Белый мальчик

Большую часть времени я поглядывал на одинокую яркую лампочку в стене и ждал, когда она загорится желанным мне светом. В оставшееся время мы ели, взрослые много пили. А я пил только тёплую воду так как от других напитков у меня болел живот. Кстати говоря, о болезнях: бабушка познакомила меня с доктором, который взялся меня обследовать. Мистер Смуфф, чья фамилия была больше похожа на "Смурф", охотно принялся за мое здоровье, не жалея моих же сил. Свои силы он никогда не тратил попросту и проводил время, как я приметил, за бокалом джина, отстраненно от других. Мне он напоминал пирожок с маслом.

 По правде говоря мне не очень нравились пухлые люди, кроме взрослых женщин, которые вызывали у меня чувство уюта и хорошего знака к тому, что от них не уйдешь голодным. С мужчинами же дело обстояло наоборот - мясистый человек с бородой представился мне крайне неприятным зрелищем, будто скрывая что-то за огромной прослойкой жира, он упрятал свои тайны намеренно вглубь. Так, что ни когда не догадаешься что у него на уме. А лицо вечно напоминающее младенца, без складок, такое же ровное и пухлое, вводило в заблуждение. Мистер Смуфф по видимому решил, что мы с ним близкие приятели, поэтому без конца похлопывал меня по плечам и наказывал называть просто себя по имени - Джек. Мы с Джеком были разных взглядов о наших отношениях, но когда время приближалось к дневному осмотру он становился грубым и молчаливым. Такая перемена особенно настораживала, ведь его притворное простодушие могло хоть как-то облегчить мне минуты осмотра. И казалось он понимал это, но упорно продолжал сдерживать свой веселый нрав, полностью сосредоточившись то на записях, то на показателях моего давления.

Итак, каждое утро я приходил в медицинский кабинет, мне мерили давление, ставили какие-то присоски на грудь и голову, просили дышать, не дышать или сделать какие-то простые упражнения (которые, к слову, для меня были очень тяжелыми). Мне прописали диету, которую я не мог не соблюдать из-за того, что мы ели все за одним большим столом и доктор мог попросить заменить для меня что-либо соблазнительно вкусное на отвратительно полезное. Каждый раз, когда он говорил «так так дружочек, сегодня ты что-то раскис», мне целый день было не очень хорошо или даже плохо. Я бы с радостью не делал это все, объедался свининой и шоколадом (мои экстренные запасы печенья, которые я захватил с собой выходя из квартиры быстро истощились ) и ещё с большей радостью вышел бы на улицу и поговорил бы с кем-то. Я бы с радостью.

С таким успехом я провёл здесь еще

несколько дней. Или недель.

Может быть немного больше. 

Несмотря на все старания доктора я заметно набрал в весе. Бабушку я совсем не видел, она даже обед пропускала и все время проводила в лаборатории или за чтением. Один раз, когда она сидела и читала я вспомнил что взял ее любимую книгу из дома. Скользя по коридору, я прибежал в свою комнату и начал копаться в рюкзаке. «Нету» - понимал я и в тоже время не понимал «да как это нету?!». В ярости я высыпал все содержимое на пол и действительно книги не оказалось внутри. Сначала я расстроился, что не взял, потом подумал и точно вспомнил что наверняка сложил ее в рюкзак. Тогда у меня появился выбор из двух вариантов: первый, к которому мне хотелось склоняться больше всего - она выпала из рюкзака - но когда ? Я его не открывал, когда мы спускались. Второй, менее приятный - ее украли. Но кому она нужна ? Только бабушке. Но она же не знала, что я ее взял. Или знала ?

В общем я не стал утруждать себя в разгадке этого странного вопроса и решил занять себя более интересным делом - телефоном. Интернета здесь не было, сотовой связи тоже, поэтому я целыми днями пялился в него без особой цели. Одна довольно приятная тучная дама великодушно одолжила мне зарядное устройство и сказала, что я его могу не возвращать, потому что у неё есть запасное. Запасное, Вы представляете ! А я и одного взять не подумал...

С особым трепетом я относился к погоде в общем зале. Его изменениям подчинялись все коридоры и оставшиеся комнаты, за исключением лаборатории. Я часами мог менять на сенсорном экране яркость солнца, громкость дождя или шум ветра. Брать готовую локацию из разных уголков мира или придумывать свою. Но больше всего я любил оставаться один и включать звездное небо в чистом поле. И так лежал, окутанный прохладой искусственной ночи, среди удивительных планет. Мой выбор не одобрили многие профессора, утверждая, что ночь и холод вгонят меня в депрессию быстрее чем я смогу это заметить, но большинство все же потакали прихотям ссылаясь на то, что у меня их не так уж и много.

Полностью расслабившись, я думал о всякой ерунде, которая только могла прийти мне в голову, и пришел к выводу, что все это какой-то высший замысел против меня самого. Мои школьные уроки лишь отвлечение от чего-то главного. Чтобы я не успел даже задуматься об этом «чем-то». Не успел насладиться моментом, понять красоту простоты, подчинятся собственной воли. Эти бессмысленные заучивания ненужных формул, который более того – мне никогда и не нравились. Обязательная нудная литература на лето «о бравом рыцаре из стали...» и раскрытие замысла автора в своем произведении. Да откуда им знать, что хотят донести авторы!? Может быть, у настоящих писателей нет цели, они пишут тогда, когда из души сама выливается история – бессмысленная, глупая история, иногда саркастичная, но добрая – вот она настоящая жизнь. В которой нет цели «стать кем-то лучшим». Ведь я никогда не хотел меняться... Если бы ни родители, то я бы не учил эти дурацкие формулы. Откровенно говоря, если бы не зависть к чужим успехам, то я бы не стал крапостеть над изучением французского. Я не чувствовал необходимости в новом телефоне до тех пор, пока на это мне не указали другие фразой «а что, у тебя еще старая модель?». И если отбросить все слова других людей, то может быть, я становлюсь не тем, кем хочу быть на самом деле...? И эта бессмысленная вынужденная гонка «лучших», за медалью, которая для меня ничего не значит. Может быть, мне достаточно того самого тридцать четвертого места для счастья? Но если так, то я уже не стану «лучшим», тем, кем принято гордиться и хвалить...

Один раз, когда я лежал в общем зале в кресле вниз головой мне показалось что лампочка мигнула зелёным. Я резко встал, и голова у меня закружилась, но я отчаянно выпучил глаза чтобы они не закрывались и увидел, как лампочка замигала красно-зелёными цветами настолько быстро, что едва можно было четко уловить один из них. Я со скоростью света рванул к ней и едва стоя на ногах, убедившись в своей правоте, заорал во всю глотку несвязанные звуки. Все вокруг заветрелось, ноги шатались, и я облокотился одной рукой на дверь, и та без усилия открылась на моих глазах. Ощутив прилив крови к голове, я тут же потерял сознание.

Очнулся я за полночь. В темноте еле горел ночник. Рядом с ним стояли две расплывчатые фигуры, а одна сидела рядом, прямо на моей постели. Даже прищурившись было тяжело разобрать, кто это был, но когда уши стали воспринимать звуки, и я смог разобрать следующее:

- Я же вам говорила, за мальчиком нужен тщательный присмотр, Ли.

- Но я должен делать свою работу, а не нянчиться с ним.

- Если не хочешь, чтобы тебя вышвырнули отсюда то делай что велено! – приглушенно зашипел кто-то в ответ.

Сомнений не было, раздраженный голос рядом со мной принадлежал моей бабушке.

- Но мальчику требуется социализация мы не должны упустить момента. Давайте отправим его к сверстникам. Он не может находится здесь вечно!

- Исключено - разрезал тишину другой тембр, более старый и противный – там дети должны работать, а не валятся пролежнем. К тому же ни о каком образовании и речи не шло. Нет, ему лучше оставаться здесь, несомненно, – голос стал приближаться и продолжал уже более тихо – мадам, вы же сами говорили, что ваш внук... мм... более тонкой душевной организации, мы не можем так жестоко с ним поступить.

- А с другими вы можете?! – разъярённо зашептал мужской голос позади - вы их губите. Он ничем не отличается от других, ни умом, ни физическими способностями тем более! – отчетливый тон скорее принадлежал доктору Смуффу, но какой-то странный оттенок ненависти не давал в этом убедится.

- Замолчите оба! – пауза вызванная так резко смутила всех, я едва ли мог сдерживать кашель в такой тишине, но на мое счастье она снова заговорила – он будет находится рядом до тех пор, пока не окрепнет.

С этими словами она потушила ночник и все трое вышли, нервно покашливая.

Я почувствовал на щеке прикосновение сухих едва теплых губ перед тем как она вышла. Последнее, о чем я успел подумать перед тем как провалился в глубокй сон – дверь открылась, она была открыта...