Когда миры сталкиваются

Она казалась человеком, который принадлежал этому миру, но в то же время оставался от него отстранённым, словно находился в нём лишь наполовину. Её взгляд, проницательный и хладнокровный, говорил о многом: о глубокой усталости, цинизме и боли, которую она давно научилась прятать за маской равнодушия. Это был взгляд человека, который видел худшее в людях и мире, но всё ещё цеплялся за крошечный проблеск надежды, который сам боялся признать.

Селия выросла в тени роскошных башен элиты, в бедных кварталах мегаполиса, где жизнь сводилась к борьбе за выживание. Она рано узнала, что такое несправедливость: пока богатые тратили свою жизнь на удовольствия, её окружали нищета, болезни и ежедневная борьба за крошки, которые выпадали из рук тех, кто был наверху. Рано потеряв родителей, она столкнулась с реальностью, где никто не протягивал руку помощи. Она выковала себя в этом аду, научившись рассчитывать только на себя и выживать там, где другие сдавались.

Её личность закалилась в огне этих испытаний. Ей пришлось научиться подавлять свои эмоции и не подпускать людей слишком близко. Но за этой твёрдостью скрывалась глубокая рана — память о несправедливости и о том, как мир ломал тех, кто пытался бороться за что-то большее. Селия не верила в доброту, не верила в искренность, видя в них слабости, которые слишком легко можно использовать. И всё же, несмотря на холодность и цинизм, внутри неё сохранилась искра сострадания, которую она сама не любила признавать. Это чувство справедливости, унаследованное от родителей, порой заставляло её помогать тем, кто в этом нуждался, даже если она не видела в этом смысла.

Когда появились трещины, она восприняла их без восторга, как большинство людей. Для неё они были не божественным даром, а новой формой власти и зависимости. Она видела, как богатые захватывали ресурсы трещин, а бедные всё так же боролись за выживание. Её взгляд на мир остался циничным: трещины — это ещё один инструмент контроля, ещё одна иллюзия прогресса. И всё же где-то в глубине души она ощущала, что в этих разломах может скрываться нечто большее, что-то, что пугало и отталкивало ее.

Селия мечтала, что однажды откроет своё собственное кафе — маленькое и уютное, где люди смогут забыть о грязи и серости этого мира хотя бы на миг. Но она знала, что это лишь мечта. В мире, где ресурсы принадлежали немногим, а каждый день был борьбой за выживание, такие желания казались слишком роскошными.

Несмотря на это, она продолжала помогать тем, кто был ещё менее защищён. Периодически она приходила в трущобы, чтобы раздать еду бездомным детям. Она не могла изменить их жизнь, но хотела, чтобы они хотя бы иногда они ели нормальную пищу и возможно, продолжали бы бороться за свою маленькую жизнь. Глядя на то, как дети с жадностью едят свои порции, она вспоминала себя — маленькую девочку, которая тоже когда-то знала, что такое голод. Это напоминание о её прошлом делало помощь для неё не просто актом доброты, а необходимостью, чтобы чувствовать себя живой. Только так она могла сохранить свою человечность в мире, где остальные уже давно превратились в монстров.

Её дом находился далеко за пределами города, это был старый, полуразрушенный дом лесника, окруженный остатками леса. Когда-то здесь, наверное, шумели кроны высоких деревьев, но теперь от них остались лишь обгоревшие стволы и редкие клочки зелени, пытающиеся всеми силами бороться за свою короткую и бессмысленную жизнь. Тем не менее, воздух здесь был чище, чем в городе, и она ценила каждое мгновение, проведенное вдали от дыма и разрухи.

Домик был скромным, но Селия любила его. Скрипучие деревянные полы, две маленькие комнатки, старая печь, которую она починила своими руками, и крошечное окно. Здесь не было роскоши, но было то, что значило для нее гораздо больше — тишина и чувство безопасности. Утром она выходила на полуразрушенное крыльцо и смотрела, как остатки деревьев, почерневшие и согнувшиеся, всё же цепляются за жизнь, словно напоминая ей о её собственной борьбе.

Этот дом был её единственной привязанностью в мире, который она давно перестала считать своим. Здесь она могла дышать полной грудью, хотя в воздухе всё ещё чувствовался легкий запах пепла и металла. Здесь, среди редких клочков зелени и покоя, она находила свое равновесие, даже если знала, что оно временное. Каждый вечер, глядя на умирающий закат, она задавала себе вопрос: может ли этот разрушенный мир еще быть спасенным? Или ей просто остаётся сохранить эту крохотную частичку своего уединения, пока трещины, город и сама жизнь не заберут её окончательно?

Кроме своего дома, у Селии было еще одно любимое место. Она нашла его несколько лет назад, когда впервые поселилась в старом домике лесника. Малюсенький водоем, спрятанный среди выжженных деревьев, стал для нее настоящим утешением. Его вода была далека от кристальной чистоты: мутная, с радужной плёнкой химических осадков на поверхности, но для Селии это было лучшее, что она могла найти. Она потратила много времени, чтобы очистить воду и берег. Это место стало её укрытием, её личным миром, где она могла ненадолго забыть о том, что ждало её за пределами этого уголка.

Селия часто приходила сюда вечером, когда небо окрашивалось багровыми оттенками заката, пытающимися пробиться сквозь густой смог и туман и отразиться на тихой воде. Здесь она мылась, стирала одежду и отдыхала. Она знала, что ее маленькое озеро никогда не станет кристально чистым, но всё же заботилась о нём, как могла. Это была её маленькая борьба с хаосом, который поглотил остальной мир.

Сегодня она снова пришла сюда, чтобы провести несколько часов в тишине. Селия присела на большой камень у самой кромки воды, наблюдая, как легкие волны, созданные холодным осенним ветром, касаются берега. В её руках была старая тряпка — она протирала обувь, размышляя о том, как много вещей в этом мире требует усилий.

Но тишина была обманчивой. Селия интуитивно начала чувствовать себя неуютно. Сначала это было просто странное давление в воздухе, будто пространство вокруг стало густым и вязким. Затем она заметила лёгкую рябь над водой, явно созданную не ветром, как если бы поверхность начинала плавиться. Селия нахмурилась, отложив тряпку, и встала, всматриваясь в искажение. Рябь усиливалась, и вскоре в воздухе перед ней стала формироваться трещина. Она видела их раньше, но никогда так близко.

Трещина разрасталась, её края светились мягким голубым светом, словно разрывая реальность и одновременно стараясь её удержать. Селия сделала шаг назад, её рука инстинктивно скользнула к ножу, который всегда был с ней. Она стояла, напряжённая, наблюдая за тем, как трещина пульсирует, издавая низкий, глухой гул. И вдруг из трещины появился силуэт. Сначала размытый, как тень за мутным стеклом, но постепенно становящийся всё чётче. Селия замерла, не отводя взгляда. Силуэт двигался медленно, будто пробираясь сквозь густую жидкость. Когда силует наконец вышел, она увидела перед собой человека. Мужчину. Его одежда выглядела так, будто он прошёл через ад: пыльная, изорванная, со следами прожжённых пятен, на спине был большой рюкзак. Его лицо было усталым, но собранным, а глаза осматривали пространство вокруг с напряжённой осторожностью. Угольно-черные волосы местами были окрашены в серебряный цвет пережитых трудностей. На вид ему было около тридцати лет, его лицо, с острыми скулами и слегка угловатым подбородком, казалось высеченным из камня. Тонкие линии морщин на лбу и у уголков губ выдавали годы напряжения и раздумий. Его кожа была бледной, с едва заметным оттенком усталости, словно следом от пережитых бед.

Селия сжала нож, её тело напряглось, готовое к прыжку или удару. Она знала, что трещины иногда приносили необычные вещи, но живого человека? Этого она не ожидала. Она замерла, и их глаза встретились. В его взгляде не было ни угрозы, ни страха, только усталость и какая-то странная, необъяснимая горечь.

Он поднял руки в знак того, что не собирается нападать. Его голос прозвучал хрипло, но спокойно:

— Я не враг.

Селия крепче сжала нож, её голос прозвучал резко:
— Не приближайся.

Он выдохнул, будто был готов к такому приёму.

— Я знаю, что в это сложно поверить, но я... не представляю угрозы.

Она не ослабила напряжения.
— Люди из трещин не выходят. Только хлам.

Мужчина чуть опустил голову, в его голосе прозвучала горечь:

— Если бы всё было так просто.

Прежде чем она успела задать новый вопрос, трещина за его спиной начала дрожать сильнее. Её мерцание стало ярче, гул усилился, превращаясь в вибрацию, которая отдавала эхом в груди. Мужчина обернулся, заметив это, и его голос стал резким:
— Нам нужно уходить. Сейчас.

Селия не двинулась с места, её тело оставалось напряжённым, взгляд настороженным.
— Почему я должна тебе верить?

Он повернулся обратно к ней, делая шаг вперёд.
— Потому что я знаю, как это работает. Если останешься здесь — умрешь.

Её колебание длилось доли секунды. Гул усиливался, воздух стал ощутимо вибрировать. Она нехотя шагнула за ним, но не убрала нож. Они поспешно двинулись в сторону её дома, укрываясь за обломками старого дерева, когда трещина исчезла с громким хлопком, оставив после себя лишь слабое мерцание в воздухе.

Когда всё утихло, Селия повернулась к незнакомцу, её взгляд оставался холодным и недоверчивым.

Он тяжело выдохнул, словно сбрасывая груз с плеч.
— Дай мне объясниться.