Джойс

Во мне жила робкая надежда, что после поездки с Джеймсом в "Хейвен Хиллз" в моей жизни все наладится. Не знаю откуда я взяла эту странную идею, но в глубине души я почему-то была уверена, что теперь все будет хорошо. И проснувшись рано утром на следующий день, я никак не могла предположить, что черная полоса наступила только сейчас.

Все началось с того, что, спустившись вниз, я наткнулась в гостиной на два огромных чемодана. Предчувствуя неладное, я медленно направилась на кухню бесшумными шагами, боясь спугнуть и до того пробудившееся лихо. Мои опасения оправдались, когда я застала там Дика с дорожной сумкой на плече и Сару с красными от слез глазами.

– Что происходит? – спросила я неуверенно. – Где Мэгги?

– Твой отец подал на развод, вот что происходит! – ответила мама ледяным тоном и, не в силах больше смотреть на мужа, брезгливо отвернулась к окну.

– Ты ведь все понимаешь, Эсме, – сказал монотонно отец и поправил сумку. – Все к этому шло.

– А как же Мэгги? – не унималась я. Развод родителей я пока не могла осознать, но в большей степени меня волновала реакция Мэг.

– Она еще не спускалась.

– Ты что даже не попрощаешься с ней? – мой голос выдал нарастающую истерику. – Ты представляешь, как она обидится?!

– Почему вы все здесь?

Мы обернулись на заспанный писклявый голос. Мэгги все еще в пижаме стояла в дверном проеме и, потирая глаза, переводила взгляд с отца на мать, а затем на меня.

– Пап, ты куда-то уезжаешь? – сестра оглянулась по сторонам и, увидев чемоданы, испуганно уставилась на Дика. – Куда ты уезжаешь?!

Отец подошел к Мэгги и положил руку ей на плечо.

– Мы с твоей мамой больше не будем жить вместе, – сказал он немного сдавленно, отчего мне на секунду показалось, что отец сожалел о случившемся.

– Как это не будете жить вместе? – удивилась Мэг и уперлась в меня стеклянным взглядом, как будто я должна была ей объяснить суть происходящего.

– Твой отец от нас уходит, Маргарет, – кинула мама через плечо безразличным тоном, отчего у меня в секунду свело скулы. Зачем она это сказала при Мэг?!

Мэгги застыла на месте, широко распахнув глаза.

– Это потому, что я вчера наговорила вам глупостей, будто я вас не люблю?!

Теперь пришла моя очередь удивляться. Видимо, вчера я пропустила очередной семейный скандал. Но при виде Мэг, у которой наливались слезами глаза, у меня неприятно защемило на сердце. Она что, правда, подумала, что родители разводятся из-за нее?

– Нет, Маргарет, не из-за этого, – спокойно ответил отец, убирая руку с ее плеча и направляясь к чемоданам, чтобы их забрать.

– А почему? Я не понимаю...

Лицо Мэг в секунду покраснело, из глаз посыпались градом слезы. Она стояла в дверном проеме, такая маленькая, такая беззащитная посреди разворачивающейся взрослой сцены, в которой она едва улавливала смысл.

Я глянула на маму, та продолжала неотрывно стоять у окна, словно статуя. Отец взял чемоданы и одной рукой покатил их к входной двери. Мы с Мэгги застыли на месте, молча наблюдая за происходящим – она плача навзрыд, я в полном молчании. Дик подошел к нам, потрепал Мэгги по волосам, кивнул мне в знак прощания и со словами "Мы будем видеться, девочки, обещаю" ушел из дома, плотно притворив за собой дверь.

– Папочка...

Мэгги залилась истерикой и опустилась на пол, интенсивно вытирая руками щеки. Я присела около нее и обняла за плечи, чувствуя как сестренку начинает пробирать дрожь.

– Не трогайте меня сегодня, – бросила мама и вышла из кухни, направляясь в свою комнату.

Мне пришлось только растерянно хлопать глазами, пытаясь переварить все, что сейчас происходило. Отец ушел, чему я отчасти была рада, возможно, потому что надеялась, что теперь в нашем доме станет тихо и безопасно. Понятно, почему Сара была на взводе – с ее-то принципами дать отцу развод приравнивалось к смертному греху. Хотя, допускаю, что могла не знать всего, что происходило между родителями. Я решила поговорить с ней об этом позже, а пока покрепче прижала к себе Мэг, стараясь сконцентрироваться на ней. Но не тут-то было – Маргарет неожиданно резко вырвалась из моих рук, вскочила на ноги и, злобно уставившись на меня, процедила сквозь стиснутые зубы:

– Это ты во всем виновата, Эсме! Ты хотела, чтобы родители развелись! Теперь ты довольна?! Ненавижу тебя!

С этими словами она гневно развернулась на пятках и быстрым шагом понеслась в свою комнату, оставляя меня одну посреди пустого холла в полном недоумении.

– Нормально... – оторопело выдохнула я, слыша, как сердце пустилось в пляс от переизбытка эмоций.

Просидев несколько минут в попытках упорядочить свои мысли, я поднялась с пола и решительно направилась к входной двери. Мне было жизненно необходимо увидеться с Джеймсом, обнять его и снова собрать себя в кучу. Как есть, в домашней одежде, я на ходу надела кроссовки и выскочила на улицу.

Сердце бешено колотилось о ребра, пока я перебегала дорогу к дому Мойз. Оказавшись на веранде, я буквально взлетела вверх по ступенькам и принялась неистово колотить в двери. Через пару секунд на пороге показалась тетя Мелани. Увидев меня, она удивилась, ее карие глаза почему-то были мокрыми. Я почувствовала неприятный холодок, который пробежал по моему затылку.

– Эсме, детка, что ты здесь делаешь так рано... – пролепетала она, пока я пыталась понять, что не так с выражением ее лица.

– Мне нужно увидеться с Джеймсом, – требовательно заявила я, отчего желудок почему-то начало скручивать в тугой узел.

Мелани пробормотала что-то неразборчивое типа "Ох, такое дело..." и я, забыв все правила приличия, протолкнулась мимо тети и вбежала в дом Мойз.

В гостиной я застала Вики. Она сидела на диване, понурив голову, и то и дело всхлипывала.

– Вики, где Джеймс? – спросила я безжизненным тоном, чувствуя как колени становятся ватными.

Вики подняла на меня заплаканное лицо и разразилась рыданиями. Мои ноги стали подкашиваться, и я вцепилась окаменелыми пальцами в мягкую ткань дивана.

– Он уехал, – послышался сзади надорванный голос Мелани. Она закрыла входную дверь и медленно подошла ко мне. – Они с Гарри вдвоем уехали сегодня ночью.

Я почувствовала, как спазм в желудке немного отпустило. Слава Богу, с Джеймсом все было в порядке!

– Что случилось? – тихо спросила я.

Вики подняла голову и вытерла рукавом пижамы лицо и нос.

– Итан... – заныла она и снова залилась слезами. – Итан, братишка...

Я в ужасе уставилась на Мелани, ища объяснений. Тетя провела ладонью по щекам, смахивая слезы. Ее лицо исказилось болью.

– Наш мальчик... – проговорила она надорванным голосом. – Его нашли вчера вечером мертвым от передоза...

– Что?! – выдохнула я, не веря своим ушам. – Я не понимаю...

Мелани закрыла лицо руками, пряча свое горе.

– Никто не знал, что он, как его мать, пристрастился к наркотикам, – прорыдала она. – Господи, за что нам все это?! Бедный мальчик! Он же был еще совсем ребенком!

Гостиную наполнили звуки рыданий. Я сидела там на полу, не чувствуя ног, не видя ничего перед собой. Все мое тело болело и ныло, словно это я была тем, кто потерял близкого человека. Джеймс...

Я вытащила из кармана толстовки телефон и быстро набрала знакомый номер. Из трубки послышались медленные гудки, которые не прекращались, пока связь не оборвалась. Я оторопело уставилась на телефон, несколько раз нажав на повтор звонка, но так ничего не добившись, сдалась.

Тот день был насквозь пропитан женскими слезами.

Мама, Мэгги, Мелани, Вики.

Я сидела попеременно около них, подавая воду и принося таблетки от головной боли, и каждые пять минут поглядывала на телефон.

Джеймс не звонил, а я не могла набраться храбрости, чтобы набрать его еще раз.

На следующее утро меня разбудил звонок Вики.

– Мы уезжаем на похороны в Гимптон, – услышала я знакомый поникший голос. – Ты хочешь поехать с нами?

Я резко села на кровати, все еще сонная. Проворочавшись всю ночь, я уснула только под утро, а потому все еще плохо соображала.

– Да, конечно... – пролепетала я. – Когда у вас рейс? Мне нужно сперва поговорить с мамой.

– Вылет в полчетвертого вечера, – ответила Вики. – Было бы хорошо, если бы ты поехала. Знаешь, нам всем нужна сейчас поддержка. Особенно Джеймсу...

– Как он? – моментально встрепенулась я. – Ты с ним говорила?

Вики шмыгнула носом в трубку.

– Нет, папа сказал, Джеймс уже два дня ни с кем не разговаривает, только занимается похоронами.

Я тяжело вздохнула. Все, чего я хотела сейчас, это оказаться рядом с ним.

– Позвоню, как только поговорю с Сарой.

Долго уговаривать маму не пришлось. К моему удивлению, услышав о гибели родственника Мойз, она решила, что будет правильно, если я поеду с ними и поддержу в трудную минуту. Мне оставалось только мысленно благодарить небеса за то, что в состоянии бракоразводного процесса Сара была слишком занята своими переживаниями, а потому не расспрашивала меня ничего о Джеймсе, с которым, как она думала, мы всего лишь дружили.

Вечерний рейс не задерживался, и наш самолет вовремя взлетел и ко времени приземлился в незнакомом мне аэропорту. Солнце садилось над Гимптоном, который уютно расположился в глубине материка среди невысоких гор и узких рек. Завороженные здешней красотой пассажиры прикипали взглядами к иллюминаторам, наблюдая, как отливала золотом неспешная гладь воды и как кромки заснеженных вершин освещало вечернее зарево. Я вздрогнула, вспомнив, как еще несколько дней назад думала о том, что когда-то смогу посетить Гимптон. Откуда мне было знать, что мой первый визит сюда будет омрачен трагедией.

Дом семьи Харрингтон находился в удивительно живописной пригородной зоне. Здесь все утопало в хвойных лесах и чаще, пахло сыростью, мхом и еще не везде сошедшим снегом. Вдали от океана было намного прохладнее, и зима здесь не до конца оставила свои владения. Наше такси остановилось напротив двухэтажного дома, выложенного камнями, с бурой черепицей, широким дымоходом и небольшой деревянной террасой, по бокам которой висели узорчатые кованые фонари, излучающие мягкий желтый свет. Помню, я удивилась, глядя на этот великолепный дом, который, если бы не пластиковые секционные ворота гаража, был бы больше похож на старинный домик из немецких сказок. Окна горели на всех этажах и даже входная дверь была слегка приоткрыта. Я оглянулась по сторонам и увидела несколько машин, припаркованных недалеко от входа. У Харрингтонов были гости.

– Приехали... – тетя Мел поставила на землю свой небольшой чемодан, и мы втроем застыли напротив ступенек. – Как давно мы здесь не были, правда, Вики?

Вики шмыгнула носом, и я приободряюще обняла ее за плечи.

– Ну, пойдемте, девочки.

Мел пошла первой, колесики ее чемодана тихо зашуршали по тротуарной плитке. Вики принялась догонять маму, а я остановилась ненадолго, чувствуя полнейшую растерянность. Я не была их родственницей, меня здесь никто не знал. Как мне стоило себя вести? Переминаясь с ноги на ногу, я простояла так с минуту в нерешительности, а затем сделала глубокий вдох и двинулась ко входу. Год назад я уже была на чужих похоронах, и теперь это происходило со мной снова...

В доме было полно народу, и я заметно сникла, потеряв из виду и Вики, и Мелани. Несколько мужчин в спортивных костюмах мельком на меня глянули, недоумевая, что я здесь забыла, но я только учтиво кивнула им в ответ и сделала вид, что знаю, куда иду. Планировка дома была чем-то похожа на дом Мойз, поэтому я быстро распознала гостиную, кухню и несколько гостевых спален, которые располагались в левой части здания. Я бродила между комнатами, ища глазами Джеймса, но в помещении было слишком много народу – мужчины и женщины, ребята помоложе, видимо, одноклассники Итана, которые пришли чем-то помочь, и даже чьи-то дети. Проходя мимо гостиной я заметила большое фото в черной рамке, а на нем смешливое, совсем юношеское лицо, так похожее на Джеймса. Я застыла около портрета, вглядываясь в добродушную улыбку и зеленые глаза, игриво наблюдающие за собравшимися здесь людьми, как будто все это был его дурацкий розыгрыш. Неужели этого парня больше нет в живых? Меня передернуло, в груди снова неприятно заныло. Я постояла там около минуты, а затем развернулась, чтобы пройти на свежий воздух. Но едва я обернулась, как встретилась лицом к лицу с Джеймсом.

– Джеймс... – выдохнула я, но парень тут же схватил меня за руку и быстрым шагом поволок на второй этаж.

Я едва поспевала за ним, чувствуя как его непривычно холодная рука твердо сжимала мое запястье. Очутившись в одной из комнат, Джеймс плотно закрыл двери, отпустил мою руку и повернулся лицом. В приглушенном свете настенных ламп он выглядел так, словно постарел на несколько лет. Смерть младшего брата стала для него настоящим ударом. Его щеки заросли щетиной, между бровей пролегла глубокая складка, а глаза были красными. Он весь как будто осунулся и сник, и едва держался на ногах. Я осторожно подошла к нему, а затем медленно поднесла руку к его щеке. Губы Джеймса слегка задрожали и он сильно прикусил их, стараясь не выдавать внутреннего бессилия. Мое сердце буквально разрывалось на части, впервые видя его в таком состоянии. Всегда улыбающийся беззаботный парень бесследно исчез, а его место занял человек, убитый горем. Не в силах больше сдерживаться, я бросилась к Джеймсу и крепко его обняла, прижимая к себе, пытаясь защитить от всего плохого. Харрингтон обвил меня руками и, зарывшись лицом в мои волосы, издал хриплый гортанный звук.

– Все хорошо, Джеймс, все хорошо... – шептала я, словно убаюкивая его скорбь, которая неумолимо прорывалась наружу.

Мы простояли так несколько минут, слушая приглушенный звук разговоров на первом этаже. Я не отпускала Джеймса из своих объятий, плача вместе с ним и разделяя его утрату. Наконец он отстранился, вытер уставшее лицо рукавом рубашки и, положив обе руки мне на плечи, пристально на меня посмотрел.

– Ты знаешь, отчего умер мой брат? – выдавил он из себя, слова дались ему нелегко.

Я едва заметно кивнула, боясь проронить хотя бы один лишний звук.

– Моя мать... – начал было он, но запнулся, сцепив зубы от злости. – Это она во всем виновата.

– Что ты имеешь в виду? – спросила я осторожно, наблюдая как выражение лица напротив принимает незнакомый мне яростный вид.

Джеймс убрал руки с моих плеч и принялся широкими шагами мерить комнату, словно дикий зверь в маленькой клетке. Я впервые оглянулась по сторонам и поняла, что мы находились в спальне, в которой словно прошелся ураган. Около левой стены стояла широкая кровать с помятым пледом и разбросанными подушками, на стенах висели обрывки плакатов, открытый нараспашку шкаф демонстрировал незнакомому взору мятую одежду, часть из которой небрежно валялась рядом, письменный стол возле окна был немного сдвинут в сторону, а книги, журналы и тетради лежали на полу рядом с побитыми рамками фотографий и настольной лампой, которая, видимо, полетела со стола вместе с остальными вещами. Я присела на одно колено и осторожно взяла в руки одну из побитых рамок. За треснувшим стеклом улыбались два парня – совсем юный Джеймс, такой, каким я помнила его из своего детства, и его младший брат Итан с огромной сладкой ватой в руках. На заднем фоне виднелись красные горки тематического парка развлечений, а сверху попал в кадр большой палец человека, который сделал фотографию. Я подняла рамку с пола и, пройдя к столу, поставила ее на место.

–Здесь раньше была твоя спальня? – спросила я, садясь на край кровати.

Джеймс кивнул и остановился посреди комнаты.

– Ты был зол? – задала я еще один вопрос, намекая на здешний беспорядок.

Харрингтон снова кивнул, на его скулах заиграли нетерпеливые желваки.

– Где сейчас твои родители? – я сделала попытку утихомирить его пыл, стараясь произносить каждое слово медленно и спокойно.

– Отец где-то с Гарри, а мать... – лицо Джеймса болезненно исказилось, а голос задрожал. – Наверное валяется где-то без памяти, даже не зная, что произошло с ее сыном!

Услышанное повергло меня в шок. Что же происходило в этом доме в течение всех этих лет?

– Как давно ты ее видел?

– Давно, – процедил Джеймс сквозь зубы, сжимая пальцы в кулаки так сильно, что костяшки побелели от напряжения. – Два месяца назад.

Я не знала, как мне нужно было реагировать. История этого дома с каждым новым ответом становилась все мрачнее, а Джеймс все больше превращался в человека, с которым я никогда не была знакома. Мне было неудобно расспрашивать, я чувствовала себя здесь неуютно, как будто лезла грязными ботинками в стерильную камеру. Но все, что я хотела – чтобы Джеймсу хоть немного полегчало. Не придумав ничего лучше, я просто похлопала ладонью по кровати, подзывая парня к себе. Джеймс разжал кулаки, подошел и без лишних слов опустился рядом. От его тела исходила дрожь, его руки немного трясло, а лицо покрылось испариной. Я опасливо взяла сильную руку и скрестила наши пальцы.

– Не хочу, чтобы ты видела меня таким, – неожиданно произнес Джеймс. – Не хочу выглядеть слабаком.

– Мне жаль, что я не знаю всего, что ты пережил, – я нежно провела большим пальцем по его коже. – Могу только догадываться, насколько нелегко тебе было. Но с уверенностью могу сказать, что ты самый сильный человек из всех, кого я встречала.

Джеймс внимательно на меня посмотрел, как будто оценивая мои слова, а затем немного улыбнулся краешком губ.

– Где-то я уже такое слышал, – сказал он, вспоминая наш недавний разговор в машине.

Я улыбнулась в ответ и наклонилась, чтобы поцеловать Джеймса. Он не сразу ответил на поцелуй, будто бы решаясь, а затем разомкнул наши сплетенные пальцы и запустил одну руку мне в волосы, а другой обвил мою талию, изо всех сил привлекая меня к себе. У меня спешило дыхание, и миллион электрозарядов пронесся от кончиков пальцев до самой макушки, когда Джеймс выдохнул мое имя и с чувством накрыл мои губы своими. Мне казалось, что время остановилось, а я превратилась в мягкую податливую глину, которая каждым атомом ощущала требовательные руки. Сердце отчаянно стучало как обезумевшее, в висках запульсировало, и все, что я могла слышать был только звук нашего спешившего дыхания. А затем все остановилось. Джеймс резко отстранился и оказался в метре от меня на том конце кровати. Не понимая, что произошло, я уставилась на Харрингтона, все еще чувствуя пульсацию в своей голове. Джеймс нервно поправил свои волосы, его грудь тяжело вздымалась, а лицо выражало сожаление и борьбу.

– Прости, Эсме, – сказал он надрывно, отвернувшись. – Я не должен был...

Наверное, я выглядела очень глупо, потому что таращилась на Джеймса во все глаза и не могла сообразить, что именно он пытался до меня донести. Я сделала неловкую попытку дотянуться до него рукой, но он поднялся на ноги и, все также не глядя на меня, направился к двери.

– Ты можешь спать здесь, – бросил он через плечо неожиданно холодным тоном, от которого мне захотелось свернуться клубком. – Увидимся на похоронах.

С этими словами он вышел и тихо затворил за собой дверь. Я осталась сидеть на кровати рядом с помятым пледом, отчаянно борясь с порывом побежать за Харрингтоном. Единственным моим объяснением всего произошедшего пару минут назад было то, что в горе человек не контролирует свои эмоции. Я наблюдала это за Джессикой, которая после смерти родителей вела себя крайне резко и часто нелогично, теперь я видела это у Джеймса. Мне приходилось только ждать, пока время немного приглушит боль его потери.

Когда гости разошлись и дом опустел, мы с Вики и тетей Мелани сначала принялись за уборку, вычищая до блеска полы и собирая мусор, а затем приступили к готовке. По обычаям Гимптона семья погибшего должна была печь пироги и раздавать их соседям. Чуть позже я попыталась найти Джеймса, но парня нигде не было, как и его отца, и дяди Гарри. Позвонив поздно вечером Саре и сообщив, что у меня все хорошо, я направилась в уже знакомую мне спальню и постаралась навести там порядок. Мне казалось, что Джеймсу это поможет – увидеть свою комнату снова такой, какой она была до погрома. После полуночи совсем без сил я скрутилась калачиком на его кровати и погрузилась в беспокойный сон.

Я плохо помню события следующего дня, все происходящее впечаталось в мои воспоминания короткими обрывками. С утра начали приходить люди в черных одеждах, неся с собой цветы и белые ленты. Как мне объяснила затем Вики, в Гимптоне была особая традиция украшать могилы молодых людей лентами в знак невинности души, которая слишком рано покинула этот мир. Я заметила несколько лиц, которые видела вчера вечером. Среди них были молодые парень и девушка, возраста Итана, наверное, его друзья. Они оба выглядели растерянными и подавленными, их глаза были опухшими от слез. Помню, в тот день погода была спокойной, но пасмурной. Тяжелые тучи медленно двигались по горизонту, задевая черными боками черепичные крыши и ветви раскидистых елей, отчего казалось, что вот-вот пойдет дождь.

Муниципальное кладбище находилось в нескольких километрах от черты города, и ближе к полудню вереница машин двинулась стройным рядом от дома Харрингтонов. Я не видела Джеймса со вчерашнего вечера, и от этого мне было не по себе. Сидя в незнакомой мне машине вместе с Вики, теткой Мелани и еще двумя гостями, я нервно перебирала складки своего черного платья и старалась подавить в себе нехорошее предчувствие, которое неприятным холодком залезло под кожу.

Когда мы приехали на кладбище, все уже было готово. Я удивилась количеству людей, которые пришли попрощаться с юным Итаном, казалось, их было по меньшей мере человек сорок. Наверное, он был действительно хорошим парнем. Я оглянулась по сторонам в поиске Джеймса и вскоре увидела его рядом с Гарри и еще одним мужчиной. Они стояли чуть поодаль, в тени деревьев, как будто боясь подойти ближе. Все трое выглядели неважно, и даже дядя Гарри, который никогда не терял самообладания, едва держался на ногах. Джеймс был все в той же одежде, что и вчера – джинсы, серая рубашка и теплая куртка. Завидев меня, он посмотрел в мою сторону каким-то деревянным взглядом, а затем отвернулся, чтобы поговорить с дядей. Как я поняла, третьим мужчиной был отец Джеймса, Вильям. Высокий и худой, со светлыми, как у сыновей волосами, его лицо было осунувшимся и серым, не выражающим никаких эмоций. Я попыталась расспросить у Мелани, будет ли на похоронах Аманда, мама Джеймса, но тетя в ответ только пожала плечами и залилась рыданиями. В тот день Аманда так и не пришла, а мне не удалось узнать, что же с нею стало.

Наш рейс был запланирован на одиннадцать вечера. Гарри сообщил, что останется с зятем и Джеймсом на какое-то время, пока они не придут в себя, а Вики, Мелани и мне было велено немедленно возвращаться домой. Как бы девочки не пытались уговорить Гарри остаться хотя бы еще на день, он был непреклонен, заверяя жену и дочь, что они здесь будут только мешать своими вздохами и причитаниями. У меня же права голоса совершенно не было, хотя я отчаянно пыталась придумать способ, как мне уговорить Мойз задержаться.

После похорон Джеймс куда-то исчез. Набравшись смелости, я даже позвонила ему несколько раз, но никто не ответил. Нехорошее предчувствие, зародившееся с утра, переросло в откровенный невроз, и я весь день не находила себе места. Я отправила Джеймсу несколько сообщений, но и они остались без ответа. Помню, в какой-то момент, когда я стояла на кухне у Харрингтонов и убиралась со стола, меня вдруг накрыло невыносимым ощущением, что я его больше никогда не увижу. У меня и раньше были подобные случаи, я называла это интуицией, когда неожиданно какая-то мысль превращалась в моей голове в безоговорочную истину. К сожалению, это чувство никогда меня не подводило. Я присела на край стула с полотенцем в руках, чувствуя, как мое тело начала пробирать дрожь, а сердце с оглушительным стуком скатывалось на дно грудной клетки. Я сидела там на кухне, застыв в неподвижной позе, пока мой пылающий мозг пытался утихомирить боль утраты, которая неистово прорывалась наружу. Мне казалось, в моей груди образовалась открытая рана, которая сочилась кровью и сукровицей, и с каждой минутой она неумолимо разрасталась по всему телу. Когда Вики нашла меня на кухне и сообщила, что нам пора выезжать, я не сразу поняла, что просидела в своем оцепенении больше часа.

Мы покинули дом Харрингтонов в сумерках. Когда такси завернуло за угол, я обернулась в надежде, что Джеймс, возможно, стоял где-то там, но в вечернем полумраке, спустившемся на город, не было никого, кроме незнакомых мне людей, возвращающихся по своим домам. Я не чувствовала своих ног и рук всю дорогу до регистрационной стойки, не слышала, о чем говорили между собой Вики и ее мама. Мое тело действовало на автомате, отдавая паспорт, проходя контроль безопасности, усаживаясь на свое место в самолете. Зияющая рана засасывала внутрь все эмоции, все переживания. Я взглянула на свой телефон перед тем, как стюардесса попросила включить режим полета и увидела там пропущенное сообщение от Джеймса. Вне себя от волнения, я быстро нажала на экран и прочитала пару строчек.

"Извини, что не проводил. Мне нужно побыть одному."

Мое сердце болезненно заныло, по щекам потекло что-то мокрое. Я выключила телефон и, закрыв глаза, попыталась уснуть.

***

Прошла неделя. А затем еще одна.

Температура на улице поднялась до +15 градусов, и последние несколько дней погода в Глендклиффе стояла приветливая и солнечная. На прошлых выходных вернулся дядя Гарри, и я первым же делом поспешила в дом Мойз, чтобы узнать хоть какие-нибудь новости о Джеймсе. Но Гарри лишь подтвердил мои опасения – он не видел племянника со дня похорон, только получил от него сообщение, что с ним все в порядке. По словам Мойз отец Джеймса, Вильям, уже успел немного прийти в себя и даже возобновил свою работу. На мои вопросы об Аманде Гарри только удрученно покачал головой – семья Харрингтон подала официальное заявление в полицию о пропаже женщины, но пока что поиски не увенчались успехом. Боясь, что Аманда могла попасть в плохую историю, ее муж сначала предпринимал самостоятельные попытки ее найти, но вскоре сдался и решил, что будет просто ждать, пока полиция сама ее не найдет. В свою очередь Джеймс наотрез отказался разыскивать мать, обвинив ее в смерти Итана, и затем тоже бесследно исчез.

В нашем доме все тоже было неспокойно. Пока я была погружена в свои переживания, мой отец подал иск на развод с требованием, чтобы его дочери жили с ним, так как, по его мнению, Сара недостаточно серьезно относилась к нашему с Мэг воспитанию. Для мамы это был удар. Не в силах поверить в подлость бывшего мужа, она днями и ночами пила и проклинала его на чем свет стоит, пока мы с Маргарет спорили о происходящем.

Начнем с того, что Мэгги со мной не разговаривала, все еще считая меня виновной в разводе родителей, а потому обращалась ко мне только по насущным потребностям. Меня, конечно, это злило и первое время я пыталась защищаться от ее нападок, но потом решила, что лучше оставить сестру в покое – если ей нужно было кого-то обвинять в разводе родителей, я дала ей винить себя.

Но по-настоящему я пришла в шок однажды утром, когда за завтраком перед школой Мэгги сообщила нам с мамой, что она предпочитает жить с отцом. Я попыталась образумить Маргарет, но та лишь заявила, что это будет нечестно, если отец останется один без детей. По ее мнению, кто-то из нас должен был жить с ним, и этим кто-то станет она. Сара, в свою очередь, лишь мрачно посмотрела на младшую дочь и молча вышла из кухни, оставив после себя тягостное ощущение, которое не покидало меня весь день. Вечером я пришла к ней в комнату, застав Сару с очередной початой бутылкой виски, и решилась поговорить откровенно обо всем, что происходило.

– Уверена, Мэгги сказала это не со зла, – начала я, намекая на утреннюю сцену. – Она просто до сих пор не отошла от шока.

– Твоя сестра считает, что я для нее плохая мать, – Сара безучастно пожала плечами и отпила из своего стакана. – Что ж, может быть, я не дала вам то, чего вы хотели. Но я старалась, как могла.

Я вдруг почувствовала острый укол стыда. С одной стороны у меня накопилось слишком много претензий к своей матери, которая всю жизнь пыталась все решать за меня, но с другой – в ту самую секунду мне стало ее ужасно жаль. Прожив двадцать лет в несчастливом браке, Сара в конечном счете оказалась в ситуации, когда одна из ее дочерей захотела от нее отказаться.

– Ты знаешь, почему твой отец выдвинул требования забрать вас к себе? – она подняла на меня тяжелый взгляд, а я отрицательно замотала головой. – Это шантаж, адресованный мне. Он не хочет платить алименты, в этом вся причина.

Почему-то эта новость меня не удивила и даже позабавила. Я прыснула со смеху, закрывая рот рукой, не переставая удивляться низости Дика.

– Да, у меня тоже была такая реакция, – отозвалась мама и отвернулась на включенный без звука телевизор. – Ваш отец никогда особо не хотел брать за вас ответственность. Даже будучи в браке, все ваше обеспечение было на мне. А теперь Маргарет решила самовольно уйти и жить с отцом. Как ты считаешь, что я должна ей сказать, чтобы она передумала?

– Иногда мне хочется привязать ее к стулу и заклеить скотчем рот, – призналась я. – Мэгги такая упрямая, что порой у меня пар из ушей идет от ее поведения.

– Ну, хоть в этом она похожа на меня, – мама предприняла попытку улыбнуться.

– Думаю, тебе просто нужно сказать ей правду, – ответила я. – Понимаю, что ты пытаешься сохранить репутацию и авторитет отца в ее глазах, но сейчас это не самый подходящий случай.

Мама тяжело вздохнула и потерла опухшие веки.

– Наверное, ты права, – сказала она. – Но, боюсь, она может выкинуть чего похуже. Например, сбежать из дома. Ты же знаешь как Мэг ведет себя, когда она расстроена.

Я иронично цокнула языком.

– Она со мной две недели не общается, считает, что это я виновата в вашем разводе.

Мама выдавила из себя многозначительное "ясно" и снова сделала глоток виски.

– И все же, – спросила я аккуратно, – ты не боишься, что отец сможет нас отсудить? Что же мы тогда будем делать?

– О нет, детка, – ответила Сара и расплылась в саркастической улыбке, – твой отец слишком себя любит, чтобы всю жизнь с вами волочиться. Он просто хочет, чтобы я не требовала от него денег. Что ж, мне не впервой.

Надо было отдать должное расчетливости Сары. Я горько вздохнула, понимая, сколько неприкрытых шрамов осталось у нее от брака с моим Диком.

– Знаешь, я не понимаю только одного, – сказала я, вставая. – Почему ты раньше с ним не развелась?

Мама внимательно на меня посмотрела.

– Просто я хотела, чтобы вы жили в полной семье. Я считала, так будет правильно.

Сара оказалась права. Узнав о намерении отца забрать меня и Мэгги к себе только для того, чтобы не платить алименты, Маргарет сначала залилась гневной истерикой, обвиняя маму во лжи и предательстве, а на следующее утро сбежала из дома. У нас заняло целый день на то, чтобы вместе с мамой, Вики и Мелани отыскать мою младшую сестру, которая каким-то образом даже умудрилась взять билет на автобус до соседнего города и едва на нем не уехала. Сперва задав приличной взбучки, Сара затем посадила младшую дочь под домашний арест, а отец под влиянием бывшей жены, поговорил с Маргарет по телефону, заверив дочку, что с мамой и мной ей будет жить куда лучше, чем в его маленькой съемной квартире. В конце концов Мэг сдалась, обливаясь жгучими слезами, и еще очень долго не разговаривала ни со мной, ни с родителями. Забегая наперед, скажу, что у Мэгги заняло почти три года, чтобы осознать, что мама хотела для нее только добра, и именно она была тем человеком, который ее защищал. Что до меня – я полностью прекратила свое общение с Диком на многие годы, будучи не в состоянии переварить его потребительское отношение ко мне и Мэг. Бракоразводный процесс моих родителей завершился достаточно быстро, и на какое-то время в нашем доме воцарился покой.