазать макияж. Елена рядом поджимает губы, чтобы сдержать эмоции, но слёзы всё же блестят на ресницах. Ребекка, хоть и пыталась держать вид, тоже незаметно шмыгает носом.
В стороне, чуть сзади, Клаус наклоняется к Элайдже:
— Она ещё и не ответила, а уже вся сцена как из дешёвой романтической драмы, — усмехается он.
Элайджа, не отрывая взгляда от алтаря, отвечает почти шёпотом:
— Иногда драма — это прекрасно.
Слева от жениха Стефан явно борется с собой, но быстро стирает скупую слезу тыльной стороной руки. Джереми, заметив его, тихо фыркает, но тут же сам делает то же самое, будто синхронно.
Аларик, стоящий чуть в стороне, осторожно достаёт флягу, делает маленький глоток и тихо выдыхает, словно настраиваясь: «Держись, Рик... осталось немного».
Финн, стоящий чуть поодаль, наблюдает за всем с тихой гордостью, будто всё происходящее — это момент, к которому он внутренне готовился и который одобряет каждой клеточкой.
И среди всех этих движений, шёпотов и сдержанных эмоций я понимаю — в мире сейчас есть только его глаза и мои слова, которые готовы сорваться с губ.
— Да, — выдыхаю я чуть тише, чем собиралась, но так, что он всё равно слышит.
В уголках его губ мелькает едва заметная улыбка — та самая, которая всегда выводила меня из равновесия. Он отвечает почти беззвучно, только для меня:
— Умница.
В этот момент где-то сбоку Ребекка уже окончательно перестаёт бороться со слезами, Кэролайн тихо тянется к Елене, сжимая её руку, а Елена шепчет что-то вроде: «Они идеальны».
Стефан кидает короткий взгляд на Джереми, и оба синхронно усмехаются сквозь слёзы — явно понимая, что этот момент войдёт в их личный список «лучших и самых невозможных событий года».
Клаус, заметив, как Кол едва заметно коснулся моих пальцев, качает головой и шепчет Элайдже:
— Вот ведь, и всё же умудрился растопить лёд.
Элайджа лишь тихо улыбается, не споря.
Священник, словно чувствуя атмосферу, даёт секунду тишины, а потом переводит взгляд на Кола:
— Кол Майклсон, согласны ли вы взять в жёны Кристину Гилберт?..
Кол, даже не моргнув, отвечает с той самой непоколебимой уверенностью, которая всегда отличала его от других:
— Даже если весь мир будет против. Да.
И я почти физически ощущаю, как в зале стало теплее, будто воздух наполнился этим «да» больше, чем звуком — смыслом.
Сбоку я слышу тихое «О боже...» от Кэролайн, у которой явно уже кончились салфетки. Елена вытирает глаза тыльной стороной ладони, а Ребекка прикрывает рот рукой, чтобы её не было слышно, но, судя по блеску в глазах, сама еле держится.
Стефан демонстративно отводит взгляд, будто пряча эмоции, но я замечаю, как он быстро смахивает влагу со щёки. Джереми, которому вообще-то положено стоять серьёзно, в этот момент утирает глаза рукавом, а потом фыркает, будто отгоняя момент слабости.
В первых рядах Рик, сидящий рядом с Финном, незаметно отвинчивает крышку фляги, делает глоток и поджимает губы, мол, «ладно, теперь можно и расслабиться». Финн же, напротив, смотрит на нас с какой-то древней, тихой гордостью, как будто в этот момент он видит не просто пару, а часть семьи, которая наконец-то обрела целостность.
Священник чуть кивает, и в зале становится так тихо, что я слышу собственное дыхание. Он продолжает:
— Тогда, по праву, данным мне...
И моё сердце пропускает удар, потому что я знаю — вот сейчас начнётся то, что мы оба будем помнить всю жизнь.
— ...я объявляю вас мужем и женой, — голос священника мягко, но отчётливо раздаётся в полной тишине зала.
Я даже не успеваю вдохнуть, как Кол одним плавным движением тянет меня к себе, и его губы касаются моих — сначала осторожно, почти нежно, но уже через секунду я чувствую тот самый фирменный, наглый Майклсоновский напор. Зал взрывается аплодисментами, кто-то громко свистит (спасибо, Кэролайн, я уверена, это ты).
Я слышу, как Ребекка всхлипывает уже в полный голос, Елена смеётся сквозь слёзы, а Кэролайн хлопает так, что, кажется, готова сломать себе ладони. Стефан и Джереми переглядываются, пытаясь изобразить «ну да, мы не плакали», но оба выглядят так, будто только что вышли из душа без полотенца для лица.
— Ну, всё, — тихо говорит мне Кол, когда мы наконец отрываемся друг от друга, — теперь ты официально моя.
— Мечтай, — отвечаю я так же тихо, но, судя по его ухмылке, он прекрасно понимает, что я не до конца серьёзна.
Где-то сбоку Элайджа и Клаус всё ещё перешёптываются. Я краем уха улавливаю:
— Думаешь, продержатся? — спрашивает Клаус, чуть склонив голову.
— Учитывая, кто они оба? — Элайджа слегка усмехается. — Это будет либо вечно, либо закончится фейерверком.
Финн всё так же сидит, сложив руки, и смотрит на нас так, будто этот момент — что-то священное. А Рик, опустошивший флягу до половины, криво улыбается и поднимает её в тост — в мою сторону.
Мы с Колом идём по центральному проходу, под заливистый смех, аплодисменты и чей-то откровенный визг — да, это точно Кэролайн. На нас летят лепестки роз, и кто-то (я подозреваю Ребекку) ухитряется метнуть их так, что один прямо прилипает мне к губам. Кол с самым серьёзным видом убирает его пальцами... и специально медлит, будто обдумывает, не стащить ли ещё один поцелуй прямо на ходу.
— Только попробуй, — шепчу я ему, — и я заставлю тебя бросать букет вместо меня.
— О, я был бы невероятно грациозной невестой, — ухмыляется он, — но ты же не хочешь, чтобы я привлёк больше внимания, чем ты?
Мы уже почти у дверей, как Клаус, стоящий сбоку с бокалом шампанского, лениво бросает:
— Ну что, счастливые? Хоть кто-то помнит, что я оплатил этот цирк?
— Конечно, — не моргнув, отвечает Кол, — я каждый раз думаю об этом, когда вижу твой мученический взгляд на пустой банковский счёт.
— Банковский счёт у меня в порядке, — парирует Клаус, но глаза всё-таки прищуриваются.
— Не переживай, Ник, — добавляю я, проходя мимо, — если что, можем вернуть половину денег... за вычетом моих духов, туфель, платья, тортов и декора.
— То есть ничего? — уточняет он, чуть приподняв бровь.
— Абсолютно верно, — киваю я с самой ангельской улыбкой.
За спиной раздаётся тихий смешок Элайджи, и я слышу, как он шепчет Клаусу:
— Считай, это была твоя благотворительная акция года.
А мы с Колом уже выходим на улицу, где солнце слегка ослепляет, и, пока гости начинают высыпать следом, он тихо наклоняется к моему уху:
— Ну что, миссис Майклсон, готова сбежать с вечеринки?
— И лишить Клауса удовольствия смотреть, как я опустошаю его свадебный бар? Даже не надейся.
***
Банкет уже в самом разгаре — бокалы звенят, смех перекрывает музыку, кто-то уже явно перебрал (я косо глянула на Аларика, и он сделал вид, что фляги в руках у него нет... хотя все мы знаем, что она у него есть).
Кол встаёт, поднимает бокал, и все мгновенно притихают. Я уже знаю этот взгляд — он сейчас скажет что-то такое, после чего половина зала будет хохотать, а вторая половина поперхнётся шампанским.
— Дамы и господа, — начинает он, обводя зал взглядом. — Сегодня я женился. Добровольно. И трезвым. Это уже достойно отдельного памятника.
Смех катится волной, а он продолжает:
— Но главное — я женился на женщине, которая смогла не только украсть моё сердце... но и успешно обчистить кошелёк моего брата.
Клаус в ответ только поднимает бровь, но я вижу, как у него дёргается уголок рта.
— И да, — Кол наклоняется чуть ко мне, но так, чтобы все слышали, — именно поэтому я знаю, что она моя родственная душа: никто в этой комнате не умеет тратить деньги так же талантливо, как мы с ней.
— Ошибаешься, дорогой, — подхватываю я, поднимаясь со своим бокалом. — Я трачу их ещё талантливее. Особенно если они не мои.
Гости взрываются смехом, и я, не давая им остыть, добавляю:
— А ещё хочу поблагодарить Клауса за то, что он оплатил всю эту роскошь. Ник, правда, это было невероятно щедро. Но не переживай — мы обещаем в следующем году устроить ещё одну свадьбу. Ну, просто так... ради веселья.
Клаус отпивает из бокала с абсолютно ледяным выражением лица.
— Если только она не будет моей, — сухо бросает он.
— Сомневаюсь, что ты найдёшь кого-то, кто согласится выйти за тебя без гарантий полного финансового обеспечения, — парирую я.
Смех снова взрывается, и Кол, глядя на меня с этой своей наглой улыбкой, тихо шепчет:
— Вот за это я тебя и люблю... хотя иногда боюсь.
Гул в зале постепенно сливается в единый хор:
— Гоооорько! Гоооорько!
Кол бросает на толпу такой взгляд, будто ему только что дали зелёный свет на эпический перформанс. Он поворачивается ко мне, ухмыляется своей фирменной «сейчас будет что-то опасное» улыбкой и громко заявляет:
— Ну что ж, дамы и господа, раз вы этого хотите... вы это получите.
Не успеваю даже вдохнуть, как он подхватывает меня на руки. Стулья скрипят, кто-то визжит от восторга, кто-то хлопает. Кол уверенно шагает к центру зала, при этом ухитряясь держать бокал в одной руке (и я искренне не понимаю, как он вообще удерживает равновесие).
— Кол! — шиплю я ему, цепляясь за его плечо. — Ты серьёзно?
— Абсолютно, — отвечает он и, не давая мне шанса сбежать, слегка наклоняется... а потом — чёрт возьми! — закручивает меня, как в каком-то старом голливудском фильме, и притягивает к себе в долгий, демонстративный, чертовски наглый поцелуй.
Толпа воет, аплодирует, кто-то кричит: «Дайте детям выйти, это слишком!»
Клаус только закатывает глаза, Элайджа, кажется, впервые за вечер прикрыл рот ладонью, чтобы скрыть улыбку.
Кол отрывается, не спеша ставит меня на ноги, и с самодовольным видом поворачивается к залу:
— Надеюсь, теперь все довольны. А если нет... мы можем повторить.
— Только попробуй, — отвечаю я сквозь смех, но он уже снова тянется ко мне, явно намереваясь проверить, насколько громко гости смогут кричать «Горько» второй раз.
Кол опустил меня на стул, но держал за талию, будто опасался, что я сбегу. Я, поправив платье и пригубив шампанское, оглядела зал. Картина была... ну, в стиле Майклсонов: хаос, блеск и чуть-чуть угрозы жизни.
Стефан и Ребекка кружились в центре, и, судя по их взглядам, вокруг них давно уже не существовало остальных гостей. Ребекка улыбалась так редко и так искренне, что даже Кол заметил:
— О, смотри, моя сестричка улыбается... неужели свадьбы на неё так действуют?
Елена, сидевшая рядом, заливалась шампанским, чтобы не заплакать снова. Щёки уже порозовели, и она то ли собиралась встать и пойти танцевать, то ли упасть в мои объятия, расплакавшись.
Кэролайн уже вовсю отплясывала с Элайджей. Он, как всегда, идеально сдержан и прямой, но каждый раз, когда Кэролайн раскручивала его в повороте, он едва заметно улыбался — и это выглядело ещё забавнее.
Джереми ошивался у пирамиды из бокалов, с видом человека, который точно собирается что-то уронить, но ещё не решил, случайно это будет или специально.
Клаус и Рик сидели в углу с бутылкой чего-то явно крепче шампанского.
— Моя любимица, — вздохнул Рик, глядя на меня. — Когда она только успела вырасти?
— Дети быстро растут, — так же театрально вздохнул Клаус, делая глоток.
Финн, будто выбирая момент, подошёл к Елене и протянул руку. Она, чуть замявшись, но с лёгкой улыбкой, согласилась и встала. Через минуту они уже двигались в танце — он, старомодно галантный, она — явно смущённая, но счастливая, что её отвлекли от лишнего бокала.
В воздухе стоял запах цветов, вина и чего-то поджаренного с кухни. Музыка лилась рекой, а за каждым столом кто-то громко смеялся, что-то спорил или пытался кого-то перетанцевать.
Свадьба шла своим чередом — атмосфера была наэлектризована и наполнена эмоциями. Конкурсы, которые устроили для гостей, вызвали настоящий фурор.
Особенно запомнился тот момент, когда Клаус с легкостью переиграл Аларика в забавной игре на ловкость и хитрость, оставив всех в восторге и улыбках. Аларик только покачал головой, признавая поражение, но с юмором — такой ход развеселил даже самых строгих.
Танец жениха и невесты — то есть мой и Кола — стал едва ли не центральным событием вечера. Мы сделали первый шаг на паркет, но платье, сшитое специально для меня, оказалось настолько пышным и сложным, что Кол, стараясь удержать меня, чуть не запутался в его складках. Его рука то и дело скользила по тонкой ткани, а я, пытаясь сохранить равновесие, тихо рассмеялась, почувствовав лёгкое щекотание нервов и счастья. В итоге мы всё же вышли из этой небольшой комической передряги, и гости встретили наш танец аплодисментами и улыбками.
Затем начались общие танцы — казалось, будто все танцуют так, будто завтра не наступит. Люди и нелюди кружились, смеялись, пели вместе музыку, забывая о мире за стенами зала. Энергия была заразительной — даже самые скованные гости позволяли себе расслабиться и уйти в ритм.
Особенно забавной стала Ребекка, которая неожиданно словила мой букет невесты.
Сразу после этого она визжала и заявила, что теперь Стефан обязан сделать ей предложение. Сам Сальваторе, хоть и был немного ошарашен такой напористостью, лишь усмехнулся и никак не возражал — возможно, ему тоже понравилась эта неожиданная игра чувств. Все вокруг взорвались смехом и шутками, атмосфера стала ещё теплее и дружелюбнее.
Но не всё шло так красочно и спокойно, как казалось — в нашем мире, да и в этом городе, спокойствие всегда было редкостью.
Стоило нам с Колом разрезать свадебный торт, и официанты начали разносить кусочки гостям, как дверь зала неожиданно распахнулась.
— Моника? — вырвалось у меня, когда в комнату вошла темнокожая ведьма в тёмном платье, держащая в руках аккуратно упакованную коробку в красной оберточной бумаге с белым бантом.
— Думала, опоздаю, — усмехнулась она, слегка поклонившись. — Из Нового Орлеана добираться, знаете, не так просто.
Я бросила боковой взгляд на всех Майклсонов — кроме Финна, все напряглись, словно почуяли неладное.
— Поздравляю с свадьбой, голубки, — протянула Моника коробку.
Я приняла подарок и передала его официантке, пытаясь скрыть лёгкое волнение.
— Кто это? — спросил Элайджа у Ребекки, заметив, что сестра узнала ведьму.
— Моника, — кивнула Ребекка. — Она была на моём девичнике. Клаус приставил её к нам, чтобы следить.
— Я её не знаю, — нахмурился Клаус, и вся атмосфера в зале изменилась — сверхъестественные существа тут же насторожились, готовые к любому развитию событий.
— Не стоит, — хмыкнула Моника, словно ощущая на себе взгляды и напряжение. — Я пришла благословить молодожёнов.
Её хитрая ухмылка и красноречивый взгляд на мой живот не оставили сомнений — это не просто визит с подарком.
— Один подарок я уже дала на девичнике, — продолжила она, — сегодня же лишь формальность.
— Какой подарок? — переспросила я, чувствуя, как сердце начинает биться быстрее.
— Кровь двойника — довольно удивительная вещь, — начала Моника, её голос стал чуть зловещим. — Скрывающая лазейки для любого чуда.
— Что ты несёшь? — встал передо мной как живая стена Кол, его взгляд был острым и защищающим.
— Я принесла счастье, — развела руками Моника и посмотрела на меня через плечо Кола. — Не ты ли мечтала о детях?
Я скрестила руки на груди, пытаясь казаться спокойной.
— И что? — спросила я. — Откуда им взяться?
Моника перевела взгляд на Кола, который сжал кулаки, пытаясь скрыть волнение.
— Первородный вампир, созданный с помощью крови двойника, — сказала она, — и двойник с уникальной кровью. Как думаете, каковы шансы, что у вас будут дети?
— Ноль? — выдохнула я с горечью.
— Только если без помощи тёмной магии, — усмехнулась ведьма.
— Ты практикуешь тёмную магию? — нахмурился Кол.
— Поэтому я здесь, — она повернулась к Клаусу, — твой названый сын Марсель возомнил себя королём Нового Орлеана.
В зале повисла мрачная тишина, глаза Клауса потемнели.
— Марсель мёртв, — пробормотал он сквозь сжатые зубы.
— Жив, — фыркнула Моника, — и превратил Новый Орлеан в хаос. Он запрещает ведьмам колдовать, а оборотней истребляет. Вот почему я здесь.
Она подняла подбородок, глядя на всех с вызовом.
— Если я сниму заклятие, которое наложила на Кристину неделю назад, она сможет забеременеть, — сказала Моника твёрдо. — Но это разовая акция. А в обмен требую, чтобы ты приехал в Новый Орлеан и уничтожил Марселя.
— Что за бред? — фыркнул Клаус.
Элайджа подошёл ближе к Клаусу, глаза его блестели.
— Может, стоит сначала выслушать? — осторожно предложил он.
Я крепко сжала локоть Кола, почувствовав, как его тело напряглось, будто готовясь к битве.
Он повернулся ко мне, и в его взгляде я прочла понимание.
— Кол... — прошептала я.
Ему не нужны были слова, он уже всё понял. Это был шанс — шанс на то, чего нам было закрыто. Стать родителями. Так не судьба ли? И я не собиралась упускать эту возможность — даже если придётся самой сразиться с неким Марселем.
Клаус что-то недовольно пробормотал себе под нос — слова было трудно разобрать, но по его тону я поняла, что в них точно не было ничего вежливого. Он резко махнул рукой Монике, мол, «пошли», и направился к выходу. Его шаги были быстрыми и резкими, словно он едва сдерживался, чтобы не превратиться прямо здесь в бурю.
Ведьма легко заскользила за ним, не теряя своего самодовольного выражения лица, а за ними, как тень, двинулись Элайджа, Кол и Ребекка. Финн, как обычно, остался стоять чуть в стороне, наблюдая за всем с холодным интересом, но через пару секунд тоже последовал за семьёй.
Зал заметно опустел, и оставшиеся гости начали перешёптываться, кто-то пытался делать вид, что ничего необычного не произошло, а кто-то уже явно придумывал сплетни, которые завтра разлетятся по всему Мистик Фоллс. Музыка всё ещё играла, но ноты казались натянутыми, как струна, готовая лопнуть.
Я стояла на месте, словно меня прибили к полу, и только почувствовала, как ко мне с двух сторон подошли Елена и Кэролайн.
— Неужели это мой шанс? — прошептала я, прикрывая рот ладонью, чтобы сдержать дрожь в голосе.
Елена нахмурилась, но в её глазах мелькнуло что-то похожее на надежду.
— Криси, ты же понимаешь... это ведьма. С ней надо быть осторожнее, — тихо сказала она, хотя в её голосе сквозила неуверенность, как будто она сама хотела верить, что всё это реально.
— Осторожнее? — фыркнула Кэролайн, но уже тише добавила: — Я вообще не понимаю, как это возможно... но, если Моника не врала... это было бы чудо.
Я сжала бокал шампанского так, что побелели пальцы. Чудо. Это слово звучало слишком красиво для нашего мира. Но ведь даже чудеса нужно отвоёвывать.
— Так! Свадьба продолжается! — громко прикрикнул Рик, хлопнув в ладони так, будто хотел выдернуть всех из только что повисшего в воздухе напряжения.
Музыка робко усилилась, гости вновь зашевелились, но разговоры всё ещё были вперемешку с любопытными взглядами на дверь.
Я поставила бокал на ближайший столик и медленно пошла обратно к своему месту, но ноги были ватными, словно я шла сквозь вязкий туман.
Ребёнок. Это слово крутилось в голове, заполняя каждый уголок мыслей.
Если он у нас появится... как это будет? Кто родится — мальчик или девочка? Какое имя мы придумаем? Или два? Какая у него будет... сущность? Будет ли он или она простым человеком или вампиром? Может, в нём пробудится магия? Учитывая гены Кола, это не казалось невозможным. Кол как-то рассказывал, что, будучи человеком, он был ведьмаком, как и его мать Эстер... ту самую, которую я убила. Эта мысль кольнула, но не перебила головокружительное ощущение — я думала о ребёнке.
Нашем ребёнке.
Поглощённая этим, я пропустила всё вокруг: как Джереми всё-таки уронил пирамиду из бокалов, и она разлетелась с хрустом по полу, вызывая у гостей смешки и хлопки; как Рик, бросив через плечо короткое «Скоро вернусь», вышел из зала, очевидно, к Майклсонам и Монике; как Елена и Кэролайн уже вовсю строили планы быть крёстными моего ребёнка и, судя по довольным лицам, мысленно потратили все деньги Клауса на детские вещи и игрушки.
Я подняла взгляд на дверь, сердце бешено забилось. Подхватив полы платья, я встала и направилась к выходу — участвовать в переговорах, услышать каждое слово, ведь речь шла о моём будущем.
Но, не успела я дойти, как дверь резко открылась. На пороге стояла Моника, а за её спиной — все Майклсоны и Рик. Их лица были серьёзными, но не злыми, скорее сосредоточенными, как будто они только что заключили сделку, от которой зависело слишком многое.
— Ещё раз поздравляю со свадьбой, — сказала Моника, беря мои руки в свои. Её пальцы были тёплыми, но в этом тепле чувствовалась сила. — Возможно, когда я вернусь в Новый Орлеан, меня убьют... но я буду смотреть по ту сторону, как растут твои девчонки.
— Мои дев?.. — не успела я договорить, как перед глазами полыхнула яркая вспышка, белый свет разрезал всё вокруг. Моё тело затрясло, будто в него влили кипяток, и каждая клеточка начала гореть, вспыхивать изнутри. Сердце колотилось в ушах, ноги подкосились, и я ощущала, как скатываюсь в темноту.
Последней мыслью, прежде чем провалиться, было простое, оглушающее:
«Я стану мамой».