Наследники Джордано

In cauda venenum (лат.)

Я в ужасе и с тихим вскриком проснулся от того, что кто-то на меня смотрит.

- Лизбет! – Ее огромные глаза и так всегда пугали, а сейчас они целились, не мигая, в беззащитного меня. – Ты что здесь делаешь?

Где-то далеко в ногах я обнаружил свое одеяло и повыше натянул его, прикрывая голую грудь. Бабуля не разрешала мне спать без «пижамки», но если бы я спал в этой саванне в «пижамке», то «пижамка» стала бы мне саваном.

- Никого нет. – Моргание.

Мои вещи были аккуратно развешаны на спинке стула (нам с Максом не досталось в комнате платяного шкафа), а пижама валялась на полу. Что бы обо мне подумала бабуля?..

- Лиз, я понимаю, что ты не любительница пустых бесед, но всё же постарайся...

Прикрывая срам одеялом, я дотянулся до брюк и рубашки, хотя так не хотелось влезать в эту амуницию.

- Остались только мы. – Вашему вниманию, дамы и господа – Загадочная Лизбет.

Она не привыкла не прикрываться от враждебного мира учебником, поэтому от незнания, куда можно деть свое лицо, выжигала в моем лице дыру.

- Во всей гостинице? – Кивок. – Странно... – Я облачился в одежды и тут же, немедля ни секунды, взмок. – Хотя, что тут странного? – Вода в тазике для умывания как раз закипала. – Они, наверное, в таверне или... – Я стал застилать постель – и пусть весь мир затаит дыхание. – Да мало ли где они!

- В таверне их нет.

Кровать Макса была заправлена, будто он и не ложился вчера. Но он ложился; я помню, будто это было вчера. Лиз стала грызть ноготь – я должен был спасти девушку от угрызений.

- Так, без паники! – Теперь – галстук. Мир не рухнет, если еще немного подождет. – Дай мне сообразить. – Ничего путного в голову не приходит, кроме... – Если они ушли в джунгли, почему нас оставили?..

- Джунгли? – Всезнайка не в курсе? Это что-то новенькое.

- Да, профессор упоминал, что на острове есть джунгли, и надо бы туда наведаться. – Галстук был безупречен, можно открыться людям. Я открыл дверь и пропустил маленькую даму вперед. – Лизбет, я не узнаю тебя, честное слово. Чего ты так переживаешь?

На всякий случай я заглянул в комнату Рути, за что мне был подарен осуждающий взгляд той, которая уже неоднократно – это прозрачным намеком читалось во  взгляде моей судьи – открывала эту дверь за сегодняшнее утро.

- Я не переживаю, – сказала девочка, грызущая уже два ногтя.

- А что это за эмоция?

Мы поднялись на чердак. Чердак изобиловал отсутствующими товарищами.

- Это просто вопрос: где все?

А который час? Мои карманные часы я потерял где-то в дороге, а в аду сложно определять время по солнцу.

- Мы с тобой просто слишком долго спали. – Мы постучали к профессорам: о присутствии никто из отсутствующих не заявил. – Правильно бабуля всегда говорит: не проспи утро! Утром всегда всё самое интересное происходит.

- Я просто зачиталась вчера.

Мы стояли в коридоре и грызли ногти.

- А я всю ночь ворочался. – В этом душном местечке мой галстук и собирался меня задушить. – Прости за то, что я сейчас скажу, Лиз: лучше бы мы одевались как дикари с еще более далеких островов. – Нет, я люблю свой стиль, и очень сложно менять привычки, но как бы хотелось почувствовать всей кожей ветерок...

- А может они в опасности?

Еще бы чуть-чуть и глаза моей спутницы по расследованию вывалились бы из орбит, но я рыцарски спас их от падения:

- Ну, их больше, чем нас. – Но вместе ли они потерялись или каждый в своем месте?.. – В любом случае мы им уже ничем не сможем...

- Горди!

Так, я понял: юная дама хочет, чтобы я отнесся к ее беде серьезно:

- Прости. Давай немного подождем. – Ну, вправду, чего это она распереживалась? – А хозяин здесь? – Она наверняка уже в своем расследовании продвинулась дальше меня – своего помощника.

- А ты сможешь с ним поговорить? – спросила с надеждой юная дева.

Нет, не с надеждой – с сарказмом. Я иногда путаюсь в эмоциях.

- Ну, язык жестов – международный язык. И я даже знаю пару приемов, которыми смог бы поразить не одного хозяина гостиницы, а хоть добрый десяток таких, как он.

- Ну, попробуй.

Мы проложили путь по картам и двинулись вниз по пищевой цепочке... по социальной лестнице... всё ниже... и ниже...

Международный язык не оживил нашей мертвой точки. Глаза Лизбет говорили что-то по типу: «Ну, я же говорила, что с ним невозможно договориться».

В ходе этого сложного дела мы, наконец, дошли до своего первого тупика. Чтобы выйти из него, мы, как настоящие следопыты, вышли на улицу в поисках следов. Оставляя кучу новых следов на пыльной вытоптанной тропинке перед гостиницей, мы, запутывая следы, ломали сразу два мозга на двоих. Мой мозг по утрам – а может уже полдень? – ломался через силу, но, как известно в состоянии стресса человек способен съесть слона... Ну или как там говорится? Короче, в этой длинной цепи, лишенной логики, я нашел-таки лазейку к истине:

- Нам нужно разделиться! – Я родил лучшее, на что был способен мой завтракалишенный... обеззавраканный... урчащий организм. – Ты останешься здесь и подождешь потеряльцев, а я пойду перепроверю, нет ли чего полезного для нас в таверне.

- Горди!..

- Нет! – Она права. Чего это я – ей тоже не мешает подкрепиться. – Мы не будем делиться!

Я сделал первый шаг к большой дороге, моя младшая спутница решила довериться моему более опытному чутью.

- Давай сверимся с фактами? – Я говорил на ходу, прямо как тот полководец из книжки, который делал все дела одновременно. – Что нам на эту минуту известно? – Я приготовил свою лучшую половину пальцев для загибания. – Сегодня в неизвестное время в неизвестном направлении, неизвестно почему, пропала группа еще неизвестных ученых. – К сказанному Лизбет ничего не добавила. Значит, я схватывал улики налету. – Ну, это уже что-то...

- Они нас бросили.

Лиз почему-то встала посреди большой дороги, которая могла привести нас к большему, если на ней не стоять.

- Лизбет. – Малышка сняла очки, наверное, чтобы легче было спрятать наводняющиеся глаза. – Ты это о чем? – Я достал из кармана свой шелковый платок, который всегда был припасен именно на такой случай. Лиз приняла мою руку, точнее платок из моей руки.

- Они просто оставили нас здесь... – Да она и вправду еще ребенок. – Одних.

Я нашел, где мы можем присесть в этой юдоли печали. Пара пеньков, на них – полумертвая доска: это ли не пристанище для двух заплутавших голодных путников? Я помог даме дойти до места посадки, приобняв ее за плечи, и продолжил в своем беззаботном тоне:

- Не одних, а вдвоем. – Лиз тихо утирала нос. – Мы же друзья – они бы нас не бросили. – Лиз посмотрела на меня так, будто я наивный вчерародившийся котенок. – Мы просто слишком долго спали. – Повторение может привести нас к чему-то новому. – А они из дружеских же побуждений не стали нас тревожить. – Но и записок не оставили на случай, если мы почувствуем себя брошенными. – Лиз, посмотри на этот городок, – мы посмотрели на несколько привалившихся друг к другу лавчонок и домиков, – да здесь же не спрячешься. Мы их мигом отыщем. – Лизбет прищурилась. – И ты еще на них отыграешься. – Лизбет надела очки. – А я тебе подыграю.

- Сибил...

- Что, Сибил предсказала эту сцену?

Какое-то время я оставался в своей недальновидности, пока моя подруга бежала, распыляя дорогу.

- Сибил! – кричала она.

А-а, Сибил.

Сибил шла со стороны книжной лавочки, загруженная новыми знаниями, которые еще только предстоит загрузить себе в и без того загруженную...

- Лиз, ты чего? – На секунду мне привиделось, что Лиз сейчас обнимет обнародованную потерю, но это видение тут же потерлось из виду. – Вы чего здесь? Потеряли что-то?

- Потеряли. – Ну вот, день только начался, а мы уже раскрыли такое запутанное дело! – Но уже нашли. – По этому поводу можно и червячка...

- Мне нужно отнести это в комнату. – Что ж, червячок может выдохнуть. Я взял часть ноши на себя, а часть передал Лизбет. – Не подумайте, что это всё моё, – оправдывалась Сибил, – в основном тут всё для Марии.

- Где она? – Лиз настаивала: дело еще не закрыто.

- Они ушли в джунгли рано утром. – Да я и вправду детектив-гений! – С профессором.

Мы как раз дошли до тропинки с запутанными следами, и след снова уводил нас в джунгли.

- С профессором? – спросил я, глядя в окно гостинцы на профессора, беседующего с хозяином. – Думаю, Лиз, уже можно готовить место на своей груди для значка лучшего детектива: дело окончательно, бесповоротно и блестяще закрыто!

Я придержал дверь, юные леди внеслись в холл.

- Вы уже вернулись? – спросила Сибил без долгих предисловий.

- Я уже вернулся, – ответил профессор, сидя в кресле и не отрываясь от своих записей.

- А остальные? – спросила Лиз.

- А остальные остались, – сказал как-то устало какой-то уставший профессор.

- Так, – сказала Сибил, перекладывая на меня свой ответственный груз. – Вы можете нам объяснить по существу? – Профессор поднял свой пожилой взгляд на юных особ. – Где они остались?

- И почему? – добавила Лиз.

Вот так они его! Пусть теперь выкручивает шею из их цепких рук!

- По моим подсчетам, они должны уже скоро вернуться.

Вывернулся, как и всегда. Ну ничего, мы найдем на тебя... на Вас управу. Собравшись в кулак, я спросил, но не ради себя, а ради всех брошенных в полусонном состоянии ученых:

- Но почему вы взяли в джунгли всех, кроме нас?

Я так и представлю, как Рути ходит там за ним по пятам, наступая ему на пятки, и записывает каждый вздох... и вздыхает... Не хочу представлять то, что и так несложно себе представить!

- Вы еще не готовы... – Дамы и господа – Загадочный профессор Джордано.

- Профессор, – мне показалось Сибил запуталась даже больше, чем я, потому что она спросила, – а вы не знаете где все остальные?

Мы с Лиз посмотрели друг на друга, мы с Лиз посмотрели на всех присутствующих, но без слов ничего не поняли. А слова были потом:

- Они в гостях у хозяина, – сказал профессор, который, конечно! смог расколоть хозяина: у него наверняка нашелся какой-то туз в его забитом всякой всячиной блокноте. – Пошли посмотреть на рождение птиц.

- Так. Так-так. Так-так-так...

Как настоящий детектив, я скрестил руки за спиной и ходил из угла в угол.

- Горди!

- Да, Сибил.

- Ты чего растакался? Всё ясно: те, кто ходил с профессором в джунгли, скоро вернутся, а остальные смотрят птиц.

- То есть вы действительно ходили в джунгли? – Лиз нужны были ответы, а вопросы задавать она и сама умела. – А как же мы?

- Я уже сказал.

- Но что это значит?

Лиз навсегда останется в нашей памяти, как задающая этот вопрос и не получающая на него ответ, потому что в дело вступила команда птицеглядов, в особенности Дэнни, наступающий на нас спиной и напомнивший мне об упущенном втором завтраке:

- Я никогда не видел таких огромных яиц!

- Поверь мне, Дэнни, бывают еще более крупные экземпляры, – сказала профессорка Фрида.

- Где Рути? – спросил я, не увидев среди присутствующих единственного человека, которого мне хотелось бы сейчас увидеть.

- Она осталась снаружи, – уже с лестницы сказала профессорка Фрида, опираясь на трость.

- Ей показалось, что она слышит голоса... – медленно произнес Дэнни и с минуту оценивал нашу реакцию на шутку.

И тут случилось то, что нервным и слабым юным умам лучше пролистать, не вникая в смысл. Мы тоже стали слышать голоса... во дворе. Часть из нас высыпалась на улицу, часть – осталась внутри. Я не смог определиться, к какой части себя определить, и стоял в неопределенности, подпирая двери. Голосами были Рути и Кора, которые бежали и на бегу кричали:

- Нужен доктор! Доктора!

Профессор Джордано, который составлял внутренний круг, стал вести переговоры с хозяином. Хозяин кивнул и вывел профессора через заднюю дверь. Наверное, где-то на заднем дворе он припрятал одного-двух докторов.

Кора и Рути уже составляли нам компанию, пытаясь надышаться. Лиз хотела дораскрыть-таки наше всё ещё замкнутое дело:

- Где остальные?

Кора восклицательно посмотрела на Сибил, Сибил ответила ей вопросительным взглядом. Рути интересовал всегда только один вопрос:

- Где профессор?

- Видимо, ушел за доктором, – сказала Сибил, подходя ближе к Коре. – Кора, что произошло? – Кора смотрела взглядом провинившейся перед подругой подруги. – Кому нужен доктор?

- Ма...

Коре не пришлось объясняться – мы увидели столп пыли, а за ним широкобегущего Диего. Максим шел позади, восстанавливая дыхание. А Мария почти без дыхания обезжизненной ношей лежала на руках Диего. Сибил и доктор подбежали к Марии и принялись одновременно искать пульс, поправлять волосы и указывать Диего, куда нести больную. Пока толпа налегала на лестницу, я решил опросить очевидца, бывшего свидетелем предшествующих событий.

- Макс, что произошло? – Мы переступили порог, который до нас уже все попереступали.

- Долго объяснять. – Макс занял кресло в холле.

- А если вкратце? – Я занял место хозяина гостиницы.

- Мы были в джунглях... – Макс теребил в руках какой-то платок.

- Эти новости уже дошли до нашей глуши. – Почему-то за стойкой я чувствовал себя более уверенным.

- Потом в пещере... – В пещере, значит. Я записал этот факт в каком-то журнале, попавшемся мне случайно под руку на стойке.

- А вот это уже ближе к правде. – Через заднюю дверь вошел хозяин, я, ушибленный его взглядом, вынужден был покинуть свое настоянное место.

- Потом мы плыли... Очень долго... – Макс был где-то потерян в своих джунглях и пещерах. – Как долго нас не было?

- Я бы поделился с тобой этой информацией, дружище, мне не жалко, но я не имею не малейшего представления о том, который сейчас час.

Макс предусмотрительно не брал в джунгли часы, ведь в условиях дикой жизни не нужно беспокоиться, что ты можешь опоздать к обеду или что потеряешься во времени настолько, что забудешь, в какую сторону оно должно идти. В общем, мне снова пришлось применить свои навыки языка жестов, и я выпытал у хозяина, что сейчас, когда:

А) мы с Лизбет раскрыли это попахивающее тупиками дело, закрыв все его дыры и отыскав все, что попалось под руку

Б) самые подготовленные из нас прошли джунгли, пещеру и долгое безвременное плавание, что бы это не значило

В) Дэнни познакомился с самым большим яйцом в своей жизни и, наконец,

Г) наша подруга умирала у нас на глазах

было – барабанная дробь – десять тридцать утра. Вы можете меня судить, как бесчувственного преступника, но первая мысль, за которую мне удалось зацепиться в этих неординарных обстоятельствах, была: я еще успеваю ко второму завтраку.

Мы с Максом шаг за шагом поднялись-таки, преодолев все сомнения, наверх. Человечество столпилось в тесном коридоре у палаты больной. Дверь в палату была закрыта, внутри шла операция по спасению жизни Марии. Ассистировал доктор, оперировала Сибил. Я понял, что могу обратиться к моей уже наверняка всё знающей коллеге:

- Лиз, так что произошло?

Лизбет сидела на полу у двери и, за неимением другого предмета изучения, изучала пол.

- Сон Сибил снова сбылся, – мрачно произнесла Рути.

- Они через многое прошли, Горди. – Фрида положила руку мне на плечо. – Пока нечего сказать. Главное, что все живы.

«А где Дэнни?» вдруг подумал я, потому что Дэнни либо есть, либо его нет, и сейчас его не было. Ответ на мой немой вопрос поступил прямиком из комнаты профессоров:

- Но почему нас не взяли?! – Дэнни вылетел из комнаты и, перепархнув, сел на ступеньки.

Профессор вышел за ним и повторил свое загадочное:

- Вы еще не были готовы пойти, Дэнни.

- Нужно было нас разбудить! Я готов! Я хочу! Это нечестно!

Профессор Джордано сел рядом с обидевшимся малышом Дэнни. Но Дэнни не мог долго обижаться:

- Я очень хочу пойти! Давайте пойдем? – Ну как можно отказать, когда тебя так просят и так смотрят?

- Хорошо, – профессор сдался. Он медленно возвысился и обратился к народу: – Кто-то еще хочет завтра рано утром пойти в джунгли?

- Нет! – в мгновение ответили Кора, Макс и Диего, которого я лишь мог представить, опираясь на голос – он сидел на лестнице, ведущей на чердак, вне пределов моего зрения.

Профессор устало улыбался и смотрел на меня.

- Я? – Но... готов ли я?

- Я хочу пойти, – сказала моя коллега-детектив.

- Я тоже, – сказала та, из-за которой и мне пришлось согласиться.

Но что с ними такое? Вот у них на глазах в соседней палате лежит умирающая соратница, вкусившая джунгли от и до, а им хоть бы что. Смелость ли это, сумасшествие, а, может, вызов?

- Да, я тоже пойду! Нам нужны воспоминания, которые можно будет записать в личный дневник!

- Горди, ты ведешь личный дневник? – спросил с лестницы голос Диего.

- А разве не все его ведут? – спросил я у Макса, который по вечерам часто что-то записывал. Разве не все?..

Из операционной вышел обессиленный доктор, наши взгляды прилипли в нему. Он прикрыл дверь, за которой мы успели заметить пришедшую в себя Марию и Сибил, держащую ее за руку.

- Ваша подруга просто немного устала, – сказал доктор.

Будто мы не были готовы услышать более жесткий диагноз! «Говорите, как есть!» – думал я, – «рубите с плеча!». Но рубить ему было нечего: он убедил нас, что Мария действительно сильно переутомилась, получила солнечный удар в голову и еще один удар той же головой при приземлении или при приводнении. Ей и ее голове в ближайшие несколько дней нужен покой, прикованный к постели режим и хорошие новости. Последнее я решил взять на себя и принести Марии из джунглей, пещер и опасных вод хотя бы парочку приятных приветов.

Фрида с Дэнни пошли проводить доктора, Кора и Лиз вошли к себе в комнату и плотно закрыли за собой дверь. Рути направилась к себе, а я было навострил лыжню в том же направлении, но на секунду меня посетила оригинальная и неотпускающая крепкодержащаяся за грудки мысль, и я обязан был ее выпустить на волю:

- Профессор... – начал я свой выпуск.

Но был перебит моим более внушающим собратом. Диего спустился с чердачной лестницы и, сверху вниз посмотрев на профессора, выдал мысль, хорошо рифмующуюся с моей:

- Профессор, почему вы не пошли с нами до конца?

Профессор глубоко, со значением вздохнул. Но это был не весь его ответ.

- Я всё это уже прошел, друзья мои, – ответил он уставший, но удовлетворенный своей работой и закрыл перед нами дверь в свою обитель.

Я посмотрел на Диего; в его лице читалось, что он всё понял. Удовлетворенный и уставший он побрел в свое гнездо. Я посмотрел на Рути, она поняла из этого небольшого диалога не больше моего, и мы наконец могли уединиться, чтобы попытаться хоть что-то понять.