В Ад и Назад.

Сектор траншей 34-Б, Русская Пруссия, 25 декабря, 9:32

Морозный воздух наполнял окопы едва уловимым запахом пороха и гари. Серое небо, затянутое облаками, добавляло мрачности к и без того угнетающему пейзажу войны. Михаил Коршунов стоял рядом со своим отделением. Вокруг него — нервные взгляды молодых солдат, сжимавших винтовки. Лица у всех были измазаны грязью, снегом и потом, на щеках виднелись красные следы от холода. Вдалеке грохотали орудия массированный артобстрел готовил путь для пехоты.

Коршунов провел взглядом по лицам своих бойцов. Некоторые из них выглядели слишком молодыми ещё подростками. Михаил глубоко вдохнул, стараясь говорить чётко и уверенно:
— Слушайте меня внимательно. Когда пойдём — никаких остановок! Лежать нельзя! Чем дольше лежишь, тем быстрее тебя найдёт пуля или осколок. Хорошо, что мы вторая волна. Первую сожрёт артиллерия, но она расчистит нам дорогу.

Его слова прозвучали жёстко, но за ними читался скрытый страх, который Коршунов старательно маскировал под строгую уверенность.

— У вас есть шанс, но только если будете двигаться. Помните: наша задача — дойти до вражеских позиций. И да... — он выдержал паузу. — Берегите друг друга.

К Михаилу подошёл его друг, Василий, с лёгкой улыбкой на лице. Василий был из тех, кто даже в самых мрачных ситуациях умел сохранять каплю оптимизма. Положив руку на плечо Михаила, он сказал:
— Увидимся на той стороне, Коршунов.

Михаил коротко кивнул, глядя в его глаза.
— Давай, Василий. Только не геройствуй.

Василий усмехнулся, но ничего не ответил, а лишь молча ушёл к своему отделению. Михаил проводил его взглядом, задержавшись на том, как фигура друга растворилась в толпе солдат. В воздухе повисло ощущение неминуемого, и Михаил едва заметно стиснул кулаки, готовясь к неизбежному.

Тут резкий свист свистка и затем крики заполнил поле боя, Михаил смотрел как отделения первой волны начали подниматься с траншей в ничейную землю где некоторых солдат тут же сразили пули. Бездыханные тела солдат упали обратно в траншею. Выстрелы и визги пуль стали доноситься с другой стороны, Михаил понимал что их ждет ад. 

Пока Михаил смотрел на свои карманные часы, стрелки медленно пересекли отметку 9:40. В его голове стучал ритм грохочущей артиллерии, будто отсчитывающей последние секунды спокойствия. Он поднял свисток к губам и дал протяжный, резкий свист, разорвавший воздух.

— Вперёд! —  Прокричал он, перекрывая хаос вокруг.

Солдаты, будто пробудившись от оцепенения, начали подниматься из траншеи. Михаил шагнул вперёд, подходя к лестнице. Его голос был твёрдым и не допускал колебаний:
— Двигайтесь! Не останавливаться!

Первые солдаты начали выбираться из окопов, тяжело дыша и сжимая винтовки, за ними подтянулись остальные. Михаил, стиснув зубы, взобрался на край траншеи, поднял руку, подавая знак двигаться вперёд, и бросился вперёд по скользкой, изрытой воронками земле.

Осколки от разрывающихся снарядов взлетали в воздух, разбрасывая грязь и снег. Визг пуль эхом раздавался над полем, но Михаил, не оглядываясь, пробегал от одной воронки к другой, подавая пример своим солдатам. Впереди он видел размытую линию вражеских окопов, но туда, как смерч, уже неслись новые разрывы артиллерии.

Солдаты следовали за ним, падая на землю и вновь поднимаясь. Михаил не переставал кричать приказы, заглушая собственный страх. В этот момент он не думал ни о письмах, ни о сестре, ни о Василии. Его разум сосредоточился лишь на одном — выжить и дойти до цели.

Когда Михаил подбежал к позициям немцев, оставалось лишь несколько десятков метров до окопов врага. Ноги подкашивались от усталости, и он, споткнувшись, упал в воронку, где уже лежали несколько солдат первой волны. Их лица были измучены, испачканы кровью и грязью, но глаза горели тем же страхом, смешанным с решимостью.

— Приготовить гранаты, братцы, — сказал Михаил с явной одышкой, потянувшись к своей сумке с гранатами на поясе.

Солдаты, скользя по грязи, начали вытаскивать гранаты из подсумков, стараясь не терять ни секунды. Один из них, дрожащей рукой, едва смог снять чеку. Михаил успокаивающе похлопал его по плечу.

Вслед за ним в воронку забрались ещё несколько солдат. Их тяжелое дыхание смешивалось с грохотом артиллерии, который чуть стихал, давая место для пугающего гула вражеских пулемётов. Грязь и снег липли к форме, но никто не обращал на это внимания. Все готовили гранаты и холодное оружие.

— По моей команде! — Михаил поднял руку, крепко держа гранату, а его голос прозвучал твердо, несмотря на хаос вокруг. — Три... два... один!

Гранаты с шипением полетели через край воронки, их взрывы заставили немцев замолчать на мгновение.

— Вперёд! — закричал Михаил, вырываясь из воронки и подавая пример.

Он первым перескочил через край и побежал к немецким траншеям, за ним последовали остальные. Гул пулемётов сменился криками боли и страха. Михаил видел, как передний ряд врага, ошеломленный взрывами, начал беспорядочно отступать.

Когда он добрался до края траншеи, то не раздумывая спрыгнул вниз, напав на ближайшего немецкого солдата. Тот только успел поднять штык-нож, но Михаил, стиснув зубы, ударил его прикладом сбив с ног и прицелившись в него спустил курок, лицо немца разорвало от выстрела винтовки вплотную. Вокруг разгорелся хаос. Солдаты сталкивались лицом к лицу, пули уже не летели — только ножи, штыки и кулаки определяли исход боя.

Михаил взяв свой офицерский нож, начал резать и протыкать почти каждого встречного немецкого солдата. В узком пространстве траншеи бой был особенно ожесточённым: крики, глухие удары, вспышки выстрелов. 

Траншеи постепенно заполнялись телами и грязью, но бой ещё не стихал. Казалось, что этот ад никогда не закончится и то что траншеи заполнит кровью и телами.

Михаил, склонившись над немецким солдатом, в бешеном порыве приготовился нанести последний удар. Но внезапно резкий, тупой удар обрушился на его голову, выбив все звуки и краски из мира. Всё вокруг потемнело, и его тело, как подрубленное дерево, рухнуло на землю.

Он открыл глаза, чувствуя липкую, засохшую кровь на лице. Вокруг стояла пугающая тишина, нарушаемая лишь редкими звуками шагов. Михаил попытался пошевелиться, но его тело было завалено чужими телами — русскими, немцами, лицами вниз и вверх, их глаза бессмысленно смотрели в небо или прятались в грязи.

С усилием он поднялся, стряхивая с себя холодные, неподвижные руки мертвецов. Голова гудела, как будто в ней продолжал разрываться снаряд. Михаил огляделся — траншея теперь была похожа на братскую могилу. Повсюду лежали тела, перемешанные с грязью, снегом и осколками.

В стороне он заметил  альбионских и русских солдат. Они ходили между телами, склоняясь над каждым, снимая жетоны и проверяя карманы. Кто-то молча складывал найденные вещи в мешок, кто-то тихо шептал молитвы.

Михаил, держась за стенку траншеи, побрёл вперёд. Каждый шаг давался с трудом, ноги казались чужими. Он чувствовал, как его ботинки проваливаются в грязь, смешанную с кровью. Его пальцы автоматически нащупали шею — жетон всё ещё был на месте.

Спустя пару минут он заметил знакомую фигуру, сидящую на ящике у стены траншеи. Это был Василий. Михаил подошёл к нему, тяжело опустившись рядом.

— Живой, Коршунов? — спросил Василий, глядя на него с облегчением пока жадно ел тушенку с немецкой банки.

Съев половину он протянул Михаилу банку.
— На, eшь. А то уж думал, что тебя бесы в ад утащили.

Михаил, утирая кровь с лица рукавом, взял банку. Её холодная поверхность была неприятной на ощупь, но он не мог спорить с голодом.

— Спасибо... — хрипло сказал он, хватая с банки мясо грязными руками и жадно пожирая как будто это самое вкусная еда которую он ел либо.

— В следующий раз, может, не спеши так в атаку. Мне ж потом тебя искать в таких вот завалах, — продолжал Василий с легкой усмешкой, хотя в его голосе звучала горечь.

Михаил посмотрел на него, видя усталость и боль, скрытые за ухмылкой.

— Жив остался — и ладно, — тихо сказал Михаил, откусывая кусок тушёнки прямо из руки. — А ведь думал, что конец.

— Мы тут все каждый день думаем, что конец, — отозвался Василий, усаживаясь удобнее. — Но пока живы, надо жрать и шутить. Иначе точно крышка.

Михаил не ответил. Они сидели вдвоём среди разрушенной траншеи, окружённые мёртвыми и выжившими, и просто молчали, пытаясь найти силы продолжать.

— Мы люди ведь только свечки. Кто то догорает до конца, а кого то просто сдувают. Нас много, поэтому это обыденность когда кто то умирает. — Сказал Михаил глядя на трупы.

Штаб Командования, Берлин. 25 декабря 1911 года, 14:35

В просторном зале штаба, где обычно царила строгая дисциплина и сосредоточенность, сейчас всё было иначе. Кайзер Вильгельм IV, в своём военном мундире, с лицом, красным от гнева, стоял у огромной карты Восточного фронта. Его рука дрожала, когда он указывал на участок у Варшавы, где немецкие войска терпели поражение.

— Позор! Полный позор! — его голос звенел, почти заглушая треск камина в углу комнаты. — Я отдаю вам лучших людей, лучшие ресурсы, а вы... вы позволяете русским пробиваться к Варшаве? Это ваше рождественское наступление?

Генералы сидели в молчании, стараясь не встречаться с его взглядом. Фельдмаршал Карл фон Бек, командующий сухопутными войсками, осторожно поднял голову.

— Ваше величество, мы столкнулись с неожиданно сильной обороной. Русские использовали свежие подкрепления из глубин страны и...

— И что? — перебил его Кайзер, грохнув кулаком по столу. — Вы говорите мне об их подкреплениях? Мы же готовились к этому месяцы! А теперь... теперь они идут прямо на Варшаву!

Генерал Герхард Штольц, отвечавший за Западный фронт, рискнул вмешаться:

— Ваше величество, возможно, стоит пересмотреть стратегию. Если мы укрепим позиции у Кёнигсберга и Варшавы...

— Укрепить?! — Кайзер повернулся к нему, сверкая глазами. — Мы не для того начинали эту войну, чтобы сидеть в обороне, как трусливые крысы!

В этот момент голос подал адмирал Балтийского флота, Хеннинг фон Круп, который до этого молчаливо слушал.

— Ваше величество, с позволения сказать... Русский флот активно действует у Кёнигсберга, что серьёзно осложняет нашу логистику. Если мы не усилим морскую блокаду, то рискуем потерять не только Варшаву, но и контроль над Восточной Пруссией.

Кайзер перевёл взгляд на адмирала, стараясь успокоиться.

— Значит, и флот не справляется? Вы хотите сказать, что мы бессильны даже на море?

— Нет, ваше величество, — твёрдо ответил фон Круп. — Но для стабилизации ситуации необходимо перебросить дополнительные силы в Балтийское море.

Кайзер несколько секунд молчал, глубоко дыша, а затем махнул рукой.

— Делайте что посчитайте нужным. Но знайте, если мы потеряем Варшаву, вы все лишитесь своих постов. А теперь, — он указал на карту, — готовьте оборону. Я хочу видеть результаты. Не слова, а действия!

Собравшиеся генералы и офицеры встали и молча покинули зал, каждый погружённый в собственные мысли. В комнате остались только Кайзер и его начальник штаба, генерал Хайнрих фон Штрауб.

— Они думают, что война это просто игра, — сказал Кайзер тихо, обводя взглядом карту. — Но я покажу им, что такое настоящая сила. Если придётся, мы сожжём Варшаву, лишь бы русские не взяли её.

Фон Штрауб молча кивнул, понимая, что спорить сейчас бесполезно.

Северное Море, Группа подлодок UK-9, 26 декабря 1911 года, 1:22

Эрик Рихтер стоял на мостике подлодки U-87, крепко сжимая перила. Холодный воздух резал лицо, но он не обращал внимания. Вокруг царила пугающая тишина, нарушаемая лишь приглушенным рокотом дизельных двигателей. На горизонте, в слабом свете луны, виднелись тёмные силуэты других подлодок группы UK-9.

Его мысли блуждали между мрачными фактами последних дней. Шесть первых групп уже прошли через Ла-Манш, но какой ценой? Потери были огромными — больше половины лодок не вернулись. А восьмая группа... она просто исчезла. Никаких сигналов, никаких следов. Кто-то в штабе шептался, что Альбион развернул новые гидролокаторы и теперь видит каждую подлодку, словно она на ладони.

"Почему именно мы?" — мелькнуло у него в голове. Он понимал, что UK-9 теперь была следующей в очереди на этот смертельный путь. В группе три лёгкие лодки и восемь тяжёлых, каждая нагружена торпедами до предела. U-87 считалась флагманом, и ответственность за успех операции лежала на нём.

Он медленно перевёл взгляд на своих людей. Герих Штайнер, первый вахтенный офицер, стоял неподалёку, нервно поглядывая на часы. Второй вахтенный, Ганс Мюллер, что-то проверял у люков. Они тоже знали, каковы шансы. Никто не говорил об этом вслух, но каждый понимал: эта операция — самоубийство.

Рихтер глубоко вздохнул, пытаясь отогнать мысли о пропавших подлодках.

"Может быть, они просто скрылись? Ушли на глубину и ждут момента?" — он сам не верил в это. Он слишком хорошо знал дисциплину немецкого флота: если бы кто-то из них был жив, сигнал о позиции уже давно бы пришёл.

Луна отражалась в спокойной воде. Эрик машинально следил за этим блеском, пока его мысли вновь вернулись к дому. Как бы он хотел сейчас быть рядом с женой и сыном. Увидеть их улыбающиеся лица, услышать смех ребёнка. Но вместо этого он стоял здесь, в ледяной темноте, готовый вести свою лодку навстречу почти неизбежной гибели.

Позади него послышались шаги. Это был Штайнер, который подошёл и тихо доложил:

— Господин капитан, подлодка U-53 под командованием Енгельберт Эндрасса запрашивают точных приказов и действии когда мы подплывем к проливу Дувра.

Рихтер покачал головой, не отводя глаз от горизонта.

— Когда будем в 20 километрах от пролива, отправляются сначала легкие подлодки. Мы ждём от них радиосигнала час, если они не передают ничего. Отправляем ещё одну и если от него пойдет сигнал или пройдет опять же час то каждая подлодка отправляется в Ла-Манш с интервалом в 40 минут.

Штайнер коротко отдал честь и вернулся вниз. Эрик ещё минуту стоял на мостике, словно стараясь запомнить эти спокойные воды перед тем, как всё изменится.

"Мы должны пройти. Мы просто обязаны." — твёрдо решил он, хотя его сердце говорило совсем другое.

Тишину ночи прорезал резкий крик одного из матросов, стоявшего на мостике:

— Господин капитан! U-18 передаёт сигнал через лампу! Они заметили группу военных кораблей на горизонте!

Рихтер моментально напрягся. Всё его тело замерло, но разум начал работать с удвоенной скоростью. Он быстро шагнул к борту, где лежала сигнальная лампа, схватил её и включил, направляя луч в сторону ближайших лодок. Его движения были быстрыми и отточенными, несмотря на внутреннюю дрожь.

Сигнал был кратким, но всем понятным:

"Рассредоточиться. Боевая тревога. Погружение."

Эти слова эхом разнеслись в голове Эрика. Он обернулся к Штайнеру, который уже стоял наготове у люка, и коротко кивнул:

— Боевая тревога! Погружаемся на перископную глубину немедленно!

На подлодке тут же началась лихорадочная суета. Звон тревожного колокола перекрыл шум ветра, раздаваясь по всему судну. Люди бегом возвращались с верхней палубы вниз, закрывая люки и закрепляя оборудование.

— Запустить электромоторы! Двигатели на минимальной мощности! — скомандовал Рихтер, спускаясь в центральный пост.

— Да, капитан! — отозвался Мюллер, уже стоявший у приборов управления.

Скоро последовало лёгкое шипение воздуха, и U-87 начала погружаться в холодные воды Северного моря. Внутри лодки царило напряжение. Каждый член экипажа понимал, что на этот раз ошибки стоить жизни.

Рихтер встал перед картой, быстро просчитывая возможный курс. В голове мелькнула мысль:

"Это ловушка? Альбион знает о нашей операции? Или это просто патруль?"

Рихтер сел возле стола навигации и показывая свою железное спокойствие, взглянул на Штайнера который уже почти дрожал от страха.
— Не боитесь, то что мы их видели не значит что они знают про нас.  

Радист за гидрофоном не переставал слушать что происходит вокруг подлодки, спустя некоторое время раздались ели слышимые взрывы пока Радист не доложил:
— Взрывы глубинных бомб по пеленгу 12, средняя дистанция.

Рихтер встал и посмотрев на радиста, он подошел к лестнице и залез в боевую рубку. Оказавшись в боевой рубке он сел за командирский перископ, подняв его он вглядывался в линзу перископа. Он увидел что Эсминцы уже включили прожектора и свет. 
— Всем по боевым постам, затопить торпедные аппараты от одного до шести. 

Экипаж тут же начал быстрым шагом идти по своим постам пока тихий свист наполнения торпедных аппаратов наполнил и так тихую подлодку. 
Штайнер встав за TKA, включил его и боевую рубку наполнил гул от ТКА.
 
Рихтер наблюдая за одним из эсминцев начал докладывать данные:
— Курсовой угол цели 77 градусов по правому борту. Примерное скорость цели 12 узлов, примерное дистанция 11 кабельтовых. Запустить залп из четырех передних торпед веером в 9 градуса. Открыть торпедные створки.

— Торпедные створки открыты, торпеды готовы к залпу, — громко доложил Штайнер, пристально следя за приборами.

Рихтер внимательно наблюдал за эсминцем через перископ, его взгляд был сосредоточен, а дыхание ровным, несмотря на напряжение, которое пронизывало каждый угол подлодки. Он сжался в ожидании.

— Залп! — скомандовал он уверенно.

Штайнер нажал на пусковой механизм, и U-87 слегка вздрогнула, когда торпеды одна за другой вырвались из аппаратов, устремляясь к цели.

Рихтер опустил перископ и сразу отдал следующий приказ:

— Немедленно погружение! Глубина 80 метров!

— Погружение, 80 метров, передний  15 на погружение задний 10 на всплытие, — сказал Леопольд стоящий сзади матросов за рулями глубины, передавая команды матросам.

Тишину боевой рубки нарушил звук работающих электродвигателей и шипение воздуха, когда балластные цистерны заполнялись водой. U-87 начала медленно уходить под воду, скрываясь от зорких прожекторов эсминцев.

Через несколько секунд раздался оглушающий взрыв. Подлодка содрогнулась, словно её задела ударная волна.

— Попадание! — сказал громко радист, вслушиваясь в гидрофон.

— Продолжить погружение, — спокойно приказал Рихтер, хотя его внутреннее напряжение возрастало.

Едва U-87 достигла глубины в 65 метров, окружающая тишина была разорвана глухими ударами. Один за другим доносились звуки: взрывы глубинных бомб и, возможно, детонация других торпед. Металлический корпус подлодки слабо вибрировал от эхом разносившихся ударных волн.

— Это было близко, — пробормотал кто-то из команды, но его быстро одёрнул Штайнер.

— Тишина в рубке! — рявкнул он, сосредоточившись на приборах.

Рихтер обвел взглядом центральный пост, оценивая спокойствие экипажа. Это было их первое серьёзное столкновение, и он понимал, что нервы натянуты до предела.

— Гидрофон, докладывайте. — обратился он к радисту.

Радист приложил ухо к наушникам, вслушиваясь в звуки:

— Шум винтов, большое количество военных кораблей по левому борту, не могу разобрать точное движение кораблей, слишком много других шумов.

Рихтер кивнул, обдумывая следующий шаг.

— Все молчать и слушать команды, начинаем маневр в право на курс 312 с полным ходом вперед. 

Матрос за постом Хельмсмана передал по телеграфу команду "самый полный вперед" и поворачивая рули вправо. Тишину наполнил гул электромоторов пока взрывы и хаос продолжался на поверхности.

 Радист продолжал вслушиваться в гидрофон, когда вдруг он резко дернулся, едва не уронив наушники. Его лицо исказилось ужасом, и он выдохнул:

— Вот дерьмо! — закричал он, но его слова утонули в оглушительном грохоте.

U-87 содрогнулась так сильно, что все, кто не успел ухватиться за поручни, оказались на полу. Металлический корпус подлодки завыл под давлением, а затем раздался резкий треск: несколько болтов из переборки сорвались с мест и с громким звоном отскочили в разные стороны.

— Ай! Вот скотина! — выкрикнул Штайнер, хватаясь за руку, из которой тонкой струйкой текла кровь. Один из болтов задел его, оставив глубокий порез.

— Внимание всем! Проверить повреждения! — громко приказал Рихтер, но его голос перекрыл пронзительный свист воздуха из переборки, где появились первые следы утечек.

— Давление слишком высокое! Корпус не выдержит, если останемся на этой глубине! — закричал механик Струмберг, срывая голос.

Рихтер поднял руку, требуя тишины, и тут же отдал команду:

— Немедленно всплыть на 60 метров!

— Обе руля на всплытие дифферент 20! — Перекрикивая приказы матросам за рулями глубины.

Подлодка медленно начала подниматься. Гул моторов и стук насосов наполнили центральный пост. Рихтер обернулся к Штайнеру:

— Как рука?

— Ничего, не отвалится, — процедил тот, завязывая порез тряпкой, чтобы остановить кровь.

Всё это время экипаж напряжённо следил за приборами. Наконец, по мере всплытия, скрежет корпуса стал стихать, а давление внутри стабилизировалось.

— Держимся, глубина 60 метров достигнута, — доложил Леопольд

— Хорошо. Леопольд, проверь состояние переборок и сообщи о повреждениях, — приказал Рихтер.

Механик кивнул, мгновенно направившись проверять повреждённые участки. Рихтер обернулся к радисту, чьё лицо всё ещё было бледным.

— Что ты услышал? — спросил он.

Радист, тяжело дыша, смог только выдавить:

— Я пропустил сброс... Мы чуть не погибли...

Рихтер прищурился. Его мысли лихорадочно работали. Он понимал, что их ждёт что-то ещё более серьёзное.

— Всем быть наготове. Тишина и внимание, — сказал он, вглядываясь в напряжённые лица экипажа. — Мы ещё не вышли из игры.

Радист занервничав прошептав сказал:
— Военный корабль по пеленгу 87, приближается очень быстро!

— По моей команде самый полный вперед и погружение на 75 метров. — Сказал Рихтер, в его мыслях уже витали мысли что они даже не добравшись до Ла-Манша погибнут.

Радист вслушивался и от волнения тяжело дышал, его дыхание начало частить когда эсминец приближался. Но потом его лицо сменилось с страха на недопонимающее лицо, так же прошептав он сказал:
— Корабль делает маневр влево! 

Спустя пару минут прозвучал взрыв, явно на поверхности. Затем ужасающие скрипы и скрежет метала, стало ясно что эсминец был торпедирован. Это значило что дружественные подлодки всё ещё поблизости и дают отпор.

— Самый полный вперед, на перископную глубину. — Сказал Рихтер пока он по лестнице поднялся в боевую рубку, за ним полез и Штайнер.

Когда подлодка начала всплывать на перископную глубину, гул двигателей и напряжённое молчание экипажа наполняли центральный отсек. Рихтер вытянул командирский перископ и начал осматривать обстановку.

— Горящее нефтяное пятно по пеленгу 97, — тихо проговорил он, делая небольшую паузу, чтобы сосредоточиться на следующем секторе обзора. — Остатки эсминца клонятся на правый борт, идёт ко дну.

Штайнер, стоя рядом, внимательно смотрел на приборы управления.

Его взгляд сосредоточился на пеленге 37. Там, вдалеке, виднелся ещё один эсминец, который, судя по его маневрам, начал активно искать подлодки. Рихтер оглядел всё вокруг подлодки убедившись что поблизости нет больше эсминцев.

— Мы в центре хаоса, — пробормотал он себе под нос, прежде чем отдать команду: — Удерживать курс 317, скорость — малый ход.

Штайнер кивнул и передал приказ дальше. Подлодка, словно скрытый хищник, начала медленно двигаться, затаившись среди грохота взрывов и шума разрушений.

Спустя несколько минут Рихтер увидел как прямо по курсу эсминец вдалеке включил прожекторы и начал прочёсывать воду.

— Он ищет нас, — произнёс Рихтер, не отводя взгляда.

Штайнер стоял рядом, сжимая руки в кулаки.

— Мы не можем позволить ему подобраться слишком близко, иначе нас разорвут глубинными бомбами, — сказал он, не скрывая тревоги.

Рихтер опустил перископ и твёрдо сказал:

— Это их игра, но мы должны перехитрить их. Приготовить к запуску залп из трёх торпед. Удерживать перископную глубину.

Экипаж немедленно начал подготовку, напряжение в рубке росло с каждой секундой. Радист вновь приложил наушники к ушам, ловя каждый звук, который мог означать угрозу или, наоборот, шанс для спасения.

Внезапно нос эсминца подлетел над поверхности воды и столб воды поднялся прямо перед носом эсминца, эсминец после того как его нос плюхнулся обратно на воду то он сразу начал тонуть, всего за считаные минуты от эсминца остались лишь пару обломков.

Рихтер убедившись что вокруг больше нет никаких вражеских кораблей, выдохнул и  приказал:
— Отмена боевой тревоги, всплываем. После всплытия перейти на дизельные моторы и дать приказ средний вперед.

Подлодка начала подниматься, её корпус с гулом пробивал толщу воды. Как только рубка вышла на поверхность, Рихтер поднялся на мостик, осматривая окружающее пространство. Вдалеке одна за другой начали всплывать другие подлодки группы UK-9. Из первоначальных одиннадцати остались только шесть: одна лёгкого типа и пять тяжёлых. Это зрелище вселяло одновременно облегчение и горечь потерь.

Рихтер тяжело вздохнул, наблюдая за маленькой группой уцелевших. От U-18, лёгкой подлодки, шёл дым, а её экипаж, видимо, боролся с повреждениями. Тяжёлые подлодки выстраивались в линию, включая дизельные двигатели.

— Штайнер, — обратился Рихтер, не отводя взгляда от горизонта, — свяжитесь с уцелевшими командирами. Уточните их состояние и боеспособность.

Штайнер кивнул и быстро спустился вниз, чтобы передать приказ радисту.

Вскоре в эфире начали появляться первые сообщения:

— U-45, на связи. Два торпедных аппарата повреждены, но подлодка на ходу. Экипаж цел.

— U-18, на связи. Нас протаранил эсминец, корпус повреждён, но мы удерживаемся на плаву. Двигатели работают на половину мощности.

— U-32, на связи. Боеспособны, потерь нет.

— U-33, на связи. Критические повреждения корпуса и аппаратуры, продолжать боевой поход невозможно.

— U-53, На связи. Экипаж цел, нет повреждений но торпед осталось две штуки.

— U-2, Без связи. Радиостанция уничтожена невозможно восстановить, половина отсеков затоплена но ситуация под контролем.

Рихтер слушал доклады, пока Штайнер передавал их ему, мысленно оценивая шансы группы на успешное продолжение миссии.

— Шестеро из одиннадцати, — пробормотал он, глядя на дымящиеся обломки эсминца вдалеке. — Остальные погибли не зря, но это слишком высокая цена.

Штайнер вернулся на мостик, его лицо выражало смесь усталости и решимости.

— Приказы, капитан?

Рихтер обвёл взглядом остатки группы и твёрдо произнёс:

— Продолжаем путь. Все подлодки которые боеспособны и способны продолжать путь должны держать боевую готовность. Если противник нас снова обнаружит, шансов на вторую победу у нас не будет.

Гул дизельных двигателей наполнил воздух, и группа медленно двинулась вперёд, следуя строго заданному курсу. Луна всё ещё освещала море, словно провожая их в ночь, которая могла стать последней.

Пролив Дувра, Эсминец "Аякс",  26 декабря 1911 года, 4:54

В камбузе эсминца "Аякс" царила полумрак. Небольшая керосиновая лампа, освещала Джорджа Уиттакера и Томми О'Доннела, которые сидели за небольшим металлическим столом. Оба медленно потягивали кофе, недовольные его вкусом, но смиренно продолжали пить.

— Это ужас какой-то, — Томми поморщился, глядя на свою кружку. — Такое чувство, будто его варили на машинном масле.

Джордж усмехнулся, не отрывая взгляд от своей кружки:

— Могло быть хуже. Вспомни наш кофе когда мы ещё год назад в Глазго пили. Там он даже не пах как кофе.

Томми фыркнул:
— Ладно, убедил. Но ты только глянь, в этом есть осадок! Кофе такое ощущение пролежал тут день.

Оба рассмеялись, пытаясь хоть как-то поднять себе настроение. Однако их разговор прервал негромкий, но отчётливый голос с другого конца камбуза.

Джордж, чуть повернув голову, заметил двух офицеров, стоящих у двери. Они, видимо, не замечали присутствия матросов, слишком поглощённые своей беседой.

— ...вся группа UHEG-21 не выходит на связь, — тихо говорил один из офицеров, сложив руки за спиной. — Последний доклад был около полуночи о контакте с подводными лодками, а после — ничего.

— И что, мы теперь тут теперь одними будем охранять пролив? — второй офицер, чуть моложе, выглядел встревоженным.

— У нас нет другого выбора. Ты знаешь, что они там, — офицер нахмурился. — Эти немецкие подлодки решили устроить переправу через Ла-Манш. Это не первая попытка, но, будь уверен, не последняя.

— Так уж и быть. Если "Аякс" потопит одну из них, можешь рассчитывать на увольнительную на Рождество в следующем году, — с усмешкой произнёс второй.

Джордж почувствовал, как Томми лёгонько подтолкнул его локтем:

— Ты это слышал? — прошептал он, стараясь не выдать своего интереса.

— Да, — коротко ответил Джордж, его лицо приобрело задумчивое выражение.

Томми чуть наклонился вперёд, понизив голос:

— Думаешь, всё настолько серьёзно? Немцы снова лезут через Ла-Манш?

— Выходит, так и есть, — Джордж отставил кружку. — Если эти подлодки прорвутся, они могут обойтись без боязни за поставки. Нам же придётся рисковать ещё больше.

Томми, стараясь сохранить бодрость, хлопнул Джорджа по плечу:

— Ладно, дружище, зато если получится, это будет победа года!

Джордж усмехнулся, но его взгляд оставался серьёзным. Внутри камбуза всё снова замолкло, за исключением лёгкого стука кружек о стол и глухого шума двигателей эсминца.

Неожиданный резкий крен вправо заставил Джорджа и Томми схватиться за стол, чтобы не упасть. Кружки и тарелки, стоявшие на столах, с грохотом полетели на пол. Некоторые из них раскололись на мелкие осколки, другие просто покатились по полу, проливая остатки кофе и оставляя пятна на металлической поверхности.

— Что за чёрт?! — вскрикнул Томми, пытаясь удержать равновесие.

Но ответ пришёл незамедлительно. Раздался сигнал тревоги, который эхом прокатился по всему кораблю. Громкий голос через громкоговоритель прогремел над гулом:

— Торпедный след по правому борту! Возможно подводная лодка!

Джордж мгновенно вскочил на ноги, едва не поскользнувшись на разлитом кофе. Его сердце забилось быстрее, мышцы напряглись. Не тратя времени, он бросил короткий взгляд на Томми:

— Пошли!

Томми лишь кивнул, и оба побежали к выходу из камбуза. В коридоре царила суматоха: моряки в спешке занимали свои места, обегая друг друга в узком пространстве. Джордж, пробираясь сквозь толпу, чувствовал, как адреналин захватывает его разум.

Добежав до своей позиции в корме корабля, он встал за тяжёлый пулемёт, установленный у сбросных аппаратов для глубинных бомб. Воздух был пропитан тревогой и напряжением. Джордж быстро осмотрел пулемёт, проверяя его готовность.

— Кормовой сектор к бою! — послышался голос офицера, бегущего мимо.

Джордж бросил взгляд на аппараты для глубинных бомб, которые сейчас выглядели как последняя надежда против врага, скрывающегося в глубинах. Всё тело било дрожью, но он старался сохранять концентрацию.

Небо над "Аяксом" начинало светлеть от первых лучей рассвета, но с востоком солнца пришла и угроза, скрытая в темных водах пролива Дувра.

Эсминец резко изменил курс, накренившись, чтобы направиться в сторону предполагаемого врага. Джордж, стоя за тяжёлым пулемётом, крепко держался за рукоятки, чтобы не потерять равновесие. Волнение моря стало заметным, волны ударялись о борта, но взгляд Джорджа оставался прикован к поверхности воды, пока эсминец двигался в поисках врага.

И вдруг он заметил это. Узкий след на поверхности воды, который быстро приближался. Джордж широко раскрыл глаза.

— Торпеда по правому борту! — закричал он, голос его перекрывал гул двигателей и шум моря.

Сердце билось как молот, когда он инстинктивно напрягся, готовясь к взрыву. Он уже представлял себе удар, разрушение и пламя. Но вместо этого раздался только глухой стук, будто что-то столкнулось с корпусом и откатилось.

— Она не взорвалась! Торпеда отказала! — крикнул один из офицеров, стоявших у сбросных аппаратов для глубинных бомб.

Джордж с трудом перевёл дух, чувствуя, как облегчение захлёстывает его. Но радость длилась недолго.

— Контакт по правому борту! — прозвучал другой голос, на этот раз с мостика. — Возможно, это вторая подводная лодка!

Эсминец вновь начал маневр, возвращаясь к курсу на нового предполагаемого врага. Джордж крепче сжал рукоятки пулемёта, наблюдая за горизонтом. Он знал, что угроза ещё далеко не миновала, и в любой момент мог начаться новый бой.

Резкий голос с мостика прорезал шум боевой готовности:

— Уиттакер! Немедленно на мостик!

Джордж замер на мгновение, растерянный внезапностью приказа, но тут же сорвался с места, оставив тяжёлый пулемёт. Пробегая по палубе, он едва не поскользнулся на мокрой поверхности, но успел ухватиться за поручень. Поднявшись по трапу на мостик, он увидел, что в центральном посту царит хаос.

Один из матросов лежал на полу, его лицо побледнело, а руки конвульсивно сжались. Вокруг него суетились двое, пытаясь привести его в чувство.

— Сердечный приступ, — бросил один из офицеров, повернувшись к Джорджу. — Ты заменяешь его! Быстро к посту!

Джордж кивнул, даже не пытаясь спорить. Он знал, что в такие моменты медлить нельзя. Пробежав мимо упавшего матроса, он встал на его место, инстинктивно проверяя показания приборов.

— Приготовься к координации маневров, — бросил командир мостика. — Это теперь твоя ответственность, Уиттакер.

Джордж сглотнул, чувствуя тяжесть момента, но быстро собрался. Он уже не раз попадал в напряжённые ситуации, и сейчас понимал, что паника только усугубит положение.

В центральном посту царил хаос, как будто каждое действие происходило одновременно. Голоса матросов, офицеров и шум приборов сливались в один нервный гул. Джордж старался сосредоточиться на своём посту, хотя напряжение ощущалось повсюду.

Капитан Росс стоял у входа на мостик, его фигура вырисовывалась в светлых лучах рассвета. Сжимая бинокль, он пристально всматривался в горизонт, анализируя каждый мельчайший всплеск на поверхности воды.

— По пеленгу 317 слышны винты! Средняя дистанция! — раздался голос матроса из гидроакустической комнаты.

Капитан обернулся, его взгляд резко стал сосредоточенным.

— Подтвердить пеленг, проверить частоту вращения винтов, — скомандовал он.

Джордж услышал ещё один крик, теперь уже с палубы:

— Перископ по пеленгу 313! Виден след на воде!

Слова ударили, как гром. Это был явный знак, что немецкая подлодка близко.

— Всеобщее внимание! — голос Росса раздался мощно, перекрывая общий шум. — Левый руль, полный вперёд! Готовьте глубинные бомбы, начинаем охоту!

Джордж, поймав взгляд капитана, быстро отозвался:

— Подтверждаю команды! Левый руль, полный вперёд!

Корабль начал манёвр, а напряжение на мостике возросло до предела.

— Глубинные бомбы на малую глубину! Приготовить залп из 12 бомб! — громко скомандовал Росс, его голос звенел от напряжения.

Джордж, быстро реагируя на указания, корректировал повороты руля под чёткие инструкции капитана:

— Ещё три градуса влево... Теперь на 10 градусов вправо. Отлично, держи курс!

Эсминец двигался резкими манёврами, приближаясь к предполагаемому местоположению подлодки. На мостике царила напряжённая тишина, лишь приказы и команды разрезали воздух.

— Перископ ушёл под воду, сэр! — доложил офицер с палубы.

Росс на мгновение замолчал, его глаза сузились, бинокль скользнул по поверхности воды, но след уже исчез.

— Она погружается... — пробормотал капитан, его голос дрогнул, но тут же стал твёрдым. — Уже поздно. Залп!

— Залп из 12 бомб! — подтвердил матрос у аппарата.

С палубы раздались тяжёлые удары, когда одна за другой глубинные бомбы покидали аппараты и уходили в морскую бездну. Мощные взрывы начали греметь под водой, корабль ощутимо вздрогнул, а стекла на мостике задрожали от давления.

Росс, схватив бинокль, вновь всматривался в воду, ожидая хоть какого-то признака удара. Джордж невольно затаил дыхание.

Грохот глубинных бомб затих, но спустя минуту послышались новые взрывы — вода словно вскипела от ударной волны. Через несколько мгновений с палубы раздался крик:

— Подводная лодка всплыла по пеленгу 197!

Росс резко обернулся и, не теряя времени, закричал:

— Поворот вправо, полный ход! Приготовить палубные орудия!

Джордж почувствовал, как его слегка оттолкнули в сторону.

— Иди с капитаном на мостик, будешь корректировать огонь! — резко бросил матрос, торопливо заняв место Джорджа.

Джордж схватил бинокль и бросился на мостик, где уже стоял Росс. Капитан, ни на мгновение не отводя глаз от цели, указал рукой:

— Вот она, по пеленгу 221!

Даже без бинокля подлодку было видно отчётливо. Она покачивалась на волнах, её корпус блестел в лучах тусклого рассветного света, а вода вокруг стала чёрной от разлившегося масла.

Джордж прижал бинокль к глазам, чтобы разглядеть детали. Он увидел, как на палубе подлодки бегали несколько человек. Немецкие моряки торопливо наводили своё палубное орудие, явно готовясь к последнему отчаянному бою.

— Они пытаются навести пушку на нас! — доложил Джордж.

Росс сжал кулаки, его голос прозвучал как удар колокола:

— Всем орудиям быть готовыми к огню! Цель по пеленгу 225 подводная лодка! Джордж докладывай о попаданиях! 

Экипаж "Аякса" действовал слаженно, напряжение нарастало с каждой секундой, пока оба судна готовились к схватке.

Росс, повернувшись к двери рубки, уже готовился отдать новый приказ:

— Сообщить всем судам в Ла-Манше! Немецкие подводные лодки начали переправу! Открыть канал и передать срочную депешу через...

Но прежде чем он закончил, Джордж заметил вспышку на палубе всплывшей подлодки.

— Они стреляют! — выкрикнул он.

Через мгновение раздался резкий свист снаряда, который пролетел пугающе близко к мостику. Джордж невольно пригнулся, его сердце заколотилось так сильно, что он буквально слышал его удары.

— Всем приготовиться к ответному залпу! — крикнул Росс, взяв себя в руки.

С палубы "Аякса" прозвучали гулкие выстрелы — три пушки выпустили снаряды в сторону подлодки. Джордж не сводил глаз с цели, наблюдая через бинокль, как один из снарядов попал точно в боевую рубку немецкой подводной лодки.

Раздался оглушительный взрыв. От места попадания поднялся столб чёрного дыма, обломки металла разлетелись во все стороны. На боевой рубке подлодки осталась зияющая дыра, а несколько матросов, стоявших рядом, рухнули на палубу.

— Попали! Прямо в рубку! — выкрикнул Джордж, его голос дрожал от смеси адреналина и возбуждения.

Но немцы, несмотря на явные потери, поднялись и, шатаясь, продолжили заряжать своё палубное орудие. Их упорство вызывало уважение и страх.

Росс вернулся на мостик, нахмурившись.

— Они не сдаются... Джордж, держи меня в курсе, если появятся ещё вспышки!

Ситуация накалялась. Каждая секунда теперь казалась вечностью.

Джордж видел как один из немецких матросов уже засовывал снаряд в казённик, но орудия "Аякса" Оказались быстрее и раздался ещё один залп.

Фугасные снаряды "Аякса" ударили в подлодку с оглушительным взрывом. Поднялся густой чёрный дым, заслонивший видимость на несколько долгих секунд. Когда дым рассеялся, Джордж, сжимая бинокль, заметил, что палуба подлодки опустела — матросов больше не было видно. Подлодка, серьёзно повреждённая, начала медленно погружаться в воду, показывая что подлодка уничтожена.

— Прекрасная работа, сэр! — произнёс один из офицеров, но его слова перебил новый крик с палубы.

— След торпеды прямо по курсу!

Джордж, вскинув голову, посмотрел вперёд. Вода перед эсминцем была расчерчена длинным паровым следом. В глазах Джорджа замер ужас — он видел, как торпеда неумолимо приближалась к носу "Аякса".

— Господи... — прошептал он, инстинктивно хватаясь за поручень мостика.

Вся команда застыла в напряжении. Время будто остановилось. Джордж не мог оторвать взгляд от торпеды, которая, казалось, вот-вот попадёт в эсминец.

Когда наступил момент столкновения, Джордж невольно задержал дыхание. Он ясно видел корпус торпеды в воде. Но вместо мощного взрыва раздался лишь металлический скрежет: торпеда прошлась по касательной вдоль борта "Аякса", оставляя глубокую царапину, но не детонировала.

— Она не сработала! — выкрикнул Джордж, с облегчением выдыхая, но его голос был полон недоверия.

На мостике ожил гул голосов, матросы переговаривались, не веря своему везению.

— Самый полный вперед, не меняем курс. — Приказал капитан Росс.

После приказа Росса, эсминец резко ускорился, разрезая воду мощными гребными винтами. Палуба под ногами Джорджа слегка задрожала, когда машины заработали на максимальной мощности.

— Готовьте глубинные бомбы на малую глубину! — крикнул Росс, глядя через бинокль на горизонт.

— Перископ по курсу! Пеленг 1! — прозвучал голос с палубы.

Джордж снова напрягся, переведя взгляд в указанное направление. Но едва он успел что-либо рассмотреть, как тот же голос закричал:

— Перископ ушёл под воду!

— Глубинные бомбы на среднюю глубину! Быстро! — Росс повернулся к матросам, его голос резал напряжённую тишину.

— Есть, сэр! — отозвались с боевого поста.

Сложившийся ритм хаотичных докладов, глухих ударов на палубе и команд с мостика стал привычным, но не менее тревожным. В этот момент из радиорубки вновь раздался голос гидрофониста:

— Шум винтов по пеленгу 8! Дистанция уменьшается, обороты высокие!

Росс внимательно вслушиваясь в доклады, дал команду.

— Залп глубинными бомбами. Двенадцать штук.

Бомбы начали сбрасывать одну за другой, каждая с громким всплеском уходила в воду, погружаясь всё глубже. На мостике все затаили дыхание. Прошла секунда. Другая. Время словно растянулось, и Джордж, как и остальные, пытался не думать о возможных последствиях.

Первые несколько секунд стояла напряжённая тишина.

А затем внезапно раздалась серия оглушительных взрывов. Вода сзади эсминца вздыбилась огромными столбами, заставляя судно слегка пошатнуться от ударной волны. Воздух наполнился звуками взрывами и всплесков.

— Попали! — выкрикнул кто-то с мачты.

— Самый малый вперед поворот влево! — Приказал Капитан Росс и эсминец убавил ходу и начал поворот. — Гидрофонист докладывайте! 

Джордж вскинул бинокль, но дым и пенящаяся вода мешали чему-либо разглядеть. Гидрофонист, снимая наушники, крикнул:

— Шум винтов исчез, слышны только скрежет метала!

Затем Джордж всё ещё глядя где были взрывы, увидел огромное черное пятно и обломки и крикнул радостно:
— Нефтяное пятно и обломки замечены на поверхности!

На мостике воцарилась на несколько секунд напряжённая тишина, а затем Росс сухо приказал:

— Продолжать наблюдение. Возможны другие подлодки.

Джордж, все ещё ощущая гул взрывов в груди, вытер выступивший пот и взглянул на Росса. Тот был сосредоточен, но в его взгляде читалось удовлетворение.

Гамбург, Штаб Рейхсмарине, 27 декабря 1911 года, 10:32

Адмирал Хеннинг фон Круп сидел за массивным деревянным столом в своём кабинете в Гамбурге. На столе аккуратными стопками лежали карты, отчёты и шифровки, но его взгляд был сосредоточен на пустой точке перед собой. Операция "Лунная переправа", столь амбициозная и важная для Рейхсмарине, обернулась катастрофическими потерями.

В дверь постучали, и, не дожидаясь ответа, вошёл штабной офицер, его лицо было мрачным.

— Адмирал, последние данные о потерях, — офицер положил бумаги на стол и сделал шаг назад.

Хеннинг, молча кивнув, взял папку. Он быстро пробежал взглядом по страницам: 160 подлодок отправлены, только 73 достигли портов Испанофран, ещё 5 вернулись с критическими повреждениями в Вильгельмсхафен, остальные потеряны.

— Это всё? — холодно спросил Хеннинг, отложив документы.

— Да, господин адмирал. Это окончательный подсчёт, — офицер говорил сухо, но в его голосе слышалась тревога.

Хеннинг тяжело выдохнул, склонившись над столом. Он понимал, что правда, если её раскрыть полностью, будет воспринята как провал. Кайзер Вильгельм IV не потерпит таких потерь, особенно когда ставки войны столь высоки.

Он поднялся, положив обе руки на стол, и посмотрел на офицера с решимостью.

— В официальных донесениях для штаба и Кайзера укажем, что до портов Испанофран добрались 135 подлодок. Остальные либо ещё в пути, либо вернулись для ремонтных работ, — голос его звучал спокойно, словно это был простой вопрос тактики.

Офицер растерялся:

— Но, господин адмирал, это...

— Это то, что нужно сообщить, лейтенант, — перебил Хеннинг, его взгляд был ледяным. — Мы не можем позволить себе деморализацию ни в штабе, ни среди подводников. Идите.

Офицер кивнул, отдав честь, и покинул кабинет.

Когда дверь за ним закрылась, Хеннинг снова сел. Он понимал, что ложь вскроется, если кто-то решит провести детальную проверку. Но время, которое он выиграет, можно будет использовать для реорганизации флота и подготовки новых операций.

Он потянулся к перу и начал писать донесение. Каждое слово было тщательно выверено, каждая цифра — искусно подобрана. "Лунная переправа" провалилась, но адмирал Круп намеревался сделать всё возможное, чтобы этот провал не стал началом конца для Рейхсмарине.


Лондон, Штаб глав. Командования королевской армии Альбиона, 27 декабря 1911 года, 13:21

Обсуждение в зале становилось всё напряжённее. Адмиралы спорили о способах усиления противолодочной обороны, тогда как генералы обдумывали стратегические варианты на суше. Доклады о активности немецких подводных лодок вызывали тревогу. Особенно обеспокоенность вызвали сообщения из Ла-Манша и о прорывах в районе Оркнейских островов.

В зал вошел Король Георг V. Его слегка помятый вид выдавал недостаток сна, но его голос был твёрд, а взгляд решителен.

– Господа, – начал он, обходя взглядом собравшихся, – ситуация требует от нас решительных действий. Адмиралы, докладывайте.

Главный адмирал флота, Джордж Рэндольф, встал и начал свой отчет:
– Ваше величество, активность немецких подводных лодок угрожает не только нашим торговым путям, но и поставкам союзников. Предлагаю ввести систему караванов для защиты судов и обеспечить их прикрытие эсминцами и патрульными катерами. Также необходимо усилить базу в Скапа-Флоу для быстрой реакции на угрозы в северных водах.

Король кивнул, но взгляд его задержался на генерале Восточного фронта, Роберте Монтегю.
– Генерал, что с нашими союзниками на Востоке?

Монтегю встал и сдержанно ответил:
– Российская Империя нуждается в поддержке, ваше величество. Их позиции на Западном фронте истощены не смотря на прорывы линии обороны немцев и наступление на Варшаву, мы можем потерять важного союзника. Предлагаю организовать поставки вооружения и экипировки в порта Российской Империи, мы как бы станем транзитом всех этих поставок.

Король задумался на мгновение.
– Хорошо, передайте это предложение в Штаты, но учтите: часть нашего снаряжения и войск останется в резерве. Мы готовимся к лету 1912 года. К тому времени я хочу видеть готовый план высадки в Нормандию.

Советники, генералы и адмиралы кивнули, принимая распоряжения. В зале снова зазвучали обсуждения, но теперь с большей организованностью. Король развернулся к Джорджу Рэндольфу:
– Убедитесь, что в караванах участвуют наши лучшие эсминцы. Я не допущу, чтобы немецкие подлодки диктовали нам свои условия.

Джордж Рэндольф выпрямился, склонил голову и отдал честь Королю:

– Будет исполнено, ваше величество.

Георг V едва заметно кивнул в ответ, развернулся и направился к выходу из зала. Его шаги были уверенными, хотя усталость в движениях была заметна. Двери за ним закрылись, оставив адмиралов и генералов наедине с обсуждениями и спорами.

Разговоры сразу же вспыхнули с новой силой.

– Мы не сможем обеспечить полное прикрытие всех караванов, – раздражённо сказал один из адмиралов, глядя на карту маршрутов. – Эсминцев и патрульных катеров катастрофически не хватает.

– Но это лучше, чем терять корабли один за другим! – возразил адмирал Уильям Хардвик, командующий Атлантическим флотом. – Мы должны распределить флотилии таким образом, чтобы перекрыть ключевые маршруты. Ла-Манш и Северное море – в приоритете.

– А что с Оркнейскими островами? – вмешался генерал Фредерик Хеммингс. – Там слишком много немецкой активности, и она угрожает нашим северным базам.

– Оркнейские острова – второстепенная цель, – спокойно ответил Хардвик. – Если потеряем контроль над Ла-Маншем, Северное море будет бесполезным.

– Генералы, – вмешался генерал Джонатан Кроуфорд, начальник штаба армии. – Что насчёт подготовки к высадке в Нормандию? У нас есть шесть месяцев. Мы не можем позволить себе потерю поставок для наших войск.

В этот момент разговор сместился к координации усилий между флотом и армией. Офицеры перебивали друг друга, предлагая идеи и стратегии.

Рэндольф поднял руку, призывая к тишине:
– Нам нужно действовать организованно. Каждому флоту и фронту – свои приоритеты. Я начну работу над планом по организации караванов. До конца дня хочу видеть расчёты по распределению флота. Хардвик, Теннет, Фергюсон – это ваша зона ответственности.

Генералы переглянулись, но кивнули в знак согласия.

– А что насчёт взаимодействия с русскими? – спросил Монтегю, вставая. – Поставки – это одно, но нам нужно больше информации с их фронта.

– Это задача дипломатов и разведки, – резко ответил Кроуфорд. – Мы обеспечим поставки, а дальше – по обстоятельствам.

Разговоры продолжались, но теперь с большей сосредоточенностью. Рэндольф сделал пометку в своём блокноте, а затем тихо произнёс:
– Время работает против нас. Мы должны использовать каждый час.