ПЕРФОРМАНС

Раз.

1001: нNкому не мест0 в психуIIIке

После рынка он даёт передышку, новых заданий не поступает. Уже поздно, и всё позакрывалось. Я возвращаюсь домой, разочарованная, будто мне три, и у меня отняли любимую игрушку. Вовсе я не устала. Чувствую, что могу свернуть горы. И хочу их сворачивать! Хочу делать странные вещи. Хочу продолжать.

Уверена, он всё просчитал, и это специально, потому что за ночь на меня обрушивается неслабая лавина осознаний.

Как круто он выглядит, двигается, говорит — ну просто божество коварства и соблазна. Как круто рядом с ним ощущается мир — прежде со мной такого не бывало. Какая я теперь — во многом смелее, раскованнее... что странно, раз уж я подчиняюсь. Зато общественные правила меня больше ни капельки не стесняют.

Голос разума ещё воет аварийной сиреной, только где-то на периферии. Центр моего сознания всецело занят. Но я не против. Это приносит мне удовольствие.

Сплю всего ничего, ко второму заходу готова с раннего утра.

И вот теперь сажусь за список всех психлечебниц города. Карты сходу выдают целых двадцать штук. Возможно, никому не место в какой-то определённой? Слишком плохой, чтобы пожелать и врагу.

Почти у всех из них ужасные оценки, выбрать конкретную будет сложно. Скорее всего это недействующий корпус. Как настоящий гений от поисковика, пытаюсь найти какие-нибудь интересные заметки, городские истории. В общем, я нахожу, только не то, чего ожидала.

На территории Городской психиатрической больницы находится Памятник Человеку-невидимке. Это неофициальное название постамента, который остался без своей статуи, сброшенной в реку во времена революции. Иногда на плите пишут ещё и "Памятник Никому".

Фотка из карт летняя, с зелёным на фоне, а в реальности от деревьев только голые обрубки.

Я обхожу полукруглую площадку. К постаменту прислонена папка для чертежей. Собираю разбегающиеся ремешки-ручки, чтобы поднять её, расстёгиваю молнию, и, опершись на ограждение, перебираю листы.

Эскизы симпатичные: в карандаше, маркере и чёрной ручке. Большая часть — изображения нас четверых. Забавно, что я нарисована в образе героини Ди-би-Ди, Мэг, и Ромка с Артёмом тоже стилизованы. Руслана обычная, она и так хороша. Все мы крутые, грозные. Команда.

Работы Артёма, точно. Такое хобби ему подходит.

Сценки он рисовал не только из головы. Вот лица становятся реалистичнее, потому что мы сидим в кафе, вот уже после идём по улице. Я даже нигде не кажусь лишней в композиции, вполне себе вписываюсь. Он так хорошо всё запомнил!

Я улыбаюсь, потому что, кажется, нашла первый приятный секрет. Верю в это ровно до того момента, пока мне не попадается первый рисунок... с повреждением. Здесь карандаш так жестоко впился в бумагу, что продрал её насквозь. Рваная рана пересекает лист от верха до низа — по обе стороны от неровных краёв остались грубо заштрихованные части. Тот же сюжет, что и листом ранее, только все приближены, по грудь. Ощущения от картинки неприятные. Сглатываю и стараюсь не думать, что могло так его разозлить.

На автомате переворачиваю лист и застываю. Это же Руслана. Узнаю по причёске, потому что лицо немилосердно зачирикано и представляет собой графитное месиво. Жесть, и что она ему сделала? Надеюсь, просто плохо получилась.

Но та же участь постигает сначала Ромку, потом меня.

Следом идёт, судя по одежде, автопортрет, снова выполненный не в лучшем расположении духа. Всё вокруг закрашено чёрным, прямо-таки продавлено кончиком ручки. Явно несколько часов, а то и дней работы. Себя Артём не закончил, оставил контуром. А лицо вообще не нарисовал. Как будто с лицами он просто сдался.

Теперь зарисовки зверей, только, видимо, неудачные, потому что все тела затёрты ластиком. Заяц, хорёк, белка и овца... Резинка размазала линии, превратила в грязь.

Что остаётся, если не выходят ни люди, ни животные? Одна художественная казнь листов. В конце концов смысл исчезает, его вытесняют беспорядочные линии, жирные от чрезмерного нажима. И грифельная крошка. Дыры. Трудно заподозрить в таком роде творчества такого мирного человека.

Мне сложно. Эмоции других для меня сейчас полнейшая бессмыслица. Важно только то, что чувствую я. Это всё перебивает. Но здесь скрыто что-то важное, и я заставляю себя ещё раз пробежать всю стопку глазами, в обратном порядке.

Дело определённо в нас.

Понимаю. Мы встречались в сети почти каждый вечер, мы ходили друг к другу на стримы. Мы сильно сблизились, Артём с Русланой так особенно. И он был одним из тех, кто хотел перейти в реальность. Я-то предполагала, что идея не очень, а он, уж не знаю, как всё себе представлял...

Мы явно не оправдали его ожиданий. После квеста что-то изменилось, а никто и не заметил. Никто, кроме него. По-моему, все забили на тот его эфир после моего провала, а я так и на все последующие... Это игра занимает тебя достаточно, чтобы вести поток без зрителей. АСМР в одиночку — бред.

Он, наверное, почувствовал себя пустым местом? И Руслана в отрыве от компании разонравилась?

Однажды стриминг перестал быть нашей общей мечтой.

Мы слили свою избранность.

Не думала, что для кого-то это может значить даже больше, чем для меня.

Ведущему нет дела до наших внутренних отношений, он просто хотел показать мне стрёмные рисунки. Так что, приняв звонок, я говорю кратко:

— Ты вовремя. Я вроде всё поняла. Артёма мучают негативные эмоции. Он, похоже, поэтому такой закрытый. Чтобы не показывать, насколько в действительности бывает зол.

— А что ты делаешь, когда злишься?

— Я... ты знаешь. Хочешь, чтобы я сделала это? Могу повторить его стиль. Только не рисованием.

— Только не на себе.

— По-другому не умею. Но со мной всё будет в порядке.

Я оглядываюсь на незамёрзшую Фонтанку. Прямо напротив постамента через неё перекинулся пешеходный мост. А ветер сегодня сильный.

Вместе с папкой я пересекаю дорогу и направляюсь к середине реки, достаю один только лист — тот, на котором нарисована. Рву его на мелкие кусочки. На себя мне всегда есть за что рассердиться, и я согласна с рукой, уничтожившей моё лицо. Это мой Рисунок Вуду, и я ничего от себя не оставляю.

Кусочки падают, улетают.

Два.

"Канава самоубийц".

Я нахожу это, когда возвращаю папку на место. На асфальте лежит ещё один лист, будто ранее выпавший. Он тоже с рисунком, но содержание отличается. Загадку выдают очертания какой-то детали и два этих слова.

Деталь имеет необычную, вытянутую форму с зазубринами, как у ключа. Не представляю, куда применить рисунок, и начинаю со слов. Что-то вертится у меня на языке после упоминания о самоубийцах, что-то подобное я когда-то слышала. Наверняка это было очень давно, и сейчас я уже не вспомню. Впрочем...

Река всеми силами намекает. Канавой можно назвать какой-нибудь грязный канал, их много в городе. Я знаю, что по крайней мере один использовался, как коллектор. И у него дурная, в каком-то смысле мистическая слава, он даже считается проклятым. Обводный.

Если бы я составляла квест, то точно спрятала бы одну из точек где-то в заводских постройках промзоны на Обводном. Остаётся конкретизировать. Я открываю карту и понимаю, что массив довольно велик, а каждое здание отличается от других особой формой.

Листая карту, я сравниваю их с очертаниями из загадки, пока не нахожу идеальное совпадение. По информации из поисковика это корпус резиновой мануфактуры девятнадцатого века. Если верить фотографиям, добраться туда будет непросто, придётся идти по настоящим трущобам.

Фотографии не обманывают.

Выглядит всё это, как будто кто-то хаотично разбросал запасы красного кирпича, а сверху украсил посыпкой рекламных баннеров. Возведённая в квадрат обшарпанность и пыльность. Я прямо чувствую, как на коже оседает сухая взвесь.

Зашифрованный дом дымит древней котельной, а значит, не брошен, до сих пор используется. Не без труда я нахожу какую-то дверь и пробую открыть её ключами. Бесполезно. Пинаю подвернувшийся камешек и отправляюсь на новый круг. Нужна другая дверь... Или не дверь вовсе.

Окно за углом оказывается частично выбитым. Оно длинное, почти до земли, и не со стеклом даже, а с рифлёными квадратиками стеклоблоков — некоторые из них отсутствуют. Дыра заслонена фанериной, и та почему-то никак не закреплена. Воровато оглядевшись, я отставляю заслонку в сторону.

Пробравшись внутрь, оказываюсь в коридоре с горелыми диванами. Два чёрных и как будто сырых дивана стоят здесь до сих пор наверное только потому, что не нашлось желающих их трогать. Запах намекает: это курилка.

А на втором этаже уже вполне нормальный чилаут. У расписанной стены полочка с грудой тапков, кресло-мешок и столик с микроволновкой, электрическим чайником. Напротив — дверь. И вот она-то ключом отпирается.

За ней помещение с разномастными коврами на полу. Здесь оборудование: микшер, два микрофона и слегка покоцанные барабаны "Yamaha". По углам наказанные комбоусилители, а под ногами еле живые сетевые фильтры. Это моя тема, здесь мне интересно, и я жадно всё изучаю, прежде чем вспомнить о цели визита.

Местечко явно обжитое. Если и арендованное, то единолично и на неопределённый срок. Я вижу варварски приколотые к обшивке стен фотки. Снимки — единственное, что тянет на зацепку, и я пытаюсь разглядеть лица, но ребята их знатно разукрасили. Вглядываюсь в волосы и торсы. Парней четверо. Стоит хотя бы определить, кто из них лидер, но я не могу. По положению в кадре и подаче на эту роль вполне тянут двое.

Если разобраться в бредовом стиле съёмки и образах каждого, то можно заметить, что один из них мелькает и отдельно: веселенький в клубе, с микрофоном, в обнимку с гитарным чехлом. А другого видно только на общих снимках.

Но, мало. Этого мало. Если я правильно поняла, и он решил сдать мне своего товарища, значит, Валент чем-то всё-таки заслужил.

В звукопоглотителе есть и пустые отверстия. Что-то тут было, чего больше нет. Я продолжаю поиски, высовываюсь в коридор, даже открываю дверцу микроволновки. Внутри оказывается вскрытая упаковка каких-то полуфабрикатов. Фу. Ещё раз оглядываю репетиционный зал. Щёлкаю пальцами, прохаживаясь по коврам. Смотрю на части оборудования, как на предателей. Что-то они от меня укрывают!

Наконец мне удаётся найти ключевой предмет. Это видеокамера, которая всё время стояла на зарядке за ударными. В памяти немало записей. Почти все относительно короткие, минут по пять длиной, и ужасно неинформативные. Руки бы оторвать тому, кто снимал или крепил камеру — центром композиции являются то потолок, то пол. По краям мелькают ноги и другие части тела. С перемоткой, но я всё-таки слушаю песни. Неплохие в принципе.

От начала до конца исполнено всего несколько, в основном какие-то отдельные моменты и партии. Ребята играют и иногда переговариваются. Шум ужасный, так что я с трудом разбираю слова.

— Потом кавер, — говорит один из парней.

Его слышно получше, находится близко к оператору.

— ...вообще не в нашем стиле.

— Хороший способ ... популярность.

— Сами наберём ... тембр неподходящий.

— Я буду на вокале.

— ... ты это решаешь?

— Да вот с этих. Надоело ... этой дыре. Кто с клубами договаривается? Вэл. Кто фотографа подогнал? Вэл. И решать будет Вэл, пока ... страдаешь.

— Вы заткнётесь когда-нибудь?

— У меня голос...

— Переходы ждут тебя, Филармония. Голос ... порядке. Внешка тоже, более чем.

— Мужик, я тоже против. Ты не солист ни разу. — Это, кажется, говорит оператор. — Если мы будем считать, кто что сделал, тогда не пользуй мои текста.

— Легко. Я проблемы решать умею. Найду другого текстовика.

— Воу. Пожалуй, сохраню этот исторический момент.

Более ранние записи решаю не просматривать. Война за влияние, не самое скромное поведение, пропавшие фото. Вот каким я вижу ответ:

— Хотя Валент и выглядит адекватным... на самом деле он довольно самовлюблён. Считает себя мега красивым и талантливым. Хотел занять место фронтмена вопреки желанию других членов группы. И, похоже, из-за разногласий покинул коллектив. Возможно, сайд-проект, которым он занимается с Ди, для него теперь проект единственный и главный.

— Отчасти верно. Ты немного запуталась в конце.

Я хмурюсь, пытаясь сообразить.

— В конце — это про уход? Но кто-то ведь ушёл... Тогда получается, что он другого претендента вытеснил. Тебя?

— Открытая дверь в конце коридора.

Вот и весь ответ. Ничего не остаётся, кроме как пойти туда. Похоже на часть небольшой аудиостудии. Через оконный блок видно тёмную комнату — наверняка контрольную, а я, получается, стою у входа в освещённый отсек для записи.

— Готова ко встрече со своим самым большим фанатом? Заходи уже.

Шагаю через порог и краем глаза вижу намёк на симметричное движение. Теперь мы друг напротив друга, разделены стеклом. Из-за разницы в освещении и из-за того, что он сливается с тенью, собственное отражение мне видно гораздо лучше, чем его. Он спрашивает:

— Приятно, когда пялятся?

Первый раз на моей памяти говорит при мне. Но я всё равно слышу только исковерканный маскиратором речи голос, его реальный гасит звукоизоляция.

— А ты пялишься? — Не знаю, куда себя деть. Поправляю волосы.

— Нагло и неотрывно.

Мороз по коже. Заявляю на опережение:

— Но моё пение, поверь, ты слышать не хочешь.

— Не обязательно петь. Делай что угодно. Главное: чувствуй своё превосходство.

Для него я действительно сделаю что угодно.

Мне тоже хочется его развлечь. Не то чтобы я была хороша в подобном прежде. Сейчас я всё же чувствую, что хороша.

Приближаюсь вплотную к стеклу, едва касаюсь поверхности. Из-за моей тени мы наслаиваемся друг на друга, как на фото с двойной экспозицией... Веду пальцем в сторону и вниз. Пишу на стекле невидимые буквы. Для него они перевёрнуты, ему будет сложно понять. Это такая моя для него загадка.

Наверное рост позволяет ему перегнуться через пульт, потому что он встречает моё прикосновение с другой стороны. Как раз на последней букве. Не так уж сложно, да? Я отдёргиваю руку, подношу ко рту, кусаю палец.

Кружусь на месте. Вдруг замираю, потому что чувствую несвойственное себе побуждение. Оглядываюсь через плечо и вижу только свою фигуру, потому что порядочно отошла. Я выгляжу неплохо. Что, если избавиться от куртки? Потом берусь за край толстовки, крест-накрест, как будто собираюсь её снять. Может, и правда собираюсь. Задираю край до шеи и останавливаюсь в ожидании реакции. Всего лишь кусочек спины.

— Вижу, о своём превосходстве ты прекрасно знаешь.

— Знаю только, что тебе нравятся разоблачения.

Его веселит моя шутка. Я оставляю худи в покое, потягиваюсь. Он спрашивает:

— Это всё?

— Нет, если хочешь.

— Ты слишком добра к фанату. Слышала, что с такими случается?

Улыбаюсь:

— Ну я же в домике.

— А мне так нравится вламываться в домики... Вот тебе, кстати, наводка.

Три.

Это просто адрес: станция метро "Автово", улица, дом, квартира. Никакой иносказательности, прямым текстом. Весь путь я думаю о возможном подвохе. Может, на самом деле такой квартиры там нет, и мне придётся на месте как-то разбираться.

Обычный дом. И квартира в наличии, а у меня как раз остался последний ключ. В игре ещё не было Ромки, так что я уверена, что попаду к Прытковым.

В коридоре лицом к лицу встречаюсь с ремонтом: сырой запах штукатурки, удушливый — краски. Наверное, сейчас вся семья живёт где-то в другом месте, а сюда приезжает только по делам. Не представляю, как иначе он смог сюда пробраться.

Жильё действительно стоит обновить: отсюда видна нетронутая ещё кухня — тесная, с закопчённым потолком и потёртым линолеумом. С широким столом, накрытым клеёнкой в ромбик, с квадратными табуретками, с прошлогодним календарём на стене, с доисторической плитой...

Мне здесь не место.

Надо поторапливаться.

Я наугад выбираю одну из дверей и, кажется, не ошибаюсь. За ней всё не так печально. За ней, в общем, здорово. Настоящее задротское логово, я бы сама с удовольствием так жила. Мне нравится даже бардак: армия чашек на компьютерном столе, незаправленная постель.

Замираю посреди комнаты, а голос в наушнике наставляет:

— Осмотрись. Ты можешь всё. Порыться в его шкафу и взять себе, что понравится. Понюхать парфюм, который он использует. Полежать на его кровати. Что угодно может натолкнуть тебя на нужную мысль.

У Ромки есть парфюм? Вот это новость.

— Кстати о кровати, попробуй. Что ты почувствуешь? Как тебе мысль, что здесь он видит сны о тебе?

— Ну, слушай, это прямо совсем уже личная территория. Он не обрадуется.

— Сказать тебе, чему он не обрадуется?

Доходчиво. Я приступаю. Заглядываю в длинное и узкое зеркало — Ромке явно нравится в него смотреться. На край за капюшон подвешена толстовка с эмблемой университета Лесгафта. Похоже, с ярлыком задрота я поторопилась.

На всякий случай делаю то, что велено. Кроме кровати, конечно, её не собираюсь трогать. Распыляю туалетную воду, которая не сообщает мне ничего важного, только ненавязчивый запах кока-колы, как будто он просто её часто пьёт. Заглядываю в шкаф и провожу ладонью по рукавам, дёргаю за шнурки.

Есть полка с книгами.

— Он типа тупым притворяется?

Не дожидаясь реакции, я приближаюсь и осматриваю корешки. Фантастика вперемешку с комиксами. Вторые потрёпанные, а представители первой как новые. Ожидаемо.

Страйкбольные награды и вырезка из какой-то характеристики: "Ужасный командный игрок. Провал с дисциплиной. Реакция, находчивость — безупречно".

Включаю небольшой телевизор и не сразу догадываюсь, что нужно найти пульт ещё и от приставки. Фильмы, которые он смотрит — это уже что-то. В избранном "Первому игроку приготовиться", "Дэдпул", ну кто бы сомневался. Захожу на вкладку истории.

— Всё. Я нашла его страшную тайну. Он умрёт со стыда, если узнает, что я это видела.

— Что там?

— Он посмотрел четыре серии "Леди Баг и Супер-Кота". Блин, даже я не смотрела. Ребёнок.

— Ты определённо копнула очень глубоко.

— Ну что тут ещё может быть? Я сдаюсь. Это же Ромка. Он поклонник Человека-паука, ты видел эту стопку?

— Даже не попробуешь включить его компьютер?

Конечно, я думала об этом. Самое очевидное, и однажды уже сработало. Где ещё искать секреты, как не в компе? Но до последнего хотелось оттянуть. Залезть в ПК — это всё равно что в голову забраться. Да иногда и в голове не столько держится приватной информации.

Но ладно, хорошо, я сажусь в кресло и запускаю систему. Кладу руку на мышку. Что дальше? ВК? Нормальные беседы, ничего особенного. Сестра, Артём, ещё какие-то ребята. Я облизываюсь и почему-то набираю в поиске по диалогам своё имя — результатов не так уж много.

В ноябре Ромка пишет Руслане:

Роман: русь

ау

не прикидывайся Ветошью

Ветошь. Ну классно. Нет, это даже забавно, забавно даже.

Руслана: У тебя там этап обесценивания?

Роман: обесценивают то что ценили

Руслана: Только не плачь :)

Роман: умри пожалуйста

Руслана: Хочешь совет? Рот заклей себе. Может, за нормального сойдёшь.

Руслана: С Днём рождения, Стрелец! Как сходили?

Роман: тухло

мило так отморозилась

Они нечасто разговаривают, так что я решаю читать всё. Забавно, но следующий раз вроде как опять обо мне:

Руслана: Ты чего пароли везде сменил?

Роман: забыл старый

Руслана: Секреты завёл?

Роман: дневник. показать?

Руслана: Попробуй.

Роман: 11.11 дорогой дневник я в печали. на порнхабе закончились блондинки с косичками

Руслана: Класс.

Роман: 12.11 привет дневник. сегодня тяжёлый день. закончились вообще все блондинки

Руслана: Гениально.

Роман: 13.11 знаешь дневник я думаю это последняя запись. закончились любые девочки с косичками. мне больше нечего делать в этом жестоком мире

Руслана: Озабоченная ты сволочь. Я бы хотела, чтоб это было шуткой, но зная тебя...

Роман: да это ни разу не шутка

Роман: русь а попроси у неё фоточку

Руслана: Обязательно, только схожу проблеваться.

Так странно это читать. Грязища, но мне ужасно любопытно, что он во мне нашёл. Я бледная, тощая — во всяком случае, моя фигура далека от воплощения женской привлекательности. Я не особо за собой слежу, и это прекрасное дополнение к природной нескладности. Такая, как я... безобразно смотрелась бы в кадре... так что же его заставляет..?

Потом нахожу подробности. Конечно, сестре он этого не сказал, зато Артёму расписал в красках. Он хотел попробовать и такую. Ну, чисто из интереса. Перечислил, что именно ему интересно, и как он себе это представляет. А самое интересное, что свои фантазии он выдал за историю реальную — а вот это уже нисколечко не приятно. Ну и воображение...

Теперь понятно, почему Артём от меня отдалился. Сначала залипала на него, потом развлекалась с Ромкой и нашла в итоге вообще другого парня. В таком свете я — моральная уродка, и поделом мне.

Провожу руками по плечам, как будто пытаюсь убедиться, что всё написанное неправда. Ох, если бы не глупые выдумки, моё отношение к нему вообще бы не поменялось. Не мне судить, я ведь тоже кое в чём развращена.

Поправляю гарнитуру.

— Ромка порнозависимый. Или как это назвать? Сексоголик? Но если это всё, что ты хотел мне показать, то я больше не знаю, что добавить. Он это не особо скрывает, никем не притворяется. Да, привирает. Но это тоже не сюрприз, он по жизни такой и есть.

— Хорошо. Пусть будет так.

Засчитано? Я думала, это слабенький ответ.

— Тогда ты знаешь, что делать.

— Что? — Требует... поиграть с собой? — Я ела до тошноты и даже воровала по твоей указке. Но этого делать не буду. Знаешь... просто не здесь.

Нет, ну у всего есть предел. Чересчур издевательски.

— Хочешь, помогу? Так будет даже лучше. Столько смысла.

— Хватит. Не думаешь, что Ромка может прийти?

Смешок.

— Не беспокойся, он будет занят.

— Давай уберёмся отсюда? Эй, ты меня слышишь?..

Ясно. Просто так мне ничего не дастся. Всё будет чем-то подпорчено и осложнено.

Я чищу историю просмотров и выхожу из системы.

Всё это время он был где-то поблизости, потому что кресло, на котором я сижу, вдруг приходит в движение. Он везёт меня к кровати. Даже не заметила, как вошёл. Я не оглядываюсь, просто подбираю ноги и заваливаюсь на подлокотник. Честно говоря, какую-то часть возмущения изображала — определённой стороне меня почти плевать.

Он одёргивает тёмно-серое одеяло и пересаживает меня на него. Без колебаний отшвыривает мешающую подушку на пол, забирается на постель, подползает ко мне на коленях.

Меня смущает, что в комнате всё ещё пахнет колой.

Показывает на свою маску — и в сторону. Я прошла все задания и могу снять её? Нет, но у него есть другая идея: сегодня моя очередь. Позволяю ему туго завязать мне глаза какой-то грубой тряпкой. Теперь мы, наверное, сможем целоваться. Ещё плюс: Ромкиных вещей вокруг больше нет.

Он расправляется с моей одеждой, на этот раз не так импульсивно, а ещё не полностью. Оставляет спортивный лифчик, избавившись от всего остального... Странно, но моя слепота позволяет перенести это достойно. Я не прячусь. Я как малыш, который думает, что его не видно.

Возможно, от нервов — я тихонько смеюсь.

Он втягивает носом воздух, и в этом слышно дрожь. Выдыхает через рот, с липким призвуком слюны. Хриплое, голодное дыхание. Я чувствую его на своём лице.

Его губы. Я безумно по ним скучала. Это так меня мучает: дни, прожитые без поцелуев, вдруг наваливаются тоской и потерей. И хоть сейчас всё прекрасно, от этого только хуже. Да, так сильно я реагирую как раз-таки из-за нехватки, но я не готова подолгу терпеть даже ради подобного эффекта. Изо всех сил я стараюсь ему об этом рассказать.

Это выходит за рамки обычной ласки, потому что в его манере я тоже чувствую многое.

Между нами очевидная неизбежность.

Больше я ничего не знаю, но мне достаточно.

Притягиваю его к себе, и он окончательно забывает, что иногда положено делать вдох. Мне нравится, что даже в таком беспомощном положении я могу влиять на него. Он кажется сосредоточенным, но от малейшей инициативы проваливается куда-то, отпускает себя, роняет игру из рук, и та опять разбивается. Тогда он становится уязвимым — каждый такой момент бесценен.

К сожалению он тоже это понимает и отстраняется. Грубеет. Задирает мой топ. Меня больше всего волнует его рука, сжимающая ткань под ключицами, потому что так он наверняка заметит нездоровое биение моего сердца.

Потом он отпускает топ, и рука скользит ниже, гладит меня по груди, проводит по животу, требовательно постукивает по ноге. Укус на внутренней стороне бедра, снова пальцы, только на этот раз никакого барьера ткани. Я не сразу понимаю, что он задумал, а когда понимаю... Лучше бы я умерла.

Это самое странное, самое острое ощущение из возможных. Схожу с ума от мысли, что всё-таки происходит, а ещё от осознания, где именно. И если он хотел приумножить моё чувство стыда, то он сделал это, и если он хотел убедить меня, что сумасшедший, то у него получилось. От отвращения к себе, неловкости и страха быть застуканными, от того, как очевидно ему нравится эта ужасная ситуация — всё во мне кипит и всплеском отзывается на каждое движение языка.

В чернильной пустоте живёт только рваный ритм, который умудряется договориться с моим телом в обход сознания...

Я осмеливаюсь заговорить:

— Тема Похоти всё ещё не раскрыта.

Провоцирую на большее, глупо. У него и так получится, но я боюсь, что этого будет недостаточно. Мне как будто обязательно надо навредить себе, снова поссориться с собственным телом.

Поддаваться он не настроен, и я тянусь вниз, чтобы коснуться его и ещё раз позвать к себе. Он снова перехватывает мои пальцы, вот недотрога. Мне не позволено даже погладить его по волосам.

Вздыхаю. Возможно чересчур уж разочарованно. И это неожиданно работает.

Удар по матрасу. Внезапно он пропускает руки между мной и кроватью, так что теперь я едва касаюсь её спиной. Подтягивает к себе резко и как-то странно — мои плечи оказываются вжаты в матрас, а бёдра напротив взмывают вверх.

Я рада слиянию, рада тому, как всё просто. Ощущения далеки от боли. Нет и примеси боли. Как-то так это наверное происходит с нормальными девушками — им сразу хорошо, и с каждым толчком только лучше.

Хотела бы я лежать тихо и смирно, но не могу. Меня мучительно кроет чем-то безудержным и низменным. Тянусь к нему и понимаю, что он расстегнул свой комбез и верхнюю часть рукавами повязал на поясе. Ткань плотная, наверное, жарко с пододетой футболкой.

Чёрт, а ведь мне действительно не больно, мне совершенно не.

Явный намёк на правильность. И всё-таки не думаю, что это переживу: он двигается слишком быстро... Он мной злоупотребляет. Нелегко пришлось бы моей спине, если бы не его ладони.

— Эй? Куда ты торопишься?..

До него не достучаться. Как будто кто-то нажал спусковой крючок, и теперь он в другом, боевом режиме, и разума больше нет, только инстинкты. Не могу сказать, что мне не нравится эта жестокость. Наши наклонности с отклонениями наконец нашли своё место.

Я подаюсь навстречу. Он вздрагивает, замирает. Потом как будто отстраняется и за руки подтягивает меня к себе, заставляет сесть. Так тоже ничего. Не хочу, чтобы это заканчивалось.

В моих глазах цветёт темнота, полная удивительных видений. То, как я себе его представляю. То, как мы, вероятно, смотримся вместе. То, как всё будет впредь...

Эта мысль становится последней каплей. Как бы мне хотелось прошептать его имя, вместо этого я шепчу: "Горе". Хотя какое он горе? Он — чистый кайф.

Не ожидала, что на этом всё кончится. Он бегло целует меня, ссаживает обратно на постель. Боюсь, что опять уходит.

Но это не так.

Когда я сворачиваюсь калачиком, он устраивается рядом. Мне холодно и жарко, отвратительно и прекрасно. Я вдруг понимаю, насколько сильно устала. Устала и сыта.

Потом я вечность ни о чём не думаю, дремлю. Живу другой жизнью, какой-то комиксовой, в космосе. А когда наконец прихожу в себя, то зову его, но никакого вида ответа не получаю. Стягиваю повязку.

Постель вся в руинах, а я в ней как жертва обвала. Задетая краешком многотонного одеяла.

И где-то среди брошенной одежды лежит телефон с смской:

1001: правNла и3мениJIись

Честно говоря, мне сейчас не хочется правил и игр. Но я рада подтверждению, что для него всё ещё не закончилось.

О смысле сообщения я даже не думаю.