Перекресток ставок

Джексон ушёл, поняв, что лучше оставить меня одну.

Я медленно поднялась, вытерла слёзы, хотя они всё равно продолжали катиться. Подошла к тумбе и достала пистолет — тот самый, что подарил мне Пэйтон. Его оружие. Его запах. Его руки, учившие меня нажимать на курок. Я достала патроны.

Слёзы застилали глаза, когда я вышла на улицу и пошла в сторону родительского дома, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Через сорок минут я села в старую BMW.

Дорога к ангару была тёмной, и только свет фар резал ночную пустоту. Я ехала туда, где он учил меня стрелять. Туда, где мы были счастливы.

Ангар встретил меня тишиной и запахом пыли. Сквозь щели в крыше пробивался тусклый свет луны. Я загрузила обойму и подняла пистолет.

Первый выстрел отдался эхом.

Второй — будто разрезал тишину на куски.

Слёзы текли по лицу, а я стреляла снова и снова, пока руки не начали неметь.

Наконец я опустила оружие и упала на колени. Запах пороха смешался со вкусом солёных слёз.

— Пэй... вернись... пожалуйста... — прошептала я в пустоту.

Где-то глубоко внутри холодным ножом пронзила мысль: что-то случилось.

Но выстрелы не отпускали. Каждый звук отдавался внутри меня, как рваная рана, напоминая о том, что его нет рядом.

Я бросила пистолет на бетонный пол, металл звякнул, и эхо отразилось от стен ангара. Из груди вырвался крик — дикий, хриплый, почти звериный.

Я подбежала к боксерской груше, которую Пэй когда-то привез сюда для тренировок. Первый удар — кулаки обожгло болью. Второй — сильнее, громче. Я била, пока кожа на костяшках не натянулась до боли, пока дыхание не сбилось в рваные всхлипы.

Но пустота внутри не уходила.

Я прижалась лбом к груше, а потом ударила головой. Раз. Второй. Мир поплыл, пол уехал из-под ног. Я сползала вниз, скользя по холодной шершавой поверхности, оставляя на ней мокрые от слёз следы.

Согнулась, обхватив колени, и закричала снова — так, что голос сорвался.

В ангаре пахло металлом, пылью и порохом, а я чувствовала только себя — разломанную, пустую, с кровью в висках и болью в груди.

Я сидела на холодном бетоне, обняв колени, и не могла понять...

Что вывело его из себя?
Почему в его глазах был этот ледяной ужас и боль, будто я предала его?

Это же Джексон.
Какой повод я дала для ревности?

Разве не ему я отдала каждый сантиметр себя?
Разве не с ним горела в огне страсти по ночам?
Разве не с ним я хотела иметь дом, семью... жизнь?

Слёзы катились по щекам, падали на колени, оставляя мокрые пятна. Я пыталась вспомнить, где именно мы потерялись, в какой момент всё треснуло.

Может, в ту секунду, когда он увидел Джексона рядом со мной?
Может, в том взгляде, который я даже не помню, но который он прочитал, как приговор?

Внутри всё смешалось: вина, обида, любовь и пустота.

Я подняла взгляд на мишень, в которой зияли свежие дырки от пуль. Руки дрожали, пальцы болели, но внутри становилось только хуже. Казалось, что я теряю его навсегда, и никто, ни один выстрел, ни один крик, не способен вернуть Пэйтона обратно.

Я подошла, подняла пистолет.
Руки тряслись, но мне было плевать.

Бах!
Бах!

Почти не целясь, я сделала несколько выстрелов.
Гильзы звенели, ударяясь о бетон, а в груди разрасталась пустота, от которой хотелось выть.

На секунду в голове мелькнула дикая мысль:
А что, если загнать пулю себе в голову?

Представила, как потом найдут моё тело.
Как приедет скорая, полиция.
Как какой-то усталый психотерапевт, которого вызовут на место, будет качать головой и шептать:
«Ну вот... окончательно свихнулась. Не выдержала».

Я сжала зубы, прижала пистолет к груди, будто он мог согреть.
Слёзы застилали глаза, и мир плыл, размытый, как акварель.

Я опустила пистолет и, тяжело дыша, вышла из ангара. Ночь была холодной, и мокрый асфальт блестел под светом уличных фонарей.
Села в старую BMW, которую ещё недавно так и не могла заставить себя покинуть. Завела двигатель и поехала в сторону дома Пэйтона — того, что он снимал с друзьями.

Дорога казалась бесконечной. В голове крутилось всё одно и то же — почему он ушёл? Почему оставил меня здесь одну?
Сердце стучало, как будто пыталось прорваться из груди, а руки дрожали на руле.

Когда я подъехала, вокруг дома было тихо.
Парковка почти пустая — не было его знакомого «Доджа».

— Чёрт, — выдохнула я, сжимая руки на коленях. — Может... может он с Лии?

В груди что-то взорвалось — злость, горечь, обида. Почему я сумела найти в себе силы и уверенность, а он — нет?

Я смотрела на пустую комнату, где ещё недавно слышался его смех и голоса друзей, а теперь только тишина и холод.

«Как он мог так легко уйти?» — думала я, ощущая, как внутри меня растёт огонь, жгущий всё до тла.

И в этот момент я решила: я не позволю себе сломаться. Если он выбрал её — значит, я должна быть сильнее.

Я уехала домой и провалилась в сон, усыплённая несколькими снотворными.

Два дня не могла найти в себе сил встать с кровати. Меня поднял лишь резкий стук в дверь.

В глазок никого не было видно — ночь была поздняя. Сломанная и измотанная, я даже не подумала о последствиях, когда дверь резко распахнулась.

В квартиру ворвался здоровенный мужчина — коллектор.

— Карли, папаша твой не рассчитался, и теперь нам пришло время требовать. Ты должна отдавать долг, и не надейся, что отмажешься, — его голос был суров и безжалостен.

Он ударил меня по почкам, потом по голове. Я упала на пол, но успела схватить пистолет. Отползай на лопатках, будучи в одних трусах и майке я прохрипела:

— Стой, гад!

Мужчина побледнел, увидев оружие.

— Я пристрелю тебя к чертям собачьим, — прошипела я, — мне всё равно, терять нечего.

Я медленно сняла с пистолета предохранитель. Тишина в комнате стала почти осязаемой.

— Я не играю, — сказала я тихо, холодно. — У меня всё серьёзно.

Он замер, взгляд бегал между моими глазами и оружием. Руки его слегка дрожали.

— Хорошо, — выдавил он наконец, отступая на шаг назад. — Я верну долг. Но не сегодня. И не сразу.

Я не моргнула.

— Запомни: в следующий раз я не буду предупреждать.

Он бросил на меня испуганный взгляд и быстро вышел, закрыв дверь.

Я осталась стоять в пустой квартире, в руках — тяжесть пистолета и понимание, что теперь играть с этим нельзя.

Я закрыла дверь квартиры на ключ и медленно села на холодный пол. В руках держала пистолет — тяжёлый, знакомый и одновременно чужой. Медленно провела пальцами по металлической поверхности, изучая каждую царапину и следы от времени. Казалось, что в этом оружии заключена вся моя боль, страх и злость. Оно было не просто инструментом — это был мой последний якорь, моя сила и одновременно проклятие. Взгляд затуманился, но я не могла оторваться. Этот пистолет — как отражение меня самой: холодный, опасный и сломанный.

POV Пэйтона — момент аварии

Скорость была высокой, но я контролировал машину — трасса была сухой, видимость отличная. В голове крутились мысли, но я держал руль крепко.

Вдруг, с левой полосы на мою резко вылетела другая машина — водитель даже не моргнул, словно специально нарушая правила. Я моргнул от неожиданности, попытался уйти вправо, но было слишком поздно.

Слышался визг тормозов и скрежет металла, когда удар пришёлся по моей двери. Машину резко повело — руль вырвало из рук, и я не мог удержать контроль.

Машина закружилась, столкнулась с отбойником, металл скрежетал, стекло треснуло. Тело ударилось о руль, голова с силой врезалась в стекло. Я почувствовал резкую боль в боку и сильный толчок, после которого сознание начало темнеть.

Последнее, что я успел увидеть — размытое лицо другого водителя, равнодушное и быстро скрывающееся с места аварии.

Это был не мой промах. Просто чужая ошибка, стоившая слишком дорого.

Мир превратился в зыбкий калейдоскоп света и звуков. Сквозь туман сознания я ощущал, как тело болтается, словно ветка на ветру, не слушаясь и не подчиняясь.

Внезапно — оглушительный грохот. Металл скрежещет, рвётся, словно ткань, и я чувствую, как меня бросает из стороны в сторону. Стекло разлетается вокруг, словно дождь из хрупких осколков, каждый из которых режет кожу.

Всё вокруг перевернулось вверх тормашками, и я — внутри этого хаоса — лишь тень самого себя. Сердце бешено стучит, кровь словно кипит, но голос внутри шепчет лишь одно — тишина. Тишина после бури.

Мгновения растягиваются в вечность. Свет фар становится холодным и режущим. Я чувствую — что-то отрывается внутри, словно часть меня уходит навсегда.

Мои руки, покрытые царапинами и пятнами крови, бессильно лежат на изломанном руле. Я не могу пошевелиться, не могу крикнуть — лишь отдалённо осознаю, что мир вокруг продолжает вращаться без меня.

Тело трясётся, дыхание прерывистое, и я растворяюсь в бескрайней пустоте между проблесками сознания и мраком безвременья.