Глава 22
Прошла неделя с того самого «великого воссоединения семьи первородных», и я уже начинала сожалеть, что тогда не закинула в гроб Кола немного святых трав. Хотя бы для баланса нервной системы. За эту неделю Кол успел вырасти в масштабах моего личного ада, от ролевого «фальшивого парня» до полноценной повседневной головной боли.
Он, внимание, пошёл учиться в школу. В ШКОЛУ. Первородный. Тысячелетний. С видом «да, это мой крест, страдать в кабинете химии с подростками». А главное — пошёл именно в МОЙ КЛАСС. Видимо, ад, о котором говорят в книгах, был недооценён.
Елена периодически подходила ко мне с глазами, полными беспокойства и вопросов в духе:
— Зачем первородные идут в школу?..
А я смотрела на неё и внутренне вопила: Девочка, если бы я знала, я бы уже сбежала в Тибет!
Кэролайн... ах, Кэролайн. Она вдруг начала находить общий язык с Ребеккой. И теперь они, как два злобных единорога, ходят по школе, зажимая меня между собой, и измываются надо мной. Причём не злобно, а вот это вот: «Ой, Криси, ты что, сама хочешь нести учебники? Дай сюда!» А взгляды между ними каждый раз такие, будто это война за лучшую подругу в духе «Она меня любит больше!» Я — в центре. Я — трофей. Я — мученик этого треугольника.
А Кол... Кол живёт в своей реальности. Он терроризирует меня в своей фирменной манере: то цветы в шкафчик засунет (без воды, конечно, спасибо, Кол), то записку в тетрадь вложит с фразой типа: «Как там наш мешок крови?» То просто смотрит с конца класса так, что даже училка начинает путаться в теме урока.
В один день, когда я уже была на грани срыва, сцена была такая:
— Кол, мы не будем встречаться по-настоящему! — выпалила я, хлопнув дверцей шкафчика так, что оттуда вывалился чей-то носок. Книга прижата к груди, драматизм — на максимум.
Кол, который стоял рядом с видом «я тут просто случайно», вскинул бровь.
— Я и не предлагал, — ответил он, будто я разбила его сердце, а не отказалась от психотерапии с привкусом вампира. Забрал мои учебники, как джентльмен с пассивной агрессией, и пошёл в сторону кабинета биологии. Спокойный. Молчаливый. Подозрительно нормальный.
Вот и пойми этого психа.
Иногда мне кажется, что он просто крутится вокруг меня, чтобы выбесить Клауса. Типа: «Смотри, братик, я вот рядом с твоим мешком крови. Бесишься? Что если мы уже встречаемся? Что если я подсыпал тебе аконит в шампунь? Спишь спокойно?»
Но иногда... иногда он смотрит как-то иначе. Не как «раздражение номер один», а как будто что-то знает. И я, честно, не уверена — стоит ли этого бояться. Хотя, зная первородных, всё, что у них в голове, — это либо сумасшествие, либо месть, либо импровизация на фоне обеих.
А может, он просто... скучает. И решил, что моя жизнь — удобный способ развлекаться. Ну, а я, как обычно, в эпицентре урагана. На каблуках. С учебниками. И с глазами в стиле «господи, дай мне святости, или хотя бы лопату».
Кстати, о недвижимости. Особняк, который мне великодушно вручил Клаус — как будто это шоколадка, а не многомиллионный дом с привидениями прошлого — оказался, угадайте где? Правильно. По соседству с его. Не прям «забор в забор», но достаточно близко, чтобы в гости ходить без телепорта. Особенно по сравнению с моим старым милым домиком Гилбертов. Там, где каждый скрип пола звучал как отчаянный крик: «сожгите меня, я больше не могу».
Дом, конечно, нуждался в ремонте. Сильно. Стены, окна, крыша, душа дома — всё кричало: «SOS!» Поэтому, недолго думая, я выставила Клаусу счёт. Ну, вежливо, конечно. Просто попросила выделить немного средств и пару гибридов, чтобы они наконец перестали шататься по миру, как безработные со сверхспособностями. Серьёзно, пусть хоть гвозди забивают, если уже не захватывают мир.
Клаус, как и ожидалось, заскулил:
— Ты просто хочешь обобрать меня до гроша, Криси!
Но, стоило Элайдже бросить на него один из своих фирменных укоризненных взглядов «разочарован, но не осуждаю», как он смирился. И пошёл финансировать ремонт. Победитель? Очевидно — я.
А ещё через пару дней после той великой семейной драки на поминках, у моего нового особняка припарковалась Porsche. 2009 год. Ярко-красная. Настолько красная, что её было видно даже с Луны. Настолько быстрая, что я могла уехать от любой проблемы. Почти.
У неё, правда, был один недостаток — два места. Только я и пассажир. Всё. Точка. Ни книг, ни Елены, ни, Кэролайн, ни Ребекки. Даже кофе ставить некуда. Машина для драматичных выездов, а не практичности. Зато как ехала! О, как ехала...
А свою старенькую, но родную Chevrolet Camaro я отдала Джереми. Да, было больно. Да, я чуть не плакала. Но... он всё-таки мой брат. Маленький, надоедливый, но любимый.
И вообще, я не настолько жадная. Особенно если мне уже подарили особняк, машину и армию гибридов на подхвате. Чувствую себя почти, почти Кэтрин. Только с совестью. Иногда.
О, а Деймон... Этот вечный ходячий хаос с глазами «прости, я был идиотом, но красивым же». Он пытался поговорить со мной. Не один раз. Несколько. Слишком много раз. Появлялся как тень на фоне солнца: «Криси, давай обсудим...»
И каждый раз я выдавала одну и ту же реплику, чётко, холодно, с отточенной жестокостью:
— Раз тебе месть была дороже меня, нам не о чем говорить, — и захлопывала дверь прямо перед его красивой, но, увы, предательской физиономией.
Почти театрально, если бы не то, что я делала это буквально — в пижаме, с чашкой кофе и списком строительных задач в руке. Потому что, да-да, я параноик. У меня ремонт. А это значит — каждый гвоздь, каждая розетка и каждый кусок обоев под моим личным контролем.
Гибриды, которых я приставила к строительству (спасибо, Клаус, за бесплатную рабочую силу), естественно, навострили уши, едва услышали голос Деймона у порога. Один даже уронил шпатель. Другой замер с обоями в руках, будто поймал волну вампирского сериала в реальном времени.
Я резко обернулась, скрестив руки и излучая власть и неудовлетворённость начальника.
— Чё остановились? — хлопнула я в ладоши. — Работаем, мальчики! Это не сериал, это стройка. Обои сами себя не приклеят, и уж точно не на слухах.
Гибриды закивали и снова задвигали лестницы, как школьники, которых застали за просмотром YouYube во время контрольной. Один что-то пробормотал про «девушку с характером». А я подлила кофе и пошла на веранду.
Потому что у меня и особняк, и Porsche, и гибриды, и список задач. А вот у Деймона — только пустая дверь перед носом. Как он там говорил? «Это ты всё испортила»? Нет, милый. Это ты всё потерял.
В дверь вдруг влетел кто-то с такой скоростью, что я чуть не устроила себе кофейный душ прямо на себя.
— Криси! — в слезах вбежала Ребекка, словно в неё врезался грузовик чувств, и крепко обняла меня. Кофе, конечно, тут же решило устроить праздник на полу — спасибо новенькому паркету, который гибриды ставили всего пару часов назад.
Один из гибридов мгновенно прикрыл взглядом это «кофейное ЧП», как охранник на концерте, чтобы я не выдала миру своего внутреннего монстра.
— Что случилось? — спросила я, балансируя между чашкой и списком дел по ремонту. Обнимать первородную было проблематично, но зато у меня теперь многозадачность уровня «супергерой с кофе».
— Клаус... он... — всхлипнула Ребекка, и я чуть не покосилась на гибридов, молча посылая им мысленную команду: «Пошли вон, нечего глазеть, вас не просили на драму!»
Гибриды ретировались, скрываясь за углом, как будто это была не ремонт, а поле боя эмоций.
— Давай по порядку, — попросила я, аккуратно ставя чашку и список на столик для веранды (прямо тот, что Клаус купил — чтобы у меня было на что бросать кофе, если что).
Ребекка села, но тут же ойкнула и, подняла рулетку с кресла, метнула в сторону и вернулась обратно, как будто это был бой с невидимым врагом.
— В последнем гробу... — начала она, глотая комок в горле, — оказалась наша мать. Бонни помогла открыть гроб мне с Колом, и... не спрашивай зачем, но она была жива. И когда мы привели её к остальным, она сказала, что прощает Клауса.
Я, честно говоря, попыталась уместить это в мозгу, но оно как-то отказалось загружать эту новую версию истории.
— За что? — выдала я, пытаясь понять, где здесь кнопка «перемотка».
— Это Клаус её убил, — прошептала Ребекка, словно сказала «он оставил крышку открытой на туалете».
— О боже, — выдохнула я, ошарашенная настолько, что даже кофе на столе перестало пузыриться.
И в этот момент мне подумалось: А может, это просто ещё одна странная серия в бесконечном сериале под названием «Семейка Первородных»?
— Подожди... — я медленно выпрямилась, сложив руки на коленях. — То есть... В гробу, который вы с Колом открыли, — просто ради интереса, потому что, ну а что, хуже уже не будет, — оказалась живая мама. Живая. Мама. И... вы её притащили домой, как щенка с улицы?
Ребекка молча кивнула, вытирая глаза.
— А потом, — продолжала я, чувствуя, как у меня в голове постепенно сгорает логика, — эта мать, которая должна была быть мертва, как мне, кстати, с гордостью рассказывали, простила Клауса? За то, что он, цитирую, убил её?
— Да, — сдавленно ответила она.
— Ну, прекрасно. Просто идеально, — я театрально хлопнула в ладоши. — А я, наивная, думала, что мой дом, забрызганный кофе и проклят незваными гостями, — это предел безумия на этой неделе. Но нет. Тут у нас семейная встреча с воскрешением, прощением убийства и, возможно, чай с печеньем.
Я прикрыла глаза, вдохнула. Считала до трёх. Не помогло.
— Значит, Клаус убил собственную мать. А теперь она его простила. А ты в слезах прибегаешь ко мне, потому что... — я посмотрела на Ребекку с изогнутой бровью, — ...ты не знаешь, как с этим жить? Или потому что у нас тут очередной сезон «Как я встретила вашу мертвую маму»?
Ребекка всхлипнула, но губы дёрнулись в жалкой попытке улыбки.
— Просто... это неправильно. Мы думали, она мертва. Я... любила её. И вдруг — вот она, и она всё прощает. А он — просто... как будто ничего не случилось. Как он мог? Он врал мне.
— Милая, это потому что Клаус — король в номинации «Как притвориться жертвой в ситуации, где ты устроил весь ад». Ты думаешь, он первый раз так делает? Ты же знаешь его тысячу лет.
Я взяла свой список задач, ткнула в пункт «проверить проводку» и задумчиво добавила карандашом: проверить, не прячется ли в подвале ещё кто-то из их родственников.
— Окей, — сказала я, поднимаясь. — Значит, ваша мать вернулась. Отлично. Предлагаю три варианта: Устроить ещё одну вечеринку в стиле «О, ты жив?» Записать всё это на скрытую камеру и продать как реалити-шоу. Или, как обычно, притвориться, что мы просто ещё не сошли с ума.
Ребекка посмотрела на меня, будто я — её последняя надежда на здравомыслие. А у меня в голове уже вертелся только один вопрос: Что дальше? Папа вернётся? Ах да... он уже мёртв. Хотя с этой семейкой, кто его знает... Майкл, скажи, пожалуйста, что ты мертв окончательно...
— Если ты обижена на ложь брата за то, что он не признался, что убил вашу мать... — протянула я, вытаскивая карандаш из волос и лениво переделывая небрежный пучок (в переводе с женского: «да, я не старалась, но выгляжу на миллион»). — ...то я его даже немного понимаю.
Ребекка приподняла бровь, ожидая объяснения, как будто я собираюсь оправдать убийство на семейном ужине.
— Если бы я, например... ну, чисто гипотетически... убила Джереми — не дай бог, конечно! — я бы ни за что не призналась бы в этом Елене, — пояснила я, как будто обсуждаю, что выбрать на обед. — Она бы меня не простила. Да и кто простит?
На секунду я задумалась. Картинка в голове была, мягко говоря, мрачноватая. Джереми, кровь, шок Елены... Я тут же встряхнула головой, отгоняя это безумие.
Нет, я же адекватная. Относительно. Родственников у меня и так по пальцам пересчитать — я их собираюсь беречь, а не разбрасывать по участку.
— Короче, я не знаю, что там творится в башке у твоего братца, — продолжила я, пожимая плечами. — И, честно, не могу судить, пока не узнаю всей картины. Хотя... всё равно ненавижу его. Но не потому что он убил кого-то, кого я в глаза не видела, а потому что он убил мою тётю.
Я бросила на неё прямой, твёрдый взгляд. Без истерик. Без слёз. Просто факт. У Клауса долгая очередь врагов, и моя тётя Дженна в этом списке — не просто жертва. Она была моей.
Ребекка надолго замолчала. Видимо, пыталась как-то оправдать брата, но даже у неё не хватило фантазии. Вместо этого она медленно потянулась за моей чашкой кофе, словно это был святой грааль ясности.
— Нет-нет-нет... — вытянула я руку, пытаясь её остановить, но она уже сделала глоток. И через секунду с выражением глубокой душевной травмы выплюнула его на пол.
— Что это было?! — возмущённо фыркнула она, как будто я попыталась её отравить.
— Тройной эспрессо с тремя ложечками сахара, — невинно поджала я губы, забирая чашку себе.
— На сто грамм воды?! — Ребекка выгнула бровь, как будто я только что призналась, что питаюсь гвоздями.
— Ты вообще пьёшь кровь, и я тебе ничего не говорю, — парировала я, сделав глоток с наслаждением. — Тем более я почти не спала ночью. Хочу закончить ремонт побыстрее, пока кто-то из вас опять не оживил какого-нибудь мёртвого родственника.
Ребекка уселась поудобнее и вдруг, неожиданно тихо, спросила:
— Так... мы теперь будем соседками?
Я пожала плечами, как будто это вопрос уровня «будет ли дождь?».
— Не знаю. Если мои согласятся — возможно переедем после ремонта. Посмотрим.
Я мысленно окинула взглядом список дел — там, где пунктов больше, чем нервных окончаний у меня на сегодня. Но, кстати, да...
Гилберту младшему должна понравиться его новая комната. Я лично обустроила всё. Кровать, постер с какими-то супергероями, PlayStation (не знаю зачем), зарядка под его вечный планшет (чтобы включать ролики, про фермерство и выращивание моркови)... Да-да, я обустроила комнату для кролика. И что вы мне сделаете?
Ребекка ещё немного посидела на веранде, притворяясь воздушной и печальной, но стоило мне отвернуться — испарилась. Ни «спасибо», ни «пока», ни даже драматичного хлопка дверью. Только лёгкий след от её сидения на кресле и аромат женской трагедии.
Я, между тем, вернулась внутрь — в логово ремонта и хаоса, где гибриды с серьёзными лицами клеили обои, будто спасали мир.
— Где люстра? — спросила я, глядя на потолок, который угрожающе сиял пустотой. Точнее, глядел в ответ как голова Кола утром: высокий, красивый и бессмысленно пустой.
— В пути, — отозвался один из гибридов — высокий шатен с глазами в стиле «я просто хочу одобрения». О, нет... ещё один с синдромом щенка. Спасите меня. — Клаус только утром заказал.
Я закатила глаза так, что на секунду увидела свою прошлую жизнь.
— А меньше не мог потянуть, мм? Может, под заказ через три эпохи? — выдохнула я с видом, будто вселенная снова подкинула мне квест «Останься один и командуй армией полубессмертных мужчин-строителей».
Прошла через гостиную и уже почти вышла в коридор, когда в дверях раздалось:
— Криси! — голос, знакомый до мурашек, с нотками срочной семейной миссии.
— Я тут! — откликнулась я, высовываясь из-за угла, как контролёр реальности в этом дурдоме.
Елена появилась с коробкой в руках, прижимая её как трофей. Взгляд у неё был полный подозрений, как будто я только что заказала себе орган из чёрного рынка.
— Забирать будешь? — спросила она, поднимая бровь в идеально отрепетированной сестринской укоризне.
— Брюс! — окликнула я главного по стройке. Гибрид возник мгновенно, как вызванный по волшебной команде из Хогвартса. — Забери, — кивнула я на коробку. Он послушно её принял, как будто держит священный артефакт. — А что там? — спросила я, пока тот уходил с драгоценной ношей.
— По словам курьера, который чуть не ушёл в истерику, когда понял, что звонок ещё не подключили — там люстра, — фыркнула Елена. — Так. И где будет моя комната?
Я приподняла бровь.
— Ты всё же согласна переехать? — не скрывала удивления. Если бы это был сериал, в этот момент заиграла бы тревожная музыка и кто-то бы уронил бокал.
— Тот дом напоминает место поминок, — вздохнула она, направляясь к лестнице. — Слишком много воспоминаний. Я решила: не помешает настряпать новых.
— Вот это наш человек! — поддержала я, поспешно бросив взгляд на черновик плана этажей. — Заодно будешь проверять, не прячутся ли гибриды по шкафам, а то у них странная любовь к замкнутым пространствам.
Я помчалась за ней, радуясь втайне, что наконец-то в этом особняке появится хоть кто-то, с кем можно будет перешёптываться о безумии окружающих.
И пусть Клаус попробует сказать, что я трачу его деньги зря... у нас тут уже почти семейное гнездо. С вампирами. И кофеином.
Мы поднимались по лестнице, я шла впереди, чувствуя себя как экскурсовод по «Особняку имени я сама всё делаю, а потом ещё объясняю.»
— Значит так, — начала я, на ходу расправляя волосы и взглядом выискивая, не оставил ли кто-нибудь из гибридов грязные следы на моих новеньких ступеньках. — Тебе досталась комната с лучшим видом. И с двумя окнами. Я долго думала — сделать тебе комнату рядом со своей или подальше?
— И? — подозрительно уточнила Елена.
— Сделала рядом. Чтобы ты не сбежала обратно к своим траурным фоторамкам и депрессивным кухонным часам, если решишь переехать, — фыркнула я, открывая дверь.
Комната действительно была уютной. Светлые стены, новые шторы, мягкий ковёр, кровать с кучей подушек и, конечно же, один маленький... сюрприз.
— Вот, — показала я на кровать. — Добро пожаловать в свою будущую комнату, сестрица.
Елена вошла, крутанулась на месте, будто проверяя, не спрятан ли где-то призрак бабушки, и вдруг... замерла.
— Криси... — начала она медленно. — Что это... — и указала на мягкое кресло у окна. В нём, уютно свернувшись калачиком, дремал...
— Кролик, — невозмутимо ответила я. — По имени Том. В честь гибрида, который вместо того чтобы чинить проводку, умудрился найти этого пушистого потеряшку во дворе. Я решила, что раз уж комната для тебя, то кролик — это эмоциональный якорь. Мило же?
— Ты заселила в мою комнату кролика? — переспросила Елена, а голос у неё был на грани между «ты сумасшедшая», «господи, я скучала по тебе» и «нам мало твоего кролика?»
— Он тихий. Не ссорится. Не пьёт кровь. В этом доме — буквально ангел, — пожала я плечами. — И вообще, это своего рода проверка: если справишься с кроликом, может, заведём тебе и настоящего питомца. Или парня. Ну, что из этого менее токсично.
Елена прикрыла лицо руками, но я успела заметить, как губы её дрогнули в сдержанном смехе.
— Ты неисправима, — пробормотала она.
— Я — легенда, — поправила я и подошла к кролику, который, как назло, в этот момент зевнул и мило вытянул лапки. — Смотри, ну разве не чудо?
— Ты хочешь, чтобы я делила комнату с зайцем? — Елена всё ещё боролась с реальностью.
— Кроликом. И это временно. Пока я не решу, что тебе всё же лучше подходит комната с балконом. Там можно драматично смотреть в ночь и страдать, если тебе это всё ещё надо.
Мы обе прыснули. А потом она всё же села рядом с кроликом, погладила его за ушком и сказала:
— Ну, ладно. Уговаривать долго не пришлось.
— Так и знала. У нас с тобой одна кровь: сопротивляемся, пока не предложат пушистого.
— Кстати... — задумчиво начала Елена, пока гладила белоснежного пушистика на коленях. — Надеюсь, твой Гилберт младший не устроит моему Тому кровавую вендетту за территорию.
Я приподняла бровь.
— Во-первых, — сказала я, усаживаясь на край кровати, — это не вендетта, а «стратегическая отстаиваемая позиция», если цитировать дневник Гилберта младшего. Во-вторых, — повернулась к ней, — а ты думаешь, что белый и пушистый автоматически значит святой? Том — кролик, конечно, но кто знает, не шпион ли он Стефана.
— Том — святой, — возразила Елена с улыбкой. — Он как буддист в мире истеричных кроликов. У него даже взгляд просветлённый. В отличие от твоего бешеного клубка чёрного меха, который нападает на ноги.
Я усмехнулась.
— Гилберт младший просто... темпераментный. Альфа среди ушастых. И да, он царапает только если чувствует ложь и предательство. Так что пусть твой белоснежный дзен-отшельник ведёт себя честно — и всё будет хорошо.
Мы переглянулись.
— Они как инь и ян, — протянула Елена. — Мой — белый, тихий, философ. Твой — чёрный, агрессивный, с комплексом Наполеона.
— Прям как мы, — подмигнула я. — Ты — вся такая светлая, терпеливая, «давайте найдём компромисс», а я — «давайте найдем бензин и подожжём всё к чертям».
— Прекрасная семейная гармония, — рассмеялась Елена. — Главное, чтобы кролики не перегрызли друг другу глотки, пока нас нет дома.
— Учитывая, что Гилберт младший умеет открывать клетку изнутри, а Том скорее умрёт от стресса, чем будет драться — да, думаю, нам стоит придумать систему наблюдения, — кивнула я серьёзно. — Или купить клетку попрочнее. Из стали. Вампирской.
Том в этот момент зевнул и почесал лапкой ушко. Гилберт младший, видимо, где-то в своей комнате крушил очередную поилку. Уже третью за сегодня (не понравился ему переезд).
— Они найдут общий язык, — сказала я, уверенно вставая. — Либо как братья по несчастью. Либо через терапию. Либо через сетку-ограждение.
— Может, любовь победит, — хихикнула Елена.
— Если любовь у них не получится, может, хотя бы нейтралитет, — пожала я плечами. — Ну, пока один из них не возьмёт верх и не установит кроличью диктатуру в доме.
***
Мы с Еленой сидели на полу в гостиной, словно две дрессировщицы на арене, — по одну сторону ковра сидела она с Томом, по другую я — с Гилбертом младшим. Напряжение в комнате можно было резать ножом. Или, в нашем случае, морковкой.
— Готова? — спросила я, держа своего драчливого кролика, который уже пытался сожрать мой рукав.
— Готова, — кивнула Елена, гладила Тома, как будто читала ему мантру: «Не бей, не кусай, будь хорошим мальчиком».
— Раз, два, три.
Мы отпустили их одновременно. Кролики осторожно приблизились друг к другу, обменялись взглядом — долгим, напряжённым, в стиле «ну что, решим, кто тут альфа?» И тут это случилось.
Том (пока ещё Том) спокойно, с таким видом, будто устраняет недочёт в пространстве, толчком лапки
пихает Гилберта младшего в бок.
Тот отпрыгнул, удивлённый до глубин своей кроличьей души. А потом...
началось странное.
Гилберт младший... подался вперёд. Понюхал. Задумался. И... начал демонстрировать... интерес. Агрессивный. Очень... специфический интерес.
Я приподняла бровь. Елена смутилась. А Том (упс — Тома?) просто села и стала умываться, как будто ничего не было.
— Ты видела это? — прошипела я Елене.
— Он что, типа... — Елена округлила глаза.
— Да он пытается с ней флиртовать через агрессию!
— С кем — с Томом?!
— Вот именно! Слушай, что-то тут не так, — сказала я, уже вставая с пола. — Или мой кролик поехал кукухой, или...
Я решительно подошла к белоснежному «Тому», аккуратно взяла его на руки, раздвинула лапки, заглянула — и на секунду замерла.
Пауза.
— Бубенцов нет, — сообщила я вслух. — Повторяю, бубенцов. Нет.
Елена медленно моргнула.
— Том... не Том?
— Том — Тома, — подтвердила я, возвращая крольчиху на пол. — Поздравляю, у нас теперь в доме кроличья пара. Гетеро. Возможно с перспективой потомства. И да, твой идеальный буддийский Том — на самом деле хитрая королева во всём этом спектакле.
Гилберт младший в этот момент уже начал демонстрировать какой-то странный кроличий танец вокруг Тома... то есть Томы. А она, как истинная леди, просто фыркнула носом и отвернулась.
— Это официально, — вздохнула я. — В этом доме даже кролики врут о своей сущности.
— Ты устроишь им свадьбу? — хихикнула Елена.
— Нет. Но отдельные клетки — да.
Звонок, который пару часов назад наконец-то установили (спасибо гибридам с руками, заточенными под убийства, а не под электрику), зазвонил. Я, отряхнув колени от воображаемой пыли и реального кроличьего пуха, пошла открывать.
— Кол, если ты опять с идиотской идеей отпраздновать окончание ремонта костюмированной орги... — бурчала я, крутя ручку двери. Ремонт почти закончен, а у него уже праздничное настроение, как у ребёнка перед Хэллоуином.
Я распахнула дверь — и никого.
Ни Кола. Ни Клауса. Ни кролика-курьера. Только тишина и... коробка. И три конверта.
— Кол, если это ты, то я клянусь — закопаю тебя в заднем дворе и скажу, что ты удобрение! — пробормотала я, оглядываясь.
Я подняла всё это сокровище и понесла в гостиную. Там Елена уже кинула кроликов на произвол судьбы и с видом «давай, удиви меня» подошла ко мне.
— Что это? — спросила она, и мы сели на диван, как две главные героини сериала, открывающие коробку с таинственным прошлым. Только на самом деле — просто бумажками.
Я вскрыла первый конверт и начала читать вслух:
— Семейство Майклсонов приглашает вас на бал в честь воссоединения семьи, бла-бла-бла... — Да, там не было «бла-бла-бла», но честно? Читать дальше было лень. Всё равно всё сведётся к алкоголю, танцам и потенциальной поножовщине.
Я развернула белоснежное приглашение: золотая обводка, буквы — выведены будто самой скучающей феей декора, всё по канону.
— Буду рад тебя видеть на балу, красавица. Твой любимый Кол Майклсон, — дочитала я с обратной стороны и закатила глаза так, что почти увидела свой мозг.
«Майклсон, значит?»
— Любимый? — сощурилась Елена с видом: ой-ой-ой, что тут у нас? , но выдала её... улыбка до ушей.
— Он просто идиот, — фыркнула я, передавая ей второе приглашение. — Вот это твоё, уважаемая мисс Объективность.
Она взяла конверт, а я открыла третий. Там было написано:
— Я бы хотела поговорить с тобой, Кристина. Буду ждать нашей встречи. Эстер.
Я зависла. Бровь сама по себе поползла вверх, как будто пыталась сбежать с моего лица.
— Кто такая Эстер? — спросила я, и по лицу Елены поняла, что она такая же в танке, как и я.
Медленно обдумывая, я начала вслух:
— Какой процент вероятности, что Эстер — это мать первородных, которая, скажем так... недавно воскресла?
Елена, не дожидаясь, как нормальный человек, продолжения, хлопнула меня по плечу с возмущением века:
— И я только сейчас узнаю?!
— Да повод как-то не подворачивался, понимаешь... — поморщилась я, потирая плечо. — Бал, ремонт, кроличьи романы — ну не до некромантии же было!
Елена только развела руками, в духе «ты меня погребла заживо своими тайнами».
— А зачем ей со мной говорить? — пробормотала я, глядя на карточку так, будто она могла заговорить и всё объяснить.
— Может, ты ей нравишься, — пожала плечами Елена. — Ты ж харизматичная... в разрушительном смысле.
— Может, она хочет меня убить. Или удочерить. Или передать семейную реликвию — кинжал, например, — задумчиво сказала я. — В любом случае, надеюсь, на балу будет хороший бар. Потому что с этим семейством — иначе никак.
— А что в коробке? — спросила Елена кивая на столик, и, я только сейчас вспомнила о ней. Я потянулась к последнему «подарку».
Внутри чёрной коробки, перевязанной алой лентой, лежало платье, от которого перехватило дыхание. Цвет — глубокий, насыщенный, как запечённая кровь под луной. Этот оттенок бордо словно шептал о ночи, тайнах и опасности. Ни алое, ни винное, а именно тот тёмный красный, что носит только тот, кто точно знает, чего хочет.
Платье было выполнено из гладкой сатиновой ткани, которая мягко струилась, как тень по мраморному полу. Верх — со складками, собранными на груди, создавал чувственный, но не вульгарный акцент. Тонкие бретельки утончённо пересекались с плавно спадающими лямками, оформленными драпировкой, как будто само платье обнимало плечи с ленивой грацией.
Особое внимание привлекали два врезных акцента из белых камней: один — на изгибе талии, другой — на соединении лямок. Эти камни будто сияли ледяным светом на фоне кровавого оттенка ткани, подчёркивая изгибы тела и утончённость силуэта. Платье было асимметрично присборено на бедре, создавая драпировку, откуда мягко открывался высокий разрез на ноге, намекающий на дерзость без лишних слов.
Юбка расходилась длинным, роскошным шлейфом, оставляя за собой след драматичности и абсолютной власти. Это не просто вечерний наряд. Это платье, в котором убивают взглядами, а не словами.
— Бог. Ты. Мой, — Елена захлопала глазами, когда я достала платье из коробки. Её голос был в той самой тональности, которую используют фанатки бойбендов, когда видят, как кто-то из парней дышит в камеру. — От кого же? — мечтательно протянула она, словно надеялась, что сейчас в коробке всплывёт именной алмаз от принца Монако.
Я, уже ожидая очередной сюрприз от ходячего хаоса по имени Кол Майклсон, заглянула в коробку. На дне лежал аккуратный прямоугольник белого картона. Передав Елене платье (а лучше бы кролика — ей с ним безопаснее), я вытащила записку.
«Прекрасным леди — прекрасные наряды.
Твой Кол.»
Я закатила глаза так сильно, что на секунду увидела своё прошлое.
— Он везде решил напомнить о себе, — фыркнула я, передавая картонку Елене, а платье осторожно вернула в коробку. Оно заслуживало покоя, в отличие от своего дарителя.
— А он романтик, — с намёком на игривость промурлыкала Елена, помахивая карточкой.
Я медленно повернулась к ней, выгнув бровь так, как учила меня жизнь, Клаус и сто грамм цинизма.
— С каких пор ты так «легко» относишься к первородным? — спросила я с подозрением. — Ты ж недавно хотела им всем вены повырывать.
— С тех, — вздохнула она, откидываясь на спинку дивана, — когда поняла, что жизнь слишком коротка, чтобы жить местью и ненавистью.
«Вот это поворот, — подумала я, — Плакальщица №1 решила стать Буддой?»
— Я уже Клаусу не нужна как жертва для ритуала, — продолжила она. — Стефану не нужна как девушка. Да и пошло оно всё.
— Берёшь с меня пример? — скептически прищурилась я.
— Нет, — усмехнулась она, с тем самым выражением лица, каким обычно бросают пирог в лицо врагу на детском утреннике. — Ты всё ещё тратишь силы на ненависть к Клаусу.
— Это мой смысл жизни, — пожала я плечами. — Он же убил Дженну.
— И ты думаешь, что Дженна — да и Джон — на том свете сидят и аплодируют твоей фокусировке на вендетте? — Елена выгнула бровь в ответ, как будто кидала мне вызов на дуэль логикой.
Я прикусила губу.
— Брось, Криси. Дженна была светлым человеком. Она не знала, что такое ненавидеть. Она бы не оценила твоего рвения.
На мгновение в комнате стало тихо. Даже кролики замерли, будто уловили уровень драмы.
Я пожала плечами и пробормотала, стараясь вернуть себе корону сарказма:
— Ладно, возможно, я немного... перегибаю. Но, камон. Он убил мою тётю. И, папа в процессе умер, спасая твою жизнь. Это тебе не испортить тостер.
— Ты как всегда — драма, кровь, месть и шёлк до пола, — усмехнулась Елена. — Но я тебя всё равно люблю.
— Ага. Пока я тебя не выдала за одного из Майклсонов, да?
— Если Кол пришлёт тебе нижнее бельё в тон платью — я официально перестану удивляться, — хмыкнула она.
Я покосилась на коробку.
— Молчи. Я теперь боюсь её открывать.
***
Где-то в особняке Майклсонов...
Где на квадратный метр приходилось больше драмы, чем во всей Шекспировской библиографии.
— Кто обобрал мой склад? — мрачно, с характерным «я сейчас кому-то откушу голову» тоном, спросил Клаус, входя в гостиную.
Картинка была почти идиллическая:
Элайджа чинно читал свежую городскую газету, как будто у него не было ни одной заботы, кроме цен на недвижимость.
Ребекка листала телефон с видом «сейчас загуглю, как избавиться от всех братьев одним заклинанием».
Финн, в своей вечной позе «я выше этого мира», читал книгу в кресле.
А Кол... Кол стоял у тумбы, заворачивая колье с рубинами в бархатную коробочку так нежно, будто это не ворованный предмет роскоши, а дитя, найденное в лесу.
— Не понимаю, о чём ты, — пробормотал он, завязывая бантик на упаковке, как будто не воровал, а собирался на детский праздник.
— Пропало несколько платьев. И украшений, — продолжал Клаус, входя в комнату как буря, но сдержанно. Пока.
— А ты что, решил принарядиться, Ник? — фыркнул Кол, поворачиваясь с невинным лицом. — Думаю, тебе бы пошло приталенное платье в пол. Акцент на талию, драма — всё как ты любишь.
Клаус зарычал. Очень воспитанно. На своём гибридно-угрожающем языке. Но тут взгляд его наткнулся на коробочку в руках Кола, и угроза повисла в воздухе.
— Это ты обокрал меня? — процедил он.
— Возможно, — лениво отозвался Кол, подбрасывая коробочку в руке и направляясь к выходу. Всё в его походке кричало: «Да, я сделал это. И что?».
Ребекка оторвала взгляд от телефона и, прищурившись, вскинула бровь:
— Это Кристине?! — вскинулась Ребекка, в полушоке и полураздражении. — Оставь её в покое, бедняжка уже вздрагивает каждый раз, когда слышит твой голос.
— Может, просто пришла моя очередь влюбиться в двойника? — бросил через плечо Кол и, не дожидаясь реакции, покинул поместье.
Повисла напряжённая тишина, которую нарушил только тяжёлый, обречённый выдох Клауса. Ребекка тихо захихикала, откинувшись на спинку дивана.
— Может он и говорит это как шутку, — усмехнулась Ребекка, скрестив ноги на диване, — но зная его вкус... ему нравятся сумасшедшенькие. Криси — идеальный кандидат.
— То, что Кристина сумасшедшая — это точно, — пробормотал Клаус, вглядываясь в пространство как человек, мысленно вычеркивающий одну нервную клетку за другой.
— Даже я согласен, — спокойно откомментировал Элайджа, перелистывая страницу. Не отрываясь от чтения.
— И я, — безэмоционально добавил Финн, впервые поднимая взгляд от книги. И снова туда же.
Кол, между тем, уже выходил из ворот, напевая себе под нос:
«Сладкая как кровь и такая же опасная — Гилберт младшая моя новая слабость...»
***
Особняк Гилбертов. Вечер.
Я только что вышла из душа, на голове — полотенце в форме башни, на лице — выражение: «ещё один шаг — и я превращаюсь в дракона». Устала, злая, и абсолютно не в настроении принимать гостей. Тем более тех, у кого дарование раздражать — не хобби, а стиль жизни.
И, конечно, именно в этот момент в дверь позвонили. Ну а кто же ещё? Гном с волшебной доставкой?
Я, закатав глаза до потолка, пошла к двери и открыла её.
— Добрый вечер, любовь всей моей несуществующей души, — пропел Кол, самодовольно скаля зубы и протягивая мне бархатную коробочку, будто вручал кольцо на первом свидании. — Для тебя.
— Если там не голова Клауса — я разочаруюсь, — прищурилась я, даже не глядя на подарок.
— Твоя кровожадность — вот за что я в тебе и влюблён, — театрально приложил руку к сердцу первородный.
— Кол, — медленно сказала я, беря коробку и хищно глядя на неё, — если это очередная ловушка и при открытии тут вылезет твоя записка «Ты обязана пойти со мной на бал», я тебя пришью этой коробкой.
— Ну ты так говоришь, будто это плохо, — хмыкнул он и опёрся плечом о косяк. — Но, к счастью, в коробке кое-что получше. Посмотри. Специально для тебя ограбил склад Клауса.
Я вздохнула, как человек, готовящийся к самому худшему — и открыла. Коробка развернулась мягко, как сцена театра, и я буквально залипла.
Внутри лежало колье с рубинами, инкрустированное в золото, сверкающее, как слёзы вампира после драматичного признания.
— Ого, — вырвалось у меня, несмотря на желание остаться бесчувственной как статуя в суде. — Склад Клауса, говоришь?
— Ты же знаешь — я за разумное перераспределение ресурсов, — пожал плечами Кол.
«Мне откуда знать?!»
— Кол, ты его ограбил как дикая сорока в ювелирном магазине, — покачала я головой, не в силах скрыть восхищения. — Это серьёзно дорого. И прекрасно. И если ты надеешься, что теперь я пойду с тобой на бал...
— ...то я прав? — улыбка Кола стала такой наглой, что воздух между нами практически заискрил.
Я прищурилась и медленно захлопнула коробку.
— Ничего ты не прав. Подарок принимаю. С тобой не иду.
— Даже если я скажу, что это комплект к тому платью, что ты уже получила?
Я замерла.
— Ты хочешь сказать, ты вытащил из склада Клауса ещё и это платье?..
— Ну, я хотел произвести впечатление. И, признаться, мне нравится смотреть, как ты выходишь из себя. Такой... — он провёл взглядом по мне, пока я стояла в халате. — ...взрывоопасный образ. Очень тебе идёт.
Я зашвырнула в него полотенцем с головы.
— Проваливай, романтик эпохи гильотины. И оставь коробочку. Я... подумаю. Может быть. Когда-нибудь. Если ты исчезнешь на год.
Кол поймал полотенце и поцеловал его с видом принца, получившего трофей.
— Договорились, Криси. Год... в твоих мечтах.
И ушёл, как всегда — драматично, самодовольно, и оставив после себя ощущение, будто тебя облили сарказмом и дорогими духами.
— Когда там бал?
— Это был Кол? — вышла в коридор Елена, всё ещё хрустя яблоком, будто наблюдала за мыльной оперой, в которой я почему-то снова играю главную роль.
Я медленно развернулась к ней, как в сцене вручения Оскара, и с царственным пафосом продемонстрировала бархатную коробочку.
— Надеюсь, в следующий раз он не притащит к платью корону из склада Клауса, — протянула я, вручая ей коробку с видом: «Вот, любуйся на очередной эпизод моей безумной жизни».
— Надейся, — усмехнулась Елена, но едва открыла коробку, присвистнула, как воришка на пенсии, увидев клад. — Интересно, сколько оно стоит?
— Наверняка больше, чем моя удача в том, что он от меня когда-нибудь отстанет, — закатила я глаза, будто в них пряталась вся ирония мира, и направилась в сторону гостиной.
— Ну точно дешевле твоего сарказма, — не отставала сестра, плетясь за мной с видом юного психолога. — И, по-моему, чем больше ты его отталкиваешь, тем сильнее он прилипает.
— Как будто я не знаю эту тактику, — бросила я, тяжело падая на новенький диван, с драмой, достойной греческой трагедии. — Я же хотела просто «подружиться», поиздеваться над Клаусом... А в итоге получаю ухаживания от самого непоседливого первородного на свете.
— Но ты добилась главного, — с хитрой улыбкой отметила Елена, усаживаясь рядом. — Клаус бесится. А это уже маленькая победа.
— Да, победа. Правда, с побочкой в виде Кола, — вздохнула я. — То ли трон заняла, то ли цирк открыла. И в первом ряду — вся семейка Майклсонов.
— Ладно, забей, — отмахнулась Елена, оставив надкусанное яблоко прямо на журнальном столике, как будто этот стол ей в наследство достался.
Я прищурилась, сверля взглядом фрукт с такой степенью осуждения, что, если бы яблоки чувствовали эмоции, оно бы само укатилось под диван от стыда. Я только закончила ремонт, а уже мусорят!
— Рик сказал, что вместе с Джереми переедет сюда в понедельник, — потянулась сестра, зевая как принцесса перед закатом. — На выходных они соберут вещи. Правда, Рик не горел желанием. Он вообще хотел перебраться в свою квартиру.
— В ту дыру? — скривилась я, вспоминая ту мрачную берлогу, где стены, казалось, шептали: «беги». — Тут целый особняк, а он прётся в логово крыс. Прямо символ мужской независимости.
— Ну, ты же знаешь его, — пожала плечами Елена. — Ему и так не по себе, что живёт с нами. Он же нам не родня.
— Родней он нам стал в тот день, когда начал терпеть наши семейные драмы, — скрестила я руки на груди. — Дженны больше нет, отца тоже. У нас из взрослого состава остался только Рик. Он — последняя ниточка к тому, что можно назвать «семьёй». Пусть не по крови, зато по выносливости.
— Я ему так и сказала, — зевнула она, вставая. — Ладно, я спать. Завтра же школа, будь она неладна.
Она уже почти поднялась на лестницу, когда я лениво спросила:
— А бал у Майклсонов когда, напомни?
— В субботу вечером, — бросила она через плечо.
Я достала телефон, глянула на календарь. Четверг. Прекрасно. Два дня на то, чтобы морально подготовиться, физически приукраситься и психически пережить вечер, где будет Клаус, Элайджа, Эстер, Ребекка, Финн, и — как вишенка на этом первородном торте — Кол со своими флиртующими подкатами и подарками из «коллекции ворованного».
Отлично. Просто идеально.
Пожелаю себе удачи. И крепких нервов.
***
— Завтра уже бал, а я вся на взводе, — захлопнула я шкафчик так, что бедняга дрогнул, будто сам не был готов к моему эмоциональному краху. Обняв книги как щит от реальности, я только и успела сделать шаг, как Кол по привычке выдернул их из моих рук, как будто был моим личным библиотекарем. Или приставучей мукой.
— Расслабься, красавица, это просто бал, — протянул он в своей фирменной манере и закинул руку мне за плечи, как будто мы уже пара недели три. Потянул к классу с видом победителя лотереи.
Я тут же скинула его руку, сверкая глазами так, что где-то в уголке коридора погас свет.
— Не называй меня так, — процедила я.
Кол моргнул, как будто я сказала нечто оскорбительное о его эго.
— Что теперь не так? — нахмурился он.
— Таких «красоток», как я, — вздохнула я, начиная марш к кабинету географии, — минимум трое. Одна из них, слава небесам, мертва, но две другие вполне себе живы и дышат, и явно не жалуются на внимание.
— И?.. — протянул Кол, лениво распахивая дверь кабинета.
— И, — продолжила я, заходя внутрь, — все люди индивидуальны. У всех своя индивидуальная красота. Конечно, понимаю, что близнецы обычно всегда похожи, как две капли воды, но я не просто близнец. Я — двойник рода Петровых. У нас всё как на китайской фабрике: качество топ, индивидуальность — полный ноль. Мы как матрёшки, только без шансов на уникальность.
Я плюхнулась на своё любимое место в конце ряда у окна, где свет красиво падает на сарказм в моих глазах.
— Зато ты единственная матрёшка с ножом в руках, — заметил Кол, усаживаясь рядом и кидая мои учебники на парту, будто они ему мешали жить. — И это, кстати, комплимент.
— Ха, — фыркнула я, — скажи лучше, в чём мы все разные?
Кол не растерялся. Он загибал пальцы, как будто вёл счёт в пейнтболе.
— Твоя сестричка Елена — милая, как рекламка зубной пасты. Та, которую все хотят оберегать. Ты — та, от которой все хотят оберегаться.
— Благослови тебя логика, — закатила я глаза.
— Кэтрин, — ухмыльнулся он, — это та, которую все хотят убить. Ну или хотя бы оградить от остального мира. Желательно бетоном.
— А Татия? — спросила я с видом, будто заранее знаю ответ.
— Татия... — задумался Кол. — Она была... пустышкой. Красивая, но как коробка без содержимого. Просто вертела моими братьями ради того, чтобы вертеть.
— Звучит как завуалированная обида, — хмыкнула я. — Или завуалированная правда?
— И то, и другое, — усмехнулся Кол. — Но ты из всех — самая взрывоопасная. Даже если у вас одно лицо, у тебя точно самый острый язык. И нож, подозреваю, где-то при себе.
Я только скрестила руки на груди и кивнула:
— Не подозревай. Убеждайся.
Кол довольно заулыбался.
— Влюбляюсь заново, — Кол ухмыльнулся так, будто только что изобрёл вечный двигатель или секрет идеального кофе.
— Опять шутки, — я закатила глаза с драматизмом, достойным сцен из мелодрамы. — Лучше скажи, почему у нас почти все уроки совпадают? С Еленой, кстати, максимум три — История, Английский и Биология. Это, как минимум, преступление против расписания.
— Ну, — пожал плечами Кол, будто это самое обычное дело в мире, — в пятницу у нас совместный урок только по географии. Хотя... если подумать, стоило бы внушить, чтобы все уроки совпадали.
— Ах ты хитрец, — шлёпнула его по плечу, представляя, как он тайно дирижирует школьным расписанием.
Звонок пронзил воздух, и мне пришлось быстро перестать грезить и сесть прямо. Вот так — даже шутки и учеба требуют дисциплины.
В кабинет вошёл Берн Кларк — учитель географии и, судя по всему, главный ворчун школы. Низенький, полноватый мужчина, который, кажется, сам со своим весом борется так же отчаянно, как мы с алгеброй. Я, кстати, выше — всё-таки метр семьдесят, и это уже повод для гордости в нашей школе.
Он тяжело пробрался к своему столу, таща папки, как будто это свитки древних знаний, от которых зависит судьба мира. Сел и сразу заявил:
— Так, класс! Пока миссис Томпсон, эта наша постоянная больничная дива, отсутствует в очередной раз, я буду её заменять. Вы все — сидите тихо. И те, кто будет вести себя хорошо — получат «отлично».
Молча, как будто на допросе, все замолчали, включая меня и Кола. Майклсон, наш постоянный источник суматох в школе, кажется, был в отпуске от своих привычек — молчал, но, скорее всего, это было временное перемирие.
А я? Я лёгла на парту и подумала: зачем слушать очередную жалобу на беременность миссис Томпсон, когда можно просто наслаждаться этим редким моментом тишины? Да и вообще — учитель ворчит, школа живёт своей жизнью, а я уже мысленно в отпуске.
Я даже прикрыла глаза, думая поднапрячься и уснуть — в конце концов, Кол же разбудит меня, когда урок закончится, да? Разбудит же? Ну, конечно, он же не настолько засранец... или всё-таки?
— Хочешь? — ткнул он меня в плечо с таким видом, будто предлагает кусочек шоколадки, а не белый наушник.
Я открыла глаза, посмотрела на него, потом на руку, где вальяжно болтался этот маленький гаджет. Выгнула бровь, но молчала. Просто взяла наушник и воткнула в ухо — раз уж теперь мне предложили «музыкальный апгрейд». И прикрыла обратно глаза.
Часто видела Майклсона бегающим по школе с этими самыми наушниками, и, знаете, думала: «Наверняка он просто очень любит музыку». Какой же я была далёкая от истины.
Оказалось, он слушает джаз. Да, джаз! То самое, что обычно подают с бокалом виски в руках у какого-нибудь уставшего от жизни персонажа в фильме. И, надо признать, мне это даже понравилось.
Но тут из открытого окна донёсся лёгкий ветерок — прямо такой «свежий и бодрящий». Только вот мне от него сразу поёжиться захотелось. Холод я терпеть не могу, а вот Елена всегда любила этот мягкий ветерок.
Ветерок снова дунул, и мои плечи затряслись, словно в неудачной попытке притвориться куклой на ниточках. Да уж, с погодой у меня тоже не всё гладко — зато скучно не бывает.
Но тут я почувствовала, как что-то вдруг легло на мои плечи. Открываю один глаз — а там кожаная куртка Кола. Второй глаз — а Кол уже откинулся на спинку стула, глаза прикрыл, будто он тут вообще ни при чём, просто невинный прохожий, а не самый заботливый первородный на свете.
Я фыркнула и повернула голову в другую сторону, чтоб не показывать, что мне как-то... ну, знаете, уютно. А потом невольно вдохнула — запах! Немного сладковатый с нотками мускатного ореха.
«Так вот как пахнет парфюм Кола, мне нравится...», — подумала я, слегка опешив. — «Стоп, стоп! Нравится?! Нельзя так думать! Это же Кол! И никакой романтики, только сарказм, только хардкор и вечные издёвки!»
Но знаете, даже самая злая охотница на вампиров не устоит перед ароматом кожаной куртки, который пахнет мускатным орехом и тайными задумками первородного. Вот только я себе этого не признаю. Ни при каких обстоятельствах.