Глава 2
– Единственное оружие солдата, которое не подведёт в бою, не сломается и не затупится – это его Воля. Воля – суть боевого духа. Солдат не должен знать ни страха, ни сострадания. Не должен размышлять над правильностью своих действий: ему достаточно выполнять приказ командира. Я освобождаю вас от сомнений! Во имя жизни – всегда на страже!
И сотня глоток вторила динамикам на разные голоса:
– Во имя жизни – всегда на страже!
Одни – ещё совсем детские, высокие, другие уже ломались и срывались на неровный басок – голоса, тем не менее, звучали слаженно. В строю курсантов не хватало одного, и Том Ли Роджерс от всей души надеялся, что командир этого не заметит. Он крался задворками к плацу, дожёвывая на ходу свой завтрак. Вот уж конфуз так конфуз! В первый же день практики – опоздать на построение!.. Попадётся – накажут. Снова упекут в карцер, а ведь только вчера оттуда выпустили...
Отсидел Роджерс десять суток за драку с другим курсантом: начиналось всё с простого беззлобного пихания – один толкнул другого, второй ответил тем же, а потом горячая кровь ударила в голову... и товарищ Тома Ли отправился в лазарет с поломанной челюстью. В реалиях школы при Службе безопасности – травма не столь уж страшная: на практических занятиях, говорят, случаются вещи и похуже. Тем не менее, в личном деле курсанта Роджерса появилась отметка напротив графы «неконтролируемая агрессия», что в дальнейшем может серьёзно осложнить его карьерный рост. Потеря самообладания недопустима для будущего солдата: чувства должны служить военному, а не наоборот.
– Ярость питает вашу Волю. Сила эмоций, превращённая в поток энергии, заставляющая тело двигаться, выходя за пределы человеческих возможностей. Сила, стоящая на службе покоя Иммортал-сити. Ваша задача, как будущих солдат – закалиться холодной яростью, во много крат усилить свою Волю, научиться максимально эффективно ею пользоваться. Во имя жизни – всегда на страже! – вещал с видеотерминала голос, знакомый каждому горожанину. На огромном экране, висящем над плацем, голова Верховного паблик-оратора в ореоле смоляно-чёрных густых волос старательно выговаривала слова приветственной речи, кривя красивые, мужественно очерченные губы.
– Во имя жизни – всегда на страже! – кричали курсанты. Лишь один не мог вторить общему хору, так как рот его был набит отрубной массой, которую он торопливо выгребал из пакетика пальцами и пытался побыстрее впихнуть в себя, чтобы вовремя, до переклички, занять своё место в строю. Опоздал Том Ли по самой что ни на есть банальной причине: он проспал подъём, так как почти всю ночь провёл за чтением. Не нашёл в себе сил оторваться от книги про чудесное оружие времён Последней войны, способное выжигать целые города за считанные минуты. Сейчас уже такого не делают... Говорят, больше не надо – городов ведь, помимо Иммортал-сити, не осталось.
Дожевав и с трудом протолкнув в горло последний сухой комок отрубной массы, Том Ли выбрался из своего укрытия и шмыгнул в строй. Поискал глазами дежурного офицера – и, обнаружив, что тот, как и все остальные, смотрит не на курсантов, а на экран видеотерминала, расслабился: к счастью, его сегодняшняя оплошность осталась незамеченной.
Когда паблик-обращение подошло к концу, вперёд вышел пожилой офицер, имя которого Роджерс отчего-то забыл, хотя прилежно посещал его лекции дважды в неделю:
– Предстоящие вам практические занятия будут максимально приближены к условиям реального боя, – начал он свою речь перед притихшим строем курсантов. – Оба ваши противника гораздо сильнее любого из вас. Но далеко не всегда результат поединка решает одна только сила. Ваше мастерство владения Волей – вот что поможет победить врага.
Офицер сделал эффектную паузу, прошёлся перед строем, вглядываясь в лица мальчишек, будто проверяя, нигде ли не мелькнёт искажённая плохо скрываемым страхом физиономия. Но если кто-то и боялся, то никогда не подал бы виду. Демонстративное проявление эмоций приравнивается к нарушению устава и также требует соответствующей отметки в личном деле. Несдержанность жестоко карается, в каком бы виде она ни проявлялась. Солдат должен быть спокойным и хладнокровным, как танк... Жаль, танков уже тоже не делают, а единственный экземпляр, доживший до наших дней, бесполезно стоит в музее... Забыть, уничтожить собственное «я», собственное мнение, собственные интересы, и стать винтиком в сложном механизме машины правосудия – вот задача будущего солдата Службы безопасности Иммортал-сити.
– Курсанты, – лектор продолжал, – вы гордость своих родителей и наставников. Ваша служба почётна. Вы избраны стоять на страже мира, закона и покоя. Но только лучшие из вас сумеют дождаться того дня, когда выйдут в свой первый патруль. И сегодняшнее испытание – один из важнейших этапов вашей подготовки. К сожалению, программа обучения не содержит практических занятий, предполагающих летального поединка с людьми – этот опыт вы получите уже на службе. Но вам предоставляется возможность оттачивать своё мастерство, сражаясь со специально обученными собаками и боевыми рабами.
Том Ли увлечённо слушал офицера, ухмыляясь в предвкушении настоящего поединка. Теперь наконец-то настоящего! Спарринг-занятия, во время которых мальчишки оттачивали друг на друге приёмы ведения боя без оружия, были просто игрой: нельзя атаковать всерьёз своих товарищей, будущих сослуживцев. Выпад – на выдох, на вдох – уворот. Так учили курсантов. Чёткий ритм в такт дыханию. Ледяное спокойствие и сосредоточенность: выдох – вдох. Скучно... Одно только в словах офицера показалось Тому Ли непонятным. С кем им, то бишь придётся сражаться?..
– Простите, сэр, – Роджерс вышел из строя. – Разрешите обратиться? Когда говорят о боевых рабах, то уточняют, что они не вполне люди. Не могли бы вы пояснить, что это значит?
Лектор пару секунд буравил удивлённым взглядом выскочку-курсанта, будто силясь понять, шутит тот или правда не знает такой простой вещи. Но, мысленно склонившись ко второму варианту, всё же ответил:
– Рабы – это преступники, лишившиеся статуса и права носить идентификационный браслет. Как вы должны понимать, они уже не являются полноправными членами общества Иммортал-сити, а поэтому не могут считаться людьми. Вы удовлетворены ответом, молодой человек?
Том Ли неуверенно кивнул и встал на место. Дальше он не мог слушать лекцию, объяснение лектора заставило его глубоко задуматься.
«То есть... они отличаются от нас только тем, что не имеют идентификационного браслета? Но как же рассказы, передающиеся среди курсантов шёпотом, о том, что боевые рабы – ужасные чудовища в десять футов высотой? Неужели ложь?..»
– Я освобождаю вас от сомнений. Во имя жизни – всегда на страже! – снова знакомый лозунг, знаменующий завершение вступительной лекции. Теперь по уставу нужно выпрямить спину, надеть на лицо бесстрастное выражение и крикнуть в ответ:
– Во имя жизни – всегда на страже! – сотня голосов сливается в один.
– Во имя жизни – всегда на страже! – будто в забытьи, будто в трансе. Глотка орёт сама, не ожидая команды мозга. Зачем думать, о чём размышлять, если ты солдат? Слушайся приказов – и твои наставники будут гордиться тобой.
– Во имя жизни – всегда на страже!!!
Теперь – бегом в тренировочные залы. В первый день практики проводят занятия с использованием натасканных на людей волкодавов. Эта мысль казалась Тому Ли столь волнительной, что он едва не выскакивал из строя товарищей, с трудом сдерживаясь, чтобы не пуститься вприпрыжку. Ему всегда нравились собаки: большие и маленькие, косматые и гладкошёрстные – все они смотрели умными, почти человеческими глазами... В детстве Роджерс даже мечтал завести щенка, но его родителям такая роскошь была не по карману. Удастся ли вспомнить о давних грёзах, встретившись лицом к... морде со злющей тварью, знающей вкус людской крови?.. В крохотной комнатке, где окажутся вместе запертыми человек и зверь, к концу поединка останется в живых кто-то один.
«Поединок должен быть завершён быстро – иначе закончиться он может не в вашу пользу», – говорил лектор на теоретических занятиях. В данной ситуации это стопроцентно верно: курсантам не дают никакого оружия и средств защиты. Валить насмерть с одного удара – единственная возможность победить собаку. Том Ли вдруг ощутил, что очень хочет жить... Осознание того, что никто не придёт на помощь, что дверь не откроют, даже если псина начнёт жрать его плоть, не потрудившись перед этим умертвить, вызвала странные чувства. Постыдный, незаконный страх пополам с пьяным азартом... Кулаки сжимаются сами, требуя обрушить силу холодной ярости на голову противника, сколь бы грозным он ни оказался. Зачем солдату оружие, если его задача – максимально эффективно использовать Волю?! Горячая кровь – так говорят о курсанте Роджерсе. Может, это и не лучшее качество для солдата, но зато оно помогает не дрожать сейчас в тревожном ожидании, а идти на бой с уверенностью в своих силах.
Как только тяжёлая металлическая дверь захлопнулась за Томом Ли, свет в тренировочном зале померк. Собаки отлично видят в полутьме, человек же при таком скудном освещении почти слеп. Об этом курсантов не предупреждали, но теперь не время думать о подобных мелочах. Сердце скачет, припадочно колотясь о рёбра, тело рефлекторно принимает боевую стойку и замирает, готовясь отразить атаку невидимого во мраке зверя, в ушах грохочет кровь... но где же противник? Том скользнул взглядом по комнате: никого. Тишина. Пустые неоштукатуренные стены. В противоположном конце комнаты – дверка не более полуметра высотой. Собаку выпустят оттуда?.. Юноша сконцентрировался на этой маленькой двери: как только заслонка дёрнется вверх, нужно быть готовым атаковать. Секунды тянутся невыносимо долго. Ничего не происходит. Нервное и мышечное напряжение почти предельны... и тут откуда-то сбоку к курсанту бесшумно метнулась серая тень.
Оттолкнувшись крепкими лапами от пола, зверь прыгнул, целясь пастью человеку в горло, но тот отвёл его в сторону мягким блоком, подставляя навстречу кулак свободной руки. Налетев на внезапное препятствие, собака, взвизгнув, рухнула к ногам Тома – и уже не смогла подняться. Кулак пробил броню крепких мышц, раздробил грудину и мягкие ткани под ней. Курсант только теперь получил возможность не спеша осмотреть животное: таких крупных собак он не видал никогда. Не меньше трёх футов в холке, а в длину – и все пять! Ладно, пяти, может и нет – но четыре наберётся уж точно. Из оскаленной пасти торчат крепкие белые зубы... и раздаётся жалобный визг. Зверь пока ещё жив, но умирает.
Том Ли только теперь осознал, насколько быстро закончился поединок. Всего один точный удар, атака на звук по невидимому в полутьме противнику... можно даже сказать, зверь сам убил себя о кулак человека. Всё, что требовалось – использовать силу врага против него же самого. Так учили на теоретических занятиях. Это и есть управление Волей: на короткое время боя нужно максимально взвинтить нервные реакции, чтобы выйти за пределы возможностей своего тела, но при этом не терять контроля над собой ни на долю секунды. Соображаешь в такой момент будь здоров: просчитываешь траекторию атаки врага, находишь уязвимости в его обороне, чтобы сделать один точный смертоносный выпад. В голове при этом – кристальная прохладная ясность. Время будто перестаёт существовать: есть только бесконечное здесь-и-сейчас, и ощущение собственного могущества, почти всесилия...
Кровь перестала кипеть жаждой битвы, будто из неё враз исчез весь адреналин. Поединок окончен, теперь нужно расслабиться. Тело солдата в состоянии покоя должно быть расслаблено – чтобы стать максимально жёстким, когда это потребуется снова. Курсант Том Ли Роджерс знал, однажды из него выйдет отличный солдат: сегодня он доказал, что умеет применять теоретические знания на практике.
В собачьих глазах – совершенно человеческая боль. Том Ли представил, как лежал бы точно также, захлёбываясь кровью, если бы оказался чуть менее проворным. И точно также скалился на противника, мечтая хоть на последнем дыхании дотянуться до его плоти. Бой выигран, а теперь, вероятно, стоит облегчить страдания псине, которая вовсе не выбирала такую судьбу – быть тренажёром для курсантов... Но Том медлил, застыв в постыдной растерянности. Нужен всего один крепкий удар в височную кость, чтобы прервать агонию. Почему же вскинутый кулак не может опуститься на голову животного с достаточной силой, норовит ударить мимо, в пол?..
Собака затихла и уставилась в потолок стекленеющими глазами. Том Ли присел на корточки перед поверженным зверем, провёл ладонью по густой жёсткой шерсти:
– Прости... Я не хотел твоей смерти, честно... мне приказали... – голос его дрожал.
Пёс поднял морду, встретившись взглядом с человеком. Тоска в собачьих глазах была отчаянной, пронзительной, и от этого сделалось по-настоящему жутко. Волкодав лизнул ладонь и снова уронил голову на пол. Не дышит. Всё.
Том Ли ощущал мерзкий ком в горле. Нельзя испытывать жалость, это запрещено уставом! Сейчас дверь отопрут, и если офицер увидит, что курсант скорбит над трупом собаки...
– Эй, открывайте, я закончил! – Том Ли резко встал и грохнул кулаком в дверь. Ему открыли, и юноша вышел в коридор. Учитель осмотрел картину побоища, коротко кивнул и поставил галочку в ведомости – «зачёт».
Оказавшись в коридоре перед тренировочными залами, Том окончательно расслабился. Мимо него проходили другие курсанты – кое-кто из них морщился, зажимая раны, чьи-то глаза блестели шальным огоньком, но большинство всё же никак не выказывали эмоций от пережитого. Парни молча шли мимо – кто в душ, кто в лазарет... Двери почти всех залов были уже открыты. Если присмотреться, всего штук семь... ну, может десять или двенадцать дверей оставались до сих пор запертыми. Офицеры открывали их с осторожностью и тут же стреляли, не входя в комнату. Убивали собак – иначе не удалось бы забрать останки побеждённых курсантов. Вон уже выносят тела: странные чувства испытываешь, когда глядишь на эти растерзанные куски мяса – те, кто полчаса назад бежал с Томом Ли в одном строю на своё первое испытание, больше никуда не побегут... Позже утащат трупы собак. А ещё позже – отдраят полы и стены залов до блеска.
– Чем любуешься? – повернулся к Роджерсу один из офицеров. – Иди мыться и приводить в порядок форму: ты испачкался в крови.
Том Ли кивнул, но почему-то остался. Ощущал он себя теперь каким-то... уж слишком спокойным – видимо, сказывался пережитый стресс. Пришли уборщики. Стаскивают человеческие и собачьи тела в одну кучу, чтобы потом без сортировки сложить в большой пластиковый контейнер на колёсах и отвезти в крематорий. Где-то в конце коридора натужно кричит офицер. Отчитывает кого-то?.. Интересно. Роджерс прошмыгнул между уборщиками и подошёл ближе, несмело заглядывая в зал, возле которого надрывался тот самый седой лектор, который давал напутствие курсантам перед началом практики:
– ...не потому, что мне так хочется, а потому что таковы требования учебной программы: ты должен закончить поединок – иначе зачёт я тебе не поставлю!
– Я победил. Этого достаточно, – твёрдо и сухо ответил ему чей-то голос. Тому пришлось заглянуть в комнату едва ли не через плечо лектору, чтобы увидеть, кто там осмелился спорить с офицером.
На полу, привалившись к стене спиной, сидел курсант, зажимая сочащуюся кровью рваную рану на плече. В метре от него лежала на боку собака, тяжело дыша и подёргивая лапами. Если оба противника ранены, но живы – непонятно, кому засчитать победу... Гнев офицера вполне обоснован – а парень (Том Ли старался, но отчего-то никак не мог вспомнить имени, хотя и ежедневно встречал его на занятиях) чего упрямится? Может, у него сил не хватает встать и закончить дело?..
Или, может быть, он жалеет собаку?.. Том Ли вспомнил свои чувства к моменту окончания поединка и подумал: как же всё-таки здорово, что зверь издох сам. Прикончить раненное беспомощное животное гораздо сложнее, чем кровожадную тварь, метящую пастью тебе в горло. Но не настолько же, чтобы перечить учителю?!
– Я не давал приказа оглушить врага – я приказал его убить!!! – офицер стал густо-красным от крика, парень же, наоборот, бледнел на глазах от кровопотери. Но смотрел исподлобья, упрямо кусая губы от боли.
– В этом нет никакой необходимости, – прошелестел он. – Я и так победил.
– Извините, что вмешиваюсь... – Том Ли осмелился подать голос. – Разрешите обратиться? Сэр, вы можете не ставить ему зачёт, но, если прямо сейчас не отпустите в лазарет, никаких зачётов ему больше не понадобится.
Офицер смерил Тома гневным взглядом, но его правоту всё же не признать не мог:
– Исчезните оба с моих глаз. Роджерс, помоги Гаррету дойти до медблока. С формальностями разберёмся позже.
– Так точно, сэр! – Том Ли прошмыгнул в камеру, осторожно поднял однокурсника на ноги, закинул его руку себе на плечо и потащил того к выходу. Парень, названный Гарретом, доверчиво обвис в его руках – кажется, силы окончательно покинули беднягу. На свежевымытом полу за курсантами тянулись две цепочки кровавых следов. Позади послышался выстрел: офицер добил собаку сам. Значит ли это, что он всё-таки не зачтёт Гаррету победу?.. Тому Ли не казалось это важным – жизнь важнее какого-то там зачёта. И так слишком много ребят погибло дурной смертью. А этот... как его там?.. Роджерс снова забыл его имя, хотя только что вроде бы помнил... Этого в больничке подштопают, да и отправят в бессрочное увольнение до завершения разбирательств. Может быть, его исключат – и правильно сделают, кстати: для солдата он слишком своенравен. Или даже понизят в статусе – ничего, в Гетто тоже как-то живут люди. Ведя его в лазарет, Том Ли Роджерс ещё не знал, какие катастрофические последствия для него самого и всего города повлечёт за собой решение заступиться за раненного товарища.