Перекресток ставок

Мы сели в «Додж», улица уже опустела — только далёкий рёв моторов разрезал ночь. Пэйтон вёл машину расслабленно, одной рукой на руле, другой барабаня по колену в такт музыке.

— Ты кайфанула, да? — в его голосе было самодовольство, но и что‑то тёплое.

— Да... — я улыбнулась, чувствуя, как щеки всё ещё горят. — Даже не верится, что это была моя «Селика».

— Уже не совсем твоя

— Почему ты так вцепился в неё? — раздражённо, почти зло спросила я, глядя, как он сжимает руль «Селики», будто она принадлежала ему всегда.

— А почему ты? — Пэйтон скользнул по мне взглядом, чуть отвлекаясь от дороги.

Я глубоко вдохнула, собираясь с мыслями:
— Это подарок... от человека, который понимал меня лучше всех.

— Не понял, — его бровь чуть приподнялась.

— «Селика» — моя первая машина. Дедушка подарил её мне незадолго до своей... кончины. — Последнее слово далось тяжело, голос дрогнул.

Пэйтон не сразу ответил. Несколько секунд мы ехали в тишине, только звук двигателя и шорох шин по мокрому асфальту.

— Тогда понятно, — наконец произнёс он, чуть мягче, чем обычно. — Машина с историей. Но, принцесса... — он бросил короткий взгляд на меня, и в его глазах сверкнуло что-то упрямое. — Чтобы она жила дальше, ей нужен драйв. Дед бы точно одобрил.

Я отвернулась к окну, но в груди всё равно потеплело. Он умел задевать, но иногда говорил вещи, которые прилипали к сердцу.

Телефон снова завибрировал в кармане. Джексон. Я отключила звук, даже не глядя.

— Правильно, — усмехнулся Пэйтон, включая передачу. — Выбирай, кого слушать: шум... или себя.

Мы рванули дальше в ночь, и внутри меня что-то сдвинулось. Кажется, я уже знала, какой выбор сделаю.

Давай оформим сцену плавно, с напряжением и твоими новыми деталями:

Он снова шёл за мной по коридору, будто тень, и вошёл в квартиру, словно она давно его.

— Стой. Нет, — я подняла руку, преграждая путь. — Ты не останешься, пока не скажешь, почему ты так вцепился в «Селику».

Его взгляд стал холодным, прищур жёстким. Не говоря ни слова, он медленно стянул с себя худи, потом футболку.

Я невольно задержала дыхание. На его рёбрах расползались жёлтые и синие гематомы, на ключице тянулась свежая царапина.

— Я разбился, — произнёс он сухо. — Поворот, мокрый асфальт... и машина чужая.

Я моргнула, не сразу понимая.
— Чужая?

— Я брал её под игру. — Он усмехнулся, но без радости. — Тут не только гонки. Ставки, долги... половину выигрыша всегда отдаёшь владельцу. И если врезался — платишь не деньгами, а свободой.

Он поднял взгляд, и в нём мелькнула тень усталости:
— «Селика» для меня — не просто машина. Это был мой шанс играть по своим правилам.

Я стояла молча, чувствуя, как холодок пробегает по коже, и впервые по‑настоящему поняла, в какой мир он меня тянет.

Я молчала, разглядывая его синяки. В голове крутились его слова — чужая машина, долги, ставки.

Он накинул худи обратно, будто разговор был закончен.

— Я останусь на пару часов, — сказал он, проходя в гостиную и падая на диван. — Тело гудит после заезда.

Я хотела возразить, но промолчала. Села на подлокотник, наблюдая, как он закрывает глаза.

— Ты правда не боишься врезаться снова? — вырвалось у меня.

— Боюсь, — усмехнулся он, не открывая глаз. — Но страх — это топливо. Без него игра скучная.

Пэй сел на диван, словно усталость сковала его движения.

— Как часто у тебя идёт кровь из носа? — осторожно спросила я, не скрывая беспокойства.

— Ну, бывает... — задумчиво протянул он, словно пытаясь понять, что это значит для него.

В этот момент зазвонил его телефон. Он бросил на меня короткий взгляд, потом вышел на балкон.

Я услышала его голос — эмоциональный, напряжённый, но приглушённый.

— Ну, милый... ну, приедь... — тихо раздалось из трубки.

Я сжала губы. Что я ожидала? Что красавчик-криминал вдруг влюбится в меня? Карли, боже, тебе бы лучше лечить таких, как ты — девушек, которые влюбляются в плохих парней. Это бред.

Но я не влюбилась. Это просто спесь, гормоны, желание почувствовать безопасность — хоть и такую хрупкую, словно тень угрозы.

В руках я уже держала Аскарутин. Хотела предложить допить ему остатки — я хорошо знаю, что такое слабые сосуды, синяки на ровном месте и постоянная утомляемость.

Я не выдержала и вышла на балкон. Пэйтон всё ещё говорил по телефону, но голос стал тише. Я подошла ближе, чтобы услышать лучше, но не слишком навязываться.

— Ты должен отдохнуть, — сказала я тихо, удерживая в руках таблетку. — Это поможет с сосудами.

Он повернулся ко мне, глаза на миг потемнели, но в них мелькнуло что-то, похожее на благодарность.

— Не привык к помощи, — пробормотал он.

— Ну, иногда даже самым крутым нужна поддержка, — улыбнулась я.

Он скривился, но не спорил.

В этот момент телефон снова завибрировал, но теперь я видела, как его лицо на секунду сменяется раздражением, когда на экране высвечивается имя «Лия».

Что-то внутри меня сжалось.

— Наверное... тебе всё-таки пора, — слова застревали в горле, и я натянула на лицо улыбку, которая могла бы выиграть «Оскар» за самую фальшивую.

Пэйтон задержал на мне взгляд, словно что-то хотел сказать, но промолчал. Просто кивнул, поднялся с дивана и молча взял свою толстовку.

Я стояла, сжав руки в кулаки, пока за ним закрывалась дверь. Тишина квартиры вдруг стала давящей, а пустота внутри — оглушающей.

Я устроилась на диване с телефоном в руках, папка с документами рядом. Нужно было понять, кто он на самом деле — Пэйтон Джей Мурмаер. Я быстро ввела его имя в поисковик.

Я нашла новостной репортаж о недавней аварии, в которой фигурировал Пэйтон. Машина была серьёзно повреждена, а сам он получил травмы — возможно, оттуда и следы на теле.

В автомобильных блогах я заметила несколько упоминаний о нем как о гонщике с репутацией рискованного, но талантливого водителя, который постоянно улучшает свои машины.

Я листала результаты поиска, пока взгляд не зацепился за старый аккаунт в Instagram. Он был почти заброшен, последние фото датировались десятью годами назад.

Я открыла первую фотографию.
Мальчишка лет десяти сидел за покерным столом, перед ним горка фишек, а в руках — карты. На носу огромные солнцезащитные очки, явно чужие, сползающие с лица. Кто-то в комментариях шутил: «Маленький король блефа».

Я перелистнула дальше. Снова он — в бейсболке, на фоне бархатной зелёной скатерти. И вот это фото меня остановило. Без очков, без улыбки.
Глаза.
Совсем другие. Холодные, сосредоточенные, взрослые. Слишком взрослые для ребёнка.

Я пролистала комментарии, большинство были старыми и забавными, кто-то отмечал «будущий чемпион», кто-то добавлял: «Ну ты и псих, братец».

И тут внизу комментарий трёхлетней давности от забытого пользователя:
«Жаль, что всё так закончилось».

Я замерла. Пальцы вспотели, сердце стучало неровно. Кто же ты на самом деле, Пэйтон Мурмаер?