Антиморалисты

В середине дня на складах тихо. Настолько тихо, что любой шорох можно рассматривать, как нападение и спокойно открыть огонь, потому что свои приходят громко и с шумом, матами, рёвом моторов машин и байка, если влетает Тэмин (а теперь у них появился второй доставщик, так что теперь два байка ревели и оглушали). Тишина не их конёк, не подруга их компании, клана, семейства или как это называется правильно во всех кругах.

Хосок открывает глаза, глядя в потолок. У него под задницей неудобный ящик, под головой тоже, каждая мышца отдаётся тяжестью, а там, где в тело впиваются углы, словно запустили яд — всё жжёт и болит, ему бы подушечку, но вставать лень, это самая удобная поза для отдыха в данный момент, встанет — потеряет состояние спокойствия.

В конце концов, ему куда удобнее, чем мужичку, которого примотали скотчем к стулу, замотав даже глаза и рот, оставляя только нос. Доставщики трудились над ним долго, много спорили и вызывали у Хосока желание пристрелить их обоих, если не заткнулись бы через две минуты, потому что он много работал, ему смена в кафе, смена в кофейне, прийти сюда на работу, чтобы получить или нет задание на чьё-то убийство или любую другую работу.

Стрелять Чон умел лучше, чем таскать ящики.

И спать, делая вид, что присматривает за схваченным, тоже.

Мужичок вздрагивает. Кажется, не совсем осознаёт, за что и почему его себя притащили или уверенно делает вид, потому что те же Тэмин и Т/И вытащили у него большую пачку денег.

Так неизобретательно — тащить деньги, которые заработал нечестно, у себя в кармане. Это неинтересно, их сразу найдут, наркодилеры могут только радоваться, что этот неумёха не работает на них. Потому что их бы сразу всех повязали, ведь этот парень почти сдал всех в ту же секунду, как его усадили на стул и прижали к спинке, начиная приматывать.

Правда, тут же заклеили рот, обещая, что он станет подарочком по случаю прихода к рул. Мин Юнги, сына бывшего босса, которого Хосок так любезно «пристрелил».

На складе всё ещё тихо, даже ближе к вечеру, потому что все остальные или играют роль хороших граждан без всех косяков перед государством, либо где-то за пределами склада следят за другими складами, за офисом, за всей этой сетью, предприятиями и потенциальными врагами. Тут все как на иголках сидят с момента ухода главного, ждут, готовятся, точат зубы.

Хосок закрывает глаза снова, слушая тишину, пока она ещё есть. Солнце пока проникает в верхние окна, значит, придут нескоро, ночью начнётся главная жизнь или если поступит что-нибудь. Например, сигнал тревоги.

Но пока тихо, парню это нравится. Он слишком устал от шума вокруг себя за последнее время, ему даже в кофейне не удалось побыть в тишине, снова пришёл этот не умеющий открывать двери придурок и трындел всё о том, что фильм Сумерки (последняя часть, если быть точнее) вообще немного разочаровывающий, и столько оттуда убрано, а Хосок хотел просто пристрелить его там же, потому что заебал, честное слово.

Этот мелкий трындел без умолку, ему, кажется так поговорить было не с кем, он то с ноутом шнырял, то в телефоне лазал и хихикал, пока пил кое. Наслаждался одиночеством и позволял верить Чону, что его сейчас трогать не будут.

Будут. Трогали. Вызывали дёргание глаза, пока, наконец, спасибо господу и всем прочим чувакам с неба, низкий поклон, Хосок выпьет за них стакан воды, что пришёл сменщик. Иначе бы в этом мире точно стало бы меньше на одного человека, а в компанию пришлось искать нового айтишника или кем этот парень тут вообще является.

Неправильно, вообще-то, молодых и зелёных вербовать. Им бы гулять да цветы нюхать, за девчонками бегать или за парнями, ЛСД в клубе пробовать и ловить дикие трипы, потом ныть, что захуя всё это ночью делал, лучше бы спал, когда к первой паре. Им это нужно, а не вся эта муть, что проникла в каждую щель, превратила бизнес в большую игру в шахматы, где воины со всех сторон.

Хосок уже стар, он взрослее и Тэхёна, и нового босса. Он в этом давно варится, был ещё зеленее, когда его мать привела показать работу. Сейчас мама в земле лежит, пожила свои годы, а Хосок за неё работает, занимает её нишу, перешедшую по наследству.

Он поэтому думает, что лучше бы все они веселились, а не дышали порохом да кровью, которую не смогли оттереть до конца, не лезли в бумаги, на байки. Девчонка та совсем ещё пиздючка, пусть гоняет хорошо, с шилом в жопе и, кажется, отключающимся на байке мозгом, потому что пока они улепётывали из того особняка, уводя за собой Юнги с Чимином, Хосок мог поклясться, что слышал, как та хохотала безумно, входя в крутые повороты на полной скорости. Такие тоже долго не живут, а если живут, то на больничной койке в трубках, совсем как мама последние пару недель, потому что её на задании подбили.

Каждый раз, собирая винтовку, Хосок думал, что так может случиться и с ним. Каждый раз, перезаряжая пистолет и выскакивая навстречу тем, кто решил позариться, думал, что вот последние секунды.

Это была не чёртова стрелялка, в которую любят рубиться подростки. Там кровь хлестает красиво, неестественно красная в графике. Ты там победитель, а здесь — никто. Просто убийца.

Мужчина на стуле стонет, Хосок даже не смотрит на него, слушает, как гудят ворота, поднимаются чтобы впустить машины.

Новый день начинается, город засыпает, просыпается мафия.

Только тут проститутки и медсёстры не вылечат, а полицейские тянут лапу.

Тут не игра.

  — Сюрприз! — раздаётся над ухом голос Т/И, Хосок вздыхает, понимая, что его последние минуты отдыха закончились, приходится открыть глаза и подняться, кивая новому боссу. Юнги хмурый, весь какой-то мятый и уставший, Чимин тоже не отличается бодростью, только девчонка как волчок носится, резко отрывает скотч от мужчины, тот вскрикивает, следом ему открывают глаза. Мужчина дёргается, моргает и морщится от света после долгой темноты. Самый сок для того, чтобы всё вытянуть, он явно не из тех, кто уже подкован, просто попался под руку, не тем помог, не тех предал.

— У меня дети! — голос у заложника ломается голос после молчания, что и требовало доказать. У таких дети да собаки, больные родители и непогашенные кредиты.

— О них ты и думал, когда наш товар посторонним сбывал? — Юнги серьёзный, подходит ближе и наклоняется к мужчине, засовывая руки в карманы. Становится сильно похож на Сонджуна этой свое серьёзность и резко появившейся холодностью. Хосок потирает шею, не думая, что ему это интересно. Видел слишком много раз, это как переснятый фильм, который уже до этого был показан.

  — Что по чём? — Т/И плюхается рядом, подбирает под себя ноги, — Хочешь прокатиться ещё на байке?

  — Мне хватило прошло раза, —Чон фыркает, потягивается, разминая мышцы, стряхивает с них оцепенение, — Если я захочу умереть, то обязательно попрошу прокатить меня вновь.

  — Тебе тогда проще пристрелиться, — девушка фыркает, кидает взгляд на парней, которые оба, как два коршуна, ходят вокруг мужчины, — Я хорошо вожу. Уже сколько лет за рулём, ни разу не попадала в аварию. Но остальных попадать заставляла.