Учись любить меня [РЕДАКТИРУЕТСЯ]

Утро выдалось сумбурным.

Комната в общежитии была окутана мягким рассеянным светом. На полу валялась вчерашняя толстовка, блокнот с пометками для статьи и ручка без колпачка. Бардак, в котором, как ни странно, чувствовался уют.

Элизабет, стоя перед зеркалом, закрепляла заколку в волосах, тщательно приглаживая выбившуюся прядь. На её кровати лежал аккуратно сложенный блейзер и тетради, выстроенные по цветам. Рядом — косметичка, в которой каждая кисточка знала своё место.

— Ты не видела мой браслет? — голос Лив звучал сдавленно. Она уже обшарила свой шкаф, наталкиваясь на рубашки, сваленные футболки и свитер с пятном от кофе, который обещала себе постирать ещё неделю назад.

— Какой? — не оборачиваясь, спросила Элизабет. — Тот, с маленьким сердечком и звездами?

— Да. Он был на полке. Я точно помню. — Лив опустилась на колени, заглянув под кровать, чувствуя, как в груди поднимается знакомая паника. Непрошеная. Глупая, но навязчивая.

Это был не просто браслет — в нём хранилась целая история. Маленькое серебряное сердечко, звезда и крошечная буква «L» висели на тонкой цепочке, как обрывки памяти, как тихий шёпот прошлого. Он не блистал драгоценностями и не имел большой ценности для мира — но в нём была вселенная для неё.

Когда-то его подарил отец её маме — в день их пятнадцатой годовщины. Тогда любовь жила в простых жестах, в лёгком касании руки, в искреннем взгляде через годы. А спустя время, мама передала браслет Лив — в её пятнадцатый день рождения. Словно стараясь сказать: «Теперь это твоё. Береги не вещь — береги чувства, что с ней живут.»

— Может, упал под кровать? — предложила Элизабет, поправляя серёжку. — Или в твоём шкафу? Там, где у тебя слоёный пирог из джинсов, шарфов и секретов.

— Очень смешно. — Лив вздохнула, взглянув на часы. — Чёрт... уже без пятнадцати. Ладно. Он точно где-то здесь. Просто... потом найду. Сейчас уже нет времени.

И вот это "потом" вдруг стало глухим эхом внутри. Не сейчас. Не важно. Привычная отговорка, чтобы не сорваться.

Она натянула джинсы, перекинула сумку через плечо и на ходу закрутила волосы в небрежный пучок, воткнув в него ручку вместо шпильки.

Лекции сменяли одна другую. Монотонный голос профессора по лингвистике был как белый шум. Лив бездумно рисовала в тетради. Сердечки. Цветы. Завитки. Потом перечёркивала. Потом снова рисовала.

Где браслет? Может, он выпал в братстве?

Нет. Я же не снимала его. Или... снимала?

Почему я вообще всё забываю последнее время?

На обеде с друзьями всё было как обычно. Слишком обычно. Элизабет рассказывала про новое задание по социологии, Джеймс спорил с Кейт о смысле черного юмора. Но Лив сидела молча, ковыряя макароны в тарелке. Внутри — глухое беспокойство. Не из-за браслета. Не только. Что-то странное происходило, но она не могла понять, что именно.

Крис не пришёл.

Она говорила себе, что это не важно. И всё же... она ловила себя на том, что оглядывалась на каждый звук двери. На каждый знакомый голос. На каждый шаг. Где он?

Его не было.

Библиотека в конце дня дышала тишиной. Не гнетущей — скорее бережной, почти домашней. Между высоких стеллажей скользили лучи закатного солнца, окрашивая пол и столы в тёплый янтарный цвет. В воздухе стоял лёгкий аромат чего-то тонкого, еле уловимого — как воспоминание о детстве, запертом в чьей-то любимой книге.

Лив поёжилась — вечер выдался прохладным. Она спустила с плеч кожаную куртку и прижала её к груди, заметив у дальнего столика Мелиссу. Та сидела, чуть сутулившись, словно старалась стать меньше, спрятаться в тени, сжать себя до размера стаканчика с кофе, который держала обеими руками.

Оливия, держа в руках распечатки, почти бежала между рядами, когда чуть не врезалась в знакомую спину.

Высокая фигура в сером худи. Волосы — взъерошены, будто он не один раз провёл по ним рукой в отчаянии. Или в бессилии. Руки лежали на столе, стиснутые, будто удерживали что-то невидимое. Голова склонена.

Крис.

Но не тот, к которому привыкла публика. Не сияющая маска уверенности, не легкий смех и поддразнивающий взгляд. Этот был другим — измятым, настоящим, уставшим до самых костей.

— Блейк? — Лив замерла.

Он поднял голову и сразу нацепил привычную полуулыбку.

— Беннет. Как всегда, вовремя. Чтобы взбодрить мой унылый день. Или окончательно его разрушить.

— Не расслабляйся, я могу и то, и другое, — отозвалась она, подойдя ближе. — Что с тобой? Выглядишь так, будто проглотил учебник по статистике.

Он усмехнулся, но его глаза остались пустыми, тусклыми, как небо перед грозой. Рука с ручкой нервно постукивала по столу — без ритма, без смысла. Просто чтобы не остановиться.

— Микроэкономика, — буркнул он. — Сандерс заявил, что если я не сдам тест через неделю — меня снимают с игры. А тренер уже с ума сходит. У меня чёртово давление с трёх сторон. Если я сейчас облажаюсь — всё пойдёт по наклонной. А у нас первая игра сезона на носу.

Лив смотрела на него. На темные круги под глазами. На расстёгнутую молнию худи, из-под которой торчала футболка с логотипом их команды — выцветшая. Старая. Любимая, судя по виду. На то, как его рука дрожит совсем чуть-чуть, когда он снова берёт ручку. Он выглядел не как парень, которому всё нипочём. А как тот, кто держится из последних сил.

— Хочешь, помогу? — сказала она мягко. Без подколов. Без защиты.

Он моргнул, глядя на неё.

— Ты серьёзно?

— Нет, шучу, конечно. Пусть тебя выгонят, а мне потом придется искать нового фальшивого парня, — пошутила девушка. — Завтра после пар. Только не вздумай опаздывать. Или я надеру тебе задницу. Публично.

Он рассмеялся. И смех был коротким, но живым. Как вспышка света сквозь облака.

— Уже чувствую, как краснею. Ладно. Приму милость, Беннет. Только потому что хочу выжить.

— Вот и правильно, — усмехнулась она, развернулась и пошла дальше, к Мелиссе, которая уже раскладывала материалы на столе.

Лив поздоровалась с девушкой, мягко опускаясь на стул напротив. Мелисса вздрогнула, словно вынырнув из глубокой мысли, но сразу же попыталась выпрямиться и улыбнуться.

— Ой, привет... Я не слышала, как ты подошла. — Она подняла свой стакан. — Надеюсь, ты не против. Это мой способ выживания. Карамельный латте — моя маленькая зависимость.

— Латте с карамелью? — Лив хмыкнула. — Тогда ты в моей команде.

— Значит, вкус у тебя отменный, — на губах появилась лёгкая, почти робкая улыбка.

Некоторое время они молчали. Только за соседними столами шуршали страницы и скрипели ручки. Где-то в дальнем углу кто-то подавленно кашлянул. С улицы доносился гул проезжающих машин и обрывки птичьего щебета.

— А как ты вообще начала писать? — вдруг спросила Лив, склонив голову набок, наблюдая, как Мелисса водит пальцем по крышке стакана. — Не просто "нравится", а вот прям писать.

Мелисса медленно отвела взгляд. Она часто так делала — сначала смотрела, будто через человека, а потом в сторону. Не из-за равнодушия. Из-за страха быть увиденной.

— Я упоминала... — тихо начала она. — Меня удочерили, когда мне было пять. Приёмная семья была... — она помолчала, глядя на свои пальцы. — Дома было одиноко. И в школе всё было не лучше. Дети... они могут быть очень жестокими. Особенно к тем, кто немного отличается.

Лив почувствовала, как что-то болезненно сжалось внутри.

— Прости, — шепнула она искренне. — Мне очень жаль.

Мелисса покачала головой.

— Сейчас уже... всё иначе. Но тогда... — она чуть улыбнулась, с лёгким надрывом. — Тогда мои персонажи были моими единственными друзьями. Они меня не предавали. Не игнорировали. И всегда ждали, когда я к ним вернусь.

Лив молча смотрела на неё, и вдруг ей захотелось обнять эту девушку — хрупкую, сдержанную, в выцветшем свитере, который, похоже, она носила слишком часто, чтобы чувствовать себя в нём хоть немного в безопасности.

Она вытянула руку и чуть накрыла ладонь Мелиссы своей.

— Я рада, что ты здесь, — тихо сказала Оливия. — И рада, что ты с нами в редакции. Мы не просто так встретились, Мелисса.

Мелисса смотрела на их руки, как будто пыталась понять, правда ли всё это. Её пальцы чуть дрожали, когда она осторожно сжала руку Лив в ответ.

— Спасибо, — прошептала она. — Наверное, я начинаю это чувствовать.

Лив улыбнулась. По-настоящему. С теплом, без маски. Иногда в жизни бывают моменты, когда хочется стать для кого-то тем самым якорем — спасательным кругом.

— Ну что, — бодро сказала она, стягивая блокнот с рюкзака и расправляя обложку, на которой красовалась наклейка с надписью "Kill your darlings". — Пора сочинить что-то такое, чтобы у читателей слёзы брызнули из глаз и печень задрожала.

— Ты умеешь вдохновить, — фыркнула Мелисса и впервые по-настоящему рассмеялась.

В библиотеке стало чуть теплее. Или это просто Лив так почувствовала.

Пока они перебрасывались идеями, Лив иногда отмечала, как Мелисса поправляет волосы, когда волнуется, или дёргает край рукава, если чувствует себя неуверенно. Она заметила, что девушка всегда пишет карандашом, стирая и переписывая, будто боится сказать что-то не так.

И вдруг поняла: это история. Настоящая. Не заголовок для статьи, не идея для рубрики. А человек. Прямо перед ней.

И что бы ни случилось — она будет рядом. И поможет ей.

***

Обстановка в доме братства была привычно хаотичной: в холле кто-то гремел джойстиками, на диване валялась гора одежды вперемешку с подушками, а в воздухе витал запах пиццы и пота. Кто-то ругался на проигрыш в FIFA, кто-то — на пересдачу. Всё, как всегда.

— О, смотрите-ка, профессор Беннет пожаловала, — один из парней с явно неудачной прической махнул Лив рукой. — Кто разрешил тебе быть таким... горячим преподом?

— А кто разрешил тебе носить эту футболку, Тревор? — спокойно парировала Лив, скользнув взглядом по выцветшему логотипу с оторванным рукавом. — Она выглядит так, будто пережила зомби-апокалипсис. И проиграла.

— Она всегда такая острая? — с интересом поинтересовался другой, с ямочками на щеках.

— Только когда злится, — послышался голос Криса за её спиной. — А это, поверь, зрелище не для слабонервных.

— Осторожно, Блейк. Я ведь умею драться, — Лив вскинула бровь, проходя мимо него. – И кусаться.

Он прищурился, прикусив губу в притворном страхе.

— Хотелось бы, любимая, но не сегодня. Сегодня у нас микроэкономика.

Под общий хохот и несколько шуток на тему «домашка не повод звать девушку к себе в комнату» Крис взял её рюкзак и махнул головой в сторону лестницы.

— Пошли, профессор Беннет. Прежде чем мои друзья начнут делать ставки, как быстро ты меня бросишь.

— Две недели, — крикнул кто-то снизу.

— Боже, дай мне сил, — пробормотала Лив, поднимаясь за Крисом.

Комната Криса оказалась неожиданно личной. Не без хаоса — пара кроссовок под кроватью, расстёгнутая спортивная сумка в углу, стопка футболок на стуле. Но среди этого беспорядка было что-то... уютное. Фотография с отцом в рамке, модель спортивной машины на полке, полураскрытый журнал о строительстве.

И тишина. Та редкая, живая тишина, которая не давила, а позволяла услышать дыхание другого человека.

— Я поражена, — сказала Лив, обводя взглядом комнату. — Я ожидала носков на люстре и запаха пиццы трёхдневной выдержки. А тут почти... цивилизованно.

Крис усмехнулся, закрывая за ней дверь.

— Носки я спрятал. Для гостей стараюсь.

— Очаровательно. Прямо мечта.

Он уселся на пол к низкому столику, протянув руку за тетрадью.

— Ну давай, мисс Беннет. Покажи мне, как это — не быть безнадёжным идиотом.

— О, Блейк, для этого уже поздно, — с усмешкой бросила она, присаживаясь рядом. — Но я попробую спасти остатки.

Спустя час атмосфера стала плотной и сосредоточенной. Лив терпеливо объясняла поведенческие модели потребителей, графики и формулы. Иногда рисовала примеры от руки, иногда — касалась его руки, чтобы показать что-то в тетради. Каждый такой момент будто подкидывал дров в невидимое пламя между ними.

Но они держались. Пока.

— Ты не такой тупой, каким кажешься, — сказала она, выпрямляясь. — У тебя просто... голова забита всяким мусором.

Лив старалась говорить легко, с привычной насмешкой в голосе, но внутри всё сжималось от странного напряжения. Будто слова Криса были не просто откровением, а щелчком, открывшим невидимую дверцу в нём — и в ней.

Крис пожал плечами, не глядя на неё. Его взгляд упёрся в одну точку на странице, будто он искал в строках ответ на вопрос, который давно уже терзал изнутри.

— Бывает. Когда с детства тебе говорят, кем ты должен быть, сложно услышать свой собственный голос.

Он поднял глаза, и Оливию кольнуло неожиданное: в этих обычно насмешливо сверкающих зрачках мелькнула неуверенность. Настоящая, обнажённая, не прикрытая привычным щитом юмора.

— Мой отец... Он был звездой в колледже. Играл в футбол, но получил травму. Всё, что не смог сделать сам — он вложил в меня. «Ты — моё продолжение», — говорит он всегда. Футбол, бизнес, идеальные оценки. Я должен быть первым, всегда и во всем. Моя жизнь расписана по минутам.

Он усмехнулся — коротко, горько, без настоящей радости. И Оливия вдруг увидела в нём не всесильного Криса Блейка, а мальчишку, который слишком рано понял, что за любовь нужно бороться, за гордость — доказывать, за внимание — соответствовать.

— Мне нравится футбол, и то, что делает отец. Правда. Просто... иногда я не уверен, это моя мечта? Или его? Быть другим — страшно. Отец мечтает, чтобы я стал профессионалом. Его голос всегда в моей голове. Тренируйся, добивайся. Ты — Блейк. У нас не бывает вторых мест.

Он говорил это не как жалобу, не как оправдание. Просто выкладывал то, что гнилым камнем давило на грудь.

— А ты хочешь? — спросила она, стараясь не спугнуть ту откровенность, что впервые прорвалась между ними.

— Не знаю, — честно признался он. — Иногда думаю — да. Иногда — что если я уйду со стадиона, он перестанет мной гордиться. А без его одобрения... как будто я — никто.

Сердце Оливии дрогнуло. В его словах было что-то мучительно знакомое. Ожидания. Страх подвести. Желание быть нужной.

Она медленно, почти неосознанно, накрыла его руку своей. Пальцы соприкоснулись — неуверенно, тепло, по-настоящему. Он не отдёрнулся.

— Ты — не твои достижения. И не оценки. И даже не ожидания отца. Ты — это ты. И, между прочим, совсем не «никто».

Она сделала паузу. Горло перехватило, но она знала — если не скажет сейчас, потом будет поздно.

— Я тебя понимаю. Мой приёмный папа... он умер, когда мне было одиннадцать. Я была маленькой, когда он появился, и я никогда не думала о том, что он мне не родной. Он просто был. Наш. Мы были семьёй.

— Мне жаль, — прошептал Крис.

— Спасибо. Было тяжело. Мама тогда много работала, чтобы оплатить дом, прокормить нас. Я всё понимала, но всё равно чувствовала себя... одиноко.

Слова рвались наружу, и с каждым следующим дыхание становилось глубже, тяжелее. Воспоминания — острые, крошечные, но цепкие — всплывали, как пузырьки на поверхности воды: бесконечные вечера без ответа, звук закрывающейся входной двери, когда мама уходила на смену, её уставшая улыбка по ночам.

— Друзья были рядом, но внутри было пусто. Я тогда начала много читать. Учёба и книги были способом сбежать из реальности. Из мыслей.

Она замолчала. Не потому что не знала, что сказать дальше, а потому что сказать это — значило снова туда вернуться. В ту тишину детской комнаты, где каждое движение было подчинено попытке сохранить иллюзию контроля.

— Потом стало легче. Маму повысили, мы снова начали проводить больше времени вместе. Жизнь потихоньку вернулась. Но что-то внутри меня всё равно держится за ту маленькую девочку, что боялась потерять ещё кого-то.

Оливия опустила взгляд, на миг прикусила губу. Её привычка. Защитная реакция.

— Поэтому я держусь за цели. За порядок. За планы. Чтобы всё было под контролем.

Чтобы не повторилось. Чтобы не разрушилось. Чтобы не потерять ещё раз.

Крис молчал. Но его молчание не было пустым — в нём было понимание. Он смотрел на неё так, как никто не смотрел прежде.

— У тебя железная воля. Но иногда... можно позволить себе быть просто Лив.

Его голос прозвучал мягко, почти шёпотом. Но в нём была сила. Искренность. Принятие.

Он смотрел на неё внимательно. По-настоящему. Глубоко. Без поддёвок и насмешек. Слишком близко. Слишком тихо. И в этот миг весь мир сузился до этой комнаты, до их рук, до слов, которые наконец-то не прятались за масками.

Есть мгновения, когда тишина говорит громче слов, и каждое несказанное слово — крик, что прячется между вдохами.

— Просто Лив, — повторил он, почти шёпотом, будто пробовал вкус её имени, растворяя его на языке, как нечто хрупкое и запретное.

— Просто Крис, — отозвалась она, и в её голосе была нежность, осторожная, как первый шаг по тонкому льду.

Дыхание сбилось. Воздух между ними сгустился — тягучий, насыщенный напряжением, как перед грозой, когда небо замирает в ожидании удара.

Он едва заметно придвинулся ближе. Его пальцы, почти не касаясь, скользнули вверх по её руке, и за этим прикосновением потянулась дрожь, как след кометы — тихий, обжигающий.

Крис не смотрел ей в глаза — его взгляд задержался на её губах, и в этой тишине Лив чувствовала, как каждое его движение отзывается в ней, будто его дыхание касалось не кожи, а души. Он наклонился медленно, словно давал ей время остановить его... но она не двигалась. Всё её тело, каждый нерв, каждая мысль — всё тянулось к нему, как будто он был не просто рядом, а внутри её нераскрытого желания.

Его губы почти коснулись её. Всего лишь миллиметр. Один хрупкий вдох. И вдруг...

Она отпрянула. Резко. Как будто проснулась от сна, в котором позволила себе слишком многое.

Молчание обрушилось на них тяжестью. Без слов, без жестов — только гулкая, разорвавшаяся между ними пустота. Крис застыл, рука медленно соскользнула вниз, но его взгляд всё ещё держал её, будто не верил, что момент исчез. И в этой тишине, которая звучала громче любых слов, было столько боли, сколько не уместилось бы в крик.

Лив поднялась. Медленно, стараясь, чтобы её шаги звучали уверенно. Но руки дрожали — и она спрятала их в движении, поправляя волосы.

Иногда мы отступаем не потому, что не хотим — а потому, что слишком хотим, и это пугает до дрожи.

— На сегодня хватит, — произнесла она. Голос был почти ровным, но в нём чувствовалась едва слышная трещина. — Завтра. В библиотеке. После занятий.

Он остался сидеть на полу. Без движения. Только короткий, еле заметный кивок. Его глаза не отпускали её — будто искали в её спине хоть что-то, что объяснило бы отказ.

Она направилась к двери, и с каждым шагом сердце всё сильнее било по рёбрам, как птица в клетке. В голове всё сливалось в шум, но она шла прямо, не позволяя себе обернуться.

Крис сидел, всё ещё чуть улыбаясь. Полуулыбка была тонкой, как трещина в стекле. В ней жило напряжение, которое так и не стало поцелуем.

— Обещаю. Ни за что не опоздаю, — сказал он.

Она кивнула, будто не слышала, будто всё ещё держала себя за тонкую грань между желанием и страхом.Возле двери Лив остановилась. Не обернулась. Просто сказала, почти шёпотом:

— И, Крис... ты больше, чем думаешь.

Это была не просто фраза. Это была вера, отданная в долг. Чувство, произнесённое вслух, чтобы не утонуть в нём.

Иногда нужен кто-то, кто поверит в твой свет — особенно тогда, когда ты сам забыл, что он вообще существует.

Дверь закрылась, оставив его одного. Он не двинулся. Лишь провёл пальцами по губам — тем самым, что были в миллиметре от того, что могло бы изменить всё.

***

Неделя тянулась, как пережёванная жвачка — сладкая в начале, но уже на третий день вызывала раздражение и легкое желание всё бросить к чертям. Лив шла по кругу: занятия, библиотека, статья с Мелиссой, микроэкономика с Крисом. Одни и те же стены, лица, даже свет казался одинаковым. Мир застыл в тревожном ожидании.

Но хуже всего было то, что стало слишком тихо. Преследователь исчез. Ни писем, ни шорохов в темноте. Никаких тёмных силуэтов, преследующих её. Только тишина, холодная и пустая. Лив ловила себя на том, что оборачивается без причины. Что прислушивается к пустоте. И это было страшнее, чем когда он «был». Затишье перед бурей.

Каждый день она встречалась с Мелиссой в библиотеке. И хотя поначалу они смотрели друг на друга, как два диких зверька из разных лесов, со временем между ними появилась странная синхронность. Мелисса больше не была просто молчаливой девчонкой. Она смеялась — тихо, искренне. Улыбалась, когда Лив, наигранно возмущённая, ругала её слишком короткие абзацы. И в её взгляде, всегда пронзительном, теперь угадывалась не только боль, но и доверие. Лив чувствовала это каждой клеткой.

С Крисом — всё было иначе. Их библиотечные «занятия» были сценой с медленным огнём. За полками, в полутьме, среди запаха старых страниц. Слова — оружие. Паузы — признания. Прикосновения — почти-ошибки. Его рука рядом. Его взгляд — уже не фальшивый. И голос — другой. Глубже. Словно он говорил с той, кого видел по-настоящему.

Но они держали дистанцию. Будто боялись, что шаг вперёд разрушит всё.

Это просто спектакль напоминала себе Лив, когда он слишком близко нагибался к её тетради.

Но сердце её предательски меняло ритм.

Словно по заказу, на третий день недели её догнала реальность — на каблуках-шпильках, с густым блеском на губах и шлейфом слишком дорогого парфюма, от которого кружилась не голова, а раздражение. Вики. Своими двумя фрейлинами — как будто специально подобранными по росту и выражению лица тенями — она перегородила тротуар у выхода из здания.

Лив замедлила шаг. В кармане вибрировал телефон — напоминание о встрече с Мелиссой. Она хотела пройти мимо, промолчать, забыть, что Вики вообще существует, но...

— Ты, — голос Вики зазвенел, как скрип ногтями по стеклу. — Думаешь, ты для него какая-то особенная?

Внутри Лив что-то сжалось. Веки дернулись, но она подняла взгляд.

Солнечный свет отразился от стеклянной двери и ослепил на секунду. Было холодно, влажный воздух забивался под ворот пальто. Но внутри её разгорался совсем другой холод — сухой, ломкий, с привкусом ярости.

— Если честно, — медленно выговорила Лив, скрестив руки на груди, — я слишком занята, чтобы анализировать, кто кому кем приходится.

Вики шагнула ближе. На каблуках она была чуть выше. Её идеальные, как с глянцевой обложки, зеленые глаза вспыхнули. Лив чувствовала её духи, как нечто враждебное — душное, чужое.

— Он играет с тобой. Как всегда. Ты думаешь, ты — первая? — Вики наклонилась чуть вперёд, почти шепча. — Он всегда возвращается ко мне. Потому что я — его настоящая любовь. А ты просто... временное развлечение.

И снова этот голос — мёд и яд. Лив уставилась на неё. Долго. Её злило, как спокойно та произносит ложь. Как будто её собственное достоинство — игрушка, которую можно швырять об асфальт.

— Странно, что ты называешь себя его любовью, — медленно произнесла Лив, слегка наклонив голову. — Он же тебя бросил, верно? Или ты забыла?

Фрейлины переглянулись. Одна из них нервно пискнула, вторая сделала шаг назад, будто в предвкушении взрыва.

Вики даже не моргнула. Но пальцы на телефоне сжались сильнее. Губы — стянулись в тонкую линию.

— Ты ничего не знаешь о нас, — прошипела она. — Мы с ним... созданы друг для друга. Он просто сбился с пути.

— Тогда почему он не с тобой? — Лив чуть приподняла бровь. В её голосе не было насмешки — только усталость. — Может, потому что ты — как забытая книга: красивая обложка, но в середине — пусто?

Вики вскипела. Она открыла рот, но слов не нашла. Пальцы дрогнули, щеки вспыхнули. Она стояла, как хищник, которого не боятся.

Лив уже развернулась. Каблуки Вики застучали по плитке, но она не пошла за ней.

— Пока, Вики, — бросила Лив через плечо. — Удачи с воспоминаниями.

Она шла прочь, сердце колотилось. Не от страха — от того, что за последние недели ей приходилось слишком часто драться за своё место в этом мире. И каждый раз — с улыбкой на губах.

С тех пор Лив ловила на себе её взгляды каждый день. Ядовитые, прожигающие. Кажется список людей мечтающих убить Оливию с каждым днем пополнялся.

А ещё — грустные глаза Зака. Он продолжал пялиться. Смотрел, как будто что-то потерял. Словно у него ещё есть шанс. Хотя Лив не смотрела в его сторону. Никогда.

А потом была столовая. Оливия ковыряла салат, когда Кейт, ничуть не смущаясь, сказала:

— Мы с Алексом хотим пойти на свидание в субботу. Двойное. Вы с Крисом идёте с нами.

Лив кивнула автоматически. А потом всю оставшуюся неделю мучилась, представляя, как будет сидеть рядом с Крисом, держась за руку и улыбаясь, когда внутри всё клубилось, как гроза.

Суббота пришла слишком быстро.

Комната была в бардаке. В привычном, уютном беспорядке. Джинсы, книги, подушки, чашки с недопитым кофе. Лив стояла у зеркала в четвёртом топе за вечер и снова чувствовала себя полной идиоткой.

Элизабет сидела на кровати с поджатыми ногами, в футболке с логотипом какой-то рок-группы и мягкими носками в виде котов, поглощая яблоко, как будто это её единственное дело на сегодня. У неё был талант — выглядеть расслабленной в любой ситуации. Даже тогда, когда Лив мысленно разносила всё в клочья.

— Этот тебе идёт, — наконец сказала она, кивнув на чёрный топ, который Лив держала в руках. — Подчёркивает плечи. Очень... интимно.

— Это просто чёрный топ, Лиз, — пробормотала Лив, но всё-таки надела его. Хлопковая ткань обняла кожу, и она почувствовала себя как будто чуть-чуть увереннее. Совсем чуть-чуть. Как броня, но не из металла — скорее из бумаги.

— Крису понравится. — Элизабет откинулась на подушки, ухмыляясь. — Хотя, честно? Он на тебя и в мешке для мусора будет смотреть, как на главную звезду колледжа.

Лив покраснела, сделала вид, что занята выбором серёжек, и отвернулась к зеркалу. У неё было семь пар. Она выбрала самую простую — маленькие серебряные кольца, лаконичные и не слишком для свидания. Просто вечер. Просто друзья. Просто фальшивая пара, идущая на фальшивое свидание. Чего уж проще.

— Мы не такие, как ты думаешь.

— Ага, конечно. — Элизабет вскинула бровь, откусила ещё яблока и говорила с полным ртом: — Поэтому вы всё время исчезаете в библиотеке, как пара, которая снимает романтичный спин-офф «Гарри Поттера».

— Мы просто... нам комфортно. Вместе.

— Вот именно, — с хитрым взглядом сказала Лиз. — И ты сияешь, когда он рядом. Прямо как рождественская елка.

Лив фыркнула, но внутри что-то дрогнуло. Да, Крис раздражал её. Заставлял сжимать зубы, закатывать глаза, глотать резкие ответы. Но он же и успокаивал, когда смотрел на неё чуть дольше обычного. Когда криво улыбался. Когда говорил: «Ты всё это выучила? Господи, я даже не знал, что это вообще кто-то читает». Он умел доводить её до белого каления. Но он же умел и рассмешить в самый неподходящий момент. Как будто знал, в какую точку надавить.

Телефон Элизабет пискнул, вынырнув из тишины комнаты, и она мельком взглянула на экран.

— Джеймс уже ждёт, — сказала она, вставая с кровати. — Мы идём в кино.

Лив кивнула, улыбнувшись краем губ, словно зная что-то чего не знают другие.

— Передай ему привет.

Она усмехнулась и подмигнула:

— А когда вы с Кейт вернётесь со своего великого двойного свидания, мы торжественно расскажем вам весь сюжет. Со всеми спойлерами.

— Жестоко, — пробормотала Лив, надевая серьги.

— Месть, детка, — Лиз изогнула бровь, на секунду приостановилась в дверях и сделала театральный реверанс, прежде чем исчезнуть за порогом. — Месть за то, что вы устроили парное свидание и забыли нас.

Лив накрасила губы блеском. Последний раз взглянула на себя в зеркало и отправилась на двойное свидание. К Крису. К себе настоящей — или к тому, что от неё останется.

***

Ресторан оказался не пафосным, но уютным. Воздух тянул ароматом розмарина и чеснока, джаз лениво скользил по залу из старых колонок, а официанты выглядели так, будто по вечерам играют в инди-группах или пишут стихи о бессмысленности жизни.

Их столик оказался в углу — стратегически удалён от гоготливой компании первокурсников, спорящих, что вкуснее: карбонара или картошка из «Бургертауна». Крис, неожиданно галантно, отодвинул стул. Манера джентльмена — до первой подколки.

— Не обольщайся, — прошептал он, наклоняясь так близко, что его дыхание коснулось её шеи. — Я просто боюсь Кейт. У неё взгляд, как у преподавателя, который уже знает, что ты списал. И готовит казнь.

Лив медленно повернула к нему голову. Её губы тронула почти-улыбка, взгляд — как отточенное лезвие:

— Блейк, ты невыносим.

— Ты — мой личный вызов. Сложный, дерзкий и с завышенными требованиями по кофе, — отозвался он, опускаясь на стул рядом. Его черная рубашка была идеально выглажена, а на запястье — любимые часы без ремешка, зафиксированные кожаным шнурком.

— Можешь попробовать, — она изящно поправила волосы, движение лёгкое, выверенное. — Только помни, кто выиграл последний раунд. Твоё фото в розовом костюме теперь украшает заставку моего ноутбука.

Крис сморщился:

— Ладно, Беннет. Но моя месть будет страшной. План уже в разработке. Со схемами. И, возможно, PowerPoint-презентацией.

Они настолько увлеклись словесной дуэлью, что почти не заметили, как к ним присоединились Кейт и Алекс. Кейт — в кожаной куртке и с видом человека, который мог бы возглавить революцию на каблуках — уселась, взяла бокал и осушила его одним глотком.

— Тяжёлая неделя, — сказала она, и тут же махнула официанту за вторым.

Алекс, сопровождая её движение полуулыбкой, опустился рядом. Его глаза сказали больше, чем слова: он знал, что если Кейт пьёт быстро, значит, у неё в голове слишком много мыслей, о которых она предпочитает молчать.

— Надеюсь, ты заранее предупредила Криса, что я планирую тост в его честь, — бросила Кейт, подхватывая новый коктейль. — Всё-таки выжил после двух недель с Лив. Даже не сбежал в Мексику.

— Мексика в моём списке, — кивнул Крис философски. — Сразу после того, как она сдаст мне микроэкономику. И перестанет сжигать мою гордость взглядом.

— То есть, сначала используешь, потом сбегаешь? Очаровательно. Классика токсичных ромкомов, — Лив откинулась на спинку стула. — Я научу тебя считать издержки, а ты мне подаришь... нормальный плейлист. Хотя бы без гитар, звучащих как крики утопающих.

— Это был пост-панк! Искусство! — оскорбился Крис.

— Искусство, вызывающее экзистенциальные судороги, — вмешался Алекс. — Я слушал это, пока мыл посуду, и чуть не написал завещание.

— Ну простите, что ваши уши не выдержали прикосновения к прекрасному, — фыркнул Крис. — Настоящая музыка должна вызывать эмоции.

— Она вызвала у меня желание сбежать в монастырь, — заявила Кейт.

Лив потянулась за бокалом. Тонкое стекло приятно холодило ладонь. Лёд внутри мягко постукивал, как будто вторил биению сердца. Она сделала глоток — искристый вкус шипел на языке, обволакивая изнутри хмельной легкостью. Всё было почти идеально: чуть шумно, слегка абсурдно, как в студенческих фильмах, которые она тайно пересматривала по ночам, пряча ноутбук под одеялом.

Она бросила взгляд на Криса — и поймала себя на том, что улыбается. Даже он сегодня казался не врагом. Скорее... соавтором в сюжете, где они оба слишком упрямы, чтобы признать очевидное. Он сидел рядом, небрежно опершись локтем о стол, будто здесь, среди всех, они всё равно находились в отдельной комнате, наполненной словами, колкостями и чем-то, что пугало её больше, чем она хотела признать.

Крис, лениво вертя в пальцах край салфетки, бросил взгляд на Лив, прищурившись:

— Знаешь, тебе бы пошло быть антагонистом в ромкоме. Холодный взгляд, острый язык, кофейная зависимость — всё при тебе.

Лив не моргнула. Она уже привыкла к его уколам. Даже скучала по ним, когда он слишком долго молчал.

— А тебе — быть тем самым героем, который теряет девственность и здравый смысл в одной сцене.

— О, Беннет, — протянул он с фальшивым восхищением. — Ты читаешь мои мысли. Удивительно. Особенно учитывая, что ты предпочитаешь разговоры с книгами.

— Книги хотя бы не считают, что «пицца — это овощ, потому что в ней есть томаты».

— Я всё ещё стою на этом.

— Ты — как недоваренные макароны. Теоретически нормален, но на практике вызываешь желание метнуть сковороду, — пропела Лив, делая вид, что изучает меню.

Она ощущала лёгкое покалывание в пальцах. Может, от алкоголя, может, от того, что говорить с ним — как ходить по тонкому льду. Весело. Опасно. И невозможно остановиться.

— Я записываю, — сказал Алекс. — Это лучше любого стендапа. Вам точно не нужен подкаст? «Битва века: Беннет против Блейка».

Кейт откинулась назад, театрально вздохнув:

— Честно, у меня ощущение, что вы либо начнёте целоваться прямо на столе, либо кто-то окажется в салате лицом.

— Голосую за второе, — буркнула Лив.

Все рассмеялись. Смех был лёгким, искренним, как будто между ними не было недомолвок, фальши, страха. А в голове Лив на секунду стало... тихо. Не звенело тревогой, не сжималось от мыслей. Просто... было тепло. По-настоящему.

***

Ночь опустилась на кампус, рассыпая по дорожкам мягкий свет фонарей. Воздух был свежим, с лёгкой прохладой. Деревья шелестели своими последними зелёными листьями, будто шептали что-то на грани слышимости — то ли прощание, то ли предостережение.

Лив и Крис шли рядом, медленно, будто никто из них не хотел, чтобы вечер заканчивался. С Алексом и Кейт они попрощались у ресторана. Кейт тихо намекнула Лив, что у них «особенные» планы для завершения этого вечера.

В голове Оливия прокручивала сцены ужина — тосты, смех, Кейт с её бунтарской серьёзностью, Алекс, такой невозмутимый, но внимательный, и Крис... особенно Крис. С его неожиданно тёплой улыбкой, слишком мягким взглядом и манерой чуть наклонять голову, когда слушает. Он сегодня был другим. Слишком живым. Слишком настоящим. Почти домашним. Таким, каким она его раньше не видела.

— Давно я так не веселился, — сказал Крис, когда они подошли к двери её комнаты в общежитии. Голос был чуть хриплым, как будто он сам не ожидал, насколько ему хорошо было этим вечером.

Лив подняла глаза. Внутри всё сжалось. В горле — ком. Её сердце билось неравномерно, как будто предчувствовало, что впереди будет не просто прощание.

— Я тоже, — прошептала она. — Ты можешь быть... интересным. Иногда.

— Сочту за комплимент, — усмехнулся он, делая шаг ближе. Совсем близко. Гораздо ближе, чем положено в рамках их «соглашения».

Она сглотнула. Ноги стали ватными. Ладони вспотели в карманах. Её взгляд невольно скользнул к его губам. Он понял это — она увидела, как уголок его рта дрогнул, и как его глаза потемнели.

Сердце забилось быстрее.

Внутри — жара. Слишком много жара. Она слышала, как бешено стучит кровь в ушах, и проклинала тот момент в комнате у него, когда они остановились. Потому что теперь — не хотелось останавливаться.

«Будь что будет. Мы оба этого хотим».

Он подался вперёд. Она тоже. Губы были в сантиметре.

Хлоп.

Тихий, почти невесомый звук. Как щелчок выключателя. Но неестественно резкий в этой тишине.

Дверь в её комнату... распахнулась. Медленно. Словно сама. Без усилия. Без скрипа. Просто — открылась.

— Что за... — выдохнула Лив. Внутри похолодело. Прямо под кожей, как будто что-то чужое пробралось внутрь.

Крис нахмурился. Его рука инстинктивно легла на её локоть — не властно, а осторожно. Он вглядывался в темноту комнаты, как хищник, сканирующий территорию.

Они шагнули внутрь.

Первое, что она почувствовала — воздух. Он был другим. Холодным. Застоявшимся. Как в комнате, где долго не дышали. Или дышали, но не те, кто должен.

Комната была... не комнатой. А её искажённой копией.

Подушки валялись на полу. Ящики открыты. Книги — перевёрнуты, как трупы. Её любимая чашка с надписью "World's okayest writer" — разбита. Стекло отражало тусклый свет коридора. Осколки будто шептали: «Смотри, как легко тебя ранить».

Грудь сдавило. Лёгкие не слушались.

— Кто-то был здесь, — прошептала она. Голос был не её. Сухой. Надломленный. Пугающе спокойный.

Она отступила, врезавшись в Криса. Его руки тут же обхватили её талию. Твёрдо. Словно если крепче прижать, всё исчезнет.

И тогда она увидела его.

Конверт.

Белый. Идеально ровный. Лежал на кровати, как экспонат. Не впопад. Не случайно. С умыслом. Он не был частью хаоса. Он был центром. Осью всего произошедшего.

Кровь отхлынула от лица. Лив почувствовала, как дрожат колени.

— Что, чёрт возьми... — начал Крис, но слова растворились.

Она не слышала. Только стук собственного сердца. Громкий. Рваный. Звуки мира исчезли. Осталась только бумага.

Лив сделала шаг. Потом ещё один. Тихо. Осторожно, как будто каждый шаг — по стеклу.

Это не розыгрыш. Не случайность. Не глупость. Это — сообщение.

— Лив, — тихо сказал Крис, напряжение в голосе ощущалось даже в тембре. — Не трогай. Подожди. Сначала...

Но она уже тянулась. Пальцы дрожали. Кончики — как лёд.

Когда она коснулась бумаги, мир треснул.

Всё, что было до этого — смех, разговоры, почти-поцелуй — исчезло. Растворилось, как дым.

Остался только страх.

Чистый. Выверенный. Холодный.

Кто-то наблюдает.

Кто-то уже внутри её жизни.

И этот кто-то не собирается останавливаться.