chapter 11
Я уснула только к двум ночи. До этого десять минут просто смотрела в потолок, слушая, как гулко бьётся сердце в пустой квартире.
Всё‑таки я набралась смелости и перезвонила Джексону — пора было объясниться.
Без лишних подробностей о вчерашнем вечере я выдала свою версию: машину не вернуть, какой‑то парень меня развёл, и теперь остаётся только смириться с потерей. Добавила, что думаю продать дом — риелтор уже прислал отчёт о просмотрах, объявление висит на сайте. Сказала, что решила забыть о «Селике» и купить что‑то попроще, ужавшись в расходах.
Джексон молчал пару секунд, а потом просто вздохнул:
— Я приеду на выходных. Надо поговорить.
После разговора я открыла ноутбук и несколько часов залипала в работу — обновляла свои резюме и объявления о приёме пациентов. Фотографии уютного кабинета, аккуратные формулировки, будто у меня под контролем хотя бы эта часть жизни.
Так и прошло два моих дня.
Холодный воздух щипал кожу, и где‑то далеко внизу шумел ночной город. Я сидела на балконе , обняв колени, и смотрела, как редкие машины скользят по мокрому асфальту.
Внутри всё было странно пусто. Дом, работа, резюме — как будто это не про меня. После гонки мои вены ещё пульсировали остатками адреналина, и контраст с этой тишиной был невыносимым.
Я снова посмотрела на папку.
Ну и зачем он оставил её?
Открыв, я стала листать фотографии машин, схемы, имена... и вдруг заметила снимок, сделанный явно на телефон: Пэйтон стоит у своего «Доджа» с девушкой. Лицо её наполовину закрыто волосами, но улыбка — уверенная, как будто она точно знала, что он её.
В груди что‑то кольнуло.
Наверное, это и есть та, что звонила «милый»...
Телефон завибрировал. Незнакомый номер.
Я взяла трубку.
— Ты не спишь?, — голос Пэйтона звучал лениво, но в нём проскальзывало что‑то острое.
— А ты откуда знаешь, что звонить можно? — выдохнула я, сжимая папку.
— Просто знаю. Выгляни.
Я подскочила, выглянула вниз и увидела его «Додж» под фонарём. Он стоял, прислонившись к капоту, руки в карманах, будто ночь и холод были его стихией.
— Садись. Покажу тебе город ночью.
— Не могу... завтра куча дел.
Он поднял голову, и даже с четвертого этажа я увидела его усмешку.
— Дела, да? — Пэйтон говорил негромко, но каждое слово будто отдавало эхом в груди. — Ладно. В следующий раз.
Он сел в «Додж», завёл мотор. Глухой рык разнёсся по пустынной улице. Я прижалась лбом к стеклу, пока его машина медленно выкатывалась из‑под фонаря и растворялась в темноте.
Только когда звук выхлопа стих, я поняла, что стою, сжимая штору, как будто пыталась удержать его хотя бы взглядом.
И в этот момент я ощутила странное жжение под рёбрами.
Ревность.
Не к Лие, не к той девушке на фото, а к его жизни, в которую я так и не решилась шагнуть этой ночью.
Утро началось тихо. Солнечный луч, пробившийся сквозь щель в шторах, лег на подушку. Я машинально нащупала телефон — сообщений от Пэйтона не было. Только Джексон снова что‑то писал ночью.
Я потянулась, встала, включила чайник, и уже собиралась открыть ноутбук, когда телефон зазвонил. Номер был незнакомый.
— Алло? — сонно.
На линии повисла пауза, и только потом женский голос:
— Это Карли Стиршен?
— Да...
— Говорит дежурная медсестра городской больницы. Мне очень жаль, но... вам нужно срочно приехать. Ваш отец...
Мир будто провалился в гул.
— Что с ним? — едва выдавила я.
— Он в критическом состоянии. Мы связываемся с вами, чтобы сообщить... — женщина замялась, — есть подозрения на попытку суицида.
Я не почувствовала, как села прямо на пол. Телефон выскользнул из пальцев. Чайник щёлкнул, закипев, а я смотрела в никуда, чувствуя, что всё внутри будто рассыпалось на осколки.
Я несколько раз набирала Джексона — автоответчик.
Кэйт — автоответчик.
Мне больше некому было звонить, но незнакомый номер совсем не манил...
Гудок. Гудок. Гудок. Я сбросила.
На экране снова высветился тот же номер.
Я глубоко вдохнула и нажала «ответить».
— Алло...
— Карли, — протянул знакомый голос. Пэйтон. — Что за чёрт у тебя с голосом?
— Мне... позвонили из больницы, — я почувствовала, как губы дрожат. — Отец... Он...
Пауза. Секунда тишины, будто даже шум улицы на том конце исчез.
— Жив? — холодно и прямо спросил он.
— Да... пока да. Они думают... — я замялась, с трудом выдавливая слова, — что он сделал это сам...
Я услышала его резкий выдох. Потом звук шагов и хлопок двери машины.
— Скинь адрес, — голос его стал стальным.
— Пэй, я... я сама...
— Нет, — отрезал он. — Через десять минут буду у тебя.
Он сбросил.
Я стояла у окна, кутаясь в худи, глядя на пустую улицу. Руки дрожали, как будто я только что выбежала из ледяной воды.
Через семь минут и «Додж» медленно остановился у моего дома. Пэйтон даже не заглушил двигатель — просто вышел, облокотился на крышу и поднял взгляд на мои окна.
Я схватила сумку и ключи, выскочила на улицу. Ночная прохлада ударила в лицо, а он молча открыл передо мной пассажирскую дверь.
— Поехали, принцесса, — тихо сказал он.
Я села, и дверь мягко захлопнулась, отрезая нас от остального мира.
Холодные белые стены пахли хлоркой. Лампы жужжали, медсёстры сновали туда‑сюда, но я почти ничего не слышала — только гул в ушах.
— Вы дочь мистера Стиршена? — ко мне подошла женщина в халате, усталые глаза за стеклянными очками.
Я кивнула. Пэйтон стоял рядом, будто заслоняя меня от всего мира.
— Пройдёмте в кабинет.
Я шла, как во сне. В кабинете пахло кофе и бумагой. Женщина сложила руки на столе.
— Мне очень жаль. Ваш отец поступил сегодня рано утром. Его нашли в гараже... — она на секунду замолчала. — Без признаков жизни.
— Как... — голос сорвался. — Как это случилось?
— Мы не можем сказать точно до завершения экспертизы. Но... — она бросила взгляд в бумаги. — Похоже на самоубийство.
Я почувствовала, как холод поднимается от пола, цепляется за колени, за грудь. Пэйтон положил руку мне на плечо, крепко, без слов.
— У него была тяжёлая форма алкогольной зависимости, — продолжила врач. — Падение давления, проблемы с сердцем... Иногда психика не выдерживает.
Я не ответила. Только смотрела на белые стены, на пустое окно, и где‑то глубоко внутри росла пустота.
Когда мы вышли в коридор, я почти не помнила, как шла. Пэйтон обнял меня за плечи, и только тогда я позволила себе выдохнуть — коротко, болезненно, будто резануло изнутри.
Мне конец, и этот мир сожрёт меня с потрохами. Я кое‑как успела начать жить нормально... а теперь — наследство, долги отца, бесконечные подписи на бумагах.
Я сидела на жёстком пластиковом стуле в коридоре больницы, глядя на блеклый линолеум, и чувствовала себя пустой.
Телефон завибрировал. Пэйтон.
— Я заберу тебя, — сказал он коротко, даже не спросив, где я.
Через двадцать минут его «Додж» стоял у входа. Он облокотился на капот, будто был частью этого холодного утра.
Я вышла, почти шатаясь от усталости.
— Оставь меня, — выдавила я, положив руку на дверцу. — Мне надо подготовиться к собеседованию.
Он нахмурился, шагнув ближе.
— Мы так не договаривались.
— Мурмаер, я боюсь, это не понравится твоей девушке! — агрессивно бросила я, развернувшись к нему.
Он замер. На лице — ни тени привычной усмешки. Только холод.
— Повтори, — тихо произнёс он.
Я почувствовала, как сердце сжалось.
— Ну... извини. Интернет есть у всех.
— Интернет... — он обошёл машину, опершись ладонью о крышу, перекрыв мне путь. — Ты даже не должна была знать мою фамилию.
— Я узнала достаточно, чтобы понять, что ты любишь играть жизнями, — выпалила я, чувствуя, как злость глушит усталость. — Своей и чужой.
Он склонился к окну, его голос стал низким, опасным:
— А ты любишь рисковать чужим доверием.
На секунду мы оба замолчали. Ветер холодил щеки, а где‑то далеко кричала скорая.
— Садись, — наконец сказал он, открывая дверь. — Мы закончим этот разговор там, где нас никто не услышит.
Я села на пассажирское сиденье, хлопнула дверью сильнее, чем хотела, и запах его кожаной куртки, бензина и чего‑то терпко‑металлического ударил в нос.
Пэйтон завёл «Додж», мотор взревел, и мы выехали со стоянки больницы. За окнами мелькали серые утренние улицы, но внутри машины воздух был густой, натянутый, как перед грозой.
— Так значит, рылась? — наконец произнёс он, не глядя на меня.
— Не рылась, — упрямо ответила я. — Просто захотела знать, кто приходит ко мне домой.
— И что же узнала, принцесса? — в голосе сквозила насмешка, но губы были сжаты.
— Что ты — Пэйтон Джей Мурмаер. Что десять лет назад ты сидел за покерным столом и выглядел... счастливым. Не таким, каким я вижу тебя сейчас.
Он усмехнулся, но усмешка была холодной.
— Счастливым, да? Ты понятия не имеешь, какой это был мир.
— И ещё я знаю, что ты давно играешь на чужие жизни. И чужие машины. — Я перевела взгляд на его руки, сжимающие руль. — Вчерашние синяки... это не просто гонка.
Он сжал зубы, ускоряя машину. Салон наполнился гулом мотора.
— Может, — сказал он тихо, почти сквозь шум дороги. — Но ты тоже играешь, Карли. Только делаешь вид, что не замечаешь.
— Я не играю, — прошептала я, уткнувшись в окно, но внутри было пусто и страшно от того, что, возможно, он прав.
Он сбросил скорость, повернул в сторону набережной. Серое утро заволакивало город, и только наш «Додж» рвал тишину.
— Слушай, принцесса — его голос стал мягче, но от этого ещё опаснее. — Или ты со мной, или выходишь прямо здесь. Полумеры нас погубят.
— Нас? Принцесса? Да почему ты вообще меня так называешь? — крикнула я, вырываясь из машины. — Какие мы?! Партнёров по работе принцессами не называют, ужины им не готовят и уж не тем более не целуют!
ChatGPT said:
Я резко отстегнула ремень, не дожидаясь остановки, и соскользнула с сиденья, дёрнув ручку. Неустойчиво сделала шаг, но поскользнулась и выпала на асфальт, прокатившись несколько метров по холодной дороге. Джинсы порвались, толстовка — в клочья, на лбу уже появилась свежая царапина, а русые кудри спутались и липли к лицу.
Пэйтон резко остановил машину и выбежал ко мне, охваченный тревогой.
— Чёрт, ты в порядке? — его голос дрожал.
Пытаясь подняться, я вдруг ощутила резкую боль в ноге — она будто отказывалась слушаться, колено будто подкосилось подо мной. Я рухнула на бок, стиснув зубы от боли.
Пэйтон резко остановил машину, выбежал ко мне и сел рядом, охваченный тревогой.
— Скажи, где болит, — голос его дрожал, глаза смотрели на меня с настоящей паникой....
Тут картинка потемнела...