Джойс

Я и не заметила, как наступила весна.

Солнце с каждым днем все активнее прогревало воздух, готовя Глендклифф к туристическому сезону, город утопал в цветущих садах, на побережье появились первые серферы и кое-где уже можно было заметить ранних путешественников из Азии, лениво подставляющих бледные носы под теплые лучики. Я всегда любила это время года, когда город оживал, открывая заколоченные на зиму прибрежные кафешки и будки со сладостями, вычищая ковры, выбивая подушки и сметая пыль в отельных номерах, готовясь к наплыву гостей, высаживая клумбы в центральных районах, восстанавливая фонтаны и наспех ремонтируя дороги. В ожидании туристов, местные жители считали дни, когда их карманы и счета снова округлятся до хорошенькой суммы.

Во всей этой предпраздничной атмосфере я пыталась готовиться к вступительным экзаменам и медлила с отправкой заявок на поступления в колледжи. Уже готовые электронные письма висели в "Черновиках" и ждали своего звездного часа, а я никак не могла собраться с мыслями, чтобы сделать выбор – колледж или Джесс. Каждое утро мама впадала в истерику, в очередной раз услышав, что я еще не подала заявку, и всеми правдами и неправдами пыталась меня образумить.

– Чего ты ждешь, Эсме Джойс?! – не выдержала она как-то за завтраком и грозно ударила рукой по столу, отчего Мэг испуганно подскочила на месте и выронила ложку из рук. – У тебя осталось всего пара дней, чтобы отправить письма! Что ты себе вздумала?!

Я ковырялась вилкой в своем салате, молча сцепив зубы и уставившись на кусок помидора, который в тот момент казался мне привлекательней, чем гневное выражение лица матери.

– Я не понимаю! – в конце концов сдалась мама и нервно поправила волосы. – После поездки в Гимптон тебя как будто подменили. Что там такого случилось, Эсме? Ты можешь мне объяснить наконец?

Помидор в моей тарелке продолжал притягивать мое внимание красным бочком, пока я мысленно пыталась абстрагироваться от слов "Гимптон" и "поездка". Краем глаза я заметила, как Мэгги дернулась, готовая выдать свою версию происходящего, и я предостерегающе глянула на нее, чтобы она не вздумала открывать рот.

– Эсме, черт тебя подери! – терпение Сары заканчивалось. – За два месяца ты и пары слов не связала! Сколько можно ходить в таком настроении, сейчас не самое подходящее время, чтобы впадать в меланхолию!

– Все нормально, – выдавила из себя я и сделала титаническое усилие, чтобы посмотреть на маму. – Я отправлю письма сегодня.

Сара шумно выдохнула и, встав из за стола, принялась с грохотом собирать посуду.

– Да просто скажи уже ей! – шикнула Мэг и толкнула меня локтем. – Мне надоело слушать ваши истерики с утра.

Я скривилась в ответ, чувствуя, как в груди снова начинает ныть. Сколько бы я ни пыталась забыть о том человеке и событиях вокруг него, кто-то из моего окружения обязательно о них напоминал.

– Ее парень бросил! – ляпнула Мэг, не выдержав, и с опаской на меня покосилась.

Сара обернулась, на ее лице читалось искреннее удивление. Она глянула на меня в полнейшем непонимании.

– Какой парень? – спросила она уже ровным голосом.

– Брат Вики, Джеймс, – отрапортовала Маргарет. – Который приезжал сюда в феврале, помнишь?

– Мэгги, твою м... – я злобно глянула на свою сестру. Какого черта она здесь устроила?!

Сара опустилась обратно на свое место и внимательно на меня посмотрела.

– Эсме, ты не хочешь мне ничего рассказать? – к моему величайшему удивлению, голос мамы стал мягким и участливым.

– Нет, – я быстро встала из-за стола, пряча покрасневшие глаза. – Это уже неважно.

Я взяла тарелку с недоеденным салатом и выбросила остатки в мусорный бак. Настенные часы показывали 08:14, мы опаздывали в школу, и я на автомате сказала Мэгги, что буду ждать ее в машине. Забрав свои вещи, я вышла из дома на свежий воздух. В моем характере была одна удивительная особенность, защитная реакция моей психики, которая отвечала за инстинкт морального самосохранения – я умела абстрагироваться от чувств, которые причиняли мне беспокойство. Это помогло мне после аварии, когда я мысленно представляла себе огромный черный шкаф, куда я прятала все плохие воспоминания, это поддерживало меня и сейчас. Мое тайное хранилище вобрало в себя все, что было связано с тем человеком.

Прошло больше двух месяцев с тех пор, как я слышала о нем в последний раз. Нехорошее предчувствие, овладевшее мной на кухне в том доме, оказалось правдой и жило во мне по сей день. Какое-то время зияющая рана, которая болела, саднила и ждала встречи с тем человеком, отчаянно пыталась искать его, оправдать, понять, пожалеть и даже отозлиться, но так и не найдя утешения, затянулась твердой коркой. Я вспомнила слова Генри, когда он предостерегал о том, что меня бросят. Каким бы ни был контекст, по сути он оказался прав. Единственное, что не давало мне впасть в депрессию была Джесс, которая заметно погрустнела, узнав, что уроков по кинематографу с тем смешным парнем больше не будет. После этого она снова перестала улыбаться, и как бы я не пыталась ее увлечь съемкой кино на свой смартфон, Джесси только мрачно отводила глаза и говорила о том, что в этой жизни ее почему-то все бросают. Признаться честно, я держалась из последних сил. У меня было ощущение, что мою грудь снова придавили чем-то тяжелым, и я жила только на полвздоха – недовольство Сары, озлобленная Мэгги, отец, который так ни разу нам и не позвонил, угрюмая Джесси и мои вернувшиеся бессонные ночи.

– Давай мы пропишем тебе снова то успокоительное? – мой лечащий доктор, которую я не видела почти год, участливо на меня посмотрела поверх очков в золотистой оправе. – У тебя сейчас важный период, Эсме, хороший сон тебе экстренно необходим.

Я согласно кивнула в ответ, сама понимая, что без этих таблеток моя голова могла просто поехать, а впереди ждали выпускные экзамены и поступление в колледж. Помимо проблем со сном, я постоянно чувствовала себя уставшей и разбитой, мне практически никогда не хотелось есть, и за это время я сбросила больше семи килограмм, отчего тетка Мелани приходила в ужас и всячески пыталась впихнуть в меня еще одну порцию домашней индейки. Но во всей этой туманной пелене я нашла свой способ отвлекаться от тяжелых состояний и накопившихся проблем. Время от времени я прогуливала школу и после того, как завозила Мэг на уроки, сразу же разворачивалась и уезжала на заброшенный дикий пляж, где практически всегда было пустынно и одиноко. Только там я могла по-настоящему выдохнуть и расслабиться, слушая как волны разбивались об огромные валуны, а ветер неистово шумел, раскачивая ветви старых елей. Пляж стал моим по-настоящему укромным местом, где я на время могла спрятаться ото всех и даже от самой себя.

В последние недели учебы наши занятия больше походили на свободное время, поэтому после двадцати минут заключительного урока по истории, мистер Ганзги попрощался с нами и ушел по своим делам, попросив нас не слишком шуметь, чтобы директор не сделала ему выговор. Но никто и не шумел. Уже несколько недель в воздухе витало какое-то особое напряжение, лица моих одноклассников, всегда таких беспечных и дерзких, вдруг стали озабоченными и задумчивыми. Как бы глупо это не звучало, каждый из нас осознавал, что детство заканчивалось, и в наших жизнях начинался новый неизвестный этап.

– Мои предки не хотят, чтобы я уезжал из города, – Эрик, извечный бездельник и двоечник, который всегда отпускал пошлые шуточки и колкости по любому поводу, сейчас выглядел до невозможности серьезным. – Честно говоря, я сам не верю, что уезжаю.

Его слова повисли в тишине, многим из нас они были близки и понятны. В любой другой день Эрика подняли бы на смех, но сегодня никто не проронил ни звука.

– Мне тоже немного не по себе, – подала голос Кристина и нервно улыбнулась. Я впервые видела ее такой открытой и простой, без лишних наигранностей. – Мы же все здесь выросли, а теперь кто знает, когда мы вернемся снова.

– А я жду не дождусь, когда свалю из этого городка, – кинул с задней парты Ник, и все тихонько рассмеялись. – Впереди столько всего интересного, целая новая жизнь!

Я глянула на Вики, которая развернулась ко мне и, уткнувшись подбородком в руку, с задумчивой улыбкой слушала своих одноклассников. После похорон мы практически не общались. Она готовилась к поступлению и без конца шаталась по торговым центрам, скупая вещи для переезда. Не знаю, как это произошло, но нам вдруг стало не о чем говорить. Конечно, мы продолжали завозить друг друга в школу, и иногда я приходила на ужин в дом Мойз, но удручающая неловкость возникла между нами как стена, и никто из нас не решался ее преодолеть. Вики посмотрела на меня в ответ необычно вдумчиво, сделала попытку улыбнуться, а затем наскоро отвела взгляд.

– Не понимаю, что вы разнылись, как пенсионеры.

Глубокий голос Генри послышался позади. Все обернулись на него в ожидании вдохновляющей речи. Нужно признать, Ги это умел.

– Каждый из нас в этой жизни должен показать, чего он стоит, – продолжил парень и криво мне улыбнулся. – Каждый из нас должен взять от этой жизни максимум, не так ли?

Я хмыкнула в ответ, возможно, впервые за эти месяцы чувствуя, как тяжелая плита сдвинулась с моей груди. Ги подмигнул мне и отвел взгляд.

– А давайте организуем сегодня неофициальную прощальную вечеринку? – подружка Кристины, Элен, встала из-за своей парты и торжественно заулыбалась. – Мои предки уехали на неделю, и дом свободный. Оторвемся напоследок по полной.

Класс загудел, и я почувствовала, как сама расплылась в улыбке. В самом деле, сколько можно грустить? Пора немного взбодриться. Я посмотрела на Вики, ожидая увидеть ее воодушевление, но телефон Мойз завибрировал и она, ничего не сказав, выскочила из класса.

– Пойдешь на вечеринку, Эс? – Кэтти дотянулась до меня рукой с соседней парты и мягко улыбнулась.

– Да, думаю, да... – пробормотала я и обернулась, чувствуя на себе чей-то пристальный взгляд.

Генри, сидевший через несколько столов, сверлил меня своими серыми глазами. Я кивнула ему, как бы спрашивая что случилось, но парень только слегка нахмурился и продолжил рыть во мне невидимую дыру. Не понимая что на него дошло, я отвернулась, но случайно задела стаканчик с кофе, стоящий на моей парте. Стакан опрокинулся, выливая черную жидкость мне на рубашку. Я вскочила с места и принялась вытирать кофе руками.

– Лучше промой водой, – посоветовала Кэтти, доставая из рюкзака сухие салфетки и протягивая их мне.

Я благодарно взяла салфетки и чертыхаясь направилась в туалет. В школьном коридоре было пусто, и я удивилась не увидев там Вики, которая вышла поговорить. Дойдя до туалета, я включила кран с холодной водой и принялась вытирать мокрыми пальцами рубашку и джинсы, когда услышала из одной из кабинок знакомый голос. Это была Вики, и она едва слышно с кем-то разговаривала, иногда задорно хохоча и задавая вопросы, смысл которых мне был непонятен. Я пожала плечами, чувствуя укол ревности – Вики всегда делилась со мной всем, что происходило, а теперь я даже не знала, с кем она так оживленно трепалась в женском туалете. Быстро почистив рубашку, я выключила кран и направилась к выходу, не желая смутить Мойз своим присутствием, когда вдруг услышала приглушенную фразу.

– Тебе нужно найти кого-то посимпатичнее, Джеймс, – тихонько засмеялась Вики. – Чтобы к моему приезду обязательно нашел такую. Обещаешь, братишка?

Мойз снова рассмеялась, а я застыла на месте, словно меня ударила молния. Тело начала пробирать дрожь, в ушах зашумело, и я едва могла понять, что происходило. Затянувшаяся рана внутри меня в секунду разорвалась заново, причиняя невыносимую боль. Я попыталась сделать вдох, но легкие отказывались работать. Меня трясло, в голове вертелись обрывки слов, которые я только что услышала. Так Вики все это время общалась с Джеймсом? Почему она ничего мне не сказала? Она же видела, как я переживала! И о ком они сейчас говорили? Голова кружилась от сотни вопросов, горло сдавило от горечи и обиды и, не помня себя, я выскочила из туалета.

В этот момент прозвенел звонок, коридор быстро наполнился людьми. Я забежала обратно в класс, схватила свои вещи и, не оборачиваясь на зов Кэтти, пулей выбежала из здания школы. Сердце колотилось как бешеное, в висках пульсировало. Едва я добралась до машины и захлопнула за собой водительскую дверь, меня начало потряхивать, и хриплый сдавленный звук вырвался из моей груди. Я облокотилась руками о руль и, положив на них голову, принялась громко дышать, чувствуя как жгучие слезы сдавливают мои легкие. Огромный черный шкаф, куда я спрятала все плохие воспоминания и чувства, затрещал по швам, а затем с грохотом распахнулся и разом вывалил из себя все, что в нем хранилось. Меня знобило, слезы заливали лицо рекой, из горла кусками вырывались осипшие звуки. Это был удар ниже пояса, это была предательская пощечина. Я же так долго его искала! Сколько я оставила пропущенных вызовов, непрочитанных сообщений! Сколько раз я спрашивала Вики, не выходил ли ее брат на связь. В ответ она только качала головой и говорила, что если бы он нашелся, она бы первой мне сообщила. Я верила ей, я ждала Джеймса, плакала по нему. Выходит, единственной, кого здесь нужно было жалеть, это я. Глупая Эсме, которая так и не поняла, что семья Мойз имела свои границы и секреты, и меня в них они не собирались посвящать. Я была всего лишь соседкой, другом детства, место для которого выделялось исключительно за праздничным столом.

Не знаю, сколько я так просидела. После того, как слезы кончились, я откинулась на спинку сидения и уставилась невидящим взглядом в лобовое стекло. Наверное, звонок на занятия уже прозвенел, потому как школьная парковка опустела и на улице неожиданно стало тихо. Во всю радостно светило весеннее солнце, переливаясь яркими бликами в зеленых верхушках деревьев, едва уловимо пахло магнолией и душистой акацией, шебутные птицы резвились между веток. Мир вокруг меня сиял и наслаждался скорым летом, пока я безутешно пыталась запихнуть свои эмоции обратно в воображаемый черный шкаф.

Из затянувшегося ступора меня вытащил звук уведомления на телефоне. Я глянула на экран.

"Привет! Ты просила говорить, если с Джесс что-то случится. Наша девочка заболела, видимо простыла. Лежит с высокой температурой и кашлем. Может заглянешь сегодня?"

Когда моя покойная бабушка Мисси говорила, что беда не приходит одна, она была совершенно права. Прочитав сообщение, я тут же завела машину и направилась в "Хейвен Хиллз".

Джесс действительно выглядела неважно. Когда мы с Шелли вошли в ее комнату, девочка беспокойно спала и покашливала во сне, с ее лба стекали капельки пота, а лицо было красным. Около кровати больной на полу сидела рыжеволосая Розали, соседка Джесси по комнате, и собирала пазл. Завидев меня, девочка широко улыбнулась.

– Мы дали ей жаропонижающее, – сказала Шелли шепотом, остановившись в дверях и глядя на Джесси полным участия взглядом. – Ох, так жаль малютку! Ума не приложу, где она умудрилась простыть, на улице такая теплынь...

– Что сказал доктор? – спросила я, аккуратно поправляя одеяло Джесс.

– Неделя, и она будет здорова, – ответила Шелли. – Я о ней хорошо позабочусь, не переживай.

– Джесси последнее время совсем не улыбалась, – сказала Рози, жалобно поглядывая на свою подружку. – А если человек не улыбается, он обязательно заболеет. Так мне мама говорила.

Я протянула руку и мягко погладила девочку по голове. Рози приветливо мне улыбнулась, а затем поднялась на ноги и, оставив нас, побежала играть с остальными детьми.

– Я побуду здесь, ладно? – сказала я Шелли. – Можешь идти по своим делам.

Няня окинула быстрым взглядом детскую комнату и, удостоверившись, что все в порядке, тихо притворила за собой дверь. Я присела на край кровати Джессики как можно осторожнее, боясь ее разбудить. Девочка ворочалась во сне, мокрые волосы прилипли завитками ко лбу, а лицо горело от жара. Я взяла с прикроватного столика маленькое полотенце и миску с водой, бережно оставленные здесь Шелли, и принялась каждые пять минут прикладывать компресс, чтобы хоть немного сбить температуру. Я смотрела на Джесси, и мое сердце разрывалось на куски, ведь это не я должна была ухаживать сейчас за ней, а ее родители. Если бы они были живы, они бы быстро поставили дочку на ноги и смогли бы дать ей столько заботы, чтобы Джессика поскорее улыбнулась. Я вытерла краем рукава мокрые глаза, проклиная судьбу за мучительную несправедливость.

На секунду Джесси приоткрыла веки, и я замерла, боясь разбудить ее окончательно. Но девочка только перевернулась на бок и положив свою горячую ладонь мне на руку, насколько могла крепко сжала пальцы.

– Ты же не бросишь меня, Эсме? – пробормотала она и снова провалилась в тревожный сон.

Во второй раз за сегодня мое горло сдавили слезы. Я едва их сдерживала, чувствуя, как слова Джессики разорвали мое сердце на мелкие ошметки. Я прикрыла рот рукой и заплакала так горько, как будто моя нервная система в ту секунду опустошала все накопившееся напряжение.

Когда температура Джесси спала, девочка наконец погрузилась в глубокий сон. Я просидела около нее еще примерно час, но так и не дождавшись ее пробуждения, оставила записку и направилась к выходу.

На заднем дворе я застала Клэр. Судя по пачке сигарет в руках, она как раз собиралась сходить покурить в свое тайное место, которым служила заброшенная мастерская в восточной части территории школы. Завидев меня, Клэр улыбнулась и приобняла за плечи.

– Тяжелый день? – спросила она с сочувствием. – Пойдем, прогуляемся.

Мы неспешно зашагали по каменной дорожке, ведущей на задний двор. Я глянула на Клэр, отмечая про себя, что сегодня она тоже выглядела неважно. Небольшие синяки под глазами, уставший взгляд, темно-русые волосы, уже тронутые сединой, были небрежно собраны в пучок, разноцветное легкое платье выглядело слегка помято. Похоже, у Клэр снова были проблемы с кредиторами. Бывший муж, виновец той злополучной аварии, оставил жене после себя огромные долги, которые она выплачивала уже несколько лет.

– Как ты держишься? – спросила я, тактично избегая прямых вопросов.

Клэр сделала попытку улыбнуться.

– Знаешь, в такие дни, как этот, мне хочется застрелиться.

Клэр было всего тридцать, но иногда у меня язык не поворачивался назвать ее девушкой. Тяготы жизни и вина, которую она не переставала испытывать перед Джессикой, стремительно ее старели и забирали силы.

Мы уже дошли до заброшенной мастерской, и Клэр отворила скрипучие двери, предусмотрительно оглянувшись перед этим по сторонам. Воспитательница очень боялась, что дети застанут ее за курением.

– А ты как? – Клэр достала тонкими пальцами сигарету и, зажег ее, сладко затянулась. Я завороженно смотрела, как едкий дым струйкой извивался вверх, оставляя после себя приторный табачный запах. – Честно говоря, последнее время ты выглядишь неважно. Может, сходишь к врачу?

С Клэр было принято говорить прямо, и мне это нравилось. В моей жизни она была тем человеком, который привносил немного ясности во все, что происходило. Хотя мы виделись не так часто, но Клэр знала практически обо всем, что со мной происходило только потому, что с ней легко было говорить. Она была похожа на попутчика в поезде, перед которым можно было открыть душу, не боясь, что тебя не поймут или осудят.

– Я снова на успокоительных, – сказала я, облокотившись о старую пыльную столешницу. – Мама без конца на взводе из-за того, что я не могу определиться с колледжем, младшая сестра считает меня своим личным врагом, а сегодня я узнала, что моя лучшая подруга все это время общалась с...

Я запнулась, боясь произнести это имя.

– Да уж... – протянула Клэр и снова затянулась. – Что чувствуешь по этому поводу?

Я безразлично пожала плечами, уставившись в мутное треснувшее стекло, за которым едва можно было различить силуэты деревьев.

– Мне нужно как-то жить дальше, – выдавила я из себя, сама не веря в то, что говорила. – Правда, я не очень понимаю, как это сделать.

Мы помолчали с минуту. Клэр курила, выпуская в воздух сизый дым, а я глядела перед собой, пока мои мысли хаотично плавали в голове.

– Знаешь, думаю, тебе нужно хоть что-то сделать так, как ты хочешь.

Клэр выразительно на меня посмотрела. Ее взгляд был прямым, а тон безапелляционным.

– Серьезно, – добавила она, – ты слишком много заботишься о том, чтобы поступить правильно и всем угодить. Это, конечно, полезно, но не в твоем возрасте и не с твоими отреченческими наклоностями. Они будут к месту только тогда, когда ты сама почувствуешь, что хочешь идти на уступку. А сейчас, ты просто наступаешь себе на горло. И это ничем хорошим не кончится. Поверь мне, я знаю, о чем говорю.

Откровения Клэр как всегда ударили в самую точку, и мне нечем было ей возразить.

– Есть что-то, что ты хочешь сделать, но не разрешаешь себе? – спросила она, требовательно приподняв одну бровь.

Вопрос застал меня врасплох. Я неуклюже замялась, пытаясь что-нибудь придумать, но в голове абсолютно не вовремя звенела гробовая тишина, словно в студенческой библиотеке в самый разгар учебы.

– Что-то очень для тебя важное? – Клэр предприняла попытку мне помочь. – То, без чего тебе сложно будет нормально жить, понимаешь?

– Хочу сказать матери, что не нуждаюсь в ее опеке, – несмело пробубнила я себе под нос, при этом почувствовав удивительный прилив энергии. – Хочу самой принимать решения в жизни.

Клэр затянулась сигаретой и одобрительно кивнула.

– Я считаю, это лучшее, что ты можешь сделать, – ответила она. – У меня, конечно, не было родителей, а потому я всегда делала то, что считала нужным. Но уверена, в каком-то возрасте дети должны отлипнуть от своей семьи, иначе планету заполнят люди, совершенно с собой незнакомые, отчего наделают кучу глупостей для себя и окружающих.

Я понимающе закивала головой. Хотела ли я оказаться таким человеком через пять лет, десять? Меня пробирала дрожь только при одной мысли, что я проживу не свою жизнь. После аварии меня не покидала идея о том, что жизнь слишком непредсказуема и, как показала практика, бывает слишком коротка. Но что я могла сделать? Мои родители были сильнее меня.

– Все это звучит на словах хорошо, – ответила я, вздыхая, – да только сложно сделать, понимаешь? Где я, а где человек, который сам строит свою жизнь. У меня Джесс, и мама, и вообще...

Я сникла, уставившись на свои кроссовки. Голова становилась тяжелой, руки опускались только от одной мысли, что у меня никогда не получится стать самостоятельной.

Клэр потушила сигарету о самодельную пепельницу из жестяной крышки и, положив руки мне на плечи, серьезно на меня посмотрела.

– Представь, что тебе сейчас, скажем, тридцать – сказала она, и ее серые глаза прикипели ко мне сосредоточенным взглядом. – Ты уже взрослая, как я. У тебя за спиной есть опыт прожитых лет. Какой бы ты хотела себя видеть? Аудитором, ненавидящим свою работу, но угодившим матери? Или женщиной, которая живет по своему сердцу?

– Разумеется, второе, – ответила я, чувствуя, как то самое сердце больно заныло в груди. – Да только я не уверена, что смогу такой быть. Это слишком тяжело!

– Никто не говорит тебе сразу такой становиться, – произнесла Клэр спокойно и ровно. – Но давай представим, что ты из будущего смотришь на себя сейчас. Ты видишь, как тебе трудно, ты стоишь перед сложным выбором, тебя мучают сомнения. Но в тридцать у тебя уже есть силы, есть понимание, есть навык слушать только себя. Что взрослая Эсме могла бы посоветовать тебе сейчас? Что-то одно, простое и короткое, ясное действие. То, что тебе сейчас под силу сделать.

Я смолкла, задумавшись, представляя себя взрослой и уверенной женщиной. Что бы я могла себе посоветовать? Ответ родился словно из ниоткуда.

– Сказать маме, – ответила я. – Сказать маме, что я хочу сама за себя все решать.

Клэр отпустила мои руки и победоносно улыбнулась.

– По-моему, отличный план, – сказала она. – Почему бы тебе не поговорить с матерью на чистоту?

Вечером за ужином я немного нервничала. Мы сидели втроем – я, Мэгги и мама – каждая погрузившись в свой телефон. Мэг была на взводе оттого, что Сара не отпустила ее ночевать к однокласснице, поэтому пялилась в экран, злобно перелистывая пальцами развлекательный контент. Мама в свою очередь делала онлайн покупки для дома, а потому была полностью погружена в процесс и не замечала, как я нервно ковырялась в своей тарелке и пыталась набраться храбрости, чтобы завести разговор. Я сидела на стуле, чувствуя себя маленьким ребенком и ненавидя это состояние. Мне так отчаянно хотелось быть взрослой и наконец-то самостоятельно принимать решения в своей жизни, что ни на что другое я не променяла бы это желание. Помедлив минут с десять, я все же предприняла попытку заговорить.

– На счет моего колледжа... – начала я и прочистила горло. Сара издала отрешенное «угу», неотрывно изучая витрину онлайн магазина. – В общем я решила, что буду поступать на журфак в местный колледж.

Сказав это, я подняла решительный взгляд на маму, готовясь к ее реакции. За столом резко повисла тишина, даже Мэг перестала листать ленту новостей и удивленно на меня уставилась.

– Прости, что ты сейчас сказала?

Сара отложила телефон в сторону и посмотрела на меня полным недоумения взглядом. Мое горло тут же осипло, поэтому я снова прокашлялась и еще раз повторила:

– Я сказала, что буду поступать на факультет журналистики здесь, в Глендклиффе.

Мама помолчала с минуту, переваривая услышанное, а затем снова взяла телефон в руки и безапелляционно заявила:

– Нет, ты не будешь поступать в местный колледж. И про журналистику можешь забыть. Мы уже это обсуждали. И точка.

Кровь ударила мне в голову и я, сцепив пальцы в кулаки под столом, постаралась как можно более уверенно дать Саре отпор.

– Мама, я не маленький ребенок, – произнесла я, полная готовности не проиграть эту битву. – Мне восемнадцать лет, и я сама могу решать, что мне делать в жизни. Ты не сможешь меня заставить.

Мэгги шумно сглотнула и перевела взгляд с меня на маму.

– Эсме, прекрати это, – голос матери начинал приобретать уже знакомые мне угрожающие нотки. – Подумай своей головой, а не тем, на чем ты сидишь. Какая журналистика? О чем ты вообще говоришь?!

– Мне это нравится, и я хочу этим заниматься, – не унималась я, мой голос слегка подрагивал.

– Мало ли что тебе нравится! – Сару понесло, ее лицо тут же покраснело, а голос сорвался на крик. – Журналисты бедные люди, Эсме! Ты даже не понимаешь, о чем сейчас говоришь! Ты еще ребенок, и если у тебя нет своего ума, так воспользуйся моим. Занимайся своей писаниной в качестве хобби, но в жизни ты должна устроиться нормально! Я не позволю тебе совершить такую же ошибку, как я когда-то сделала, когда по глупости выучилась на преподавателя математики. Если бы меня кто-то тогда образумил, мне бы не пришлось переучиваться в тридцать лет, чтобы прокормить вас с Мэгги. Так что забудь! Ты поступаешь на аудит, и точка. Чтобы завтра же подала документы! Еще спасибо мне скажешь потом.

Это была последняя капля. Я резко встала из-за стола, отчего он немного сдвинулся с характерным звуком. Мои руки трясло, в ушах шумело. Я чувствовала, что если не сейчас, то никогда не смогу побороть свое право на самостоятельность. Пытаясь говорить как можно более вежливо, я обратилась к Саре, чеканя каждое слово.

– Мама, хватит за меня все решать. Это моя жизнь и я хочу ее прожить так, как я хочу! Я не буду поступать в тот колледж. Я хочу остаться здесь и видеться с Джессикой.

Казалось, из глаз матери сейчас должны были посыпаться звездочки, потому что ее грудь начала тяжело вздыматься, а голос дрожать.

– Так это из-за той девчонки?! – выдохнула она. – Сколько можно, Эсме, она не твой ребенок и ты ничем ей не обязана!

– Почему так сложно понять мои чувства к Джесс?! – я сорвалась на крик, забыв все приличия. – Я вытащила ее тогда из машины, понимаешь?! Я за ней ухаживала, только со мной она может контактировать! Мы друг к другу очень привязались. Я не могу ее бросить! Неужели тебе настолько все равно?

– Да, мне все равно, – ледяным голосом отрезала Сара. – Когда дело касается моей дочери и ее будущего, мне абсолютно все равно, что там происходит с другими людьми, даже если эта девочка круглая сирота. Я не дам тебе ломать твою жизнь, поняла?!

Я задохнулась от этих слов. Это был предел, и мне срочно нужно было на свежий воздух. С не присущим мне хладнокровием, я пригрозила матери, что если она будет настаивать на своем, она меня больше никогда не увидит. А затем развернулась и стремительно покинула дом.

Очутившись на улице, я простояла на нашем крыльце некоторое время, пытаясь утихомирить свой пыл, а затем, вспомнив про вечеринку у Элен, решительно направилась к машине. Мне нужно было отвлечься и успокоиться, чтобы пережить этот разговор.

Когда я подъехала к назначенному месту, вечеринка была уже в самом разгаре. Еще было не настолько поздно, чтобы кто-то из соседей вызвал полицию за громкую музыку, но достаточно темно, чтобы целующиеся парочки вели себя до неразумного беспечно. Я вышла из машины, с грохотом захлопнув за собой дверь, и в несколько шагов оказалась в доме. Меня моментально оглушили звуки музыки и разгоряченные крики уже выпивших подростков. Толпа веселилась, наслаждаясь последней возможностью оторваться по-настоящему, танцуя на столах и диванах, играя в нелепые игры, громко хохоча и зажимаясь по углам. С твердым намерением сбросить напряжение и дать себе волю сегодня вечером, я направилась к столику с алкоголем, где в огромном тазу розовел холодный пунш, который явно сделала Кристина. Я взяла чистый стакан и налила себе жидкости по самые края.

– Оу, сегодня кто-то собираться напиться?

Я обернулась и чуть не пролила на себя алкоголь. Генри игриво мне подмигнул и поднял свой стаканчик.

– За скорую свободу, – сказал он и залпом осушил свою порцию.

Последовав его примеру, я сделала несколько больших глотков, даже не поморщившись от приторно сладкого вкуса.

– Не думал, что ты придешь, – сказал Генри, оценивающе меня осматривая с ног до головы. – Ты же у нас готовишься к экзаменам.

Парень лукаво улыбнулся.

– Отвали, Ги, – я махнула на него рукой и сделала еще несколько глотков. – Я сегодня не в настроении.

– Кто же умудрился так расстроить нашу Джойс? – Генри явно забавлял мой вид, на его лице расплылась кривая улыбка.

Я закинула остатки пунша в свой желудок, чувствуя как алкоголь начинает проникать в мой мозг. За ужином я так ничего и не съела, что сделало мой организм податливым опьянению. Я широко улыбнулась, впервые за сегодня почувствовав себя легкомысленно. В это время музыка сменилась, и звуки стали громче и ритмичнее. Толпа довольно завизжала и принялась скакать и раскачиваться в такт мелодии.

– Пойдем к ним! – крикнул Генри и, взяв меня под локоть, потащил в зал.

Я не сопротивлялась. Настроенная делать сегодня все, что хочу, я разрешила Ги втиснуть меня в самый эпицентр между разгоряченных танцующих тел и лиц, застывших в полной эйфории, и сама дала себе волю расслабиться и двигаться в такт музыке. К тому моменту пунш уже окончательно взял надо мной контроль, и я даже подумала, что в нем было чересчур много водки, но это уже было неважно — прикрыв глаза, я впервые за долгое время наслаждалась полнейшей беззаботностью. Не знаю, сколько мы протанцевали, я потеряла счет времени, но когда кто-то принес подносы с полными стаканчиками, мы с Ги взяли еще по одному и, залпом их осушив, принялись возбужденно скакать и прыгать под оглушительные басы, точно как сумасшедшие. Никогда в жизни я так не плясала и никогда не видела, чтобы Генри так задорно хохотал. Возможно, виной всему послужил пунш или мой поехавший от проблем рассудок, но чувства, которые я испытывала к Ги в средней школе, будучи совсем подростком, вдруг прорвались наружу и охватили меня с головой. Мне вдруг нестерпимо захотелось его поцеловать и почувствовать его прикосновение. Мы находились в паре сантиметров друг от друга, и я буквально ощущала телом его жар и древесный запах мужского парфюма. Мой разум в секунду отключился, я видела перед собой только игривые раскосые глаза, острые скулы и чувственные губы, изогнутые в легкой улыбке. Неожиданно Генри оказался слишком близко и неуверенно провел пальцами по внутреннему сгибу моего локтя. Я застыла на месте, чувствуя, как в висках запульсировало, а дыхание сбилось. Генри слегка нахмурился, а затем провел пальцами вверх по моему предплечью и коснулся оголенной шеи. Из моей груди вырвался едва слышный вздох, а сердце принялось колотиться, как бешеное. Кожа горела в тех местах, где к ней дотрагивался парень, и все, чего мне хотелось, чтобы он не останавливался. Мне нужно было дать ему сделать это и разрешить себе не отказываться. Удивляясь самой себе, я слегка приоткрыла рот, пристально вглядываясь в пытливые глаза напротив. Генри провел кончиками пальцев по моему подбородку, а затем, легко его сжав, притянул к себе. Я перестала дышать, когда горячие губы жадно сомкнулись с моими. Моя голова закружилась, и я вцепилась руками в его рубашку, ощущая как кровь сумасшедшим потоком понеслась по всему моему телу. Генри издал хриплый звук и настойчиво прижал меня к себе, крепко держа за талию. Я захлебнулась в неразборчивых эмоциях, подалась еще ближе. А затем что-то произошло. Лицо того человека всплыло в моей памяти, и я задохнулась от боли, разорвавшей меня изнутри. Я моментально отстранилась от Генри и сделала шаг назад. В ушах застучало сердцебиение, тело покрылось гусиной кожей, а перед глазами застыло улыбающееся мне навстречу лицо. Я закрыла глаза и медленно открыла их снова, сделав глубокий вдох.

– Все в порядке?

Генри выглядел слегка смущенным.

Я вперлась в него неподвижным взглядом и автоматически вытерла рот рукой. На секунду мне стало мерзко от самой себя, противно от того, что сейчас произошло. Взявшееся из ниоткуда чувство вины, словно огромное чудовище, проглотило меня с потрохами и изрыгнуло обратно. Мне захотелось умыться, чтобы смыть с себя этот поцелуй.

– Это была ошибка... – пролепетала я деревянным голосом.

Я развернулась и быстро зашагала в обратную от Генри сторону. Но не пройдя и пары метров, я наткнулась на Вики. Она стояла чуть поодаль и выжигала меня испепеляющим взглядом. Похоже, Мойз все видела. Я застыла на месте напротив нее, не зная, что сказать.

– Что ты там устроила, Эсме? – голос Вики выдавал презрение. – Уже целуешься с Генри? Так быстро забыла моего брата?

Слова Вики выбили мне почву из-под ног. И это она сейчас выставляла меня предательницей?!

– Как ты смеешь меня нравоучать?! – воскликнула я в сердцах, вне себя от гнева. – И еще называешь себя моей подругой? Ты общалась с Джеймсом все это время, а мне ничего не сказала!

В груди предательски заныло, когда я произнесла это имя вслух. Я сделала попытку отвлечься, сконцентрировавшись на Вики, которая переменилась в лице, сменив холодное пренебрежение удивлением. Она стыдливо замялась, поправляя короткие волосы.

– Я не... – начала Мойз, но меня было не остановить.

– Весело вам было выставлять меня дурой?! – я кричала и размахивала руками, чем вызвала на себя заинтересованные взгляды окружающих. – Поверить не могу, что вы так со мной поступили! Еще и хихикаешь с ним о ком-то в школьном туалете! Это подло, Мойз! Видеть тебя больше не хочу. А своему брату передай, чтобы никогда больше со мной не связывался!

Вики прикусила губу, казалось, она собиралась что-то мне сказать, но с меня было довольно всей этой истории. Я вытерла рукой горячие слезы и, не дождавшись ни слова от бывшей подруги, покинула вечеринку под оглушительные звуки музыки.

Наутро голова болела так, словно меня приложили чем-то тяжелым, поэтому я на силу отодрала себя с постели и позже обычного спустилась на кухню. Вчера вечером после ссоры с Вики и момента с Генри, который я с радостью предпочла бы забыть, я еще долго наматывала круги на свежем воздухе, пытаясь освободиться от гнетущих эмоций и алкоголя в крови. Я ходила до тех пор, пока стопы не начали гореть, а голова не стала достаточно ясной, чтобы заявиться домой в приличном виде. Мне повезло, что сегодня нам отменили первое занятие, и у меня было время забрать свою машину, оставленную напротив дома Элен, иначе пришлось бы ехать в школу на автобусе, что данный момент приравнивалось к самоубийству. Рыская в аптечке в поисках обезболивающего, я едва могла уловить, о чем на фоне лепетала моя младшая сестра.

– Мама вчера была просто в бешенстве! – до меня доносились обрывки оживленного монолога. – Мне кажется, она это просто так не оставит.

Я достала бутылку воды из холодильника и принялась жадно запивать таблетку. Не удивительно, что у меня было обезвоживание.

– Ничего, перебесится, – сказала я, пока моя голова гудела, как паровоз.

– Очень сомневаюсь, – цокнула языком Маргарет. – Думаю, тебя ждут огромные неприятности.

Я пропустила ее замечание мимо ушей и, захватив с собой минералку и рюкзак, отправилась забирать свою машину.

Последнее в моей жизни занятие по тригонометрии длилось бесконечно долго. Я старалась игнорировать Вики, которая то и дело косилась на меня с соседней парты, и всеми силами пыталась сдерживаться, чтобы не оглянуться на задний ряд, где сидел Генри. Мне было неловко после вчерашнего, я чувствовала себя так, будто совершила непростительное преступление. И хотя здравый смысл упорно доказывал мне, что я не сделала ничего плохого потому, как на момент поцелуя я уже была тем, кого бросили, а значит, свободна, но противное мерзкое ощущение нашептывало мне, что я поступила неправильно.

Я размышляла об этом, пока бездумно водила ручкой по листу бумаги, и упорно пыталась найти способ, который помог бы мне забыть историю с Джеймсом. Слишком много невысказанных эмоций скопилось за время его отсутствия – обида, гнев, отчаяние. Неужели нельзя было позвонить хотя бы раз и сообщить, что с ним все в порядке? Даже если Джеймс больше не был во мне заинтересован, неужели нельзя было поступить по-мужски и сказать мне об этом в лицо? Первое время я очень переживала. Вздрагивала каждый раз от мелодии звонков, по несколько раз в час проверяла сообщения, боясь вовремя не среагировать. Несмотря на то, как тяжело мне было, я старалась понять его состояние и войти в положение. Но со временем (и я сама не поняла как это произошло) сил для оправданий не осталось, а надежда на возобновление отношений иссякла. В моем последнем сообщении Джеймсу я открыто поставила его перед выбором – если он снова не ответит, я буду считать, что он зажил своей жизнью, и мне тоже стоит двигаться дальше. Я прождала больше двух недель, но на прочитанное сообщение так никто и не отписался. Если бы не подслушанный разговор с Вики, я бы, возможно, все равно продолжала скучать и ждать. Но теперь... Во мне как будто что-то перемкнуло, я вдруг почувствовала себя настолько униженной, словно меня просто использовали, а затем отодвинули в сторонку по ненадобности. Это было нечестно.

На бумаге уже совсем не осталось места, а я продолжала хаотично выводить грубые линии и резкие зигзаги, выливая на лист всю свою горечь. Странно, что всего за несколько месяцев меня предали сразу двое мужчин – отец и Джеймс. И хотя к Дику я давно не питала теплых чувств, все же уход отца и его поступок в ходе развода с матерью оставили свой неприятный отпечаток. В мою картину мира просто не вписывалась роль отца, который не хочет брать ответственность за своих детей, а потому придумывает всякого рода интриги, вроде суда, лишь бы побыстрее отделаться от дочерей.

В густом улее мыслей, неистово гудящем в моем затемненном эмоциями рассудке, вдруг прорезался свет. Моя рука остановилась, замерла над листом бумаги. Неожиданно вокруг меня стало совсем тихо, словно вокруг меня вырос звукоизолирующий шар – я осталась в нем защищенной, пока мир вокруг продолжал шуметь. Всего одна мысль заставила все мои чувства притихнуть, а сердце успокоиться.

Почему я – это та, кто все время страдает? Почему другие могут причинять мне боль и неудобства, пока я терпеливо стою в сторонке и жду следующего подвоха, а я никогда не даю сдачи? Почему бы мне не стать той, кто будет причинять неудобства другим?

На секунду на моем лице дрогнула кривая улыбка, а вместе с ней, неизвестная сила проснулась и запульсировала где-то в груди. В самом деле сколько можно позволять другим собой помыкать? Говорить тебе где учиться, с кем видеться, предавать тебя, оставлять, манипулировать... Нет уж, хватит с меня.

Из моей груди вырвался хриплый смешок. Наверное, кто-то обратил на это внимание, но мне впервые в жизни стало все равно, что обо мне подумают. Отныне я собиралась научиться себя защищать, и никогда больше не дать себя в обиду.

После школы я собиралась навестить Джессику. Мне хотелось чем-то порадовать девочку, а потому во время оставшихся занятий я планировала, как заеду по дороге в соседнее кафе и закажу ее любимые бельгийские вафли с орешками и ванильный какао. Джесси обожала все сладкое, но больше всего на свете она любила смотреть, как белые облачка маршмелоу медленно тают в горячем шоколаде. Воодушевленная своей затеей, после уроков я чуть ли не вприпрыжку направилась на школьную парковку, готовая отправиться в "Хейвен Хиллз". Щелкнув кнопку сигнализации, я потянула на себя ручку двери, но дверь моментально захлопнулась от чьего-то толчка. Я обернулась и встретилась взглядом в Генри. Он фактически прижал меня к машине, его вытянутая рука упиралась в водительское стекло.

– Долго будешь меня избегать?

Генри выглядел возбужденно, его сосредоточенный взгляд выдавал внутреннее напряжение. Я сделала попытку вывернуться, но Ги тут же положил и вторую руку на стекло, тем самым заключив меня в ловушку.

– Что ты здесь устраиваешь? – я недовольно глянула на него, готовая, если понадобится, оттолкнуть парня со всей силы.

– Почему ты вчера сбежала? – серые глаза Генри блестели, внимательно меня изучая.

Я шумно выдохнула и уставилась в него прямым взглядом. Что ж, если он хотел откровений, он их получит.

– Прости, но я вчера была слишком пьяна. Я не хотела тебя целовать, это был алкоголь. Хорошо?

Ги слегка нахмурился, его скулы в тот момент казались острее бритвы, а глаза смотрели так, словно выжигали меня насквозь. Я почувствовала, как кровь понеслась по моему телу, а голова снова отключилась.

– Уверена?

Генри наклонился и замер в миллиметре от моего лица. Я почувствовала его дыхание на своей щеке, и сердце тут же принялось неистово колотиться. Чертовы гормоны! Они делали со мной все, что хотели. Собрав волю в кулак, я легко оттолкнула Ги, освобождая пространство между нами. Генри не сопротивлялся. Он отошел на шаг назад и спрятал руки в карманы черных джинс.

– Все еще его любишь? – сказал он с кривой ухмылкой.

– Нет... – выпалила я. – Нет, никого я не люблю.

Генри молча кивнул, отвел взгляд куда-то в сторону. А затем как-то переменился в лице и снова обратился ко мне.

– Ты очень странная, Эсме Джойс, – сказал он. – Обычно люди делают то, что они хотят. Но ты как будто стыдишься своих желаний, запрещаешь себе делать то, что вздумается.

Я застыла на месте, не веря своим ушам. Второй раз подряд я слышала подобную фразу в свой адрес. Сначала Клэр, теперь Ги. Неужели в их глазах я выглядела настолько жалкой?

– Считаешь меня неудачницей? – спросила я подавленно, чувствуя как глаза моментально стали мокрыми.

– Нет, – Ги пожал плечами. – Просто тебе нужно повзрослеть.

– Повзрослеть? – мои брови взлетели вверх от удивления. – Думаешь, делать то, что вздумается, считается взрослением?

Генри помолчал перед тем, как ответить. А затем по-дружески мне улыбнулся.

– Странно, что ты так не считаешь, – сказал он и добавил: – Ты мне нравишься, Эсме Джойс. Мы могли бы с тобой быть кем-то большими, чем одноклассники. Но я уже понял – ты еще сама не знаешь, что хочешь.

Генри подошел ко мне и снова стал почти вплотную. Я была в растерянности. Его слова словно вывернули меня наизнанку и оставили в полном замешательстве.

– Я желаю тебе удачи, – прошептал Ги. – Позвони мне, как найдешь себя. Возможно, я еще буду ждать.

А затем он наклонился и легко поцеловал меня в щеку у самого уха. Я не успела среагировать на его жест, но Генри лишь криво улыбнулся, а затем ушел.

Мне понадобилось минут пять для того, чтобы прийти в себя. Ги, мой одноклассник, в которого я втайне была влюблена почти всю школьную жизнь, оказывается, тоже видел во мне не только друга. И он же сказал правду, которую я так тщательно старалась избегать, словно видел меня насквозь. Мне стало не по себе. Что если он был прав? Признайся я ему в своих чувствах давным давно, у нас все сложилось бы по-другому? Я стояла застывши на парковке, словно меня закопали в песок, оставив на воздухе только голову. Мое сердце продолжало бешено колотиться, а мысли бегали из стороны в сторону, словно тараканы, загнанные в ловушку. Я оглянулась по сторонам, но Генри уже скрылся из виду. Сделала ли я ошибку, не приняв его чувства? Я не была уверена... Ги оказался чертовски прав – я ничего о себе не знала.

Дорога до "Хейвен Хиллз" заняла чуть дольше обычного, так как мне пришлось отстоять в огромной очереди за вафлями, а затем еще заехать на заправку. Разговор с Генри все еще вертелся в моей голове где-то на подкорке, но я старалась думать о Джесс и предвкушала нашу с ней встречу. Я действительно переживала о ее здоровье и сегодня отправила несколько сообщений Клэр, пытаясь выведать новости про Джесси, но преподавательница видимо была занята, потому что ответа я так и не получила. Подъезжая к кованым воротам, я улыбалась и испытала легкое воодушевление, предвкушая встречу и мечтая увидеть счастливое личико Джессики, когда она будет лакомиться своими любимыми сладостями.

Забрав с собой картонную коробку с еще теплыми вафлями и стаканчики с какао (я предусмотрительно взяла еще один для Рози), я направилась к входными дверям, перепрыгивая через ступеньки.

После второго звонка на пороге появилась миссис Аллен.

– Добрый день, миссис Аллен! – защебетала я. – Вот приехала навестить нашу девочку.

Я демонстративно подняла гостинцы и приветливо улыбнулась.

– Привет, Эсме.

Миссис Аллен как-то странно оглянулась назад, а затем вышла на веранду и закрыла за собой входную дверь. Я неуверенно отступила назад, не понимая, что происходит.

– Что-то случилось? – спросила я.

Директриса поправила свой пиджак, всячески избегая прямого контакта глазами. Я опустила руки, предчувствуя неладное.

– Миссис Аллен... Я пришла навестить Джессику...

Женщина наконец глянула на меня своими уставшими глазами, а затем шумно выдохнула.

– Эсме, я больше не могу тебе разрешить навещать Джесс, – сказала она, и ее голос дрогнул.

Я сделала еще один шаг назад.

– Что... Я не понимаю... – слова вываливались из моего рта, пока я пыталась осмыслить происходящее. – Что вы такое говорите...

Лицо директрисы в секунду опечалилось, ее глаза стали мокрыми. Она положила обе руки мне на плечи и мягко их сжала.

– Детка, послушай меня, – начала она своим убаюкивающим голосом. – Я не привыкла врать, а потому скажу, как есть. Вчера поздно вечером здесь была твоя мать и у нас с ней состоялся очень напряженный разговор. Она сказала, ты решила не поступать в хороший колледж, а остаться здесь, чтобы видеть с Джессикой, и ее это очень огорчило.

Наконец-то до меня начал доходить смысл происходящего.

– Какого черта... – я нетерпеливо скинула руки директрисы, впервые ведя себя так грубо. – Что вы хотите этим сказать? Что так просто примите ее сторону? Вы же сами знаете, что Джесс без меня не сможет!

На последнем слове я неприлично сорвалась на крик. Во мне все кипело, я не могла поверить, что все это происходило со мной. Меня снова отодвинули в сторону, и одна только мысль об этом наполняла мою грудь гневом. Миссис Ален нервно вздохнула, а затем продолжила уже серьезным тоном.

– Ты в курсе, что компания, которая хочет построить новый гольф-клуб на месте "Хейвен Хиллз" наняла агентство твоей матери, чтобы она подыскала им хорошее место в Глендклиффе?

У меня сбилось дыхание от этих новостей.

– Нет... Я ничего не знала об этом.

– Что ж... – директриса снова поправила свой идеально отутюженный костюм. – В таком случае, я должна тебе сообщить, что твоя мама выдвинула очень простые условия – либо я иду на уступки и впредь не допускаю тебя к девочке, либо агентство делает мэрии крайне щедрое предложение о покупке этой земли, от которого власти вряд ли откажутся. Ты же понимаешь, что территория принадлежит городу?

Мои ноги стали ватными, а руки принялись дрожать так, что какао немедленно пролился на картонную подставку и наполовину ее замочил. Предположение Клэр оказалось правдой – детский дом уходил с молотка. Но как Сара могла так со мной поступить? Из глаз хлынули слезы, меня всю затрясло.

– Я не могу так рисковать, Эсме, – тихо произнесла миссис Аллен, ее голос осип, а на лице отпечаталась грусть. – Помимо Джессики здесь учится еще двадцать один ребенок, а также несколько людей из персонала, для которых "Хейвен Хиллз" является домом.

– Но как же... – я практически умоляла, чувствуя, как грудь снова разрывает на части, а глаза застилают слезы. – Как же Джессика... Как же я? Почему все за меня решают мою жизнь, черт вас всех возьми?!

Миссис Аллен подошла ко мне, забрала из рук коробку с вафлями и стаканы, поставила их на перила, а затем крепко обняла, как старого друга.

– Ты спасла эту девочку, – сказала она ласково, гладя меня по голове, словно еще одно своего ребенка. – Ты сделала то, на что другие люди не способны. Я вырастила много детей за всю свою жизнь и каждый раз мне было сложно с ними расставаться, поэтому я понимаю, что ты чувствуешь.

Миссис Аллен отпустила меня из объятий, и я впервые увидела, чтобы по ее щекам текли слезы.

– Но у меня нет выбора, Эсме, я должна так поступить.

Из моей груди вырвались рыдания. Мне казалось, земля разошлась у меня под ногами, заглатывая меня в черную бездну. Я смотрела в карие глаза миссис Аллен, не слыша, не понимая, что она мне говорила. Я отказывалась понимать.

– Нет, нет... – я снова сделала шаг назад, мой разум затуманился, отчаянно пытаясь найти выход. – Нет, так не должно быть. Я поговорю с Сарой сейчас же...

Не помня себя, я сбежала вниз по ступенькам, залезла в свою машину, дрожащими руками вставила ключи, а затем ударила по газам. Я неслась на полной, несколько раз проехав на красный и значительно превысив скоростные ограничители. Едва различая дорогу за слезами, я бормотала себе под нос, что нужно обязательно придумать способ, который заставит маму передумать. Добравшись до дома, я влетела в гостиную, забыв закрыть за собой входную дверь.

– Сара! – выкрикнула я на весь дом, вне себя от отчаяния. – Сара!

Со второго этажа сбежала Маргарет и, завидев меня, тревожно уставилась своими большими глазами.

– Так и знала, что добром это не кончится... – пробормотала она и села на нижнюю ступеньку лестницы.

– Где мама?! – рявкнула я сестре, и Мэгги кивнула в сторону ее комнаты.

Я пронеслась через весь дом и без стука с грохотом толкнула дверь в спальню матери. Та сидела за письменным столом и говорила с кем-то по телефону. Услышав звук, она обернулась, холодно на меня посмотрела, а затем как ни в чем ни бывало вернулась к своему разговору. Вспышка гнева пробрала меня в секунду, и я бросилась к Саре, выхватила телефон у нее из рук и нажала на отбой.

– Что ты себе позволяешь?! – Сара вскочила из-за стола и забрала свой телефон. – Совсем сдурела?!

– Как ты могла?! – выкрикнула я ей в лицо. – Зачем ты угрожаешь "Хейвен Хиллз" своими идиотскими ультиматумами?! Сейчас же прекрати это!

Сара сцепила зубы, ни один мускул на ее лице не дрогнул.

– Еще раз повысишь на меня свой голос и можешь выметаться отсюда, – процедила она.

Я шумно вдохнула через ноздри, понимая, что, если не хочу сделать еще хуже, нужно притормозить. Честно говоря, я еле себя сдерживала.

– Я прошу тебя перестань контролировать мою жизнь! – взвыла я. – Джессика мне очень дорога, я ее люблю, понимаешь? Она без меня не сможет. Зачем ты все рушишь?

Из глаз снова хлынули слезы, но Сара была непреклонна.

– Вчера вечером я заполнила вместо тебя заявку в университет, – сказала она, чеканя каждое слово. – Ты поедешь туда учиться, получишь хорошее образование, и на этом мы с тобой закончим. Потом можешь жить так, как тебе вздумается, но до этого я буду решать.

– Я совершеннолетняя, мама, – заныла я под этим невидимым прессом, который расплющивал меня насмерть. – Перестань все за меня решать... Оставь "Хейвен Хиллз" в покое, я тебя прошу.

Сара поправила волосы, ее лицо по-прежнему не выражало никаких эмоций.

– Условия ты знаешь, – бросила она леденящим тоном. – Ты поступаешь на экономический, а я договариваюсь о другом месте для гольф-клуба.

Я попятилась назад. Моя мать была монстром, разрушающим мою жизнь.

– Это несправедливо... – произнесла я сдавленно. – Ты не можешь так со мной поступить.

– Ты мне потом еще спасибо скажешь, – ответила Сара и снова вернулась к своей работе.

Я стояла в спальне матери в полнейшей растерянности, понимая, что это был конец, и у меня не осталось ходов. Если я хотела сохранить "Хейвен Хиллз", мне нужно было отказаться от Джессики. И выбора у меня не было – директриса в любом случае сделает все, чтобы сделка состоялась. Я вышла из комнаты, закрыв за собой двери.

– Эсме, мне так жаль... – услышала я жалобный голос Мэгги. – Она не должна была так поступать...

Никак не отреагировав, я молча прошла мимо сестры и вышла на улицу. Нужно было как-то переварить все происходящее, но голова кипела, мысли путались, а эмоции полностью взяли меня под контроль. Что мне теперь делать? Я отчаянно пыталась придумать способ, как переубедить Сару не поступать с нами так жестоко. Но ничего лучше, кроме как позвонить отцу и попросить его о помощи, я не придумала, а поэтому через несколько минут уже слушала длинные гудки на том конце линии.

– Эсме? – удивленный голос показался мне уставшим. – Что-нибудь случилось?

Я постаралась вкратце передать Дику историю с мамой. Когда я закончила, в трубке повисло молчание.

– А что ты хочешь от меня? – отец монотонно жевал слова, словно параллельно нашему разговору смотрел очередное телешоу.

Я постаралась подавить свои эмоции, а потому ответила как можно более спокойно.

– Переубеди маму не настаивать на том колледже, – сказала я. – Взамен можешь просить у меня что угодно.

В трубке послышался тихий смех.

– Дочка, что за глупые шутки у тебя? Ты мне предлагаешь бартер? Это смешно!

– Мне очень нужно что-нибудь придумать, лишь бы остаться с Джессикой, – выдавила я из себя, понимая, что этот разговор ни к чему не приведет.

– Как и твоя мама, я считаю, что тебе нужно строить свою жизнь, – подытожил Дик свои выводы. – Может быть, я не до конца понимаю, что у тебя происходит с той девочкой, но все же считаю, что игра не стоит свеч. Прислушайся к Саре и не ругайся с ней. Будь умницей.

Я скривилась в ответ, молча проглотив замечание отца, а затем положила трубку. Отлично, моя последняя надежда на спасение испарилась.