Где обитает море.
Нервные бухачи в три часа ночи на дому́ у новоиспечённого друга никогда добром не заканчивались, как бы не хотелось видеть хороший конец – кто-то спивался, а кто-то блевал, стараясь не влечь за собой хаос и беспорядок.
– И чего ты там щебетал - "истинная она мне, да истинная", а в итоге что? –, полупьяным голосом провозглашал Чимин, сидя в достаточно странной позе для обыкновенного кресла, облокотив ноги на спинку и свесив с мягкого покрова ткани голову, волосы на которой потеряли смысл открытия гравитации, что сильно ерошились, красиво распушившись по всему окружному радиусу. Вниз головой Чимин был похож на красный одуванчик, если бы не бокал такого же ярко-красного соджу, который Пак держал вертикально рядом с собой, несмотря на проблемную позу, в которой Чимин обсуждал почти все ситуации из жизни сейчас очень нервного, но счастливого Чонгука. Ему наконец удалось с кем-то поговорить по душам, наконец-то выгнав ту шалаловку из своего прекрасного места обитания, из своей пещеры самонадеянного и уверенного в себе альфа-самца. Сам Чон был уже в стельку, просто болтал наперебой. Даже слюна пошла изо рта от множества разговоров, помогающих отвлечь его от глупых мыслей, которыми бы себя Чонгук легко уничтожил хоть за пару минут, даже вспоминая похождения на крыше – сейчас оставлять Чонгука одного было достаточно опасно.
– Да плевать мне на эту гниду хотелось! –, хищно бросил Чон, обернувшись на красноволосого, – о себе расскажи, спаситель мой ненаглядный.
Чонгук практически вплотную подошёл к Чимину, плюхнувшись рядом с ним на дорогой ковёр, что алым покровом лежал по всему диаметру большой комнаты, где находились соу.. два паренька, чьих судьба оков не разрешила.
Чимин немного нахмурился и постарался перевести тему, не желая затрагивать себя в этой пьяной диагонали, которая не могла оборваться, как бы Паку этого не хотелось.
– Ах, я всего-навсего обычный парень, что ж с меня взять, – аловолосый тихо усмехнулся, отводя взгляд от двух лисьих омутов напротив, которые напряжённо вглядывались в чудесное личико Чимина.
– А я не про это, – не отрывая взгляда, отчеканил Чон, поставив себе локоть под щеку, наклонив голову в бок, – давай-ка поподробнее про твой вторичный пол, как раз мне объяснишь, почему от тебя за милю несёт морскими ракушками, соленоватой водой и бирюзовыми аметистами на морском побережье?
Чимин резко вздрогнул и шустро поменял позу, стараясь не разлить драгоценный соджу по яркому ковру.
Чонгук бы не простил, уверяю.
– Да нет-нет, ты ошибаешься, у меня запах свежей клубники под дождем, – торопливо и сбивчиво начал оправдывать Чимин свои природные явления далеко не на биологическом уровне. Подправив распушившиеся электризующиеся алые волосы, Чимин примял их рукой к затылку, пригладив слюной.
– По-твоему, чистокровному альфе так тяжело различать запахи в биологической сфере? – раздражённо и злобно рявкнул Чон, приблизившись вплотную нежноватыми губами к шее Чимина, отчего аловолосый вздрогнул, стараясь не отстраняться и не испускать лишние феромоны путем панической возбуждённости, – я не помню, чтобы чувствовал такой запах у других тебе подобных.. –, задумчиво произнес Чонгук, от которого самого начинало пахнуть лесной влагой, от излишества приближения к такому объекту выделения феромонов, стараясь не вкусить сладковатую кожу, не поставив метку на нежной шее, не примкнуть самому́ прекрасному, аккуратно сложенному телу, не поглаживать широкие бедра, обводящую тонкую талию..
Задумавшись обо всем неясно чистом, Богу видным в боль, Чон начал воспроизведения своих грязноватых желаний, начиная касаться тела кончиками пальцев, будто бы впав в неизвестный ранее для Чонгука гипноз, который дурманил морским ароматом свежего бриза.. Пак шумно дышал, начиная чувствовать в воздухе лёгкий ветерок, наполненный влажным лесом и полуденной сосной после проливного дождя. Руки Чона обрели властную сладостную харизму, начинали бродить по телу, холодной змейкой забираясь под белоснежную рубашку, цвета теплого молока.
Чимин тяжело дышал, стараясь не выдыхать из лёгких аромат влажной сосны, что ленивым ветерком стремился заполнить каждую кровинку, беспрестанно гонимой стуком раскалённого сердца. Вернувшись в реальный мир, Пак легонько выдохнул и, подрагивая, положил ладошки на широкие, венистые запястья Чонгука, что медленно проникал дальше под рубашку, создавая волны мурашек, исходящих по всему телу, создавая млеющий, немного страстный отпрыск в голове. Осторожно прислонившись тёплыми губами к нежной кожи на шее, Чон едва прикусил ее, как сквозь гипноз услышал недовольное мычание. Слегка отстранившись, Чонгук продолжал исследовать хрупкое тельце, пальцами обводя каждый небольшой кубик на животе, нежно проводя теплеющей рукой по талии Пака, что уже начинал забываться в этих бесподобных ласках. Чонгук обжигал горячим дыханием тонкую шейку младшего, который таял и млел, прикрыв глаза, почти полностью отдавшись ощущениям и тихо нахлынувшей эйфории.
Всему хорошему и плохому в этом несовершенном мире рано или поздно приходит кончина, также, как и терпеливости Пака, чье тело хоть и изнывало от желания, восполняемого второй частичкой, чьи руки медленно переходили на возбужденные соски, которые начинали твердеть от большого количества ласок. На Пака нахлынули новые ощущения, что и заставили его очнуться ото сна, возвращаясь в мир, переполненный печалью и грустью. Чимин тихо шикнул, распахнув глаза, резко остранившись от старшего, который начинал становится совсем развязным, нежно поглаживая затвердевшие соски бережно, как сокровище, а другой рукой проводя по нежной коже на рёбрах. Оглушительный шлепок выводит из экстазного гипноза обоих. Чимин звонко бьёт своей небольшой ладошкой по запястью Чонгука, который чуть ли не вскрикивает от нежелания и внезапной боли, что была сильной в эту минуту, заставив вытащить шаловливые ручонки с млеющего от ласок нежного тела Чимина. Причем, для обоих, этот звоночек был ужасно не вовремя, просто безумно не вовремя.
– Руки от меня убрал, извращенец! –, возмущённо вскрикнул Чимин, толкая от греха подальше Чона, который, молниеносно среагировав, отпрянул от белоснежного тела, что просто своей невидимой аурой манило к себе, заставляя все также забываться в себе, загоняя себя в чувственный транс и массаж для нервных клеток, которых с каждым днём остаётся все меньше, да и размеры их становятся скромнее.
Растерянно бегая широко раскрытыми глазами по дрожащему от возмущения Чимина, Чон вскинул брови и приложил к погорячевшему виску такую же нехолодную руку, томно и хрипло произнеся, заливаясь еле видным багровым румянцем, опустив голову:
– Прости.. Прости! Мне кажется, я слегка перебрал, – безобидная улыбка на лице Чона явно показывает – виноватым он себя в этой ситуации не чувствует. Безобидная улыбочка постепенно переходит в возбуждённую ухмылку, заставляя Пака невольно отпрянуть и подняться на ноги, окидывая холодным взглядом комнату, в которой царил полный беспорядок, как и в мыслях Чимина и Чонгука, как говорится – двум идиотам лучше не участвовать в таких КВН, грубо говоря.
– Иди лучше уберись, а ещё лучше с глаз, но мне надо помочь тебе с твоей разгромленной квартирой, я как "приличный гость", – на этих словах Чимин все также возмущенно, изобразил пальцами кавычки, – помогу тебе.. –, на выдохе произнес Чимин, отходя на безопасное расстояние от перевозбужденного Чонгука, который, на самом деле, выглядел так, что он мог в любой момент расправиться с Чимином, как с лёгкой добычей для царя лесного массива.
Где-то внутри него, волк постепенно успокаивался, хоть и манящий морской запах дёргал за струны, больно отзываясь внизу живота, завязываясь в ушел запредельной страсти. Чонгук понял, что успокоиться легко у него не получится, поэтому он тихонько поднялся, старясь не оглядываться на стоявшего к нему лицом Чимина, который прямо-таки прожигал того взглядом, как из винтовки в спину. Быстро выскочив в из-за двери, миновав рассерженного Пака, Чон вышел из комнаты, проходя по длинному коридору, на стенах которых красовались дорогие картины, что своим внешним видом заставляли окунаться в далёкое средневековье. Смотря на рыцарей в тёмно-синих доспехах, которые неплотно облегали мощные тела, под которыми переливались мышцы, кровь, налитая вовнутрь крепких рук, согревала своим холодом и безразличностью, заставляя недобро ёжиться от злобных взглядов, кинутых из-под плотной металлической поверхности.
Пройдя злосчастный длинный коридор, Чон вышел на балкон, окидывая взглядом вид с восьмого этажа, который расстилался по территории небольшого города. За перекатом пожелтевшего леса нежно глушился нетерпеливый закат, окатывая нежным светом все вокруг, заставляя любоваться собой, в ярком отражении облаков, что отсвечивали оранжево-розовым нежноватым оттенком по всему городу, отражаясь в больших окнах, внутрь которых невозможно было заглянуть, из-за прекрасного отсветка и бликов на стеклах, что пропускали нежный свет сквозь затянутую радужку стекла.
Вид завораживал, отрезвлял, заставлял любоваться лишь собой, не привлекая ненужные мысли в светлую голову, на которой распушившиеся от ветра волосы принимали медный оттенок из-за манящего рассвета.