ПЕРФОРМАНС

Утром спешу заценить результат. Вообще-то я знаю, что увижу. Крупный фрагмент будет невредим, но средний по размеру стеклобой местами напомнит крошку. Тот треск я хорошо расслышала. Моя паранойя ходит на своих двоих. Она тяжёлая. Она хорошо обувается.

Раздвинув занавески, я выглядываю наружу... а там ничего, что можно расценить, как следы. Конечно, сейчас я уже не помню, как именно лежали те осколки. Но на вид всё так же, как вчера. В точности. В невероятной сохранности.

Я выхожу из квартиры и огибаю дом, потому что из окна может быть плохо видно. Опускаюсь на корточки у обеих своих ловушек, трогаю стекляшки, осматриваю неверящим взглядом. Потом ищу какие-нибудь странные мелочи. Надпись на асфальте или воткнутый в дерево чёрный матовый нож — в таком духе. Чисто.

Охренеть.

У меня болит голова.

Приношу Тае благую весть: никто к нам ночью не ломился. Подробностями не делюсь, они уже не кажутся мне заслуживающими доверия. При всех проблемах со сном, как ни досадно это признавать, звуки за окном могли мне попросту присниться.

Тётя готовит завтрак.

— Когда те домушники ломились к нашей соседке? — спрашиваю я.

— Позапрошлой вроде бы ночью. Уже не помню, что она говорила.

— Вот. Ночью! Тебе это не кажется странным? Разве не умнее ломиться днём, когда люди уходят на работу? Они выбрали единственное время суток, в которое все точно по домам, и риск нарваться на хозяев максимальный.

— Ну, наверное, странно...

— А ещё тишина. В ночной тишине так слышно всю эту возню с замками. А электричество? — я распаляюсь. — Зачем отключать электричество, ведь здесь ни у кого сигнализаций нет. Немного не тот район, охранять особо нечего. А если они хотели проверить, есть ли кто внутри, то ничего бы не добились, погасив и без того ненужный ночью свет. Жильцы в это время как бы спят! Бредово!

Тётя воспринимает это как личный наезд, округляет глаза и вскидывает руку с лопаткой:

— Ой, Вет. Ну я же не домушник. Кто знает, что там у них за схемы.

— Они тоже, с такой-то схемой. — Я с мрачным упрямством сверлю глазами клеёнчатую скатерть.

— Так что, нам не запираться? — уточняет Тая растерянно.

Я совсем сбила её с толку.

— Не знаю... Я уже ничего не знаю. — Вскакиваю со стула и бегу одеваться.

Всё нужно проверять, ничему нельзя верить. Теперь я буду внимательно прислушиваться и приглядываться к тому, что меня окружает. Но что, если в ближайшее время никто не потревожит нашей с Таей обычно спокойной жизни? Для моего обострившегося восприятия это будет мучительно, почти смертельно.

Увижу ли я ещё что-то из реквизита? Или на этом всё?

Следующего приступа решаю не дожидаться. Если (ну вдруг?) персонажи квестов выбрались из сценария и теперь охотятся за мной, они наверняка не станут возражать против того, что я слегка ускорю нашу встречу. Звучит глупо, но мне, как начинающему шизофренику, прощается. А если не найдётся никаких доказательств... это должно меня успокоить.

Есть три точки в которых мне стоит побывать, но одна из них находится слишком далеко, и вряд ли у меня получится туда добраться. Жаль, что нельзя написать Ди и спросить, не была ли она случайно на их репбазе, не знает ли адреса — так я выставлю себя в крайне дурацком свете.

Метро такое шумное: стук и скрип и подземный гул, а вокруг так плотно, что я не знаю, кто прямо сейчас находится у меня за спиной. Дыхание, которое греет мою шею — кому оно принадлежит? Жёлтые в свете старых ламп лица — все ли они незнакомы?

Я с трудом доживаю до нужной станции. Но дальше не лучше.

Чем ближе к центру, тем больше дворы похожи на случайным образом сгенерированный лабиринт. Всё настолько плохо, что кое-где сквозные проходы выдолблены в стенах домов. Они обмазаны краской или выложены неуместной плиткой, разделённой чёрными полосами грязи. Стены расходятся под непредсказуемыми углами, и единственное, что даёт надежду — серый кусочек неба, натянутый между крышами, он предельно прост.

Я устраиваюсь напротив двери в подобии засады. Разглядываю форму бронирования: начнут через час. Потом пробел и игра в пятнадцать тридцать. После неё вся сетка занята до конца дня. Это лока "Таксидермиста". Без понятия, чья сегодня смена, и как они вообще распределяются. Сижу наудачу.

Время идёт, но никто не заходит в ту дверь. Неужели работники приезжают совсем уж заранее? Я опоздала?

Вот прибывают первые игроки. Вот истекает их час.

Выходи. Я же знаю, тебе хочется курить. Или ты уволился с работы, чтобы доставать меня?

Злюсь. Чего я пытаюсь добиться?

Обнимаю себя руками и вздыхаю, но взгляда от двери не отвожу. Долго так не протяну, холодно. Наверное, я вообще тут зря, и он где-то за Лахтой. Был бы со мной хоть кто-нибудь. Мне так одиноко сидеть на этой грязной скамье и в чём-то себя убеждать.

Под конец третьего часа я ухожу. Тот адрес на Петроградке, хорошо ли я его помню?

Хорошо, и мне даже удаётся найти ту самую дверь, но она ещё неподвижней, чем предыдущая. Крест закрасили, если он вообще тут был. Я тяну за ручку. Закрыто конечно. Вокруг ничего интересного, ни единой зацепки. А ремонт ведь должен оставлять следы. Я обрадовалась бы даже знакомым обрезкам пластиковых труб — как признаку, что была внутри. Даже вездесущим деревянным поддонам, хотя они вообще ничего не значат.

Тот ли это всё-таки адрес? Где я его взяла? Сообщения нет, так что я не уверена даже насчёт этого. А здесь всё слишком, немыслимо обыкновенно. Не подкопаешься.

Ничего, что подкрепило бы мою веру.

Ну а чего я ждала? Сама не знаю. Следа из хлебных крошек. Я гонялась за призраком.

Головная боль, тошнота, снижение зрения — вот что дарит недостаток сна. В остальном моя жизнь что камера сенсорной депривации. Долгая, холодная, гнетущая тишина. Вакуум. Небытие, безмолвие. Бездна.

Выполняя практическое для института, я обнаруживаю, что на всех записях оставила одно и то же. Мне точно поставят неуд, ведь отсутствие звука — не звук. Но отсутствие чувств кажется мне вполне себе чувством.

Ловлю себя на том, что пишу Ромке. Просто мне очень нужны чьи-то симпатия, интерес. Но так нельзя. Хоть мне и плохо от пустоты и безответности. Рома в сети, и я боюсь, что успел увидеть, как я печатала. Впрочем, мы ведь списывались миллион лет назад, так что диалог со мной уже покоится на дне страницы. Это хорошо.

Я отпихиваю клавиатуру и роняю голову на стол.

Где ты?

Ну где же ты?

Только в моей голове?

В моих фантазиях и воспоминаниях?

Неужели я сама всё придумала?

Ты был как раз тем, что мне нужно, и я, вроде бы, была тебе нужна. А потом ты так просто позволил мне сбежать. И больше не искал? Но мы были связаны. Мне слишком сложно в это поверить.

Одна или одна из многих, мне уже всё равно.

Возвращайся и делай со мной, что хочешь.

Или это действительно всё?!

Понимаю, что кричу, когда слышу грохот, и с ушей спадает пелена. Провода так легко вырываются из гнёзд, крепления покорно поддаются слому. Я швыряю камеру в угол и скидываю монитор со стола, на прощание попадая по экрану ногой. Системный блок тяжёлый — мне удаётся только повалить его на бок. Этого недостаточно, и я срываю со стены постеры, рву их на кусочки. Остаются только канцелярские кнопки, которые служили креплением. Сметаю вещи с комода, они летят на кровать. Сразу после этого силы кончаются, падаю туда же. Я поехавшая, официально.

Внезапно холодок пробегает по спине — у меня появляется идея. Его надо спровоцировать, принудить раскрыться. Что он не оставит без внимания? Что заставит его вмешаться?

Что-то заметное. Мне придётся сделать это на людях.

Что-то опасное. Ему придётся меня остановить.

Мне почти не нужно ничего выдумывать. Обеспокоенно осматривая мои красные глаза, Тая спрашивает, что со мной. Ну не скажу же я ей, что страдаю от мании непреследования и поэтому не могу заснуть. Что по ночам я слышу человека-метронома и треск стекла, всё ещё. Так что я просто жалуюсь на недомогания — этого не скрыть —  только причину умалчиваю.

— Тебе бы сходить к офтальмологу. Проверить внутриглазное давление.

— Да зачем, всё в порядке. Просто учёба и всё такое, ну ты понимаешь. Немного нервничаю, — всеми силами стараюсь отвертеться.

— Но с этим не шутят. Давай я тебя запишу?

Прикидываю, не проще ли согласиться:

— И как это проверяют?

— Обыкновенно. Закапают анестезию и попросят смотреть в одну точку.

— Зачем тогда анестезию, если просто смотреть придётся? — Во всём уже вижу подвох.

— Да я не помню. Но ничего страшного не произошло, видишь, сижу с тобой тут.

— А я не стану ещё хуже видеть из-за капель?

В последнее время это главный мой страх. Кажется, я проговорилась своим "ещё", но тётя на этом внимание не заостряет.

— Нет, вот если глазное дно проверяют, там другой препарат. И всё действительно размытое на пару часиков.

Тогда-то всё для меня и складывается в подобие ловушки.

Он не хочет, чтобы я его видела. Но что, если я не буду видеть?

— Уговорила. Только я запишусь сама.

Это так забавно — делать что-то напоказ, специально, чтобы он заметил. Я думаю: записаться по телефону, идя, например, по улице, или через сайт, чтобы пришло подтверждение электронным письмом и смс? Какой канал информации для него предпочтительнее?

В итоге выбираю второе. Не на самое удобное время, но мне всё-таки удаётся получить электронный талончик самозаписи к офтальмологу. Терзаюсь вопросом — узнает ли он об этом? Хочется крикнуть в окно или написать в социальных, но остаётся только надеяться на его способности. И ждать.

Я ужасно волнуюсь, когда подхожу к поликлинике, к которой прикреплена. Специально мешкаю перед входом, а внутри немного теряюсь. Я не собираюсь идти на приём к врачу, но сидеть на входе тоже не стоит. Сдав куртку в гардероб и поднявшись на нужный этаж, я захожу за угол, пропустив свой кабинет. Думаю, переждать здесь будет нормально.

Несколько раз я подскакиваю, когда ко мне обращаются врачи, но в итоге успешно вру, что жду свою родственницу. Взволнованно поглядываю на окно.

Я долго думала, стоит ли на самом деле посещать приём. Получить представление о работе капель было бы не лишним. Но я не могу рисковать, вдруг анестезия тоже скажется на остроте зрения? Чтобы немного вжиться в роль, я закапываю себе обычное средство от сухости глаз, которое сама купила. Это была ещё одна уловка — зайти в аптеку и долго жаловаться фармацевту.

Смотрю на время. Пора бы уже выходить. Чтобы не лохануться, я репетирую: глядя сквозь ресницы, иду почти на ощупь. Слегка покачиваюсь и едва заметно дёргаю руками, словно хочу ухватиться за воздух. Прошу себя не переигрывать. Мне придётся его обмануть, в противном случае... даже не знаю, что со мной будет.

Оказавшись снаружи, я достаю телефон и делаю вид, что звоню.

— Тёть Тай, ты не могла бы меня забрать? ... Нормально, но я что-то боюсь сейчас идти. Я после этих капель почти ничего не вижу. — Старательно морщу лоб. — Если не можешь, я немного постою и потом поковыляю. ... Ладно. Спасибо, жду.

Нажав воображаемый отбой, я какое-то время мнусь на месте. Тру глаза, пытаюсь проморгаться. Наконец, "не выдержав", звоню снова.

— Где ты сейчас? ... Тут холодно, а через дорогу вроде была кофейня. Может, я там тебя дождусь? ... Ну, зато в больнице нет кофе. Это прямо напротив — я справлюсь. Тут много кто переходит, пристану к толпе. ... Хорошо. Извини, что дёргаю.

Я отправляю телефон в карман и отработанной походкой подбираюсь к переходу. Насчет толпы я "соврала", нет здесь никого. А светофор без сигнала для слабовидящих.

Не так уж всё плохо с моими глазами, после капель так вообще порядок. Но сейчас мир действительно расплывается. Прислушиваюсь к своим ощущениям — вдруг он меня оставил в самый неподходящий момент. В животе какое-то скользкое ноющее чувство, в ушах оглушительный стук.

Всё в порядке. Теперь мне нужно сделать это. Но всё в порядке.

Я верю себе. Да, настолько.

Верю ли я ему? Что ж, надеюсь, он быстрый и умный. Что он действительно настолько хорош. И что моя смерть не входит в его сегодняшние планы.

Завершая последний подготовительный шаг, я успеваю к идеальному моменту: зелёный едва закончился, одна не самая приметная машина несётся по ближайшей полосе. Это можно не заметить, и это может убить. Я выскакиваю наперерез. Ноги подламываются. Водитель отчаянно сигналит, а передо мной как будто разверзается огромное воздушное пространство. Капюшон куртки натягивается, ткань трещит, вгрызается в шею ворот. Что-то с силой тянет меня назад. Едва удаётся поймать равновесие.

С облегчением отмечая, что авто по моей вине никуда не врезалось, я быстро поворачиваюсь и вижу, как он отпускает мой капюшон и тут же срывается прочь.

Я успеваю дотронуться до его локтя и сказать:

— Попался!

Он дёргает головой, я думаю: вот-вот обернётся. Но тёмный силуэт удаляется, и мне его не догнать. Да и чёрт с ним, не надо. Отхожу от проезжей части, наклоняюсь, упирая руки в колени. Сработало. Я молодец.

Партия сыграна честно. Я могла обернуться, немного не доходя, могла даже увидеть его лицо. Партия сыграна слишком честно, теперь я это понимаю. Незачем было так рисковать. Но внутри расцветает настоящая гордость собой, и мне не хватает сил её задавить.

Вибрация. Мне нужно отдышаться, так что не тороплюсь проверять. Порядок, теперь можно. Экран уже погас, но когда я нажимаю на кнопку включения, на нём появляется текст смски:

1001: меньIIIе; чем трN

Это что? Это..?

Прижимая смартфон к груди, я закрываю глаза.

Уже потом я попробую ответить и получу сообщение об ошибке от оператора. Посмотрю несколько видео на YouTube и изучу всё, что найду, про виртуальные номера. Задумаюсь, почему бы просто не разблокировать меня ВК.

Но пока я довольствуюсь этими тремя забавно исковерканными словами, потому что они значат гораздо больше, чем "меньше, чем три".

Придётся сказать кое-что ещё.

С этого момента я буду получать сообщения.

1001: спок0йной посJIедней ночи (:

1001: уже сльIшу; как тьI кричIIIь

Среди них найдутся и более изощрённые.

Они заставят меня подумать: какая же я глупая, раз хотела этого.