chapter 20
Я закрыла квартиру на все замки.
Прислонилась лбом к двери, чувствуя, как дрожь уходит только в пальцы.
Медленно опустила взгляд на пистолет.
Металл блестел под тусклой лампой, как будто он был живой.
Я прошла в гостиную и села на пол, положив оружие на колени.
Сквозь руки всё ещё пробивался запах чужого пота, адреналина и страха.
"Я могла его убить."
Мысль ударила, как током.
Я наклонилась к пистолету, провела пальцем по холодной стальной рамке.
В груди странно кольнуло — не страх, не вина, а что-то новое.
Я окончательно потеряла сон.
Телефон в руках горел, хотя батарея была почти на нуле.
— Услышь меня, пожалуйста... — мой шепот дрожал, когда я снова оставляла голосовое сообщение. — Просто скажи... если ты больше не вернёшься.
Ответа не было.
Я бродила по квартире босиком, как привидение, и в какой-то момент взгляд упал на конверт на кухонном столе — тот самый, что оставил Джексон. Я протянула руку, медленно взяла его. Липкая бумага странно холодила пальцы.
Я разорвала край, бумаги выскользнули на стол.
Сначала — обычные распечатки, а потом... мое дыхание сбилось.
Почтовый ящик Пэя. Логины, даты, заголовки писем.
Я машинально взяла первую ксерокопию.
"Re: Встреча. Держи при себе, никому не говори."
"Не сюда. Не на этот адрес."
Я пролистала ещё несколько.
— Что?.. — слова застревали в горле.
Пульс ударил в виски.
На одной из фотографий — Пэйтон.
Он стоял возле своего «Додж», что-то говорил по телефону, а за спиной у него... незнакомый мужчина в костюме, явно следивший за ним.
На другой — наш дом. Я. С чашкой кофе у окна. Снято с улицы, явно из машины.
— Господи... — выдохнула я, чувствуя, как холод пробегает по коже.
Внизу конверта оказался маленький скомканный листок с корявыми буквами:
«Долг её отца будет выплачен. Одним из вас»
Я отпустила его, и он медленно упал на стол.
Мир закружился.
Вот почему коллектор приходил ко мне.
Вот почему Джексон выглядел таким настороженным.
Вот почему Пэйтон был на грани.
Я провела пальцем по бумаге, словно могла на ощупь найти правду. Дальше — сканы квитанций. Долги. Какая-то странная переписка с неизвестным «А.М.», где Пэйтон просит «ещё пару дней».
Меня накрыло чувство липкого ужаса, смешанного с злостью.
"Почему Джексон... зачем он это сделал?.. Зачем показал мне это... сейчас?"
Я посмотрела на пистолет, лежащий рядом с открытой коробкой патронов.
Щёлчок снятого предохранителя разнёсся по пустой квартире.
Я медленно обошла комнату, сжимая оружие, чувствуя в руках странную силу.
И только тогда я почувствовала, что внутри что-то сломалось окончательно.
Потом взгляд снова упал на бумаги, разбросанные по столу.
Ксерокопии его почты. Квитанции. Чужие фразы, которые теперь звучали как приговор.
"Не сюда. Не на этот адрес."
Я закрыла глаза, и из темноты всплыло его лицо.
Пэйтон.
Как он смотрел на меня тогда, перед тем как хлопнула дверь.
Холодно.
Словно я — предатель.
Я резко встала, собирая бумаги в конверт, и швырнула его в угол.
Сил больше не было.
На кухне я нашла две таблетки снотворного, потом ещё одну.
Вода пахла железом.
Через пару минут мир начал расползаться на куски, и я рухнула в кровать, уткнувшись лицом в подушку, пахнущую им.
Я набрала Джексона, голос дрожал от смеси злости и растерянности:
— Что это? Зачем ты это сделал? Откуда у тебя всё это? И откуда фотографии из моего дома? Что происходит, Джексон?
— Я просто пытался найти доказательства, понять, что происходит на самом деле. Когда я увидел эти фотографии и письма, у меня не осталось выбора. Я сделал это ради тебя, чтобы ты могла принять правильное решение. Понимаю, что это всё очень тяжело, но мне не безразлично, Карли. Ты для меня — больше, чем просто друг.
Я тяжело вздохнула, от этих слов было противно.
— Карли, слушай меня внимательно, — голос Джексона был напряжён, но в нём звучала искренность. — Я не знаю, что у вас там с Пэйтоном, но эти письма и фотографии... Они не для тебя. Они — повод держаться от него подальше. В них полно темных вещей, которые могут тебя втянуть в опасность. Я просто пытаюсь тебя защитить, хотя, может, не лучший способ.
Я молчала, сердце колотилось слишком громко, и вдруг слова вырвались сами:
—Я люблю его. Не знаю, как это получилось, и саму себя пугает, что я это говорю, — голос дрожал, я едва сдерживала слёзы.
Джексон тяжело вздохнул и с горечью в голосе добавил:
— Ты должна понять одну вещь, Карли. Люди, которые крутятся вокруг Пэя... и он сам — настоящие волки. Волки, которые не будут видеть кошмары после того, как убьют кого-то. Они не играют по нашим правилам. И если ты окажешься слишком близко, тебя могут съесть живьём.
Он замолчал, будто выбирая слова, а потом мягче продолжил:
— Я просто не хочу, чтобы ты стала их следующей жертвой.
— Карли, я просто хочу, чтобы ты была осторожна. Не позволяй себе заблудиться в этом темном мире, который окружает Пэйтона.
Я бросила трубку. Снотворные не действовали, и я пошла под холодный душ, где в голове раздалось:
Долг её отца будет выплачен. Одним из вас.
Внутри всё рухнуло.
Я быстро оделась и села за руль. Поехала к дому Пэя — но Доджа там не было.
— Нет, это невозможно... — прошептала я, не закрывая за собой дверь.
Я подошла к знакомому дому и несколько раз постучала. Дверь открыл уже знакомый темнокожий парень.
— Извини, если разбудила, — начала я, — а как Пэй? Он не отвечает мне уже второй день...
— Меня зовут Джефри, — перебил он. — Честно, не знаю, где он. Тут его уже больше недели не видели. Нам бы оплату внести, а он молчит.
Внутри всё окончательно обрушилось.
— Спасибо... — прошептала я и вернулась к машине.
Я уехала, стараясь не думать, но по дороге заметила на трассе повреждённый отбойник. Металл был согнут, а возле него суетились строители, восстанавливая ограждение.
На асфальте лежал осколок красного пластика — фрагмент с логотипом Доджа.
Сердце сжалось. Я остановила машину и уставилась на следы аварии. Это было слишком реальным знаком — Пэйтон, где ты?
— Извините, — сказала я, бросив машину у обочины.
— Что тут случилось? — спросила я у одного из рабочих.
Упитанный мексиканец лет пятидесяти покосился на меня, затем пожал плечами.
— Авария. Додж Челленджер, классная тачка... То ли пьяненький в отбойник влетел, то ли врезался с кем-то, а виновник скрылся, — спокойно рассказал он.
— Да, конечно, виновник был, — вмешался второй рабочий, худощавый парень с загорелой кожей. — Машина слишком хорошая, чтобы была полна гибель авто от отбойника.
Я молча смотрела на поврежденный металл и разбитый кусок Доджа, словно пытаясь прочитать в этих обломках ответы.
Сердце сжалось, будто что-то внутри разорвалось на куски. Я остановила машину, выдохнула дрожащим голосом и вышла на обочину. Взгляд невольно устремился к обугленному отбойнику, который был согнут так, словно его только что вытянули из рук невидимой силы. Следы шин на асфальте — широкие и глубокие, словно огромная машина пыталась вырваться из плена.
Я не могла отвести глаз от этого места. Чувство тревоги сжимало грудь, будто оно знало больше меня.
Мои пальцы невольно обхватили холодный кусок металла — часть бампера с эмблемой Доджа, лежавшую у обочины. Я сжала его в руке, будто это было что-то живое.
Внутри всё потемнело. Где ты, Пэйтон? Почему молчишь? Почему не отвечаешь?
Ветер тихо шуршал вокруг, и мир казался замеревшим, словно ожидающим ответа.
Я вернулась к машине, рванула дверь и села за руль. Сердце колотилось так сильно, что казалось, оно вот-вот вырвется из груди.
— К больнице, — выдохнула я, не в силах ждать.
Я въехала на стоянку больницы, сердце неумолимо колотилось в висках, будто пытаясь прорваться наружу. Весь мир сжался до размеров этого холодного здания с яркими окнами и бесконечными коридорами.
Поднявшись на ноги, я почти бежала в приемное отделение, надеясь найти хоть какую-то информацию.
— Пэйтон Мурмаер? — спросила я, голос дрожал. — Он здесь?
Сестра за стойкой на секунду задержала взгляд, потом быстро переключилась.
— Сейчас проверю, — ответила она, набирая что-то в компьютере.
Время тянулось бесконечно, как будто каждый миг растягивался до вечности. Мои пальцы сжимали ремень сумки, я не могла выговорить ни слова.
— У нас есть пациент с таким именем, — наконец произнесла она. — Серьезные травмы, но стабилен.
В груди что-то дрогнуло — облегчение и страх переплетались вместе.
Я стояла у двери, ощутив, как сердце сжимается, будто кто-то сжал его в кулак. Коридор больницы казался бесконечным и пустым, тяжелый запах антисептика резал ноздри, а стерильный свет ламп отражался на холодных плитках пола.
Вдруг из-за двери вышел доктор, молодой, с усталым выражением лица.
— Вы родственница? — спросил он.
— Да, — прошептала я. — Он в коме, — сказал он ровно, — показатели нестабильны. Мы делаем всё, что можем.
Я тихо отперла дверь палаты и осторожно вошла внутрь. Свет в комнате был приглушён, аппараты монотонно пищали, словно замершее сердце, борющееся за жизнь. Пэйтон лежал на кровати, бледный и безжизненный, с трубками и проводами, которые словно цепи связывали его с этим миром.
Его лицо, обычно полное силы и уверенности, было тихим и хрупким, словно фарфоровая кукла, которую могли разбить одним прикосновением. Глаза были закрыты, а губы — слегка приоткрыты, как будто он вот-вот скажет что-то, но не может.
Каждый вздох, который он делал — тихий, ровный, — звучал как борьба. Его сильное тело теперь казалось почти беззащитным, и это знание вызывало во мне такую боль, что я хотела разорваться на части.
— Пэйтон, — тихо произнесла я, — я здесь. Пожалуйста, проснись.
Сдавленный вдох, едва уловимый движением века — и потом... резкое падение давления, скачок пульса. Мониторы взвизгнули тревогой.
— Пульс падает! — закричал доктор, бросаясь к оборудованию. — Если не стабилизируем...
Я в панике отступила назад. Сердце сжалось в комок. Я чувствовала, что именно этот миг — на грани между жизнью и смертью.
Я вышла из больницы, воздух словно прожигал лёгкие. В голове не было ни одной мысли, кроме одной — успеет ли он меня простить, если проснётся? Или моя боль — последняя капля, которая сломает его?
Ветер холодил кожу, а внутри всё горело тревогой и беспокойством.
Уже рассветало. Я выехала домой, с трудом удерживая машину на дороге — руки дрожали, сердце билось словно безумное.
Когда оказалась в квартире, я не могла остановить тряску в теле. Пальцы с трудом расстегнули бутылочку с таблетками. Три снотворных — и всё, что оставалось, — это надежда забыться, хотя бы на несколько часов.
Лёжа в темноте, я слушала, как мир вокруг медленно смещается в тишину, но в голове всё ещё звенели мысли — о Пэйтоне, о тех нескончаемых битвах внутри меня, о том, что впереди — неизвестность.