22
Ручка и лист бумаги лежали перед ней уже пятнадцать минут. Она не могла даже написать дату, зная, что, как только она выведет первое слово на бумаге, ей придется выполнять предписание доктора Чона. Она должна будет писать письма солдату, который уже не прочтет их. Это даже хуже, чем с картой Богома. Помимо своей воли, Чеен посмотрела на ящик, где хранила её, почувствовав, как сердце будто сжали тисками. Одно дело – поощрять наивную надежду в сыне, но она ведь взрослая девушка, чёрт возьми. Ей не нужно писать воображаемому другу, чтоб разобраться в своих чувствах.
От этой мысли её охватил холодный ужас.
Нет, Джису не воображаемая. Она настоящая, самая настоящая. Она тёплая, и сильная, и нежная. И, даст Бог, она в безопасности. Хотя несколько дней назад блондинка и сказала Богому совсем другое.
Она снова увидела перепуганный взгляд сына и закрыла глаза. Несколько дней Чеен только и думала об ужасе, отразившемся на его лице. О том, как он смотрел на мать так, будто та его предала. Неосознанно она взяла ручку и аккуратно вывела, сильно надавливая на бумагу.
Декабрь 15, 2023.
Джису, Я...
Чеен уронила ручку, не успев даже закончить мысль. Она вскочила, быстро качая головой. Она не может этого сделать. Это же безумие – писать мё... Девушка начала задыхаться. Воздух. Ей нужен воздух. Чеен наклонилась, опираясь ладонями на каминную полку, и глубоко дышала, хотя горло сжималось при каждом вдохе.
Это всего лишь письмо. Она столько написала их за четыре года. Просто слова на бумаге. Непролитые слёзы обожгли глаза и, блондинка прикрыла их тыльной стороной ладони, пока дрожащее дыхание рывками наполняло лёгкие кислородом.
Она не обязана быть «в порядке», напомнила Чеен самой себе, хотя привычный внутренний голос сменился другим, подозрительно похожим на голос доктора Чона. Не сегодня. Им не обязательно прощаться сегодня.
***
Через несколько дней Чеен попробовала снова, на этот раз относительно легко написав приветствие. После этого она замерла, глядя на лист, не в силах найти нужные слова. Воображение тут же нарисовало образ Джису. Кореянка, ухмыляясь, сидела на диване. «Это всего лишь я, Чеен. Я не кусаюсь», – сказала бы Ким. И, конечно же, нахально подмигнула бы.
Перо ручки опустилось на следующую строку, и Чеен написала:
Декабрь 18, 2023.
Дорогая Джису, я так давно не писала этого, и сейчас я не знаю, с чего начать. Я даже не знаю, зачем делаю это. Доктор Чон сказал, что это поможет, но я не понимаю, каким образом. Это ведь просто слова на бумаге. Я разговариваю сама с собой. Хотя мысленно я слышу твой голос. Как будто ты меня дразнишь, но это забавно отчасти. И я скучаю по тебе. Чеен.
***
Пришло Рождество, и Богом, как всегда, упрямился, не желая идти в кровать. И предупреждение, что Санта к ним не придет, если Богом сейчас же не ляжет спать, подействовало на пятилетнего мальчика куда хуже, чем раньше.
- Он не всегда приносит то, что хочешь, – обронил он и неохотно поплёлся в спальню. Лампочки на тапочках с оленями загорались при каждом шаге.
Чеен хотела отчитать сына, но он был прав. Легендарный старик не может творить чудеса. Рождество, тем не менее, прошло приятно. К ним забежала тётя Дженни и принесла имбирных пряников для Богома и ромовую бабу для Чеен. Пак увидела чемодан на переднем сиденье седана и поняла, что Дженни уезжает на праздники, предоставив Тэхена самому себе. Чеен чувствовала, что должна спросить Дженни об этом, но как она может спрашивать, если сама почти весь год всячески избегала друзей.
Чеен наблюдала, как сменяют друг друга даты на календаре, отмечая, что настроение у неё меняется так быстро, что она даже не успевает среагировать на эти эмоциональные скачки. Вечером 28-го, когда Богом уже спал в детской, блондинка сидела на кухне, поедая ромовую бабу. В десерте было больше рома, чем теста. Нет, она не из тех, кто «заедает» стрессы, но раз или два ей приходилось топить горе в алкоголе. Так что ромовая баба – идеальный вариант. Покончив с ней, Чеен решила перейти к чему-нибудь покрепче и, схватив первую же подвернувшуюся под руку бутылку («Абсолют», оставшийся в холодильнике после того девичника), вышла из кухни. Она не хочет здесь оставаться, кухня напоминает ей о Джису. И кабинет. И гостиная. И любая комната в доме.
Выбора не оставалось, и Чеен села на нижнюю ступеньку лестницы, делая приличный глоток из стакана, который сжимала в руке. Она согнулась пополам, подтягивая колени к подбородку, плечи вздрагивали, дышать было трудно, и вдохи были рваными и прерывистыми.
Это реальность. Это её жизнь, похожая на бесконечный кошмар. Это не жестокий розыгрыш. Не другой мир.
- Ты оглянуться не успеешь, как я вернусь.
- Ёбаная лгунья! – прошипела Чеен сквозь зубы. Из глаз потекли яростные слёзы. – Прошел год, грёбанный год!
Пак подняла заплаканное лицо, макияж поплыл, оставляя разводы на щеках. Она снова щедро наполнила стакан. И еще раз. И еще. Следующий глоток она отхлебнула прямо из бутылки и, не заботясь о том, чтоб как следует закрутить крышку, оставила выпивку у подножья лестницы и встала.
- Весёлого мне Рождества, – горько бросила блондинка.
- Да, весёлого, – невнятно пробормотала она, решительно, хотя и нетвёрдой походкой направляясь к столу. – Какой замечательный Новый год.
Ящик стола не двигался, но пространственное зрение уже подводило её. Наконец, Чеен удалось его открыть, и, нашарив ручку и клочок бумаги, она отклонилась назад, чтоб опереться на стену спиной, но, не рассчитав, промахнулась. Блондинка упала на деревянный пол с глухим стуком, от неожиданности даже не почувствовав боли в крестце и пояснице. Приглушенный смех эхом прокатился по прихожей, хриплое хихиканье переросло в неистовый хохот. Ей нужно ещё выпить, но кто, черт подери, поставил эту долбаную бутылку так далеко?
Досадуя на этого придурка, она закатила глаза и, согнув ноги в коленях, положила на них лист бумаги. Пак быстро писала, выводя строчки, полные ярости:
- Девушке, укравшей моё сердце, – громко произнесла она. – Катись к чёрту!
Последнюю фразу Чеен подчеркнула дважды, прорвав бумагу; на штанах от пижамы остались следы чернил, но женщина продолжала писать, не обращая на это внимания. И каждое слово сопровождалось рвущимся с губ рычанием...
Сегодня ты бросила меня. Ты бросила меня и послала какого-то второсортного солдата, чью жизнь, видимо, считала ценнее своей собственной, сказать мне, что ты больше не вернёшься. Тебе даже не хватило порядочности, чтоб самой сказать мне!
- Идиотка! – выдохнула Чеен и раздраженно заворчала, осознав, что на мягких коленях писать неудобно. Она вслепую потянулась к столу, смахнув на пол счета, ключи и мелкие игрушки, и нащупала журнал.
Доктор хотел, чтоб я тебе писала? Так тому и быть! Год. Прошел год. Ни звонка. Ни записки. Ни даже ёбаной телеграммы! Я думала, что тебе здесь нравится. Я ждала тебя. Богом ждал тебя. А ты так и не вернулась, потому что тебе нужно было уехать и непременно проявить свой идиотский альтруизм. Стать долбаным Спасителем! Почему Хэин живет и здравствует, а ты стала той, кто вытащил короткую спичку? Что? Потому что ты девушка, и тебе нужно было показать себя? Или потому что у него семья? Но у тебя тоже есть семья! Пойми ты это своей твердолобой башкой! Почему ты не могла хотя бы раз подумать о себе? Сколько раз ты обещала мне беречь себя и быть осторожной? У тебя были люди, которые ждут тебя. Ты не можешь просто появиться в нашей жизни, заявить, что любишь нас, а потом внезапно исчезнуть. Это нечестно, Ким Джису! Так не делается. Ты должна была вернуться! Ты не можешь вот так бросить нас! Господи, да как ты смеешь? Я любила тебя. Я люблю тебя, разве это для тебя ничего не значит? Это больно. Каждый день я просыпаюсь, и всё напоминает мне о твоей дурацкой физиономии.
- Я могу сказать тебе только одно, – процедила Чеен сквозь зубы. Скомкав бумагу, она зашвырнула письмо на другой конец комнаты вместе с ручкой и журналом. Ручка с пластмассовым звуком стукнула об пол, журнал шлепнулся, пошелестев страницами. Вся ярость и боль, терзавшие Чеен, вырвались на свободу всхлипами и хриплыми рыданиями. Блондинка плакала, лёжа на полу.
***
Организм разбудил Чеен ровно в шесть утра, и к черту похмелье. Она не помнила, как перебралась на диван и, судя по остаткам текилы в бутылке, вряд ли вспомнит в ближайшее время. Шелковая футболка совсем не защищала от утренней прохлады, и кожа покрылась мурашками, когда девушка села и выпрямилась, хрустнув позвонками в спине и шее. Она больше никогда не будет пить.
Взяв бутылку, она отнесла её в кабинет и поставила в бар, а затем отправилась проверить Богома. Честно говоря, он соня, но, не дай бог, проснётся раньше обычного и увидит что-нибудь, что его напугает. По пути блондинка наступила на что-то колючее, сплющившееся под её весом. Ручка застряла между столбиками перил, раскрытый журнал валялся посреди комнаты. Чеен прищурилась. Убрав ногу, она подняла с пола бумажный комок. Когда Пак развернула его, её глаза широко распахнулись.
Чувство вины, тяжелое, как кирпич, придавило её, ухнув куда-то в живот, когда она прочитала слова, небрежно написанные её собственной рукой. О чем она думала прошлой ночью? Если б Джису прочитала это...
Чеен метнулась к столу, резко развернувшись на полпути, чтобы поднять ручку. После этого она нашла в столе еще один клочок бумаги и нацарапала так торопливо, что, даже несмотря на то, что блондинка была трезва, ручка всё равно брызгала чернилами:
Джису, мне так жаль. Прости. Я совсем не думала того, что сказала тебе прошлой ночью. Это не твоя вина. Ты ни в чем не виновата. Я так сильно люблю тебя. Просто, пожалуйста... Пожалуйста, возвращайся домой.
Следующее письмо Чеен писала под внимательным взглядом доктора Чона четыре дня спустя. Она была трезвой и ясно мыслила, и, хотя из письма не получилось вдохновляющего сонета, этого было достаточно.
Январь 2, 2024.
Джису, Доктор Чон смотрит, как я пишу это, так что, обещаю, я не стану снова кричать на тебя. Видимо, он больше не доверяет мне самой писать эти письма. Он настаивает на том, что мы должны поговорить по душам, что это поможет. Начался новый год, и я обещала Богому и самой себе, что стану лучше. Забавно. Я уже слышу, как ты говоришь, что я «офигенная», но, сказать по правде, последнее время я вовсе не была офигенной. Ты стала первой, кого я впустила в свою жизнь за очень долгое время, и я никогда не забуду этого. Я не знаю, где ты. Не знаю, жива ты или умерла. Не знаю, суждено ли мне увидеть тебя снова. Я многого не знаю. И мне не нравится не знать. Это пугает меня. И меня всё еще пугает, что тебя нет так долго. Я никогда не зависела от других, но с тобой всё по-другому. Не знаю, как, но ты стала моим лучшим другом. И хотя мы часто это друг другу говорили, сейчас я жалею, что не могу сказать это ещё раз. Я хотела бы снова увидеть тебя. Хотела бы ещё раз поцеловать. Обнять. Увидеть, как ты играешь с Богомом. Он тоже по тебе скучает. Наверное, он бы скучал еще сильнее, но это невозможно. Я упоминала доктора Чона. Он помогает мне справиться с моей скорбью. Ненавижу это слово. Оно намекает, что ты больше не вернёшься, а я ужасно хочу верить, что однажды я открою входную дверь и увижу тебя, стоящую на пороге. И эта вера всегда будет жить в глубине моего сердца, но сейчас мне нужно научиться жить, не видя повсюду твой призрак. Я должна описать одно наше счастливое воспоминание и объяснить, почему оно счастливое. Трудно выбрать какое-то одно. Я никогда еще столько не улыбалась, как в то время, когда мы с тобой и Богомом были втроём. Но помнишь тот день, когда мы покупали ему школьные принадлежности? Ты так боялась, когда просила меня об этом. Ты помогала ему примерить новые кроссовки, пока я ушла за джинсами. И когда я вернулась, увидела, что Богом сидит на стуле, а ты стоишь перед ним на коленях, он баловался и совал ногу тебе в лицо, а ты кривилась и говорила, что у него ноги воняют. И вы хохотали, и всё повторялось сначала. Это было здорово. Идеально. Я всегда знала, что ты часть нашей семьи, но я жалею, что мы не успели закрепить это. Думаю, что, может быть, тебе тоже этого хотелось. Люблю. Чеен.
Чеен решила, что будет писать Джису раз в неделю, и сначала каждое письмо давалось ей с трудом. Сколько раз она могла сказать ей, что любит? Что скучает по ней и ждет её домой? Сколько не скажи, этого недостаточно, и девушка повторяла это в каждом письме. Но однажды, февральским утром, после сна, настолько яркого и живого, что в ней проснулись желания, Пак написала Джису вне графика. Хотя Чеен была уверена, что доктор не стал бы её винить. Всё еще чувствуя в теле отголоски ощущений, видя перед глазами обрывки сна, блондинка написала:
Я скучаю по твоим прикосновениям, Джису. По тому, как ты клала руку мне на спину, когда мы гуляли, и слегка поворачивалась ко мне, готовая защитить, хоть от нападения, хоть от брызг из лужи. Мы сидели на диване в гостиной, прижавшись друг к другу, и ты была такой крепкой, такой надёжной. Я не очень люблю выставлять чувства напоказ, но наши руки соединялись сами собой, когда я вела тебя из кухни в комнату или когда ты встречала меня с работы, и мы шли домой. Но больше всего я скучаю по твоим поцелуям. По той улыбке, которая появлялась на твоих губах за полсекунды до того, как они касались моих. Видя эту улыбку, я трепетала от счастья. Даже сейчас ко мне сложно найти подход, и я не переставала удивляться, что могу сделать тебя счастливой. Что ты счастлива целовать меня.
***
Это письмо стало неким толчком, после которого Чеен начала писать Джису не только по субботам. Всякий раз, когда в её жизни происходило что-нибудь, чем ей хотелось поделиться, она рассказывала об этом своему незримому солдату. О том, что у Богома выпал зуб. О том, что сегодня она приготовила лазанью и, пожалуй, оставила бы кусочек для Ким. В день святого Валентина Чеен написала на листе с оттиском розы. У Богома начались весенние каникулы, и они на неделю превратили гостиную в крепость. И самое важное, они, черт подери, оба ужасно по ней скучают.
Коробка, спрятанная на верхней полке книжного шкафа, стоящего в кабинете в их доме, хранила тайну этих писем. От чужих глаз её скрывали рамки с фотографиями. На первом снимке они с Богомом вдвоем, на втором Чеен пятнадцать, она злится, но вежливо улыбается в камеру, стоя между матерью и отцом. Пак писала письма почти каждый день. Можно сказать, что в каком-то смысле у неё появилась зависимость, хотя Чеен, конечно, не употребляла этого слова во время сеансов с Хосоком. Успокаивающе, полезно – такие определения подходили больше. Потому что, пока она пишет, можно притвориться, что когда-нибудь все письма, спрятанные в коробке на верхней полке, будут прочитаны адресатом, что однажды она получит ответ. Это безумие, и Чеен это знает, но сейчас это всё, что у неё есть.
Апрель 7, 2024.
Любимая, Богому скоро исполнится шесть. Удивительно, правда? И ужасно. И даже офигенно. Да, ты права, это звучит лучше из твоих уст. Я вспоминаю, как впервые принесла его домой. Ему едва исполнилось шесть недель, я держала его на руках, и он был таким маленьким. На секунду мне подумалось, что я совершила величайшую ошибку в жизни, потому что кто я такая, чтоб думать, что я смогу вырастить ребёнка? Поверить не могу, что это могло прийти мне в голову, потому что он – лучшее, что случилось со мной в жизни. Он растет. На прошлой неделе он пришел домой и заявил, что у него появилась девушка. Я чуть инфаркт не получила. «Она – друг, который девочка», и они делятся друг с другом печеньем, но не ходят за ручку, потому что «это же фу-у».Он спрашивает о тебе. Всё время. В большинстве случаев я не знаю, что ему сказать. Он просто упоминает твоё имя, говоря, что тебе нравится это или ты сказала то. Не знаю, понимает ли он, что происходит, но завидую его наивности. Я хотела бы, чтоб ты была с нами. Где бы ты ни была, я люблю тебя. Твоя семья любит тебя.
Чеен сложила письмо и запечатала конверт, как и все предыдущие, поцелуем – более крепким, чем любые печати. Написав свой адрес в левом верхнем углу, а по центру по привычке, конечно, адрес части Джису, она с тяжелым вздохом отправила письмо «домой», в коробку.
В дверь постучали. Её сердце давно перестало пропускать удары, надеясь на возвращение Джису, но, тем не менее, Чеен поспешила к двери, потому что у Богома была привычка честно отвечать всем, что она дома, даже когда сама блондинка предпочла бы скрыть своё присутствие. К счастью, утром они ходили собирать яблоки, и теперь, устав от этого занятия, её сын дремал у себя в комнате. Так что Чеен, удивленная вторжением, могла посмотреть, кто там.
Чеен открыла дверь. На пороге стоял чисто выбритый Джин с мальчишеской улыбкой на лице, здоровенной сумкой в одной руке, коробкой в другой и туго набитым рюкзаком за плечами. Она удивлённо посмотрела на мужчину, которого не видела больше года, но тут её взгляд привлёк жёлтый промельк за его спиной. На дорожке был припаркован жук Джису. Нет. Не может быть. Чеен пропустила вдох, ошеломленно глядя на автомобиль, и повернулась к Джину, ожидая объяснений.
Ему хватило вежливости натянуть на лицо извиняющееся выражение, когда, кивнув на дверь, он спросил:
- Можно войти?
Пак молча отступила, пропуская его. Джин поставил сумку, коробку и рюкзак у подножья лестницы, повернулся, раскрыв объятия, и с надеждой посмотрел на блондинку.
Та холодно смотрела на него, скрестив руки на груди. Пауза затянулась достаточно, чтобы Джин начал нерешительно опускать руки. Прекращая его страдания, Чеен закатила глаза и шагнула к нему, позволяя обнять себя:
- Что ты здесь делаешь?
- Я же не мог пропустить день рождения своего любимого племянника.
- Ты вернулся, – в голосе блодинки прозвучало нерешительное удивление.
Он кивнул и, поцеловав её в лоб, нагнулся, чтобы открыть коробку:
- Я слишком сильно по вам, ребята, скучал.
- Жук, Джин? – голос был напряженным, хотя она приказывала себе успокоиться. Дыши, Чеен, как всегда напоминал доктор Чон. Не забывай дышать.
- Я не мог его там оставить, – пробормотал Джин. – Может, Богом будет на нем ездить, когда ему исполнится шестнадцать.
- На этом чудовище? – с нежностью переспросила Чеен. Она прищурилась, когда Джин открыл коробку, и из неё выскочил очень знакомый черно-белый кот. – Это что...
- Его я тоже не мог оставить, – Симба потерся об ноги Джина, и, подняв кота, бывший сержант протянул его хозяйке дома, у которой на лице читалась смесь веселья и ужаса. – Я его не украл. Выкупил у миссис Хван. И сделал ему прививки и всё такое.
- Чем ты занимаешься, Джин? – блондинка помогла ему поднять рюкзак. – Где ты был?
- Путешествовал, – откликнулся он, отпуская кота исследовать новые владения, – собирал материал для книги.
- Ты пишешь книгу, – бесстрастно повторила девушка.
Он рылся в рюкзаке, который держала Чеен, и она не смогла не заметить рукав знакомой красной кожаной куртки. Джин достал пачку открыток.
Они поменялись, и Чеен с любопытством разглядывала открытки. Те, что Джин присылал в прошлом году, были другими. А эти были похожи одна на другую, и почти все были не подписаны, ну, если бы Чеен не знала Джина лучше, она бы посчитала, что он путешествовал бездумно, как будто для галочки. Таиланд. Германия. Сирия. Ванкувер. Япония. Случайные места, видимо, никак не связанные между собой.
- В своём путешествии ты нашел то, что искал?
- Нет, – Джин угрюмо пожал плечами, взъерошив волосы. Пак с любопытством глянула на него. Обычно уверенный в себе до самодовольства, сейчас мужчина смешался под её стальным взглядом. – Я думаю, Джису жива.
- Джин, – со сдержанным вздохом она кивнула головой в сторону и, поднявшись по ступенькам, пошла на кухню. Сердце громко стучало в ушах. «Отпусти», – советовал ей голос Хосока, но голос Джису, зовущий её по имени, звучал куда громче и отчетливее.
- Услышь меня, – Джин поспешил за ней. – Я разговаривал с людьми. Её тела ещё не нашли.
- Ещё, – насмешливо повторила она, положив открытки на разделяющий их островок и прислоняясь спиной к раковине. – Мне от этого должно быть легче?
- Да, – он, не моргая, смотрел на женщину, решительно сжав челюсти. – Если б она лежала где-нибудь в больнице, - он наклонился, опираясь ладонями на стойку, – если б её нашли в какой-нибудь канаве, кто-нибудь опознал бы её.
Воображение нарисовало Джису, уклоняющуюся от пуль, как супергерой, которым её считал Богом, и на кратчайший миг Чеен посмела надеяться.
- Она жива?
- Думаю, да.
- Джин, мне нужно что-то точнее твоих «думаю». Когда... если её найдут, тебе сообщат первому, так?
Он помрачнел и уставился на мраморную столешницу:
- Надеюсь, что да.
- Надеешься.
- Я же ей не совсем родня. Знаешь, скольких людей мне нужно было напрячь, чтоб её отпустили тогда в Сеул? – Джин обогнул стойку, зажав Чеен в угол. – Это неважно. Она всё еще где-то там, Чеен. Ты должна верить.
Я верю. Хочу верить. Что она могла ответить? Что готова прыгнуть в самолет и отправится искать Джису через огонь и воду? Что готова хоть в ад спуститься? Что-то подсказывало ей, что Джин примерно этим и занимался в своём путешествии. И вернулся с предположениями и слепой верой. То есть с тем же, с чем уезжал.
- Я не могу, – прошептала она и подняла руку, не дав мужчине заговорить. Чеен круговыми движениями помассировала лоб, чтоб унять угнездившуюся между глаз боль. Её раздирали противоречивые мысли и чувства. – Джин, весь последний год я ждала, что она вернётся. Ждала так сильно, что это ожидание практически парализовало меня. И только недавно в мою жизнь начало возвращаться ощущение нормальности.
- Так что, - Джин был в ярости, – ты просто сдашься?
- Я должна двигаться дальше, – мантра, которую она повторяла себе каждое утро, осталась без ответа, хотя Пак была готова услышать шквал упрёков.
Джин даже не успел придумать контраргумент, когда на кухне раздался детский голосок, заставивший обоих взрослых повернуться:
- Дядя Джин? - взъерошенный Богом сонно тёр кулачком глаза, стоя в дверях кухни. В другой руке он крепко держал Рекса, и драконий хвост волочился по земле.
Джин просиял и присел, протягивая ему руки:
- Эй, приятель.
Богом бросился к нему и крепко обнял за шею.
- Ты такой большой, – Джин отклонился назад, слегка сжав его ручку. – Боже, ты, что, качался, пока меня не было?
Мальчик хихикнул и напряг руку, как учил его дядя, но потом его личико погрустнело, он наклонился к Джину и громко прошептал:
- Джису теперь стала ангелом.
Джин нахмурился, глядя на малыша. Он посмотрел на Чеен, но та отвела глаза. Снова повернувшись к Богому, он обнял его:
- Она всегда им была, – подняв ребенка на руки, он усадил его на стойку. – Ты разве не знал? Я стал киборгом, но крылья достались Джису.
- Нет, – Богом настойчиво покачал головой. – Джису говорила, что она, как Невидимая леди.
Джин озадаченно нахмурился и оглянулся на Чеен, ожидая поддержки, но блондинка всё еще стояла, опустив голову и глядя на стойку.
- Она может становиться невидимой, – вдруг глаза Богома загорелись, и он посмотрел на мать. – Мамочка, Джису просто невидимая! Она здесь, правда?!
Чеен посмотрела на мальчишек и грустно улыбнулась. Где-то у ног раздалось громкое «Мяу!», Симба запрыгнул на стойку и, урча, начал ластиться к мальчику. Чеен была благодарна коту за то, что ей не пришлось отвечать сыну.
- Симба! – воскликнул Богом, сжимая кота в объятиях, которые тот терпел целую секунду прежде, чем убежать.
Вздохнув, Чеен пригладила ладонью непослушные волосы сына:
- Почему бы тебе не отвести дядю Джина в комнату для гостей? Он немного поживёт с нами.
***
Чеен не удивилась, когда «немного» превратилось во временное обитание под одной крышей. Присутствие дяди Джина радовало Богома, поскольку теперь, когда он приходил из школы, у него всегда было, с кем поиграть. Что касается Чеен, то она отчаянно радовалась тому, что внимание сына теперь занято дядей. Это принесло ей облегчение. Правду сказать, Джин привез мальчику безумный подарок на день рождения – скейтборд. Когда Чеен многозначительно посмотрела на него, сержант закатил глаза и извлёк из сумки шлем, налокотники, наколенники и запястья. Её попытки убедить Джина, что Богом еще слишком мал для такого подарка, пропали втуне, и на следующее утро дядюшка и племянник отправились гулять, прихватив скейт. Джин получил знатный нагоняй и несколько тычков в плечо за то, что мальчик упал и рассек губу, попытавшись проехаться самостоятельно.
Чеен удивляло то, что Джин стал частью жизни Пусана так же быстро и легко, как Джису. Наверное, в доме, где они встретились, была волшебная вода, и испивший её получал способность быстро адаптироваться к новым условиям. Хотя, опять же, что Джису, что Джин – оба кочевники, по натуре. Должно быть, умение быстро привыкать к обстановке – их сильная сторона. Ко всеобщему удивлению, Джин проявил недюжинный талант воспитателя, и вскоре забирать Богома из школы и сидеть с ним стало почти его работой. Он развлекал мальчишку, иногда водил его в кафе, где мальчик дразнил их с Наен «женихом и невестой», а потом возвращался домой, и они ждали Чеен к ужину. Это было привычно, знакомо, и Чеен была благодарна за то, что в её жизни, наконец, появилось хоть что-то постоянное. Возвращаясь с работы по вечерам, она знала, что Джин будет дома, и когда мужчина рано утром уходил в спортзал, она знала, что он вернётся.
Его присутствие в особняке вызывало массу вопросов у Лисы и Дженни. Может быть, ей удалось бы почувствовать себя более непринужденно в компании подруг, но, после того, как девушки в буквальном смысле начинали допрашивать её при каждой встрече, после бесконечных «Как ты? Как Богом?» и, наконец, «Почему Джин живет у тебя?» сама мысль об очередном девичнике напрягала Чеен. Тем более, что на последний вопрос блондинка могла ответить только: «Ему нужно было где-то пожить».
В обмен на её гостеприимство Джин освободил Чеен от необходимости ходить за продуктами. Когда бы она ни открыла холодильник, на полках всегда можно было найти свежие продукты. И иногда, возвращаясь из центра, Чеен находила мужчин на кухне. Джин с кухонным полотенцем на плече колдовал над духовкой, из его плеера негромко доносились арии из итальянских опер, а Богом сидел на столешнице, читая уже девятнадцатую книжку своего уровня (он очень гордился тем, что читает лучше всех в классе). По дому разносились ароматы итальянских специй, или индийского карри, или немецкого шницеля. Чеен была права, в своих странствиях Джин научился прекрасно готовить, и она с удовольствием отдавала кухню в его полное распоряжение, когда он вызывался побыть поваром.
Он не Джису. И конечно хорошо, что не нужно учить Джина готовить и беспокоиться, что он спалит дом. Но учить Джису было забавно. Как она радовалась, когда Чеен хвалила её, как жмурилась от удовольствия, пробуя что-нибудь. Иногда кореянка просто сидела на кухне, наблюдая, как блондинка порхает от холодильника к стойке, но, чаще всего, они с Богомом убегали играть. Играть значило, что оба найдут способ чем-нибудь по уши перемазаться, например, разрисуют лица мукой. Пак вспомнила, как Джису стояла, близко склонившись к ней, с мучной звездой вокруг глаза. Зелёные глаза смотрели пристально и удивленно. Девушка дышала так, будто только что бежала куда-то. Между ними искрил воздух.
- Тебе не нравятся «Kiss»?
- Да нет, просто я предпочитаю другие поцелуи.
Она заставила память замолчать, напоминая себе, что это прошлое, а ей теперь лучше, и она должна создавать новые воспоминания.
Ни Джин, ни Чеен не говорили о том, как долго он останется в особняке. И когда Пак поймала его на просмотре объявлений о съёме и продаже жилья, её глубоко укоренившееся беспокойство вырвалось наружу, подобно всполохам пламени:
- Что это, черт подери, такое?! – рявкнула она, влетев в столовую.
- Мамочка! – ахнул вошедший за ней Богом. – Это же ругательное слово!
На лице у Чеен отражались гнев и разочарование, но она глубоко вздохнула и, повернувшись к сыну, наклонилась к нему:
- Знаю, солнышко. Извини меня, пожалуйста. Можешь пойти наверх и переодеться в плавки?
Мальчик охотно кивнул и убежал в детскую, оставив на кухне едва не дымящуюся от гнева Чеен и озадаченного Джина. Судя по лицу сержанта, он не был уверен, что натворил на этот раз, но ему явно хотелось убежать вслед за шестилетним пацаном и спрятаться в спальне. Мужчина сидел за кофейным столиком, подперев голову руками, перед ним лежала газета. Он недоуменно поднял брови:
- Что?
- Это! – прошипела блондинка, схватив газету со стола, и тут же с презрением бросила её обратно. На неё насмешливо смотрели несколько обведенных объявлений.
Джин озадаченно поскрёб затылок:
- Газета?
Она закатила глаза:
- Я вижу, что газета, мистер Ким.
- Мистер Ким? – поразился Джин– Чеен, какого...
- Ты вообще собирался мне сообщить, что переезжаешь?
- Господи, Чеен, – фыркнул он, разглаживая газетные страницы. – Я ведь даже еще жилья подходящего не нашел.
- Ты обещал Богому научить его играть в футбол. И кто будет забирать его из школы, когда закончатся каникулы?
Джин поморщился и, подняв руку, встал, собираясь с мыслями:
- А кто забирал его, пока я не приехал?
- Не в этом дело!
- Я смогу присматривать за ним, даже если стану жить на другом конце города. Ты, правда, из-за этого на меня злишься? Не думала же ты, что я останусь жить в твоей комнате для гостей?
- Ну, с тех пор, как ты появился у моей двери, я не знаю, чего ожидать.
- Чеен, я ценю то, что ты приняла меня. И я люблю и тебя, и мальчишку, но мне нужно собственное пространство.
- Отлично! – она схватила газету и бросила ему в грудь. – Уходи. Это у тебя получается лучше всего.
- Что?! Чее... – позвал он вылетевшую из гостиной блондинку и пошел за ней, но дверь кабинета захлопнулась, замок щелкнул, запираясь изнутри.
***
Чеен? – Хосок сидел на стуле, закинув ногу на ногу. – Как прошла неделя?
- Джин планирует уехать, – спокойно констатировала она, хотя нервный взмах руки противоречил ее тону.
- Куда он планирует уехать?
- Ищет собственное жильё.
- Отличные новости, – одобрил Хосок.
- Отличные? – сухо протянула девушка. – Мой привычный уклад жизни снова рушится.
- Как так? – доктор прищурился и наклонился вперёд, поставив обе ноги на пол.
- Всё шло так хорошо. Мы приспособились. Я и Богом. Я даже снова записала его на уроки верховой езды, – объясняла она, размахивая руками. – А теперь он потеряет еще и дядю Джина.
- Чеен, – осторожно начал Чон. –Джин никуда не денется.
- Он уезжает.
- Нет, он переезжает, – уточнил Хосок. Вздохнув, он откинулся на спинку стула. – Вообще-то я думаю, что это хорошо. С переездом Джина в доме станет больше места.
- Я только что сказала вам, что у меня всё начало налаживаться, а вы хотите, чтоб я вернулась к тому, с чего начала? Снова ждала...
Чеен фыркнула и хлопнула ладонью по дивану. Бинни, встревоженный громким звуком, вскинул голову и чихнул.
- Я в порядке.
- Вы не хотите отпускать Джису, держитесь за неё. Но нельзя использовать Джина как замену.
- Уж не намекаете ли вы, что между мной и мистером Кимом возникла романтическая связь?
- Нет, не намекаю, – поспешил заверить Хосок. – Сомневаюсь, что ваше сердце готово сейчас для отношений. Но вы говорили, что они с Джису – приёмные брат и сестра. Очевидно, в нём есть что-то от Джису, что-то, к чему вы хотите быть ближе. Поэтому вам комфортно от того, что он физически находится рядом. Он не уезжает, Чеен. Он хочет пустить корни в городе. Вы сами говорили, что он устроился к Джехёну в мастерскую. Вы думаете, что это признаки того, что он собирается вас оставить?
- Я не понимаю, зачем ему жить отдельно, – сказала Чеен, совершенно игнорируя заданный вопрос. – У меня в доме комнат более, чем достаточно.
- Он взрослый человек, и может сам принимать решения.
- Взрослый, как и...
Пак не договорила и сосредоточилась на ниточке, выбившейся из диванной подушки. Доктору явно нужна новая мебель.
- Чеен, – мягко позвал Хосок. Блондинка подняла голову и нахмурилась. – Вы добились определенных успехов, но часть вашей души не хочет, чтоб вы исцелились полностью.- Я делаю всё, что вы говорите, – вздохнула она раздраженно.
- И я горжусь вами, – Хосок наклонился вперед и ободряюще сжал её колено. Потом, понизив голос, будто доверял ей большой секрет, сказал. – Вы можете звать её по имени.
Взгляд Чеен вспыхнул, а дыхание участилось, пусть даже совсем чуть-чуть. Она откинулась назад:
- Я зову.
- Правда? – спросил он. – Когда говорите с Богомом или Джином? Судя по письмам, которые вы мне показывали, я знаю, что вы часто мысленно называете её имя, но за семь месяцев нашего общения вы произнесли его всего дважды. Как так?
- Я могу произносить её имя, – Чеен глубоко вдохнула, сосредотачиваясь. – Джису.
Она склонила голову набок, отмечая маленькую победу.
- И как?
- Трудно. Вынужденно, – процедила Пак сквозь зубы.
- Во многих смыслах? – понимающе спросил Чон.
Получив в ответ многозначительный тяжелый взгляд, он сменил тему.
- Как ваши друзья? Дженни, Наен, Лиса. Ваши отношения улучшились с того дня, как вы признались им, что Джису пропала?
- Мы разговариваем.
Когда Хосок промолчал, Чеен неосознанно потянулась к цепочке и провела пальцем по кулону.
- Не понимаю, зачем мне расширять круг общения, если в данный момент я совершенно довольна жизнью.
- Ваш круг общения – это ваша поддержка, – пояснил он, и Чеен мысленно закатила глаза. Сколько раз доктор ей это повторял? – Насколько я могу судить, единственное изменение в вашей жизни – это приезд мистера Кима, и я не говорю, что это плохо. Совсем нет. Но вы сами сказали, что вам трудно проводить время с друзьями, вы не можете расслабиться. Вы волнуетесь, теряя сына из виду. Стоит ему упомянуть Джису, и вы почти не можете говорить с сыном. А теперь вы боитесь, что Джин вас бросит. Как думаете, о чем это говорит?
- О страхе быть брошенной и проблемах с доверием к людям? – неприязненно отозвалась она. – Если конечно вы не намекаете на проблемы отношений с родителями и обсессивно-компульсивное расстройство.
- Первое – совершенно точно, но, если хотите, можем попозже вернуться и ко второму, – Хосок усмехнулся, надеясь, что Чеен перестанет хмуриться, но закашлялся, увидев, что выражение лица блондинки только стало угрюмее. – Но первоочередной вопрос в том, что, хотя присутствие Джина в вашей жизни и делает вас счастливее, вам нужно помнить, что он – не Джису.
- Я это знаю, – почти прорычала Чеен. – Знаю, что, хотя он и ведет себя, как ребёнок, точно так же, как его сестра, но он её не заменит. Это что, преступление, что, найдя человека, с которым я могу проводить больше пары часов за раз, я разочарована тем, что он хочет уйти?
- Конечно нет, – мягко сказал Хосок. – Но сейчас вы ведёте себя так же, как Пак резко выдохнула, но выдержала его взгляд.
- Так что, да, мы обсудим проблемы взаимоотношений с родителями, но сейчас важно то, что вы замыкаетесь в себе, держа всех на расстоянии. Хотя в этот раз у вас есть Богом и Джин, – Чеен медленно выдохнула через нос. – И я спрашиваю снова, вы с сыном говорите о ней?
- Он всё время спрашивает о ней, – понизила голос блондинка.
- А вы? Вы сами говорите о ней?
Чеен промолчала, и Чон продолжил:
- Всегда проще забыться в привычных делах. Особенно если рядом есть кто-то, кто, как Джин, так близко связан с Джису. Никому не хочется предаваться скорби.
Она закрыла глаза:
- Вам нужно использовать именно это слово?
Врач удивился:
- А какое слово вы находите более подходящим?
- Просто не это.
Хосок кивнул, делая в блокноте пометку.
Чеен зажмурилась, откидываясь на спинку дивана:
- Слишком долго.
- У вашей встречи нет крайних сроков, – напомнил Хосок, – нет контракта или требований. Нужно время.
Время. Чеен горько рассмеялась. Всё крутится вокруг него, да? Неподходящее время. Подходящее время. Сделать время подходящим. Ждать, чтобы время прошло, и хотеть его остановить. Она выпрямилась и, устало вздохнув, убрала упавшие на лицо волосы:
- Что ещё я могу сделать?
***
Чеен ненавидела ошибаться. Ненавидела, когда кто-то другой оказывался прав. Но после того, как доктор Чон объяснил ей, что избегание – это почти то же самое, что отрицание, она отправила Джина и Богома в парк и, скрепя сердцем, вытащила из шкафа сумку с вещами Джису. Стоя на коленях, Чеен дрожащими руками расстегнула змейку и вытащила фотографии. Пальцы ласково пробежали по глянцу снимка. Он был обтрепанный по краям и с загнутыми уголками. Они с Джису сидели на диване в гостиной и смотрели в камеру, которую кореянка выхватила у неё, когда Пак заметила, что у них нет ни одного общего фото.
-Давай это исправим.
Сердце Чеен сжалось. Она села на пол, прижимая фотографию к груди. Когда она видела Джису последний раз, девушка сидела перед камерой и поздравляла Богома с днём рождения. И её взгляд говорил громче, чем слова.
Двадцать семь месяцев назад.
Она не смогла сдержать слёзы, хлынувшие из глаз, и только прижала руку ко рту, чтоб заглушить всхлипы. Реальность снова ударила её. Двадцать семь месяцев, а она только сейчас набралась храбрости посмотреть на Джису. Чувство вины накрыло её с головой. Слеза упала прямо на улыбку девушки на фотографии. Она почти забыла морщинки, которые появлялись в уголках зелёных глаз, когда Джису смеялась или радовалась. Когда они были вместе, эти маленькие лучики почти не исчезали с её лица. От этой мысли сердцу стало ещё больнее.
Почему она так долго не смотрела на неё? Не видела Джису? Она ужасный человек. Она злилась, она была в ярости, ей было больно от того, что Джису не вернулась домой. Но разве настолько, чтобы не суметь выдержать даже взгляда на фотографию? Чеен поперхнулась рыданием. Она не пережила это. Она не может отпустить. Она крепко держится за воспоминания, и всё внутри неё противится возможности отпустить. И если боль – единственный способ, который у неё есть, чтобы быть рядом с Джису, она рада этой боли.
Но нельзя же так жить. В жизни Чеен уже было такое. После смерти родителей её сердце обледенело, а после смерти Джису у неё два выхода: иллюзии или отрицание. Ни то, ни другое не принесёт ничего хорошего.
Выровняв дыхание, блондинка перевернула фотографию и увидела на обороте надпись, сделанную почерком Джису. Синие чернила уже выцвели, но надпись всё еще можно было прочесть: «Май 2021. Мы с Чеен #1».
Один? Чеен перестала дышать, когда поняла, что значит эта цифра. У них не было возможности сделать вторую совместную фотографию. И третью. И четвертую. Или заполнить тот альбом, который она готовила кореянке в подарок и который сейчас лежал в шкафу вместе с остальными вещами, слишком напоминавшими Джису. Этот измятый снимок, сделанный больше трёх лет назад – единственное свидетельство их отношений. Дыхание участилось, и блондинка прижала ладонь к груди. Три года? Неужели этому фото три года?
Судорожное дыхание нарушало тишину в комнате, когда Чеен уронила фотографию и взяла следующую. Она, Богом и Джису на его третьем дне рождения. Королева, Принц и Рыцарь. Стоят в доспехах из фольги и в бумажных колпаках, тесно обнявшись.
Её охватила тревога, и, с силой запихнув фотографии обратно в сумку, Чеен поднялась на ноги, всё еще держась за грудь. Она всё ещё одна. Джина и сына нет. Они остались вдвоем с призраком ее милого солдата.
Привычка привела её в кабинет, где Чеен некоторое время смотрела на дверцу бара, а потом, минуя её, вытащила лист бумаги и ручку. И вывела два слова, которые всегда успокаивали её:
Дорогая Джису...