Дорога первоцветов

Прежде Ал и подумать не мог, что голод может быть таким сильным. Он вгрызался во внутренности, словно зверь, тянул силы. Каша, хлеб и остатки ароматного масла закончились через пару дней. Ал прошелся по соседям, занял, что мог, еще собрал еды на рынке — притворялся, что взял попробовать, а сам незаметно прятал в карман фрукт, овощ, орешек или кусочек сладости. В такие моменты он даже жалел, что не умеет по-настоящему воровать, и карманы, несмотря на все старания, оставались полупустыми.

В конце первой недели мамин кашель сошел на нет, зато началась лихорадка. Обессиленная, она лежала, отвернувшись к стене. Ал же не мог не радоваться: выходило, теперешняя болезнь и впрямь оказалась лишь усугубившейся простудой. Но тревога все равно грызла Ала изнутри, заставляла вслушиваться в мамино дыхание, вскакивать по ночам от смутных кошмаров, щупать ее горячий лоб.

— А ты сам-то ел? — требовательно спросила мама, когда лихорадка начала отступать.

Она сидела, откинувшись на подушки, мелкими глотками цедила суп. Ее лоб блестел от пота, волосы налипли на виски.

— Конечно, — Ал подумал, хорошо бы согреть воды, помочь маме ополоснуться и переодеться. Вот только на город обрушились дожди, погода испортилась. В их комнате было слишком сыро, ветер забивался в щели. Как бы не застудить маму лишний раз из-за купания.

— И что же ты ел?

— Лепешку. Кашу. Хлеб, — Ал отвечал бездумно, но в мыслях все же возникали соблазнительные картинки. Горячая нежная мякоть под хрустящей корочкой. Сырная тянущаяся начинка... Рот наполнился вязкой слюной, в животе заурчало.

— Надо же, столько вкуснятины. А мне принес лишь кислый суп из остатков. Так-то ты любишь свою маму.

Ал вздрогнул, виновато потупился. С минуту он неловко молчал, разглядывая выцветший узор на одеяле. Затем поднял глаза и увидел, что мама улыбается. Протянув руку, она ласково, почти невесомо, погладила его по щеке.

— Обязательно поешь, паршивец. А обо мне не волнуйся. Я целыми днями сплю, а во сне голод не чувствуется, — с этими словами она передала ему наполовину опустевшую тарелку.

Допив жидкий суп двумя большими глотками, Ал и впрямь почувствовал себя лучше.

— Почитай мне, — попросила мама, поправляя подушки. — Напомни, на чем мы там остановились?

Ал подошел к полке, на которой теснились потрепанные книги, и выбрал "Правила ухода за домашним скотом". Книги, которые мама приносила из богатого дома на правом берегу, были довольно сложными, редко среди них встречались развлекательные романы. В основном, в них описывались правила ведения хозяйства, также попадались и дидактические трактаты, книги по истории. Читая их, Ал изо всех сил старался запомнить как можно больше, справедливо полагая, что знания лишними не бывают. А на маму такие книги действовали как отличное снотворное.

В тот день дождь смазал границы дня и ночи, капли мягко стучали по раме окна. Огонек свечей плясал по строчкам, страницы шелестели под пальцами. Только убедившись, что глаза мамы плотно закрыты, Ал отложил книгу.

Подремав пару часов на своем матрасике у стены, он тихонько поднялся и вышел на улицу. Вокруг было еще темно, тускло светились звезды на небе, до рассвета оставалось много времени. Алу во что бы то ни стало нужно было раздобыть еды и денег.

В последние дни он подглядывал за мамой, боялся отлучаться надолго. Выбирался лишь к соседям и на рынок, еще пробовал удить рыбу, но это получалось из рук вон плохо. Три крошечные рыбешки, которые ему удалось поймать своей новой самодельной удочкой, оказались почти без мяса, зато полные костей.

Но теперь, когда мама пошла на поправку, Ал мог поискать подработку. Путь в подмастерья для него уже был закрыт: пятнадцатилетних парней без опыта не брали, да и в последнее время все меньше мастеров объявляли набор — последствия засухи давали о себе знать. К тому же, из-за возросших дорожных расходов все меньше торговцев приезжали в город на праздники, и новые магазинчики, чайные и рестораны часто закрывались, не успев открыться.

И все же оставались места, куда можно было наняться мыть посуду, подметать полы, чистить отхожие места, сортировать вещи. Но здесь подстерегала еще одна опасность: нередко на такого помощника сваливали самую тяжелую работу, а в конце дня выгоняли без оплаты, придумывая несуществующие причины: разбил тарелки, пытался ограбить клиента или делал еще что-то постыдное.

Однажды Алу довелось пройти через такое, он до сих пор содрогался, стоило лишь вспомнить. Но как себя обезопасишь? Оставалось лишь полагаться на удачу. Поэтому, натянув ворот повыше, Ал трусцой понесся к реке, делившей город на две части: все более-менее благополучные заведения располагались на ее берегах.

— Ну и что еще ты можешь предложить? — управляющий смачно плюнул в ближайшую лужу, и на ее поверхности образовался пузырек. Гордость промелькнула во взгляде управляющего, он покивал головой, словно рассматривал произведение искусства. — В такую погоду посетителей-то почти нема, так за кем посуду ты мыть собрался?

— Протирать столы, полы. Еще могу... — перечислял Ал, но голос его становился все тише.

Это было десятое или одиннадцатое место, в котором он пробовал найти работу. Из первых трех его прогнали, даже не выслушав. А когда попытался упорствовать, пригрозили, что изобьют.

Работники других мест оказались более вежливыми. Некоторые сочувственно качали головами, предлагали зайти через черный ход, погреться немного, выпить горячей воды. Ал благодарил, но отказывался.

Ближе ко второй половине дня у него разболелось горло, язык ощущался распухшим. Было ли это из-за похолодания? А может, он заразился от мамы? Ал не знал. Опустив голову, он стоял перед очередным управляющим, чувствуя, что еще немного, и расплачется самым позорным образом.

Наверное, он выглядел совсем жалким. Потому что управляющий, вздохнув, вдруг смягчился:

— Ладно, хрен с тобой. Пойдем, найду для тебя что-нибудь. Кой-какую работенку наскребем, — он почесал в затылке. — По оплате... Пять малых монет за полтора часа, больше дать не могу.

Малые монеты почти ничего не стоили, но Ал все равно почувствовал себя окрыленным..

— Еще есть залежавшиеся продукты, могу ими поделиться. Правда, я обещал отдать их другому пареньку, он пришел на несколько часов раньше тебя, — управляющий снова вздохнул. — Экий я сердобольный, не могу смотреть на таких вот детишек. Видимо, поэтому моя забегаловка едва держится: помогаю таким как ты сверх меры, хотя лучше бы скатерти, занавески обновил...

Не прекращая бормотать, управляющий жестом приказал Алу следовать за собой. Ал же, услышав про другого работника, напрягся, в душе шевельнулось нехорошее предчувствие. Может ли пришедший раньше парень оказаться его знакомым? "Вряд ли, — попытался успокоить себя Ал. — В кварталах полно безработных детишек, которые стараются зацепиться за что только могут, прогрызть себе дорогу в лучшую жизнь".

Забегаловка и впрямь оказалась пошарпанная. Здесь явно не останавливались богатые горожане или купцы; скорее всего, это место было приютом для завсегдатаев, стремящихся выпустить пар после долгого рабочего дня, или сбежать от сварливых жен и вечно плачущих детей.

Управляющий провел Ала через зал, где лишь один стол оказался занят, затем по узкому коридору, мимо дверей в кухню и подсобные помещения. Затем они вышли во внутренний двор, укрытый от дождя хлипким козырьком. Там хранились непригодная мебель; над одним из столов склонился широкоплечий парень, он старательно отстирывать ткань в металлическом тазу. Едва увидев его, Ал чуть было не бросился наутек. "Ну почему из всех людей здесь оказался именно он?"

— И что это значит? — спросил Донни сердито, мельком взглянув на Ала. — Надеюсь, вы не задумали поделить оплату на нас двоих?

Управляющий замялся. После небольшой паузы, сказал осторожно:

— Нет, денег я дам, сколько оговаривали. А вот продукты — их вам действительно придется разделить. Ну и чтобы не было обидно, попрошу повара приготовить пару блюд для обеда, все равно гостей сегодня немного.

Донни угрюмо кивнул.

— Ты его пристрой к работе-то. Как со стиркой управитесь, попробуйте мебель починить, что ли — вдруг потом продать кому удастся. Давайте, мальчишки, старайтесь, — управляющий повернулся, чтобы уйти, но тут Донни сказал:

— Этот парнишка, которого вы привели. Вам стоит знать: у него дурная слава. Он ворует. Смотрите, как бы вас не обчистил.

Ал похолодел, уставившись в злое лицо Донни широко раскрытыми глазами. В памяти некстати вспыхнула картинка, как этот же Донни однажды, улыбаясь, разделил булочку с сочной мясной начинкой и протянул ему, Алу, большую половину. "Бери же, чего смотришь? Ты тощий как жердь, как только ветер еще не унес". А рыжий и прыщавый Чибис добавил весело: "Если не поторопишься, я все отниму и съем сам!"

— Это правда? — холодно спросил управляющий. Не дождавшись от Ала ответа, он подернул плечами. — Ладно, на сегодня пусть все останется как есть. Тони или как тебя?

— Донни.

— Проследи, чтобы твой маленький дружок ничего не украл.

— Он мне не дружок! — процедил Донни и ударил кулаком по столу, отчего вода плеснула за край таза. Управляющий, впрочем, ничего не услышал: махнув рукой, он поспешил вернуться в зал.

Алу хотелось прямо сейчас уйти из этого места. Но в желудке было пусто, а дома ждала больная и тоже голодная мама. Здесь ему хотя бы обещали еду, не считая монет, и Ал твердо решил, что не уйдет, даже если Донни решит хорошенько поколотить его.

— Что я могу сделать? — прошептал он и закашлялся. Горло заболело сильнее. Чуть успокоившись, неуверенно добавил. — Мне жаль, что я поранил Чибиса. Его щека зажила?

— Как будто тебе есть до этого дело. Не жди, что я буду возиться с тобой, принцесса.

Донни вернулся к работе. Напряженный до предела, Ал подошел к другому столу, довольно быстро отыскал таз и мыльные принадлежности, набрал воды из располагавшегося там же, во дворе, колодца. Ледяная вода обожгла руки. Стиснув зубы и стараясь поскорее унять дрожь, Ал принялся за стирку.

Должно быть, здесь недавно проводили большой праздник: среди отложенных для стирки вещей оказалось слишком уж много скатертей, заляпанных жирными, глубоко въевшимися пятнами. Если так, то дела у этой забегаловки шли гораздо лучше, нежели пытался выставить управляющий. А может, он нашел, как дополнительно заработать: договаривался с владельцами других заведений, чтобы те отдавали ему грязные вещи для стирки. Предлагал цену ниже, чем в прачечных, да и избавлял от необходимости нанимать такого вот мальчишку, который мало ли на что может решиться из-за нужды и отчаяния...

Как бы то ни было, Ал еще раз поблагодарил про себя управляющего, даже если он бессовестно наживался на его труде, назначив самую низкую цену, какую только мог. Работа была непростой, но все же отвлекала, помогая мысленно унестись далеко.

Краем глаза Ал посмотрел на Донни и вспомнил время, когда все было хорошо. Сложно поверить, но не так давно они были друзьями, все пятеро: Невин и его братишка Рут, Чибис и Донни, и он сам, Ал. Их знакомство пришлось на конец засухи. Ал улыбнулся, вспомнив то время — тогда казалось, оно полно тревог и беспокойства, но теперь, оглядываясь назад, Ал видел только радость и беспечность.

Тогда деньги, вырученные от продажи картин Ноа, еще не успели закончиться, они же помогли им с мамой жить, не обращая внимания на растущие как на дрожжах цены. Ал посещал уроки в маленькой школе в Бесцветных кварталах недалеко от дома, увлекался готовкой и пробовал наняться помощником повара. Мама уже кашляла, но тогда это не казалось опасным.

Знакомство Ала с красавчиком Невином и его компанией получилось занимательным, и с тех пор их словно магнитом притягивало друг ко другу: они редко сговаривались о встрече и занимались каждый своими делами, но отчего-то их пути все время пересекались. "О, привет, ты освободился? Тогда пойдем вместе, я сейчас кое-чего доделаю, и можно будет отдохнуть!"

Ал вспомнил, как прошлым летом они все вместе лежали на пологой крыше в Гнёздах, греясь на солнышке. В тот день Невину исполнялось шестнадцать, и в честь этого он купил немного вина. Для них, мальчишек, эти два небольших кувшина были воротами в новый мир: кроме Донни, который был чуть старше остальных, алкоголь никто не пробовал. Конечно, вино было самым дешевым и горьким, но в тот момент Алу показалось, что вкуснее он ничего на свете не пил.

Разморенные, они быстро захмелели. Невин прислонился к дымоходу, губы его растянулись в улыбке.

— Теперь понимаю, что находят в этом взрослые. Кажется поначалу: какая гадость. Но зато теперь легко-легко! И как будто хочется обнять весь мир.

— Обнимай лучше меня, меня, — рыжий Чибис попробовал подняться со своего места, но не совладал с ногами. Но это вовсе не отбило желание обниматься, и он пополз к Невину на четвереньках.

— Звучит как угроза, — заметил Рут, и все расхохотались. Только Донни остался серьезным; нахмурившись, он схватил уползающего Чибиса за лодыжку и резко подтянул к себе, заставил сесть прямо, не обращая внимания на возмущенное нытье, влил в его горло немного прохладной воды.

— Знаете, что? — начал Невин и вдруг замолчал, словно разучившись говорить. Наконец, справившись с им одним ведомым затруднением, добавил. — Когда я стану совсем взрослым и разбогатею, то построю дом. И там обязательно будет погреб с самым лучшим вином. Будем собираться и пить, когда захотим.

— Какая... ик!.. дурость, — заявил Чибис. Обычно он никогда не перечил Невину, наоборот, чуть ли не в рот ему заглядывал. Но, видимо, вино сильно ударило ему в голову, спутало мысли. — Так мы быстро сопьемся и снова обеднеем. Вот когда у меня будет много денег, я каждый день буду есть досыта. И не что-нибудь, а самые вкусные деликатесы!

— Вам точно нужно будет поселиться вместе, — серьезно сказал Донни. — Один собрался пить, другой жрать. Так хоть составите друг другу компанию.

— Ага. И один из нас умрет от перепития, другой — от переедания, — хмыкнул Невин. — А ты, Дон-Дон, на что деньги тратить собрался?

— Я бы предпочел сначала набить кошелек до отказа, а потом уже думать, куда что потратить. Если подумать, я бы пустил деньги в дело. Открыл бы какую-нибудь мастерскую. Давал бы в долг под проценты. Узнавал бы чужие тайны, а продавал бы их за круглую сумму. В общем, сделал бы все, чтобы деньги не заканчивались.

Алу была близка такая позиция. Он лениво перекатился на бок, задумчиво осмотрел Донни и похвалил:

— Мудро. Я бы сделал то же самое. Хотя и дом бы тоже построил, для мамы.

Несколько минут они молчали. Невин снова припал к кувшину, шумно глотая вино. Чибис, пьяно хихикнув, вдруг обхватил Донни за пояс, прижался — видимо, идея подарить кому-нибудь объятия все же прочно засела в его голове. Донни тихо выругался, но все же не стал отталкивать друга, только неловко похлопал его по плечу. Снова почувствовав сонливость, Ал повернулся на спину, подставив лицо нежным солнечным лучам.

День клонился к вечеру. Солнце пряталось под тонкой вуалью облаков, и свет его казался расплавленным золотом.

— Почему вы не спросите, что сделал бы я? — голос Рута прорезал тишину.

— Рут, ты чего, эй! Слезь оттуда! — крикнул Невин.

Ал резко вскочил — так, что кровь зашумела в ушах. Расплавленное золото, кажется, капнуло в глаза. Через него он увидел, как Рут подошел к самому краю крыши, повернулся к пропасти спиной, встав так, что его пятки висели в воздухе. Ала тут же липкий пот прошиб: они ведь находились высоко, четвертый этаж. Упадешь отсюда — точно покалечишься или погибнешь. Но Руту как будто было все равно.

— Осторожно, хватайся за руку, — позвал брата побледневший Невин. — Чего ты такое удумал?

Покачав головой, Рут продолжил с улыбкой:

— Всего лишь хочу рассказать вам, что сделал бы, разбогатев.

Глядя на открывшуюся картину, Ал подумал, что, наверное, с вином он впредь будет осторожнее. А то мало ли что взбредет в голову.

— Ну так говори и уходи оттуда.

— Я скажу, — Рут вдруг распростер руки. — Если у меня однажды будет много денег, я постараюсь помочь всем на левом берегу. Построю крепкий дом тому, кто без крыши. Куплю теплую одежду тому, кто мерзнет. Накормлю вкусной кашей всех голодных. Вылечу того, кто болеет. Вот, что я сделаю.

Глаза Рута сверкали, и висящая на его шее подвеска-ракушка, выскользнувшая из-под ворота, тоже сверкала, словно была сделана из драгоценных камней. "Красиво", — подумал тогда Ал и сам удивился, что это слово появилось в его мыслях. Ему вдруг захотелось поверить в слова друга, но Ал не мог не чувствовать пропитавшую их неправильность. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Слишком наивно.

Но, наверное, в каждой группе людей обязательно должен найтись тот, кто в первую очередь подумает о других. Иначе мир и правда станет отвратительным, мрачным местом.

— Хорошо, хорошо, я понял, — Невин, наконец, поймал руку Рута и оттащил брата подальше от края крыши.

— Осталось только как-то заработать эти деньги, — добавил Рут печально.

Вернувшись мысленно в тот день, Ал чувствовал тепло и грусть. Здорово было какую-то часть жизни иметь друзей, которые делились едой и радостью, а еще не осуждали за немногословность.

Но болезнь мамы разбила их дружбу, словно хрупкую вазу. И теперь осколки не склеить.

Когда руки совсем онемели, они с Донни прервались, вернулись в помещение, чтобы немного отдохнуть и согреться. И тут схлынувшее было напряжение вернулось. Казалось, даже сам воздух уплотнился.

— Моя мама опять заболела, — выпалил Ал, почувствовав непреодолимое желание разбить эту тишину.

Он должен был попытаться хоть как-то наладить отношения, ведь он нужен маме. Если Ала продолжат избивать и отнимать с трудом добытое, это ничем хорошим не закончится. Встретив нечитаемый взгляд Донни, он тихо добавил:

— Пожалуйста, в ближайшее время... Не трогайте меня. Просто не трогайте, хорошо?

— А еще что сделать? Может, мне стоит отдать тебе все свои деньги?

Ал яростно помотал головой. Этого он точно не хотел. Перед глазами встало лицо Рута, из которого словно ушла вся жизнь. Белые щеки, пустые глаза, бессмысленное, туповатое выражение. Почему если в группе людей случается беда, то обязательно с тем, кто в первую очередь думает о других?..

До вечера Ал успел отстирать с пяток скатертей, подмести полы в зале, протереть часть столов, а еще загнать занозу под палец. Все это время его мучил голод; когда управляющий принес им с Донни по похлебке с клецками, Ал тут же набросился на тарелку. Наваристая, с тонким запахом овощей, похлебка показалась ему самым вкусным, что только может быть на свете. Клецки из нежного теста таяли на языке. Ал подумал, что однажды обязательно научится варить такой суп, накормит им маму.

— Можно я поработаю у вас подольше? — спросил он, стараясь не обращать внимания на злость во взгляде Донни.

Управляющий задумался.

— На самом деле, у меня не так много заданий для вас, ребятки. Да мне и не надо, чтобы тут у меня все сверкало. Сами понимаете, какие люди сюда ходят. Уж точно не господа благородные, — он смущенно почесал затылок. — Я и перестирать все решил, чтобы вас к делу пристроить.

— И мы очень благодарны вам за это, — учтиво сказал Донни.

— Ну, за сколько управитесь? Два-три дня ведь хватит. А после, боюсь, вам придется поискать работу в другом месте.

Остаток дня прошел в молчании. Ал снова немного расслабился. Правда, от долгого нахождения в холодной воде руки начали болеть, кожа потрескалась. Когда длинный день подошел к концу, управляющий придирчиво оценил результаты, одобрительно покивал Донни, а при виде въевшихся пятен, которые Ал не смог отстирать, сколько ни пытался, поджал губы. Пристыженный, Ал опустил голову. Он ожидал крепких слов, но управляющий промолчал. После он отсыпал им монет, а затем проводил в подвал, где на отдельной полке хранились продукты. Их оказалось немного.

Стоило Алу протянуть руку, как он получил болезненный шлепок. Расстроившись и возмутившись, он повернулся к Донни — все же, они неплохо вместе работали, вместе мерзли под навесом.

— Ты просил не трогать тебя. Я помню. Не думаешь, что за это нужно чем-то заплатить? Тем более, не появись ты здесь сегодня, все бы и так досталось мне.

На это Алу нечего было возразить. Он подумал, что, наверное, при сложившихся условиях пожертвовать продуктами — лучших исход из возможных. Приползти домой избитым и ограбленным было бы куда хуже. Ну а заработанных сегодня монет хватит на несколько небольших картофелин.

Ал развернулся, собираясь уйти, но тут что-то ударило его по спине, после чего упало на пол. Опустив голову, он увидел кабачок.

— Терпеть их не могу, — сказал Донни. — Забирай, если хочешь.

Ал почувствовал, как его губы сами собой растягиваются в глуповатой улыбке:

— Большое спасибо!

Место удара немного ныло. Кабачок был плотным, и тяжелым; зажав его под мышкой, Ал подумал, что сегодняшний день все-таки получился очень хорошим.

Он сумел найти работу на ближайшие несколько дней. В овощной лавке картошку ему отдали почти задаром, даже торговаться не пришлось: продавщица очень утомилась и хотела вернуться домой налегке. Идя вдоль реки, Ал представлял, как пожарит картофель, добавит кабачок и немного оставшихся специй, вдоволь накормит маму, а еще хорошенько поест сам.

Пожалуй, самым лучшим было то, что Донни, наконец, немного смягчился — возможно, в стене, которая однажды разделила их, прежних друзей, наметилась трещина. Если расковырять ее хорошенько, тогда, возможно... Поймав себя на том, что размечтался, Ал решил попридержать коней.

Казалось, с учетом всех сложившихся обстоятельств, этот день не мог стать лучше.

Однако он стал.

Шагая вдоль реки, Ал почувствовал упоительный запах. Он патокой растекся по воздуху, прошелся по коже теплом. Запах показался знакомым, однако Ал не сразу понял, где слышал его прежде. Бессознательно он ускорил шаг, перемахнул через мост, почти не заметив этого, и оказался на правом берегу. Вскоре в сумраке, разбавленном светом фонарей, обозначилась стройная фигура.

Волна светлых локонов приковала его взгляд. Густые и длинные, они плавно покачивались в такт шагам. Ал подался вперед, желая дотронуться, пропустить эти шелковые на вид волосы сквозь пальцы. Кабачок, прежде зажатый под мышкой, упал в лужу, вода плеснула на ботинки. Ал ничего этого не заметил; он коснулся золотистой пряди кончиками пальцев — но тот, кому эта прядь принадлежала, резко обернулся и отпрянул.

Ал поморгал в замешательстве. Он увидел куклу с маленьким белым личиком, словно вырезанным искусным мастером из фарфора. В больших глазах отражались блики фонарей. Длинные ресницы делали взгляд глубоким и таинственным, слегка разомкнутые розовые губы казались мягкими. "Иногда духи все же покидают стены пещеры, принимают человеческое обличье и смотрят, как у нас дела", — кажется, Ноа говорил ему эти слова. А может, мама. Или кто-то еще.

Перед ним точно был дух. Ведь обычные люди не бывают прекрасными настолько, что кажутся статуэтками из драгоценных материалов или искусно сделанными куклами. У обычных людей, даже богатых и благородных, кожа гораздо грубее, и в такую погоду как сегодня, губы обязательно обветрятся и потрескаются, а глаза заслезятся.

Глядя на это удивительное существо, Ал думал только лишь о том, что если оно прикажет ему что-либо сделать, он тут же исполнит это. Сразу же, без раздумий.

— Ты хочешь хлеба?

— Что?..

— Хлеба.

Только тут Ал, опустив глаза, заметил, что прекрасные белые руки держат пухлые свертки из серой бумаги. Один из них был надорван, открывая миру ароматный мякиш. Только теперь Ал вдруг понял, что за запах привлек его: запах свежеиспеченного, еще горячего хлеба. Не сдержавшись, он шумно сглотнул.

— Бери, — дух в обличье человека протянул ему все три свертка. — Думаю, тебе они нужны больше, чем мне. Только я надкусила один. Можешь оборвать этот край или обрезать.

Ал неловко принял неожиданный подарок. Он долго смотрел на оборванный край, на обнажившееся нежное хлебное нутро, желая поскорее припасть к нему. Наконец, с трудом отведя взгляд, он прочистил горло, чтобы поблагодарить, но увидел впереди лишь пустую улицу.

Вода глухо бормотала в канале.