Эхо пустых залов

Ферма стала безмолвным царством. После исчезновения Олафа и безумия Тима, которую Анна хладнокровно заперла в сарае, в доме воцарилась зловещая тишина, нарушаемая лишь редким, тоскливым бормотанием Элис из чулана и постоянным, многоголосым шёпотом, исходящим от Софии.

Анна, не смотря на незаживающую рану на ноге, стала ещё более собранной, ещё более расчетливой. Она проводила ночи в библиотеке, изучая старые, пыльные книги, вывезенные из поместья Ведьмин Яр, ища нечто большее, чем просто ритуалы изгнания. Её демон контроля требовал знаний, требовал понимания этого нового, *тонкого* мира, что открылся им. Она чувствовала, как их сила растёт, но она была дикой, неуправляемой. Анна жаждала её укротить.

Дарья, погруженная в свой мир, превратила свою комнату в алтарь ужаса. Стены теперь были полностью покрыты её "фресками" – не просто картинами, а живыми, движущимися полотнами, где лица сливались и распадались, а тени корчились в агонии. Она начала использовать не только грязь и кровь, но и что-то более... эфемерное. Когда она рисовала, воздух вокруг неё искажался, словно над раскалённой землёй, и из её рта вырывались странные, шипящие звуки, похожие на шепот множества голосов, но это был её голос, превращающийся в инструмент для *передачи*.

София, живое эхо бездны, становилась всё более... проницаемой. Она часами могла сидеть неподвижно, её пустые глаза были открыты, но смотрели *сквозь* стены, сквозь землю. Голоса, что она слышала, становились громче, отчетливее, и теперь они не просто шептали, а звали, тянули к себе. Ночами, её бледное тело начинало едва заметно светиться, а по полу вокруг неё расходились волны холодного воздуха, пронизывающего до костей. Её дыхание становилось поверхностным, почти незаметным. Казалось, её душа вот-вот покинет тело, следуя за зовом.

Однажды ночью Анна сидела в библиотеке, погруженная в древний гримуар, когда услышала это. Не из Софии, а отовсюду. Тонкий, но пронзительный *писк*, словно натянутая до предела струна, что вот-вот порвется. Затем послышался глухой *стук*, не от двери или окна, а изнутри стен. Это был звук, похожий на барабанную дробь, но слишком неровный, слишком... *живой*.

Анна поднялась. Её глаза, полные новой, расчетливой силы, устремились в темноту. Она подошла к комнате Софии. Дверь была приоткрыта. Изнутри исходило странное, мерцающее голубоватое свечение, и холод, который заставил кровь застыть в жилах.

В комнате София лежала на кровати. Её тело было абсолютно неподвижно, но над ним, в воздухе, словно дымка, *вырисовывалась* её полупрозрачная фигура, отделяясь от физической оболочки. Она парила над собой, невидимая для обычного глаза, но явная для Анны, чьи чувства были обострены до предела. Вокруг астральной Софии, словно призрачные мотыльки, вились тени, стремящиеся к ней, пытающиеся *прикоснуться*.

Из пустых глазниц астральной Софии медленно потекли тонкие струйки синего света, стекая на её физическое тело, и тогда Анна услышала. Не голоса извне, а *её* голос, чистый, отчаянный, но звучащий словно издалека, из-за плотной завесы.

"МАМА! ПАПА! ОН ЗДЕСЬ! ОН ПЫТАЕТСЯ ВОЙТИ!" – крик был полон ужаса и безумия.

И тут же, из глубины комнаты, из темноты, медленно выплыл силуэт. Это был не фантом, не тень, а нечто иное. Фигура была высокой, худой, закутанной в лохмотья, но её голова была совершенно пустой – лишь чёрное, гладкое, безликое пятно. Из её несуществующих глазниц медленно сочился тонкий, красный свет. Она двигалась бесшумно, паря над полом, медленно протягивая длинную, костлявую руку к астральному телу Софии, словно пытаясь его *ухватить*.

В тот же миг в комнату ворвалась Дарья, её глаза горели безумным восторгом, смешанным с ужасом. Она увидела Безликое существо, которое не было частью её картин, но казалось воплощением её самых страшных ночных видений.

"Оно... оно *реально*!" – прошептала Дарья, её голос был полон одновременно паники и благоговения. Она подняла свои измазанные пальцы, словно пытаясь зарисовать это чудовище, запечатлеть его ужасающую красоту.

Безликое существо, казалось, почувствовало их присутствие. Оно резко обернулось, и его "голова" метнулась в сторону сестёр. Из него донёсся низкий, пульсирующий *стон*, который проникал прямо в их разум, вызывая невыносимую головную боль и ощущение того, что их собственная кровь кипит в жилах. Это был не голос, а *мысль*, чистая, холодная, древняя *жажда*.

"ТЫ. ПОТЕРЯНА. МЫ. ПРИШЛИ. ЗАБЕРЕМ. ТВОЁ." – пронеслось в их головах, и эти слова были направлены не на Софию, а на Анну.

Анна, несмотря на леденящий страх, не отступила. Её демон контроля заставлял её стоять на месте. Она чувствовала мощь этого существа, его неземную природу. Оно было не из их мира, но оно жаждало войти. И София, её сестра, была вратами.

"Оно хочет её," — прошептала Анна, и в её голосе звучала не только тревога, но и предвкушение новой борьбы, нового поля для контроля. — "Оно хочет *войти*."

Безликое существо снова двинулось к астральной Софии. Его костлявые пальцы уже почти касались её сияющей фигуры. Анна знала, что если оно войдёт, они потеряют Софию навсегда. И не просто потеряют, а приобретут нечто гораздо хуже, чем Сатана.

"Дарья! Рисуй!" – резко приказала Анна, и её голос был полон отчаяния, но и той самой властности, которая теперь стала её основной чертой. Она не знала, как бороться с этим существом, но она знала, что у Дарьи есть своя, извращенная сила. "Запечатай его! Загони его обратно!"

Дарья, словно выйдя из транса, посмотрела на сестру. Её глаза горели безумием, но в них мелькнула искра понимания. Она подбежала к ближайшей стене и, не думая, начала чертить пальцами, измазанными в какой-то липкой грязи, огромный, сложный символ. Он был похож на те, что были в капище, но искажённый, переосмысленный её безумным гением. С каждой линией символ начал светиться тем же бледным, синим светом, что исходил от астрального тела Софии.

Безликое существо, казалось, замешкалось. Оно издало пронзительный, скрежещущий визг, от которого зазвенели стёкла. Оно почувствовало сопротивление, новую, чужеродную силу.

Анна, не думая, бросилась вперед, прямо между Безликим и Софией. Она не могла навредить этому существу физически, но могла *отвлечь* его, дать Дарье время. Она вытянула свою раненую ладонь, и кровь, смешанная с силой рода, потекла по её пальцам. "Ты не возьмешь её!" — прорычала она, её голос был полон неистовой, безумной ярости. Её демон власти и контроля столкнулся с абсолютной пустотой.

Безликое существо метнулось к ней. В его пустой голове, казалось, вспыхнула красная вспышка. Анна почувствовала, как её сознание пронзает ледяная игла, пытаясь *выдернуть* её из тела, точно так же, как Безликое пыталось забрать Софию. Она почувствовала головокружение, тошноту, как её собственная душа начинает отрываться от плоти. Это была новая, ужасающая атака, прямо на её сознание.

Безликое существо, этот ужас из иного измерения, обрушило свою ментальную атаку на Анну, пытаясь *выдернуть* её душу из плоти, словно гнилой зуб. Анна застыла, её тело билось в конвульсиях, по коже пробегали тонкие, красные трещины, а изо рта вырвался хриплый, надрывный стон – звук души, которую разрывают на части. Её глаза закатились, и в них мелькнули лишь мимолетные, кошмарные видения: бесконечные коридоры из костей, шепчущие пустоты, и она сама, запертая в стеклянной клетке, над которой смеются тысячи теней.

"ТЫ. СЛАБА. ТЫ. РВЕШЬСЯ." – пронеслось в её голове, голос Безликого существа был холодным, безэмоциональным, но пронизывал каждую клеточку её мозга, заставляя его *гореть*.

Но пока Анна стояла щитом, принимая на себя удар, Дарья действовала. Её глаза горели безумием, но в них мелькнула искра понимания, осознания новой, ужасающей "красоты". Она подбежала к ближайшей стене, её тонкие пальцы, измазанные в какой-то липкой, вонючей грязи, что сочилась из пола и стен, начали чертить. Она не думала о том, что это за грязь; для неё это был лишь "материал", новый пигмент, который *дышал* и *пульсировал*.

Она начертала огромный, сложный символ. Он был похож на те, что были в капище, но искажённый, переосмысленный её безумным гением. Линии были неровными, дрожащими, но их хаос складывался в жуткий, притягательный узор. С каждым штрихом символ начинал светиться тем же бледным, мертвенно-синим светом, что исходил от астрального тела Софии, но этот свет был холодным, обжигающим, словно лёд, он *выжигал* тьму.

"НЕТ! НЕТ! НЕТ!" – пронзительный, скрежещущий визг вырвался из Безликого существа, от которого зазвенели стёкла во всём доме, и из щелей между рамами потекла черная, маслянистая кровь. Оно почувствовало сопротивление, новую, чужеродную силу, которая пыталась его *запереть*, *связать* тем, что оно презирало – *формой*. Символ на стене не просто светился – он *вибрировал*, создавая вокруг себя силовое поле, которое искажало воздух и заставляло само пространство вокруг себя *стонать*.

Дарья работала лихорадочно, её лицо было перекошено от напряжения, но в её глазах читался почти экстатический восторг. Её демон, ныне преобразившийся в маэстро ужаса, подпитывал её. Она чувствовала, как линии, которые она чертила, не просто появлялись на стене – они *впивались* в неё, словно живые корни, прорастая в камень и дерево, создавая невидимые, но прочные связи. Её "искусство" было не для красоты, а для *пленения*.

Безликое существо, отброшенное сиянием символа, зарычало, но это был не звук, а *волна чистого, всепоглощающего ужаса*, которая ударила в Дарью. Перед её глазами замелькали картины её самых страшных кошмаров: она, прикованная к холсту, медленно истекающая кровью, становящаяся частью собственного, живого произведения; её кисти, превращающиеся в гнилые кости, рисующие ужасы, которые никогда не закончатся. Её кожа покрылась ледяным потом, а из её рта вырвался слабый, прерывистый стон. Но её безумный гений, её демон, не позволил ей сломаться. "Это... прекрасно," – прохрипела она, наслаждаясь даже этой пыткой, вплетая её в своё произведение.

Она сделала последний, решающий штрих, и символ на стене вспыхнул ослепительным, пульсирующим голубым светом, который *вырвал* Безликое существо из воздуха, приковав его к стене. Оттуда, где оно было пригвождено, раздался пронзительный, скрежещущий визг, похожий на крик миллионов разрывающихся душ. Его форма, до этого эфемерная, начала *твердеть*, становясь более осязаемой, но и более *скованной*, медленно превращаясь в нечто вроде застывшей, чёрной скульптуры, навечно пригвожденной к стене комнаты Софии.

Свет от символа, словно пульсирующее сердце, начал *втягивать* тени обратно, поглощая их, и они с шипением исчезали, словно дым. Астральное тело Софии, висевшее над кроватью, медленно опустилось обратно в физическое тело, сливаясьс ним, словно вода впитывается в губку. Её глаза закрылись, и тонкая, серебристая нить, связывавшая её астральное тело, исчезла.

Но победа была лишь временной. Безликое существо было заперто, но не уничтожено. Оно было пригвождено к стене, его красные глаза-пятна горели яростью, а из его неподвижной "головы" продолжал доноситься низкий, пульсирующий *стон*, который стал новым, постоянным фоном для жизни на ферме, проникая в самые сны. Он был здесь. Навечно.

Анна, прислонившись к дверному косяку, с трудом переводила дыхание. Её тело покрылось трещинами, из которых сочилась кровь и лимфа, а в её сознании звенело эхо чужих криков. Она медленно подняла голову, её глаза, теперь ещё более ледяные, устремились на Безликое существо. Она *чувствовала* его. Она чувствовала его мощь, его бесконечное отчаяние, его ярость. И Анна, чей демон контроля только что выдержал испытание, теперь знала, что у неё в распоряжении есть не только София, но и *это*. Источник небытия.

Дарья, тяжело дыша, упала на колени перед своим творением. Она провела пальцами по светящимся линиям символа, и на её губах расцвела странная, безумная улыбка. "Заперто," — прошептала она. — "Но не сломлено. Мы его... *пленили*. Это будет наше величайшее произведение. Навсегда."

София лежала на кровати, её тело было неподвижно. Но её глаза, хоть и закрыты, были не пусты. Под веками, казалось, медленно, ритмично пульсировал тот же синий свет, что и от символа на стене. И из её губ теперь доносился не хаотичный шепот, а постоянный, монотонный, но пронизывающий до костей *стон*, который был похож на эхо стона Безликого существа, слившегося с её собственным безумием. Она была живой, но теперь она была ещё и живой *тюрьмой*.

Битва была выиграна. Но война за их души только начиналась. И Безликое существо, пригвожденное к стене, лишь ждало. Ждало своего часа, чтобы снова напомнить им, кто здесь настоящий хозяин.
Оковы Присутствия

В наступившей тишине, нарушаемой лишь монотонным, низким *стоном*, исходящим от Безликого существа, пригвождённого к стене, Анна опустилась на пол. Её тело было истерзано, но её разум, казалось, лишь окреп. Сквозь открытые, набухшие трещины на её коже сочилась кровь, но Анна словно не чувствовала боли, лишь ощущала странное, пульсирующее возбуждение. Её демон контроля торжествовал: враг был пойман, заперт, и теперь его можно было *изучать*.

"Закрепи его," — хрипло приказала Анна Дарье, её взгляд, полный ледяной решимости, был устремлен на пульсирующий символ на стене. — "Укрепи печати. Оно должно оставаться здесь."

Дарья, тяжело дыша, провела пальцами по светящимся линиям символа. Её кожа покрывалась холодной, липкой испариной, а в глазах читался безумный восторг. "Это... великолепно," — прошептала она, и её голос был похож на шёпот. — "Его агония... чиста. И теперь... она *наша*." Она начала обводить линии символа ещё раз, используя свои окровавленные пальцы, чтобы втереть кровь в светящиеся линии, усиливая их. С каждой новой линией из глубины Безликого существа доносился более громкий, более отчаянный *стон*, который казался криком разума, запертого в небытии.

София лежала на кровати, её тело было неподвижно, но её глаза под веками пульсировали нездоровым синим светом. Из её губ теперь доносился не хаотичный шепот, а постоянный, монотонный *стон*, который был похож на эхо стона Безликого существа, слившегося с её собственным безумием. Она была живой, но теперь она была ещё и живой *тюрьмой*, живым ретранслятором боли. В её комнате теперь всегда стоял леденящий, неестественный холод, и даже паутина на потолке замерзала, покрываясь тонким слоем инея.

Следующие дни превратились в новый кошмар. Ферма, некогда убежище, стала плацдармом для их экспериментов.

Анна – Контролёр Ужаса:
Анна проводила долгие часы в комнате Софии. Она не пыталась разговаривать с сестрой. Вместо этого, она сидела перед Безликим существом, изучая его. Её рана на ноге не заживала, наоборот, она начала *расширяться*, покрываясь темными, пульсирующими прожилками, и из неё сочилась та самая черная, маслянистая слизь. Но Анна не обращала на это внимания. Она обнаружила, что, сосредоточившись, она может *ощущать* присутствие Безликого существа, чувствовать его бесконечную ярость и отчаяние. Это была не просто телепатия; это было *слияние* с его эмоциями, его болью.
Анна начала экспериментировать. Она научилась *направлять* этот стон, эти волны отчаяния, на других. Элис, запертая в чулане, теперь не просто бормотала – она выла, её крики смешивались с детским плачем и безумным смехом, потому что Анна направляла на неё не только стон Безликого, но и те самые воспоминания, те кошмары, которые София транслировала в её сознание. Анна хотела увидеть, *что* сломает её окончательно, *как* этот ужас можно контролировать. Её демон власти требовал полного подчинения.

Дарья – Архитектор Агонии:
Дарья, очарованная Безликим существом, проводила дни в своей студии. Её искусство стало живым. Она обнаружила, что может *изменять* символ, начертанный на стене, и каждый раз, когда она делала это, Безликое существо корчилось от ещё большей боли, а его стон становился пронзительнее. Она начала рисовать не на стенах, а *по воздуху*, создавая временные, полупрозрачные скульптуры из теней и света, которые двигались, плакали, смеялись безумным смехом.
Её "краски" становились всё более живыми. Слизь из капища, кровь, даже частицы плоти Марты, которые она эксгумировала из свежей могилы, использовались для создания её "шедевров". Её картины теперь не просто изображали ужас – они *издавали* его. Одна из них, изображавшая искаженное, мучающееся лицо, теперь не просто дышала – она *плакала*, выпуская тонкие струйки гноя, которые стекали по холсту. Когда

кто-то (как Анна) смотрел на эти картины, он чувствовал невыносимое отвращение, но и притягательную, извращенную "красоту" – это был взгляд самого Безумия.

София – Живой Резонатор:
София стала ещё более хрупкой, её кожа почти прозрачна. Но её безжизненность была обманчивой. Она была центром, через который проходило всё. Её тело, её разум стали проводником для боли Безликого существа, для эмоций и мыслей других людей, и для постоянно усиливающегося зова из Астрала.
Ночами, когда ферма погружалась в полный мрак, из комнаты Софии начинала исходить не только ледяная волна холода, но и тонкий, почти не слышимый *гул*, похожий на работу гигантской машины. И тогда начинались *проявления*. Вещи начинали двигаться сами по себе, двери распахивались и захлопывались с грохотом, а из темноты доносился не просто шепот, а отчетливые, но искаженные голоса, зовущие по именам, напоминая о давно забытых грехах.
Элис, запертая в чулане, кричала, что стены растворяются, и она видит сквозь них бесконечные просторы, полные ожидающих, голодных сущностей. Она видела их, потому что София была открыта, и её видения проецировались на всех вокруг.

Однажды Анна вошла в комнату Софии. Она увидела, как Безликое существо на стене медленно, еле заметно *шевелится*. Символ Дарьи, хоть и сиял, не мог полностью его удержать. Астральный мир *напирал*.
София лежала на кровати, её дыхание было почти невидимым, но из её рта, из самой глубины горла, донесся *смех*. Он был чужим, многоголосым, и в нем слышался отголосок Сатаны, и теперь — отголосок Безликого существа, и, что самое жуткое, — отголосок смеха Элис, которая чавкала в своём чулане.
Это был смех, который пронзал до костей, потому что он был полон знания. Знания о том, что они, сестры, лишь отсрочили неизбежное. И что их сила, их демоны, их контроль – это лишь временная мера.

Ферма стала полем боя. Не между добром и злом, а между различными формами безумия, где сестры Вересковы, в своей извращенной, новой жизни, играли роли стражей, художников и проводников в ад, который они сами и создали. И где каждый вдох, каждый звук, каждый взгляд был лишь прелюдией к новой, ещё более страшной игре.

Ферма Вересковых перестала быть просто домом. Она стала живой, пульсирующей тюрьмой, пропитанной запахом гнили, серы и той невыносимой, приторной сладости, что сочилась из самого капища. Элис, окончательно сломленная, теперь находилась в чулане, где её бормотание сливалось с тихим, постоянным *шкрябаньем* и *чавканьем*, которое не прекращалось даже ночью. Никто не проверял, что именно она там делала.

В гостиной, на стене, где раньше висели семейные портреты, теперь возвышался новый "жилец": Безликое существо. Запечатанное символом Дарьи, оно было неподвижно, его форма застыла в гротескной, черной скульптуре. Но из его пустой, гладкой "головы" продолжал доноситься низкий, пульсирующий *стон*, который проникал в самые кости, заставляя воздух вибрировать. От него исходил ледяной холод, и даже в самые жаркие дни комната оставалась промозгло-холодной, покрытой тонкой изморозью.

Анна, чья раненая нога заживала медленно, но не мучила её болью, теперь двигалась по дому с той же неумолимой, почти механической грацией. Её глаза, глубокие и ледяные, были постоянно прикованы к Безликому существу. Она проводила часы, сидя напротив него, изучая каждый оттенок его пульсирующего стона, каждую едва заметную дрожь в воздухе. Её демон контроля не просто жаждал власти – он жаждал *познания*. Она хотела не просто укротить это существо, а понять его природу, *вынуть* из него его секреты. Она начала проводить ночи без сна, записывая в старый, кожаный блокнот свои наблюдения, проводя странные эксперименты с окружающими предметами, пытаясь вызвать реакцию от Безликого, извлечь из него ту самую силу, что пыталась разорвать её сознание. Иногда она протягивала руку к его поверхности, чувствуя, как её ладонь пронзает *холод*, подобный тысячам ледяных игл, но не отдергивала её, а лишь сжимала губы, словно в наслаждении.

Дарья, в своей комнате, превращенной в *пещеру* ужаса, была в безумном восторге. Безликое существо стало её самым грандиозным, самым вдохновляющим произведением. На стенах её студии, теперь полностью затянутых черной, пульсирующей слизью, проявлялись не просто картины, а *живые, органические фрески*. Они были сотканы из собственного отчаяния, из криков, что она слышала из капища, из боли, которую она *вытягивала* из Безликого. На фресках медленно двигались искаженные, переплетающиеся фигуры, словно живые внутренности кошмара, их глаза следили за Дарьей. Когда она рисовала, она использовала не только свою кровь, но и ту черную слизь, что теперь постоянно сочилась из трещин в стенах, а иногда и из самой Элис. Дарья смешивала её с золой, с чем-то едким, и создавала из этого жуткую, живую краску, которая шевелилась на поверхности холста. Она стала говорить с Безликим, словно с натурой, с которой художник ведет диалог: "Покажи мне... что ты чувствуешь, когда заперт? Как выглядит твоя агония? Дай мне увидеть твою *истинную* красоту..." Её демон, теперь полностью разбуженный, не просто вдохновлялся ужасом, он *генерировал* его, превращая каждую пытку в эстетический акт.

А София... София была не просто порталом. Она стала живой *резонирующей* камерой, живой *тюрьмой* для Безликого существа. Её тело было абсолютно неподвижно, но её глаза, мёртвые и пустые, оставались широко открытыми, и в их бездонной глубине постоянно, словно на дне глубокого колодца, мелькали бесконечные, кошмарные видения. Её губы были чуть приоткрыты, и из них постоянно, монотонно, но пронизывающе до костей доносился *стон*, который был похож на эхо стона Безликого существа, слившегося с её собственным, окончательно сломленным безумием. Этот стон, казалось, проникал в души живых существ.
На ферме животные стали болеть. Куры теряли перья, их глаза белели, а затем они просто падали замертво. Коровы перестали давать молоко, их мычание стало низким, болезненным,

и они бились головой о стены хлева, пытаясь от чего-то убежать. Иногда, в полной тишине, можно было услышать, как от хлева доносится тонкий, едва слышный *детский плач*, и его голос становился всё громче и настойчивее, пока не переходил в пронзительный визг, после чего животное замолкало навсегда.

Однажды ночью, стараясь избежать шёпота Софии, что проникал в каждый сон, Анна бодрствовала. Из комнаты Дарьи доносился странный, низкий *гул*, похожий на движение чего-то тяжелого. А из комнаты Софии — невыносимый холод, который, казалось, конденсировал тьму.

Анна подошла к комнате Софии. Дверь была открыта. Внутри, в мертвенном голубом свете, София лежала на кровати. Но теперь не только её астральное тело слегка парило над ней. Над ней, словно тонкая, полупрозрачная дымка, *вытягивались* вверх, к потолку, сотни тонких, почти невидимых нитей. Они были похожи на паутину, но вибрировали и пульсировали. Анна *видела* их – *нити, ведущие в Астрал*.

И по этим нитям, словно крошечные, мерцающие пауки, медленно *ползли* вниз, к Софии, маленькие, едва заметные сгустки *темноты*, словно некие сущности, привлечённые её пустотой. Они были не Безликими, а чем-то другим. Чем-то меньшим, более слабым, но их было *много*.

Анна почувствовала, как по её спине пробегает холодок. Она была свидетелем того, как София, живая тюрьма, медленно *притягивает* обитателей Астрала, тех, кто заблудился или был изгнан, и теперь они ползли по этим нитям, стремясь к ней, к её опустошенному телу, словно к маяку.

В этот момент, из глубины комнаты, прямо из стены, где был запечатан Безликий, раздался громоподобный, глухой *стук*, который заставил весь дом содрогнуться. Символ на стене вспыхнул ослепительным голубым светом, а затем из его центра начала медленно *сочиться* густая, черная слизь, которая медленно стекала вниз, по полу, собираясь в пульсирующую лужу.

"ОНО. ЗДЕСЬ. СКОРО. СНОВА. СВОБОДНО." – пронеслось в голове Анны, и это была не мысль Безликого, а *его предупреждение*, переданное через Софию. Древняя сущность, заключённая в стене, чувствовала, как её пленники, более мелкие обитатели Астрала, подбираются всё ближе. И она была недовольна.

Анна посмотрела на Софию, затем на символ, из которого сочилась слизь. Её глаза сузились. Её демон контроля шептал ей: "Это твоё. Твоё для изучения. Твоё для использования." Она знала, что должна действовать.