Глава 16. Лезвие
Северное Атлантическое море, 739 км от Ирландского острова, 4 января 1912 года, 8:53
Джордж Уиттакер привычно проснулся от мерного покачивания корабля. Едва успев открыть глаза, он нащупал ботинки под кроватью и быстро обулся. Просыпаясь, он всегда старался не терять времени зря - утро на эсминце не предполагало долгих сборов.
Привычным маршрутом Джордж направился в прачечную, по пути дружелюбно кивая товарищам и желая всем доброго утра. Улыбки были редкостью на военных кораблях, особенно в разгар войны, но Уиттакер старался сохранять оптимизм, который был заразительным для окружающих.
Достигнув прачечной, он остановился у зеркала. В отражении на него смотрело лицо с заметной щетиной, которая за последние дни успела изрядно отрасти. Джордж покачал головой и усмехнулся.
- Ну вот, я же её только сбрил, - пробормотал он себе под нос, вспоминая своего сослуживца, который частенько подшучивал над его небритостью.
Он взял мыло и энергично намылил щетину, размазывая пену по подбородку, щекам и под носом. Сосредоточенно глядя в зеркало, Джордж схватил бритву, готовясь привести лицо в порядок.
Но тут корабль вздрогнул, словно пробуждаясь от дремоты, а затем раздался тревожный гудок, который эхом разнесся по всем палубам.
- Вражеские эсминцы по левому борту! Всему экипажу занять боевые места! - раздался голос через громкоговоритель.
Джордж замер, держа бритву в одной руке, а другой утирая мыльную пену, которая уже начала стекать по подбородку. На секунду он застыл, потом, словно проснувшись, бросил бритву на раковину.
- Отлично, - пробормотал он, вытирая лицо рукавом, но пену так и не удалось стереть полностью.
Он выбежал из прачечной, спеша на мостик. Узкие коридоры эсминца были полны суетящихся моряков, каждый из которых мчался к своему посту. Уиттакер пробирался через толпу, чувствуя, как внутри него поднимается знакомое возбуждение, смешанное с тревогой.
Добравшись до командной рубки, он занял место у штурвала, его дыхание было сбивчивым, а лицо всё ещё слегка покрыло пеной, что вызвало бы улыбку у любого, если бы обстановка не была столь напряжённой.
- Штурман Уиттакер на месте! - громко доложил он, берясь за рукоятки управления.
Капитан повернулся к нему, мельком глянув на остатки пены на лице Джорджа, но ничего не сказал.
- Враг замечен по пеленгу 284, дистанция шестьдесят кабельтовых, приближаются. Готовьтесь к манёвру, - отрывисто бросил капитан, всматриваясь в горизонт через бинокль.
Джордж выпрямился, стиснув рукоятки крепче. Бой вот-вот начнётся.
- Полный вперед, поворот направо на курс 194, орудия от одного до четырех фугасными товсь! - Начал командовать Капитан Росс.
Джордж крепче сжал штурвал, внимательно следя за движением корабля. Эсминец начал поворачивать, подчиняясь его уверенным движениям, а двигатель ревел, выводя судно на указанный курс.
На мостике напряжение ощущалось даже в воздухе. Офицеры переговаривались, передавая команды, звуки шагов смешивались с гулом механизмов и шумом волн, бьющихся о корпус корабля.
Тут донесся другой голос из центральной комнаты управления огнем:
— Цель по пеленгу 247, класс эсминца "Биссон", дистанция 58 кабельтовых!
- Орудия от одного до четырёх фугасом, товсь! - снова повторил офицер, поднимая голос, чтобы его слышали даже за пределами мостика.
Джордж быстро взглянул на горизонт, прикидывая, где может находиться враг. «Биссон» - французский эсминец. Быстрый, манёвренный, с мощным вооружением. Это будет сложный противник.
- Внимание, орудия! - раздался голос из центральной комнаты управления огнём. - Цель по пеленгу 247, дистанция 57 кабельтовых. Готовы к залпу.
- Залп! - выкрикнул капитан Росс, пристально наблюдая за горизонтом.
Рёв пушек сотряс эсминец. Орудия, словно один организм, выплюнули смертоносный груз в сторону вражеского корабля. Джордж почувствовал, как корабль вздрогнул от отдачи.
- Есть накрытия! Прямого попадания нет! - прокричал офицер-наблюдатель.
Капитан Росс скривил лицо в полуулыбке и пробормотал себе под нос:
- Вот тебе новый эсминец «Грейхаунд». Они даже не успели первыми выстрелить как уже мы накрыли их.
Он обернулся к Джорджу и громко скомандовал:
- Маневр зигзагом, Уиттакер! Они попытаются нас выцелить. Не дать им шанса!
- Есть, сэр! - ответил Джордж, мгновенно начав выводить корабль в новый манёвр.
«Грейхаунд» сменил курс, уходя вправо, затем резко налево, словно танцуя на волнах. Маневры должны были сбить прицел врага, усложнив стрельбу по эсминцу.
- Орудия, непрерывный огонь! - продолжал командовать Росс. - Цель та же, дистанция уменьшается.
- Дистанция 57 кабельтовых, - доложили из центральной комнаты.
Снова залп, и Джордж услышал, как что-то тяжелое падает позади. Отдача пушек разбудила в нём адреналин. Он был сосредоточен на штурвале, чувствовал себя частью этого металлического гиганта, несущегося сквозь пенные волны и грохот орудий.
- Прямое попадание! - внезапно крикнул наблюдатель. - Дым и пожар на вражеском борту, попадания между третьей и четвертой трубой!
На мостике раздались одобрительные возгласы. Джордж сдержал улыбку, концентрируясь на выполнении манёвров. Но он понимал, что это только начало - бой обещал быть долгим и изматывающим.
- Ещё залп фугасными затем бронебойными! - Скомандовал Капитан Росс
Тут из центральной комнаты прозвучал голос:
- Цель меняет курс, замедляется, дистанция 56 кабельтовых!
- Залп! - Скомандовал Капитан.
Эсминец снова вздрогнул от мощного залпа. Грохот орудий оглушил на несколько мгновений, но на мостике это никого не смутило. Джордж Уиттакер продолжал маневрировать, а экипаж выполнял команды с ювелирной точностью.
- Накрытия, прямого попадания нет! - прозвучал голос наблюдателя.
- Заряжай бронебойные, целься в середину корпуса! - приказал Росс, сжав кулаки.
- Дистанция 54 кабельтовых, цель неподвижна! - доложили из центральной комнаты управления огнём.
- Залп! - Росс махнул рукой, словно подталкивая орудия к выстрелу.
Вслед за этим раздался очередной залп. Орудия выпустили бронебойные снаряды, которые, словно молнии, устремились к цели. Через несколько мгновений наблюдатель громко объявил:
- Попадание! Прямо в погреб боеприпасов!
И тут внезапный оглушительный взрыв оглушил экипаж. Гигантский огненный гриб устремился в небо. Вражеский эсминец разорвало на части, металлические обломки разлетелись во все стороны, а место, где он находился, окутал густой чёрный дым.
На мостике наступила короткая тишина, прерванная только голосом из центральной комнаты:
- Новая цель! Корвет типа «Бордё», пеленг 298, дистанция 53 кабельтовых! Цель начинает отступление.
Росс ухмыльнулся, глядя на горизонт, где корвет уже пытался скрыться:
- Ну что, «Дэнди», покажи им, кто здесь главный. Мы станем настоящей занозой в заднице для их флота! - проговорил он с насмешкой, отсылая врагов к их устаревшим судам.
- Орудия, заряжай фугасные! Приготовиться к залпу! - снова скомандовал Росс.
- Цель меняет курс, замедляется, дистанция 61 кабельтовый! - поступило обновление из центральной комнаты.
- Залп! - вновь отдал команду капитан.
Орудия снова прогремели, отправляя фугасные снаряды на встречу корвету, заставляя врага продолжать беспорядочное отступление. Джордж, сосредоточенный на штурвале, быстро менял курс, удерживая «Дэнди» в идеальной позиции для атаки.
- Уиттакер, руль прямо! У нас ещё есть работа, - бросил Росс, наблюдая за тем, как вражеский корвет постепенно исчезает из зоны видимости.
Снаряды продолжали уходить мимо цели, рассекая воду вдалеке от корвета. Каждый промах раздражал капитана всё больше, и Росс не выдержал:
— Вот удача подводить начала! Чёрт возьми, даже новички могли бы лучше стрелять!
На мостике повисло напряжение, пока один из младших офицеров, собравшись с духом, произнёс:
— Сэр, они даже не успели накрыть нас, как их эсминец уже утонул. Мы сделали своё дело. Но, если позволите... преследование сейчас может быть неразумным. Запас топлива ограничен. Если мы продолжим, нам может не хватить горючего, чтобы сопровождать караван.
Росс резко повернул голову к офицеру, прищурив глаза. Его лицо потемнело, как грозовое небо.
— Значит, ты предлагаешь оставить корвет и дать ему уйти? — проговорил он медленно, его голос прозвучал угрожающе.
— Да, сэр, — осторожно подтвердил офицер. — Ради безопасности всего задания.
Капитан на мгновение замер, обдумывая сказанное. Затем он махнул рукой и хмуро бросил:
— Ладно, принимается. Прекратить огонь. Сменить курс на 275, средний вперед.
Матросы на мостике зашевелились, передавая команды по телеграфу. Джордж повернул штурвал, и эсминец начал разворачиваться.
Но Росс не собирался оставить разговор на этом. Он подошёл ближе к офицеру и произнёс с жёсткой улыбкой:
— Хорошо, что ты думаешь о топливе, но в следующий раз держи свои умные мысли при себе, пока я их не спрошу. Понял?
Офицер сглотнул и быстро ответил:
— Так точно, сэр.
Росс развернулся, махнув рукой, и обратился ко всем на мостике:
— Отлично сработали, парни. Но расслабляться рано. Нам ещё нужно ещё дойти до этого каравана.
Голос капитана звучал твёрдо, но в нём уже не было прежней злости. Джордж мельком посмотрел на него, а затем снова сосредоточился на штурвале, думая о том, что этот день только начинался.
— Отмена боевой тревоги, — громко скомандовал капитан Росс. — Всем вернуться к обычному режиму.
Гул корабельной сирены прекратился, и напряжение, царившее на борту, постепенно начало спадать. Джордж, всё ещё чувствуя адреналин от только что закончившейся боевой тревоги, наконец-то смог выдохнуть. Он провёл рукой по лицу, ощутив высохшую пену для бритья.
— Вот так и останусь ходить с этим, как с камуфляжем, — пробормотал он себе под нос с лёгкой усмешкой.
— Результаты боя, 32 выстрела, попаданий 12. Убитых и раненых нет, повреждения только в пятом цилиндре всё остальное не повреждено. — Доложил Второй вахтенный офицер.
— Вот так бы всегда. — Хмыкнул Капитан снимая фуражку и вытирая пот со лба.
Покинув свой пост у штурвала, он направился к палубе, чтобы освежиться перед долгожданным завтраком. Холодный морской ветер встретил его, когда он вышел наружу. Джордж глубоко вдохнул солёный воздух и почувствовал, как напряжение начинает отпускать.
— Ну, хоть позавтракаю нормально, — сказал он себе, спускаясь внутрь корабля в камбуз.
На кухне царил привычный хаос. Кок раздавал матросам порции каши и жареного бекона, а запах горячего кофе смешивался с ароматом моря, просачивающимся через вентиляционные отверстия. Джордж, вытирая лицо полотенцем, получил свою порцию еды и сел за свободный столик.
— Ух ты, Уиттакер, — заметил один из его товарищей, усаживаясь рядом. — Ты решил побриться во время боя?
Джордж усмехнулся и ответил:
— Ну, это же идеальное время, правда? Только и мечтаешь, чтобы гудок тревоги застал тебя с бритвой у горла.
Все за столом рассмеялись, и напряжение, ещё минуту назад висевшее в воздухе, исчезло окончательно.
Джордж взглянул на свою еду, поднял кружку с кофе и тихо сказал себе:
— Это будет длинный день.
Джордж с аппетитом расправлялся с завтраком, когда дверь камбуза со скрипом открылась, и внутрь зашёл Томми О'Доннел, весь заляпанный чёрным маслом. Его измазанные лицо и руки сразу привлекли внимание всех, и в помещении раздался дружный смех.
— Ну, Томми, ты что, решил заняться живописью прямо в машинном отделении? — подколол его кто-то из матросов.
Томми покачал головой, ухмыльнулся и, забрав свою порцию еды, сел напротив Джорджа.
— Ты-то хоть нормально позавтракать успел? — спросил он, устало ставя кружку с кофе на стол.
Джордж, едва сдерживая улыбку, прищурился и ответил:
— Смотря что ты называешь "нормально". Кстати, что с тобой случилось? Масло тебе всегда так идёт или это новое решение для боевой подготовки?
Томми хмыкнул и, не спеша отвечать, решил задать свой вопрос:
— Уиттакер, ты, конечно, всегда весь из себя умник. Скажи-ка, ты помнишь, в каком отделении я нахожусь при экстренных ситуациях?
Джордж усмехнулся и, не раздумывая, ответил:
— Отделение по борьбе за живучесть. Ещё вопросы?
Томми кивнул с одобрением, взял ложку и начал есть, одновременно рассказывая:
— Ну вот, значит, слушай. Когда капитан дал полный ход, один из котлов решил устроить для нас "весёлую жизнь". Масло начало течь так сильно, что мы чуть ли не плавать в нём могли. Пришлось лезть туда и возиться, пока вы тут играли в кошки-мышки с врагом.
Джордж откинулся на спинку стула, бросив на Томми выразительный взгляд.
— А я-то всё думал, почему мы не догнали этот корвет. Ну конечно, ты был занят своим "спа-салоном".
Снова раздался смех за столом, и даже Томми не смог удержаться.
— Ладно, Уиттакер, в следующий раз я тебя позову помочь. Посмотрим, как ты справишься.
— Только попробуй, — фыркнул Джордж, отхлебнув кофе. — С меня хватит тревог на голодный желудок.
Томми хмыкнул, и оба продолжили трапезу, пока атмосфера в камбузе постепенно возвращалась к привычной суете.
Северная часть Атлантического моря, 1 060 км от Ля-Рошель, 7 января 1912 года, 9:10
Клаус Рихтер лежал на койке и смотрел в потолок, пытаясь сосредоточиться. Сколько времени прошло? Всего три дня в патруле, а казалось, будто миновал целый месяц. Шум в отсеке за задернутой шторой становился всё более глухим, будто его сознание ускользало. Голоса офицеров где-то рядом звучали приглушенно, словно издалека. Он едва различал их, истощённый не только штормом, который бушевал уже вторые сутки, но и проклятой морской болезнью, что не давала ему покоя.
Вечность прервал резкий крик:
— Союзная подлодка по правому борту!
Собрав остатки сил, Рихтер вскочил и выбежал из отсека, его голова кружилась, и каждый шаг отдавался болью. Поднявшись на мостик, его тут же окатило потоком ледяной воды. Штормовой дождь и гигантские волны превратили палубу в настоящий ад, подлодку болтало из стороны в сторону. Вглядевшись в горизонт, он наконец заметил её.
По правому борту параллельным курсом шла огромная подлодка Испанофрана класса «Джованио». Величественная, массивная, она внушала одновременно восхищение и страх. В два раза больше, чем их U-87, она выглядела как плавучая крепость. Взгляд Рихтера тут же привлекли две огромные 125-мм пушки, грозно расположенные на её палубе. А на мостике боевой рубки стояли несколько фигур, машущих в их сторону, будто приветствуя.
Мысли Рихтера заметались, как и волны вокруг:
«Как испанцы вообще сумели создать это чудовище? Шесть торпедных аппаратов в носу... три в корме. И это только пусковые. В запасе у них, если верить докладам разведки, 14 торпед в носовом отсеке и ещё 3 в кормовом. Чудовищная огневая мощь. И эти орудия на палубе... Нашей U-87 с её двумя 88-мм пушками и четырьмя торпедными аппаратами с таким и сравнивать нечего. Но зачем они здесь? Просто демонстрация силы?»
Рихтер глубоко вдохнул морской воздух, смешанный с солёными брызгами. «Джованио» словно издевалась своим присутствием, напоминая, насколько мощным может быть их союзник, если того потребует обстоятельства.
Крик матроса вывел Рихтера из размышлений:
— Подлодка по левому борту!
Рихтер резко повернул голову и увидел ещё одну субмарину, прорезающую бушующее море. На этот раз это была немецкая подлодка типа-4D. Её профиль выглядел знакомо, но модифицированная конструкция сразу бросилась в глаза. Она была немного крупнее и явно обладала большей дальностью хода, чем U-87, относящаяся к типу-4A.
Прищурившись, Рихтер заметил мигающий свет — сигналы фонаря с немецкой подлодки. Сообщение было ясным: "Остановитесь."
— Остановить ход! — приказал Рихтер.
U-87 плавно сбросила скорость и остановилась на волнах. Почти синхронно замерла и подлодка типа-4D. Штормовые волны продолжали биться о корпуса субмарин, когда Рихтер заметил маленькую лодку, отчаянно пробирающуюся через бушующее море в их сторону. В лодке находилось несколько человек, один из которых явно выглядел как капитан.
Когда лодка подошла к борту, люди с трудом взобрались на палубу, едва удерживаясь на ногах под натиском ветра и брызг. Они направились к боевой рубке, где Рихтер ожидал их появления.
На палубе и мостике бушевал ад — ветер завывал, а дождь лился как из ведра, но это не помешало капитану немецкой подлодки, Рихарду Шульцу Гейганену капитан подлодки U-152, подняться на рубку. Улыбаясь, несмотря на суровые условия, он громко, чтобы перекрыть шум шторма, бросил Рихтеру:
— Ну как вам погодка, Рихтер? Прямо идеальная для прогулок, не находите?
Рихтер, скрывая усталость, лишь усмехнулся в ответ.
Шульц склонился ближе, чтобы его слова не унесло ветром:
— U-87 теперь входит в состав "Волчьей стаи" PQ-17. Есть новости — караван грузовых судов движется из Африки к британским островам. Нам нужно его перехватить.
Рихтер кивнул, понимая серьёзность ситуации. "Волчья стая" — так прозвали группы немецких подлодок, координирующих свои действия для нанесения ударов по конвоям союзников. Рихтер уже чувствовал, что этот приказ означает долгие недели напряжённой охоты на просторах океана.
— У вас что-нибудь известно о составе каравана? — спросил он.
Шульц кивнул.
— Да, информация будет передана сразу, как только мы снова свяжемся с командованием. А пока сидим смирно в шторме, связи нема! Как мы с вами связались я до сих пор не понимаю.
Рихтер кивнул, понимая, что их дни относительного покоя закончились. Шторм был только началом.
— Рихтер, у вас "Тифон" исправен?
Рихтер, протирая скапливающиеся капли воды с лица, кивнул и ответил уверенно:
— Да, работает как часы.
Гейганен кивнул, немного облегчённо вздохнув, но на его лице всё ещё читалась усталость:
— Тогда вы принимаете командование "волчьей стаей", — громко сказал он, не теряя ироничной улыбки, несмотря на обстановку. — Мой "Тифон" выведен из строя. Сорвался с полки и разбился к чертям из-за этого проклятого шторма.
Рихтер удивился, но сдержал эмоции. Получить командование в такой ситуации — большая ответственность, особенно с учётом каравана, который им предстоит атаковать.
Гейганен добавил, перекрикивая порывы ветра:
— Данные, которые мы успели получить перед выходом, передаю вам! Всё остальное — на вашей голове, Рихтер! Надеюсь, шторм утихнет, но пока он не сломал вас, как меня, — справляйтесь.
Он хлопнул Рихтера по плечу с дружеской ухмылкой, явно доверяя своему молодому коллеге, и затем жестом указал своим людям готовиться к спуску в лодку, чтобы вернуться на свою подлодку. Затем он протянул Рихтеру запечатанный конверт.
—Вот данные и приказы, передайте нашему испанскому другу о них и другим подлодкам в районе. Не забудьте ещё зашифровать сообщения! — Сказал Гейганен перед тем как спустится на палубу к своим людям и собираться к отплытию обратно на свою лодку.
Рихтер проводил взглядом лодку, которая раскачивалась на волнах шторма, пока капитан Гейганен и его люди медленно отдалялись от U-87. Ещё несколько мгновений он стоял на мостике, пытаясь собраться с мыслями. Потом, глубоко вздохнув, он повернулся и спустился внутрь лодки, где его тут же окутал привычный запах дизельного топлива, металла и влажной одежды.
Направляясь к своей койке, Рихтер думал о словах Гейганена. Шторм, холод и ответственность за "волчью стаю" давили на него тяжёлым грузом, но он знал, что времени на сомнения нет.
Подойдя к койке, он достал из внутреннего кармана маленький ключ, который висел у него на цепочке, и открыл металлический шкафчик. Там лежал запечатанный конверт с настройками и шифрованием для "Тифона", а также дополнительный пакет с информацией о задании. Рихтер аккуратно вскрыл обе запечатанных конверта, стараясь не порвать хрупкую бумагу.
На первых страницах был приведён полный список данных о караване:
"23 торговых судов, 10 военных кораблей сопровождения, включая 2 тяжёлых крейсера. Караван отправляется с Фритаун в Эдинбург, круизная скорость каравана 8 узлов.
Приказ: собрать волчьи стаи и атаковать караван при этом сообщая о его местонахождении в центральный штаб."
Эти цифры сразу привлекли внимание Рихтера. Восемь кораблей сопровождения могли стать огромной угрозой для их "волчьей стаи", если операция будет проведена не идеально. Рихтер нахмурился, понимая, что они будут под пристальным вниманием противника, и каждая ошибка может стоить жизни экипажу.
Взяв с собой конверты, он направился в рубку связи, где стоял "Тифон". Тяжёлый металлический корпус шифровальной машины блестел в тусклом свете электрических ламп. Рихтер поставил конверт рядом, открыл крышку и начал настраивать машину согласно инструкциям.
— Шифровка... две линии связи... параллельный канал для открытой передачи... — пробормотал он себе под нос, переключая регистры и выстраивая последовательности на роторных дисках.
Когда "Тифон" был готов к работе, Рихтер начал передавать сообщения. Он использовал короткие, сжатые фразы, чтобы шифровка занимала меньше времени и была менее заметной для радиоперехвата.
— "Всем подводным лодкам возле африканских берегов и вод, начать поиск каравана. При обнаружении сообщать в центральный штаб и присоединится к волчьей стае PQ-17. Данные о караване: 23 транспорта. 10 сопровождения. 2 тяжёлых крейсера."
Пауза. Треск радио. Затем, с другой подлодки, пришёл подтверждающий сигнал. Через несколько минут он отправил сообщение на испанскую лодку, следуя инструкциям Гейганена.
Спустя несколько минут Рихтер, закрыв "Тифон", глубоко выдохнул. За его спиной послышались шаги. Это был штурман Германн Альцгеймер, который заглянул в рубку.
— Капитан, мы получили подтверждение от двух лодок. Все готовы.
Рихтер кивнул.
— Хорошо. Теперь всё зависит от удачи, сообщите экипажу о наших целях. Пусть будут готовы и чтобы ждали с нетерпением.
Штурман ушёл, оставив Рихтера одного. Он прислонился к стене, на мгновение прикрывая глаза. Шторм всё ещё продолжался.
Германо-Австрийское Королевство, Берлин, Штаб Командования, 7 января 1912 года, 16:22
В просторном зале штаба, украшенном тяжёлыми портьерами и портретами предков, кайзер Вильгельм IV сидел во главе длинного дубового стола, за которым собрались лучшие умы и командиры Германо-Австрийского Королевства. Его строгий взгляд, устремлённый на каждого из присутствующих, не оставлял сомнений в том, что сегодняшний доклад будет проверкой для всех.
Кайзер поднял руку, жестом приказывая начать.
— Я хочу знать всё. Но, для начала, отчёты по Балканам, — произнёс он, его голос звучал сухо и требовательно.
Генерал Карл Бек, командующий Балканским фронтом, поднялся, поправляя золотую цепь ордена на груди. Его лицо выглядело напряжённым, а взгляд был устремлён на карту перед ним.
— Ваше Величество, югославские силы продвинулись к Альпам. Мы ожидаем укрепления их позиций в ближайшую неделю. Однако...
Кайзер, нахмурившись, поднял руку, останавливая генерала.
— Позже. Мы обсудим Балканы позже. Меня сейчас интересует ситуация в Атлантике.
Тишина воцарилась в зале. Все взгляды устремились на адмирала Балтийского флота Хеннинга фон Крупа, сидящего немного поодаль. Фон Круп, человек средних лет с лёгкой сединой на висках, спокойно поднялся, его лицо было лишено напряжения, что заметил даже кайзер.
— Ну, Круп, — сказал кайзер, его голос стал жёстче. — Только правду. Мне не нужны эти оптимистические доклады для газет. Я хочу знать, как обстоят дела в Атлантике.
Фон Круп позволил себе лёгкую улыбку, будто отмахиваясь от строгого тона.
— Ваше Величество, разумеется, только правду. В первую неделю операции наши подводные лодки не потеряли ни одного судна. Мы уже потопили 76 тысяч тоннажа.
Эти слова произвели впечатление на зал. Несколько офицеров переглянулись, другие кивнули, записывая данные в свои папки.
Кайзер, сложив руки на столе, кивнул медленно, но его глаза оставались пристальными.
— 76 тысяч тоннажа... впечатляет. Но я хочу знать, как вы планируете удерживать такие результаты, Круп. У Альбиона длинные руки, и я уверен, что они уже готовят ответ.
Фон Круп кивнул.
— Это так, Ваше Величество. Но мы усилили группировку подводных лодок. Кроме того, капитан U-87 уже получил приказ о вступлении в группу «Волчья стая» с кодовым названием PQ-17, они должны атаковать конвой направляющиеся из Африки в Альбион. Мы рассчитываем на значительные потери у противника.
Кайзер слегка кивнул, его взгляд стал немного мягче.
— Хорошо. Но помните, адмирал, это только начало. Если наша морская стратегия провалится, мы можем забыть о перевесе на Балканах и вообще в этой войне.
Фон Круп, сохраняя уверенный тон, ответил:
— Мы не допустим этого, Ваше Величество.
Кайзер дал понять, что разговор окончен, и обратил внимание на других командующих. Однако мысли в зале оставались на Атлантике, где скрытые глубины могли стать решающим фактором войны.
Кайзер, довольный успехами в Атлантике, откинулся в кресле, но его лицо оставалось напряжённым. Его взгляд переместился на генерала Отто Либенфельда, командующего Восточным фронтом.
— Либенфельд, — начал он сухо, — что у нас происходит на Восточном фронте?
Генерал, крепко сбитый мужчина с густыми усами и серьёзным выражением лица, встал и шагнул к карте, разложенной на длинном столе.
— Ваше Величество, — начал он, слегка кивнув, — ситуация сложная. Российский Императорский флот провёл рейд на порт Кёнигсберга. Торпедные катера противника сумели прорваться в порт и уничтожить два наших броненосца, прежде чем мы смогли организовать оборону. Одновременно флотилия эсминцев Российской Империи обстреливала порт и прилегающие позиции.
Кайзер резко поднял руку, останавливая генерала.
— Сколько потерь?
— 238 человек погибло, — с тяжёлым лицом ответил Либенфельд. — Ущерб порту значительный, но мы уже начали восстановительные работы.
Кайзер нахмурился, его взгляд был настолько тяжёлым, что даже офицеры, сидящие в другом конце зала, почувствовали напряжение.
— И это всё? — холодно спросил он. — Нет ни единой хорошей новости?
Либенфельд выдержал паузу, а затем кивнул.
— Есть, Ваше Величество. Мы перебросили подкрепления и резервы к ключевым участкам фронта. Наши войска находятся в боевой готовности, и мы планируем контратаку в течение недели.
Кайзер прищурился, внимательно смотря на генерала.
— Контратака? Что конкретно вы имеете в виду?
Либенфельд уверенно продолжил:
— Мы атакуем на флангах противника, чтобы окружить их передовые силы. Используем недавно прибывшие артиллерийские подразделения для подавления их огневых позиций. Если всё пойдёт по плану, мы сможем отбросить их за Неман и наконец отбросить подальше от Варшавы.
Кайзер на мгновение задумался, затем кивнул.
— Хорошо, Либенфельд. Но если этот план провалится, последствия будут для всех нас. Я рассчитываю на ваш успех.
Генерал снова кивнул, осознавая ответственность, и сел на место. В зале снова воцарилась тишина, которую прервал лишь голос кайзера:
— Следующий доклад. Кто будет следующим?
Офицеры переглянулись, ожидая, чья очередь будет докладывать о ситуации на других фронтах.
Когда тишина в зале стала почти ощутимой, адмирал Хеннинг фон Круп, командующий флотом, медленно встал. Его лицо было серьёзным, но голос оставался спокойным и уверенным.
— Ваше Величество, — начал он, чуть поклонившись, — позвольте мне добавить к общему отчёту.
Кайзер жестом указал ему продолжать.
— Что касается ситуации на Тихом океане, два наших линкора "Graf Gerät" и "Lorengau" в том числе и три крейсера уже пересекают Индийский океан и находятся на полпути в Атлантическое море. Эта группировка уничтожила девять кораблей противника — все военные, пять эсминцев и четыре лёгких крейсеров. Это был значительный успех, но...
Круп выдержал драматическую паузу, его голос стал более жёстким.
— Есть повод для беспокойства. Альбионцы, судя по всему, начали охоту на нашу группировку. Разведка сообщает о перемещении нескольких крупных сил Королевского флота в районе мыса Доброй Надежды. Есть вероятность, что они организуют засаду.
Кайзер нахмурился, его пальцы начали нервно постукивать по столу.
— Засада? Вы хотите сказать, что есть риск потери всей группировки?
— Да, Ваше Величество, — твёрдо ответил адмирал. — Их путь домой становится всё более опасным. Если Альбион сосредоточит достаточно сил, они могут уничтожить наши корабли, прежде чем те достигнут Атлантики.
Зал погрузился в напряжённую тишину, нарушаемую только звуками капающего воска с массивной люстры. Кайзер встал, его взгляд остановился на карте, разложенной перед ним.
— И что вы предлагаете, Круп?
— Я предлагаю срочно направить подкрепления из Атлантики к району, где наша группировка будет наиболее уязвима. Даже если это ослабит наши силы в районе европейских вод, это единственный способ обеспечить их безопасность и благополучное возвращение.
Кайзер долго молчал, обдумывая сказанное, затем резко повернулся к адмиралу.
— Очень хорошо, Круп. Направьте подкрепления. Но учтите, что за их успех отвечаете вы лично. Если эти корабли не вернутся домой, последствия будут серьёзными.
Адмирал почтительно поклонился.
— Как прикажете, Ваше Величество.
Кайзер снова сел, его взгляд был мрачен, но решителен.
— Кто следующий? — бросил он в зал, ожидая новых докладов.
Генерал Карл фон Бек, командующий Балканским фронтом, ощутил момент и, улучив паузу, наконец решился продолжить свой доклад. Он встал, держась прямо, но осторожно, чтобы не усилить раздражение Кайзера.
— Ваше Величество, как я упоминал ранее, ситуация на Балканах остаётся напряжённой. Югославские силы сумели прорваться через наши укрепления и теперь достигли Альп. Итальянское Королевство подало официальный запрос о помощи и настаивает на срочной интервенции в этот регион.
Бек едва успел договорить, как Кайзер резко ударил ладонью по столу.
— Итальянцы! — воскликнул он с явным раздражением. — Я говорил ещё до войны, что от них будет больше хлопот, чем пользы! А теперь они умудряются просить о помощи, хотя должны защищать свои собственные земли!
Зал притих. Карл фон Бек стоял, сохраняя внешнее спокойствие, ожидая решения.
Кайзер снова заговорил, уже тише, но с той же твёрдостью:
— Однако оставлять Альпы без подкреплений мы не можем. Если Югославцы укрепятся там, это создаст опасность для наших коммуникаций и наших операций в регионе.
Он замолчал на мгновение, затем повернулся к фон Беку.
— Хорошо. Вы получите горные резервы для интервенции. Но помните, Бек: я ожидаю, что эта операция будет проведена с максимальной эффективностью. И пусть итальянцы в этот раз хоть немного себя проявят. Если они не смогут защитить свои собственные границы, я лично прикажу поставить там наши гарнизоны.
— Как прикажете, Ваше Величество, — ответил фон Бек, слегка кивнув головой.
Кайзер сел, его взгляд смягчился, но напряжение всё ещё витало в воздухе.
— Надеюсь, эта операция покажет югославцам, что с Германо-Австрийским Королевством шутки плохи. И пусть их войска поймут, что Альпы — это их предел. Кто следующий? — бросил он в зал, приглашая других командующих к докладам.
ИспаноФран, 15 км к востоку от Гренобль, 8 января 1912 года, 12:08
Алехандро медленно тянулся к выступу на скале, ощущая, как холодный ветер пробирается под форму. Его руки ныли, пальцы почти онемели от напряжения. Он стиснул зубы, стараясь не обращать внимания на боль. Голова, несмотря на всё, была заполнена мыслями о прошлом.
"Эти марш-броски... Как будто они никогда не заканчивались. Молчи, просто молчи и иди дальше," — вспоминал он, вспоминая, как тяжело было тащить снаряжение по пересечённой местности. "Пятьдесят километров под палящим солнцем или в дождь — неважно. Сначала ноги, потом спина, потом голова — всё сдаётся. Но... Господь учит терпению. Я выдержу. Ради Него, ради своей страны."
Он помнил, как все они, вымотанные, валились на землю после марш-бросков. Каждый вдох казался подвигом, но никто не жаловался. Жалобы не помогут. Они знали, что если рухнут, то командир просто заставит их вставать и продолжать. "Война не ждёт тех, кто слаб. И Югославцы не будут ждать, чтобы вы отдышались."
Алехандро стиснул зубы сильнее. Всё это — в прошлом. Теперь был другой вызов. Горная подготовка. Скалы и ледяной ветер. Он медленно подтянулся ещё немного, ногой цепляясь за небольшую трещину в камне.
"Я должен дотянуться... Вот сюда..."
Но в этот момент его ботинок соскользнул с камня. Всё замедлилось. Сердце ушло в пятки, и он почувствовал, как теряет опору. Алехандро сорвался. Ветер оглушил его на несколько мгновений, а потом — рывок. Верёвка, которую он закрепил чуть раньше, натянулась, и он остановился.
Повиснув на страховке, он тяжело дышал, чувствуя, как дрожат руки. Сердце колотилось, как бешеное.
— Алехандро! — громкий голос инструктора наверху резко вырвал его из этих мгновений. — Ты бы уже был мёртв! Югославцы не ждут таких, как ты, пока ты возишься на скалах!
Алехандро, чувствуя, как внутри поднимается смесь стыда и злости, посмотрел вверх. Инструктор стоял на вершине скалы и смотрел на него с выражением, которое трудно было назвать дружелюбным.
— Затяни свою страховку лучше и лезь быстрее! — добавил инструктор.
"Лезь быстрее... Конечно, легко сказать, когда ты стоишь там, наверху..." — подумал Алехандро, но не стал отвечать. Он только выдохнул, подтянул себя немного выше и проверил страховку.
"Господи, дай мне силы. И терпение. Я справлюсь," — подумал он и, собрав всю волю в кулак, начал снова карабкаться вверх.
Алехандро продолжил карабкаться, стараясь сосредоточиться на каждом движении. Но внезапно крик разорвал холодный воздух. Резкий, полный страха и ужаса. Он инстинктивно повернул голову в сторону звука.
Слева, чуть ниже по скале, один из его сокомандников сорвался. Алехандро замер, наблюдая, как тело товарища летит вниз, беспомощно крутясь в воздухе. Через мгновение раздался глухой удар.
— Чёрт... — выдохнул Алехандро, чувствуя, как сердце застучало ещё сильнее.
Он видел, как тот ворочается на земле, крича от боли. Живой. Но как долго? Инструкторы и парамедики тут же бросились к упавшему. Один из них что-то громко говорил, но Алехандро не мог разобрать слова, оглушённый шоком от произошедшего.
— Вот что бывает, когда страховка закреплена слабо! — раздался резкий голос инструктора на вершине. — Вы хотите закончить так же? Закрепляйтесь! Думайте головой, чёрт возьми!
Алехандро почувствовал холодный пот на лбу. Этот момент напомнил ему, насколько всё, чему их учат, — не просто подготовка. Это настоящая война с самим собой, со своим телом и страхами. Ошибки здесь не прощаются.
Он медленно перевёл взгляд обратно на свою страховку. Ещё раз проверил узлы, потянул их на всякий случай. Всё должно быть надёжно. Всё.
— Господи, помоги ему... — прошептал он почти беззвучно, глядя вниз, где раненому товарищу оказывали помощь.
Стиснув зубы, Алехандро собрался с силами и продолжил подниматься. Каждое движение теперь сопровождалось мыслями о том, как важно быть осторожным. "Не я следующий. Не я," — повторял он про себя, карабкаясь вверх, сжимая пальцы до боли.
Когда Алехандро, наконец, добрался до вершины, уставший и измученный, сильная рука потянулась к нему. Он поднял взгляд и увидел своего нового друга — Габриэля Морено, солдата из другого отряда, с которым они успели подружиться за последнюю неделю.
Габриэль был высокого роста, крепко сложенный, с короткими тёмными волосами и немного грубоватыми чертами лица. Несмотря на внешнюю суровость, он обладал тёплым характером и добрым сердцем. Как и Алехандро, он был глубоко верующим, и это часто становилось темой их бесед по вечерам после изнурительных тренировок.
— Держи, брат, — сказал Габриэль, помогая Алехандро подняться. Его голос был низким, но спокойным. — Тяжело далось, да?
Алехандро вытер пот со лба и кивнул, отдышавшись.
— Будто прошёл через ад... но справился.
Габриэль усмехнулся, хлопнув друга по плечу.
— Ну, не забудь поблагодарить Господа за это.
Алехандро улыбнулся в ответ, но прежде чем успел ответить, Габриэль задумчиво посмотрел вниз, где всё ещё оказывали помощь их упавшему товарищу. Его лицо стало серьёзным.
— Алехандро, ты ведь тоже иногда думаешь об этом, да? — вдруг сказал он, понизив голос. — Как Господь смотрит на нас, солдат. Мы ведь должны убивать... ради страны, ради выживания. Думаешь, Он простит нас за это?
Алехандро почувствовал, как слова друга отозвались в его душе. Этот вопрос он задавал себе не раз, особенно в долгие ночи на базе, когда тишина давала слишком много времени для размышлений.
Он посмотрел на Габриэля, пытаясь подобрать слова.
— Господь милосерден, Габриэль, — сказал Алехандро, стараясь говорить уверенно, хоть сам сомневался. — Если мы делаем это не ради зла, а ради защиты своих близких, своей страны... Думаю, Он поймёт. И простит.
Габриэль внимательно смотрел на друга, будто ища в его словах утешение.
— Хочется верить в это, — тихо произнёс он. — Потому что, честно говоря, мысль о том, что мы должны будем за всё это отвечать... она пугает.
Алехандро кивнул.
— Меня тоже. Но брат, вера это то, что помогает нам идти дальше. Главное, не потерять её.
Габриэль долго молчал, потом глубоко вздохнул и слабо улыбнулся.
— Ты прав. Как всегда. Пойдём, брат, нас ждёт следующий круг ада.
Они обменялись взглядом, понимая друг друга без слов, и пошли дальше, готовые к новым испытаниям, которые принесёт день.
Российская Пруссия, Белосток, 8 января 1912 года, 12:34
Михаил сидел на деревянной скамье в углу тесной комнаты, которую он делил с другими солдатами, погружённый в свои мысли. В руках он держал письмо, уже слегка помятое от того, сколько раз он перечитывал его с начала недели. Письмо от Анастасии. Он скользил глазами по аккуратно выведенным строкам, будто вчитываясь в её голос, звучащий в его голове.
"Мишенька," — писала она. — "Я скучаю по тебе. Каждую ночь я лежу в темноте, прислушиваясь к каждому звуку, боясь услышать шаги, которые принесут мне самые худшие новости. Я стараюсь работать, хоть и трудно. Эти гроши почти ничего не стоят, но я держусь. Знаешь, почему? Потому что каждое утро я нахожу надежду. Я помню, как ты говорил, что пока солнце встаёт, всегда есть шанс на что-то лучшее. Спасибо за эти слова, они помогают мне."
Михаил ощутил ком в горле. Эти простые строки передавали её боль, её страх, её любовь. Он перевёл взгляд с письма на маленькую карточку, лежавшую рядом. Карточка с рисунком Анастасии.
На ней был изображён парад на площади. Михаилу даже не нужно было напрягать память, чтобы узнать её — это была площадь их родного города, на которой они гуляли, когда он был ещё подростком, а она только начинала учиться рисовать. Рисунок был потрясающе детализированным: каждый человек на параде имел своё лицо, пусть и крохотное, но уникальное. Михаил вглядывался в них, почти ожидая, что они задвигаются, зазвучит музыка духового оркестра, а толпа начнёт аплодировать.
"Господи," — подумал он, проводя пальцем по краям карточки, — "насколько она талантлива. И насколько же сильна."
Он вдруг ощутил огромную тоску по дому, смешанную с гордостью за сестру. Письмо и рисунок будто напоминали ему, за что он борется. За таких, как Анастасия, за тех, кто ещё верит, надеется и продолжает жить, несмотря на страхи и потери.
Михаил аккуратно сложил письмо, спрятал его вместе с карточкой в нагрудный карман и долго сидел молча, глядя на огонёк свечи, мерцающий на другом конце комнаты. В голове всё звучали её слова: "Пока солнце встаёт, всегда есть шанс на что-то лучшее."
Михаил решивший выйти, вышел из душной, пропахшей потом и пылью временное жилье, вдохнув прохладный зимний воздух. Белосток, несмотря на время суток, был угрюмым и серым, как будто само небо отражало настроение города. В воздухе висел лёгкий дым, поднимавшийся от редких печных труб, а под ногами хлюпала талая грязь.
Шагая по узким улицам, Михаил чувствовал взгляды местных жителей, которые сверлили его спину. Эти взгляды были холодными, полными презрения и скрытой враждебности. Люди будто боялись смотреть ему прямо в глаза, но когда их взгляды пересекались, он видел в них что-то, что жгло изнутри — гнев, обиду, ненависть.
"Как будто я враг," — думал он, ощущая, как растёт тяжесть в груди. — "Как будто я не защищаю этот город, а пришёл захватывать."
Дойдя до старой православной церкви, Михаил почувствовал лёгкое облегчение. Церковь выделялась среди остальных зданий: её купола, хоть и потемнели от времени, всё ещё несли на себе отблеск былой славы. Это было место, где он надеялся найти тишину, немного света и, может быть, ответы.
Но на пороге его остановила группа польских наместников. Они громко заговорили на своём языке, перебивая друг друга, указывая на него и на церковные двери. Михаил не понимал ни слова, но тон был недвусмысленно враждебным.
— Это частная территория, — наконец проговорил один из наместников с тяжёлым акцентом, бросив на Михаила колючий взгляд.
— Я... просто хотел помолиться, — тихо ответил Михаил, не зная, услышат ли его.
Но его слова были бессмысленны для них. Наместники заговорили ещё громче, жестами указывая ему уйти. Михаил почувствовал, как гнев и обида поднимаются внутри.
— Хватит! — вдруг раздался хриплый, но твёрдый голос откуда-то из-за дверей.
Все обернулись. На пороге церкви стоял старый священник в потёртой рясе. Он выглядел хрупким, словно ветром его могло унести, но в глазах горел огонь. Он что-то сказал на польском, обращаясь к наместникам. Его голос был глубоким, с силой, которую не ожидали от такого дряхлого тела.
Наместники нахмурились, что-то недовольно пробормотали и нехотя разошлись, бросая Михаилу последние злые взгляды.
Священник подошёл ближе и посмотрел на Михаила, его лицо смягчилось.
— Проходите, сын мой, — сказал он с лёгким акцентом, открывая дверь и жестом приглашая войти.
Михаил кивнул, чувствуя благодарность и облегчение. Внутри церкви было холодно, но неожиданно спокойно. Тишина и полумрак обволакивали пространство, заставляя сердце биться ровнее. Свечи у икон едва мерцали, освещая древние лики святых.
Михаил перекрестился и опустился на скамью. Ему вдруг стало так легко, будто стены этого святого места отгородили его от холодного и враждебного мира за дверью.
Михаил медленно склонил голову, закрыв глаза. Его руки, натруженные и покрытые шрамами, сложились вместе в простой, но искренней молитве. На секунду в голове мелькнуло сомнение — услышит ли его Господь? Но это чувство быстро растворилось, сменившись тихой мольбой.
— Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, — начал он шёпотом, слова будто срывались с уст сами собой. — Я прошу Тебя... убереги меня от нечистого, от тьмы, что окружает. Сохрани мой разум и душу, чтобы я не пал окончательно.
Михаил замолчал на мгновение, проглатывая ком в горле, и продолжил:
— Помоги, Господи, моей сестре, Анастасии. Ты видишь, как ей тяжело, как она борется каждый день. Она такая добрая, такая светлая душа... Она заслуживает покоя и счастья. Дай ей силы, прошу Тебя, укрепи её веру.
Глаза Михаила слегка приоткрылись, и он посмотрел на свет от свечей, пляшущий на древних иконах. На секунду он ощутил странное тепло внутри, но затем снова опустил голову.
— Прости меня, Господи, — его голос стал тише, почти шёпотом. — Я виновен. Я знаю, что война толкает меня на грехи... на то, чего я никогда бы не сделал в мирной жизни. Убивать... как это может быть правильно? Как мне жить с этим? Но я должен... должен защищать, как велено.
Он сжал руки крепче, голос дрогнул:
— Я не прошу оправданий. Я лишь прошу прощения. За тех, кого я лишил жизни, за те мгновения, когда я забывал, что они такие же, как и я. Я не хочу, чтобы моё сердце превратилось в камень. Господи, избавь меня от этой тяжести...
Его дыхание участилось, но затем стало ровнее, как будто сама молитва давала ему покой.
— Пусть Твоя воля исполнится, Господи. Направь меня, если я блуждаю. И помоги мне остаться человеком, даже здесь, среди войны и боли. Аминь.
Михаил перекрестился и медленно открыл глаза. Свет свечей всё ещё мерцал, как будто согревая его душу. Внутри он почувствовал лёгкость, пусть и временную, но этого было достаточно, чтобы продолжать.
Новая Республика Колумбия, Нью-Хейвен, Военная медицинская академия, 8 Января 1912 года, 22:32
Темнота окутывала маленькую комнату, только лунный свет пробивался через узкое окно, оставляя на полу бледные полосы. Тишина висела в воздухе, нарушаемая лишь редким скрипом кроватей, когда Эви или Анна шевелились, пытаясь найти удобное положение.
Эви лежала на спине, глядя в потолок, но сон не шёл. Мысли роились, одна мрачнее другой. Через несколько минут молчания она наконец заговорила:
— Как ты думаешь... как изменится жизнь после этой войны?
Её голос прозвучал приглушённо в темноте. На другой кровати Анна повернулась на бок, смотря в пустоту.
— Мы будем героями, — ответила она с лёгкой улыбкой, но её голос не звучал уверенно.
Эви тоже улыбнулась, но затем улыбка медленно исчезла. Она посмотрела в сторону своей подруги, но та лишь продолжала смотреть в темноту.
— Выживем ли мы? — тихо спросила Эви.
Наступила долгая пауза. Анна вздохнула, закрыв глаза. Вопрос, который они обе избегали, наконец прозвучал вслух. В глубине души они знали, что война затянется, и шансы увидеть конец этой бойни у них были ничтожно малы.
— Есть ли путь назад? — неожиданно спросила Анна.
Эви посмотрела на неё, но ответ пришёл мгновенно:
— Если я уйду, я убью сотни солдат... Тех, кого я могла бы спасти.
Анна не ответила. Она просто лежала, глядя в потолок, а в груди у неё холодком оседало молчание.