Белый мальчик

Стремительно вниз по лестнице. Эхом разлетается каждый шаг, отлетая от стен и ударяясь о мои барабанные перепонки. Особенно мне запомнился запах – это была стухшая рыба и возможно еще кое-что, чего я не смог разобрать, но внимание цеплялось за тонкий аромат ванили, дешевой, неприятной, которой видимо пытались перебить всю эту вонь. Стены тонкие, покосившиеся. Свет больших желтых ламп освещал мелких пауков, дохлых крыс, грязь. Все, кроме самой лестницы. Спускаясь по темным коридорам, мы попали на минус второй, оставив позади парковку и сырой влажный воздух, от которого обычно появляется насморк. Стало душно. Повсюду разбросаны пучки смотавшихся проводов и открытые трубы. Тошнотворный запах выветрился через огромную отдушину на потолке, где находился скрипучий железный вентилятор. Потолок настолько низкий, что мне пришлось наклонить голову чтобы мои волосы случайно не засосало через щель. Иду уже больше на ощупь, хотя бабушка быстрым ровным шагом подгоняет меня сзади. Дышать уже почти нечем, от недостатка кислорода кружится голова, а мы все идет вглубь темноты. Хочется развернуться и убежать наверх... но тут хотя бы не трясет. Точно, кроме вентиляционной трубы нет никаких звуков.

Тупик.

- Ты взял ключи ?

Разбор новых чувств пришлось прекратить и медленно приходить в себя.

- Секунду... - нервно перебирая в карманах я в панике подумал «забыл», но с облегчением нащупал толстую связку различных по величине и цвету ключей.

- Какой забавный у меня внучок - весело сказала она, ища нужную отмычку - ну что ж, заодно проведу тебе экскурсию.

Щелчок.

Тяжелая деревянная дверь, скрипя открылась и я увидел... ничего не увидел, темно было.

- Фонарик я не взял – вырвалось со вздохом.

Я попытался осветить хоть что-то с помощью телефона. Но Бабушка молча протянула руку и начала тщательно ощупывать темноту.

- Тут есть выключатель, помоги же !

Мне не очень хотелось трогать холодные бетонные стены в паутине, но к счастью, свет включился и без моей помощи. Треск давно не использованных лампочек разнёсся по всему помещению . Наконец-то я увидел большую площадку с коридорами покрытыми синим ковролином . Стены были выкрашены в бежевый, что создавало ощущение больницы, а не домашнего уюта. Под высоким потолком свисали мухоловки и повсюду навалены горы из картонных коробок «Серио», в которых обычно доставляли тяжелый груз. Множество темных коридоров соединялись на этой площадке. Все пути вели к огромной двери, теперь уже железной. Она казалась намного прочнее той, деревянной, которую можно было бы выбить с третьего раза.

- Внимательно смотри, Ори,- так она меня называла порой в приливе старческих чувств- ключи видишь ? - она повертела передо мной маленький желтый ключ, и я кивнул - так вот, он тебе не нужен.

Она не спеша засунула связку ключей к себе в сумку, пока я пытался разглядеть темноту окружающих нас коридоров и прочно закрытых дверей.

- Здесь у каждого дома есть свой подвал, такой, как наш – воспоминания о только что минувшем коридоре заставили меня ощутить неприятный, щекочущий нос запах... - но не у всех есть это - она набрала что-то на панели и дверь открылась.

Глаза быстро привыкли к почти дневному свету. Почему почти? – он в действительности казался настоящим: Лампы сгущались к центру. Их перекрывала матовая панель, на которой медленно плыли полупрозрачные желто-голубые облака. Потолок оказался намного выше, чем я думал. Попытавшись встать на цыпочки, я ощутил тонкие струйки воздуха и приглядевшись, оказалось, что вся панель была усыпана невидимыми с первого взгляда дырками, из которых непрерывно шла прохлада.

Осмотревшись, я понял, что мы находимся в большом зале. В центре стоял круглый стол, с зелёными кустами, который окольцовывал малиновый диван. На полу было выложено керамическое панно, вырисовывающееся из сотен завитушек-огурцов. Они были пестрые и напоминали инфузории туфельки. Что-то подобное я видел еще второклассником в Турции на экскурсии. Мы с Бенджи были вместе. Смеялись над манерами местных, рассматривали цветные платки и строили догадки об истинном значении паранджи. Часто сбегали подальше от класса, чтобы на рынке попытаться украсть парочку кусков пахлавы и узнать правда ли за воровство могут отрубить руку или измазать лицо краской. Особенно запомнился Шекер-байрам – национальный праздник, в честь которого нас всех угостили ужином и раздали по горстке сладостей. Мы сразу же съели все конфеты и бесились всю ночь. После боя подушками толпой ворвались в спальню к девчонкам. Поднялся невероятный визг и нам досталось от них сильнее, чем мы могли себе представить. Бенджи придумал игру «расскажи все самое гадкое» и недолго думая все начали выдумывать безобидные истории про своих друзей.

«Сума сойти, мы знаем друг друга с детства.» - внезапно осознал я.

- Целый бункер! - с восторгом произнёс я наконец, ощутив теплую руку бабули на своем плече.

-Да, для нас, ученых - она продолжила - чтобы его открыть, нужно ввести любую комбинацию Амстронга, мой мальчик.

В углу зала стояла массивная барная стойка со стульями в виде раскрывающихся бутонов мака на темно-зелёной ножке. А правее от них красовалась оконная рама, за которой дождь поливал высокие скалы — это оказалась самой невероятной иллюзией в моей жизни, что я не хотел верить в ее искусственную красоту . Никаким горам и солнцу не сравниться с тем, что я видел в этой комнате. За один щелчок можно поменять своё настроение под погоду и наоборот. С настоящими полями и цветами так нельзя. Они живут своей жизнью, неуправляемой и страшной. Хотя, может быть, и она подчиняется своим законом, о которых мы можем только догадываться. Учиться. Беречь..

Когда мне исполнилось восемь лет, родители перевели меня в школу с углубленным изучением всевозможных предметов сразу. В моем классе особое внимание уделяли «метафизике и влиянию математических концепций на формирование законов вселенной» - нам в головы вдалбливали эту фразу с начальной школы, но вот уже как четыре года прошло. А я по-прежнему не понимаю ее смысла. Я потратил много усилий, чтобы родители забрали меня из этого ужасного места – много болел, плохо учился, имитировал приступы рвоты после обеда в столовой. Мы жили там, спали, учились и отдыхали, каждый в своей комнате. Один раз я изобразил на лице гримасу собственного сочинения «боли умирающего, который пытается сдерживать свои страдания при себе». Хриплым голосом всем подряд я жаловался на острые боли в животе. Меня сразу же прикатили на носилках в госпиталь. И так же быстро вкололи снотворное. Проснувшись, я увидел родителей, которые приехали после звонка директора, дословно сообщив:

- Нам сказали, что ты имитировал приступы аппендицита и тебе сделали операцию, но ничего не нашли.

После этого я прекратил свои попытки бежать. Но через пару месяцев я действительно стал себя отвратительно чувствовать. Настолько, что, проснувшись однажды утром не смог встать с кровати и пролежал без сознания сутки. После этого меня забрали и отвезли к бабушке.

Мы уже было хотели выйти, как дверь открылась без нашей помощи и вошли двое - старый мужчина и женщина. Не успели они захлопнуть, как ещё одна -девушка просунулась сквозь щель.

Постепенно я оказался частью большой толпы из незнакомых мне людей. Но все они были рады друг друга встретить.

- Фелиция, слава всем атомам ты здесь! - воскликнула худенькая женщина лет тридцати пяти.

Бабушка наказала мне изучить книгу «Истоки клеточных мутаций», а сама отправилась в гущу вновь прибывших.

Дверь постоянно тяжело захлопывалась и тут же открывалась. Постепенно ее темп снизился до двух- трех человек в минуту.

Зал набился людьми, к девяти часам я насчитал человек тридцать, учитывая обслугу из четырёх человек которые прибежали со слезами на глазах и все время что-то шептали, сжимая пальцы как во время молитвы. Бабушка сказала, что я переживал не зря и погода разыгралась не на шутку. В городе объявили чрезвычайную ситуацию, и все жители сидят как она выразилась «в надежном безопасном месте, которое для них отведено». Мы находились с профессорами и их семьями, это были люди важные, которые все время о чем-то разговаривали с серьёзным видом. Один старик подошёл ко мне и спросил страшно ли мне. Я сказал, что нет, ведь землетрясения проходят быстро. Он было собирался что-то сказать, но едва открыл рот с удивительно белым налётом на языке, как передумал, и откашлявшись кивая отошёл к компании поинтереснее.

Я оказался единственным ребёнком. Это меня одновременно радовало - ведь не надо лезть из кожи чтобы завести разговор со сверстником, и печалило так как мой телефон разрядился быстро, а зарядки с собой я не взял. Я очень быстро почувствовал сонливость и со скучным видом стал подслушивать чужие разговоры, не зная куда себя деть.

Я бродил по комнатам, многочисленным спальням, нашёл кухню, где, к моему удивлению, оказалось много запасов свежих консервов, круп и даже мяса с зеленью. Попытался завести разговор с барменом, который был одновременно и официантом, но тот все время всхлипывал и не мог связать двух слов, отмахивался и говорил «извините, много работы». А работы у него и вправду было много. Всем хотелось сока, виски и обязательно свежего льда. Поэтому я и успевал только подсчитывать сколько сельдереевого фреша он готовит для женщин каждые пятнадцать минут. Также я нашёл библиотеку с книжками, где все названия мне ни о чем не говорили. И комнату, которая была заперта, с надписью «опасно, не входить» - потом уже мне объяснили, что она предназначена для лабораторной деятельности.

Было без пяти минут два, когда я улёгся в кровать, некоторые ещё оставались в общем зале, в том числе и моя Бабушка, от которой я все время слышал подбадривающие фразы. Если бы она знала, что один ее вид меня уже успокаивал. Она всегда заимствовала повадки у животных, оправдывая это тем, что нужно учится у лучших в своем деле. Так, ее шаг был таким же твердым и широким, как у гепарда. Из-за этого походка приобретала плавность даже во время бега. Спина оставалась безупречно ровной даже сидя за чтением, благодаря каждодневным упражнениям – словно крокодил, лежа на животе она извивалась в противоположны стороны и вытягивала руки вперед, имитируя ползущего хищника с сильным позвоночником. По утрам она заливалась свистом вместе с воробьями, а вечерами тихо мычала. Имея неповторимый голос, она могла бы петь арии лучше многих оперных певцов или вести за собой армию. Но она всего лишь была моей бабушкой, и оставалась обычным лабораторным работником. Не замечая моего присутствия, она могла что-то тихо бормотать себе под нос с восторженными глазами, а во время разговора часто теряла нить, отвлекалась, и начала говорить совсем о других вещах. Переспрашивать она ненавидела, особенно тогда, когда это касалось науки.

В комнате было тепло, за весь вечер я ни разу не услышал шума или вздрагивания, поэтому спокойно ждал, когда завтра мы все выберемся отсюда и как я буду делится своими впечатлениями с родителями или новыми друзьями. Новыми друзьями.

К моему удивлению, на следующий день мы не вышли. Какой-то мужчина больше похожий на сантехника показал мне красную лампочку и сказал:

- Зелёный свет - безопасно, когда красный, то опасно.

- А как эта лампочка узнаёт, когда безопасно, а когда нет ?

- Те, кто остался наверху, каждый день сообщают нам о ситуации с помощью этой лампочки.

Я хотел спросить много ли людей осталось работать наверху, но по суровому виду мужчины было и так понятно, что больше он ничего объяснять не хочет.