глава 15
Лорен Митчелл
В гостиной царила тишина, прерываемая только едва слышным тиканьем напольных часов в углу. Свет лампы мягко ложился на стены, создавая ощущение замкнутого, почти интимного пространства. Я сидела на диване, стараясь не встречаться глазами с Логаном, хотя его присутствие ощущалось слишком остро. В руках у него была тарелка с фруктами и ягодами, и почему-то именно это — совершенно бытовая, простая деталь — выбивало меня из равновесия.
— И зачем ты меня привёл к себе домой? — спросила я наконец, глядя на его руку, на которой балансировала эта тарелка. Слова прозвучали более резкими, чем я собиралась, но сдержать напряжение было невозможно.
Логан подошёл ближе и поставил тарелку на журнальный столик передо мной. Его движения были уверенными, почти слишком контролируемыми, словно он заранее знал, что именно сделает в следующий миг.
— Поешь. Ты любишь фрукты, — сказал он спокойно и опустился рядом.
Я нервно выдохнула и отрицательно покачала головой, чувствуя, как внутри всё сжимается.
— Я не хочу. Я дома поела… — ответила я, упрямо глядя на яркие кусочки яблок и клубнику, словно именно они были причиной моего раздражения.
Он тяжело выдохнул, откинулся на диване и протёр виски, словно сдерживал раздражение, которое вот-вот прорвётся.
— Мне тебя наказывать за каждое враньё, чтобы ты перестала мне врать? — спросил он раздражённо, повернувшись ко мне. В голосе звучал холод, а глаза, наоборот, пылали.
Я покачала головой, но тут же добавила, почти умоляюще:
— Но я правда не хочу…
Он не стал спорить. Просто взял одну из ягод, сочную клубнику, и поднёс её к моим губам. Его пальцы были слишком близко, дыхание ощутимо коснулось моей кожи. Я выдохнула, понимая, что выхода нет. Пришлось послушно открыть рот и принять клубнику, почти чувствуя вкус не фрукта, а его силы надо мной.
Логан улыбнулся.
— Молодец. Но больше не ешь так клубнику с моих губ, — его голос стал тише, но жёстче, — это возбуждает.
Я закатила глаза, стараясь скрыть собственное смущение, и спросила уже другим тоном:
— Так зачем ты привёл меня к себе?
Он не ответил сразу. Встал, протянул руку и, крепко сжав мою ладонь, поднял меня. Его другая рука легла на мою талию, удерживая слишком уверенно, слишком властно.
— Ты умеешь танцевать? — спросил он, глядя прямо в глаза.
Я нахмурилась.
— Зачем?..
— Умеешь или нет? — перебил он, не отпуская меня.
Я покачала головой, чувствуя, как дыхание сбилось.
— Я раньше… не с кем не танцевала, — призналась я, отворачиваясь.
Его губы изогнулись в лёгкой улыбке, но в глазах мелькнуло что-то другое — почти нежность.
— Это было и не нужно, дорогая, — сказал он тихо.
Неожиданно Логан поднял меня на руки и направился в центр гостиной. Я едва не вскрикнула от неожиданности, но промолчала. Он аккуратно поставил меня на пол и раздражённо пробормотал:
— Музыка. Чёрт.
Отпустив меня, он быстро подключил телефон к колонке. Вскоре в комнате зазвучала мелодия для медленного танца — мягкая, тягучая, будто специально созданная для того, чтобы сближать людей.
Он подошёл ко мне и уверенно обнял: одна его рука легла на мою талию, другая взяла мою ладонь. Я, не зная, куда себя деть, положила свободную руку на его плечо.
— Шаг левой ногой вперёд. Шаг правой ногой вперёд. Ноги вместе, — негромко сказал он, глядя на меня сверху вниз.
Я неуверенно усмехнулась.
— Что?
Он не стал повторять, просто повёл меня в танце. Первые шаги были катастрофой: я наступала ему на ноги, сбивалась, путалась. Но он быстро подхватывал, направлял, удерживал меня так, чтобы мы всё же двигались в ритме.
Через несколько минут я почувствовала, что начинаю улавливать его движение, доверяться. Мы закружились в медленном танце, и я сама не заметила, как волнение сменилось лёгкой улыбкой.
— У тебя отлично получается, — сказал Логан, слегка закружив меня, а потом резко притянул ближе. Его рука крепко обхватила мою спину, и дыхание обожгло щёку.
Я улыбнулась, чувствуя, как сердце колотится.
Внезапно он наклонил меня назад. Я едва удержалась, инстинктивно приподняв ногу, словно это было частью танца. Мы застыли в этой позе на пару секунд. Его взгляд впился в мои глаза, а голос стал почти шёпотом:
— Как же ты красива…
Вернув меня в исходное положение, Логан аккуратно отпустил и снова усадил на диван. Я чувствовала лёгкую дрожь в руках и не могла понять — от страха или от чего-то другого.
— Зачем ты учил меня танцевать? — спросила я, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
Он взял нарезанное яблоко с тарелки, протянул мне. Я нехотя взяла кусочек. Он тоже взял себе и, откусив, спокойно произнёс:
— На банкете мы должны будем станцевать.
Я замотала головой.
— Нет… я не смогу. А если я упаду? А если все будут смеяться? — слова вырвались взволнованно, и я торопливо откусила яблоко, лишь бы спрятать волнение.
Он усмехнулся, но в усмешке была сталь.
— Поверь, никто не осмелится смеяться над тобой. Ибо этот смельчак решится рта.
Я вскинула на него взгляд. В его голосе не было шутки. Он действительно мог причинить кому-то вред… Но для чего он сказал это? Чтобы успокоить меня? Или чтобы ещё больше держать в страхе? Странное чувство — от его слов мне становилось одновременно спокойнее и страшнее.
— Мы завтра поедем искать тебе платье. И чтоб дел у тебя на завтра не было, — сказал он уверенно. — Ты завтра занята.
Я покачала головой.
— Нет, нет… я завтра занята.
Он нахмурился.
— Чем?
Я занервничала, но потом всё-таки решилась:
— Я же… в кафейню устроилась работать.
Он кивнул, будто только сейчас вспомнил.
— Да, точно. Я забыл. Но ничего страшного, если ты завтра не появишься, они не будут плакать по тебе. Зато ты уйдёшь домой с красивым платьем.
Я отвернулась, чувствуя, как ком подступает к горлу.
— Я подведу их… И если меня уволят? — выдавила я.
Он спокойно выдохнул.
— Тебя не уволят.
Я усмехнулась.
— Верно. Ты сделаешь это за них.
Он посмотрел на меня пристально, с лёгкой тенью раздражения.
— Тогда я уволил тебя из-за того, что к тебе приставали. Ты должна быть благодарна мне.
Я взяла кусочек груши, стараясь скрыть дрожь в руках, и заметила на его лице слабую улыбку.
Он что, правда волнуется за моё питание? Эта мысль сбила меня с толку.
— Ты уволил меня, но не устроил на другую работу, — сказала я, чувствуя, как во мне закипает злость. — И как мне нужно было жить дальше?
Он откинулся на диване и тихо ответил:
— Я был готов покупать тебе всё необходимое. Но нет, тебе нужно работать и надрывать спину ради одного пакета с продуктами.
Я сжала кулаки, сдерживая желание закричать.
— Да что ты вообще знаешь о нищете? — слова вырвались сами собой. — Если бы ты был на моём месте, ты бы согласился на всё, лишь бы заработать! Если бы к тебе подошла богатая дама и отдала десять пакетов с продуктами ценой с твою годовую зарплату — ты бы взял их? Ты бы не почувствовал себя жалким бомжом, которого подкармливают? Ты бы взял их? Я лично — нет! Потому что я хочу добиться всего сама. Хочу сама покупать себе продукты, зная, что заработала на них собственным трудом.
Слёзы навернулись на глаза, голос дрогнул, но я не остановилась.
Он пожал плечами, как будто мои слова не задели его так, как я ожидала.
— Я бы взял. Если бы у меня не было выхода, я бы взял. А что делать? Голодать? Упускать возможность, которая сама пришла к тебе?
Я резко встала.
— Тебе не понять! Ты имеешь всё! Особняк, машины, деньги, власть! Не тебе судить! Не тебе знать, каково это — чувствовать себя никем! Я работаю с двенадцати лет. А что ты делал в двенадцать? Выпрашивал деньги у папы?!
Злость, обида, несправедливость — всё прорвалось наружу.
В следующий миг он тоже вскочил. Его рука резко схватила меня за шею, и я ударилась спиной о стену. Холодная поверхность пробрала до дрожи. Он прижал меня, глаза метали искры.
— Как ты смеешь говорить обо мне, не зная обо мне ничего?! — его голос сорвался почти на крик. — Эти деньги заработал я сам. Сам! А в двенадцать лет я держал убитую маму в руках. Её кровь до сих пор на моих руках. Я до сих пор чувствую её… до сих пор виню себя… за…
Он не договорил. Его голос сорвался, и он резко отпустил меня. Воздух хлынул в лёгкие, я закашлялась, а слёзы сами катились по щекам.
Логан отвернулся. Несколько секунд стоял неподвижно, словно борясь с чем-то внутри себя. Потом развернулся и вышел из гостиной. Секунда — и дверь особняка с грохотом захлопнулась.
Я осталась одна в тишине, с дрожью в руках и в сердце, которое никак не могло успокоиться.