Глава 3
Антидепрессанты постепенно начинали действовать, и мир переставал казаться серой массой, но Антон отчего-то был уверен, что причиной тому были вовсе не таблетки, а один определенный врач, прописавший их и навещающий его каждый день с подбадривающими речами и все новыми блюдами на дегустацию. Кажется, за все то время, которое он провел здесь после того разговора, они перепробовали абсолютно все виды кухни и, что было самым удивительным, Антон не чувствовал себя уебком после этого — сказывалась постоянная поддержка.
Ремиссия, когда тебя постоянно поддерживают и подбадривают, оказалась довольно приятной вещью: ты ешь много вкусной еды, радуешься тому, сколько еще предстоит попробовать, и не винишь себя, боясь поправиться. Почти. Антон даже самому себе не мог признаться, что продолжает грызть себя этими страхами, что уж говорить о признании психиатру, который вложил столько усилий в то, чтобы он полюбил себя, не скупясь на похвалу из-за всякой мелочи. Только флуоксетин так и не получилось выцыганить у этого гада. Вместо него каждый день, перед сном, Попов заставлял пить какую-то другую дрянь, перед этим пройдя тщательный допрос от Антона на наличие побочек, влияющих на массу тела. Все-таки он слишком сильно боялся подобной подставы, поэтому сразу подсел на уши, поняв, что не знает даже названия препарата, чтобы проверить все самостоятельно. Начали эти чудо-таблетки действовать далеко не сразу, прошло около месяца, прежде чем Антон начал чувствовать хотя бы какие-то изменения, но ощущалось это действительно прекрасно — он, черт возьми, впервые за несколько лет радовался началу каждого дня, считая сам факт того, что он дожил удивительным и ахуенным. Ему казалось, что в первый такой день Арсений сляжет с сердечным приступом, слишком шокированным он выглядел, поняв, что тот колючий и отстраненный мальчишка постепенно становится именно таким, каким должен быть подросток — беззаботным и счастливым. Антон на самом деле никак не мог привыкнуть к такому состоянию, все было как-то не так. Слишком сильно он сжился со своим упадническим состоянием, слишком долго в нем находился, чтобы просто взять, забыть и отпустить. Как это, Антон Шастун и без своих пиздостраданий, которыми он упивался столько лет? Да быть такого не могло. Он не заслужил ведь этого всего абсолютно. Не заслужил быть счастливым, не мог просто взять и отбросить все эти переживания так просто, да еще и эта хрень, которая, казалось, прогрызла в нем плешь. Как там называют подобное? Червячок сомнений? Именно он. Именно он заставлял его думать о самоповреждении за такие вольности в питании, именно он подкидывал мысли о том, что раньше было лучше, привычнее, а сейчас он сам себя не знал толком, именно он предлагал начать смывать еду и таблетки в унитаз, и именно от него Антон избавлялся, рассказывая все Арсению без утайки. Он просто начал наконец понимать, что этот человек здесь не для того, чтобы осудить, а затем, чтобы вытащить Антона из той ямы, в которую тот загнал себя сам. Вряд ли бы он вообще сдвинулся с места, если бы Попов не решился взяться за него лично, стоило сказать ему спасибо за это, хоть особых причин Антон все еще и не видел. Нет, не для того, чтобы благодарить — подобных причин было море. Он просто все еще не понимал, зачем Попов взял над ним шефство. Может, просто пожалел сломанного мальчика, может, увидел интересный случай, а может причин вообще не было, хрен его, этого Арсения, разберет. Сложным он был человеком. Очень сложным и интересным. Антон пиздец как любил узнавать о нем все больше и больше: начиная от вкусов в музыке до любимого запаха освежителя воздуха. Он хотел знать абсолютно все. Да, скорее всего это было связано с его нелепой влюбленностью в собственного психиатра, но человеком Арсений все равно был интересным, даже если смотреть на него не через призму розовых очков, как это делал сам Антон. — Хватит сверлить меня взглядом, я себя неловко чувствую, — Арсений вывел его из небольшого транса одной фразой, заставив смущенно потупить взгляд. Как же тот легко его читал, да и знал давно про все чувства, что было вероятно, и просто ничего не говорил. — Ой, да ладно вам, Арсений Сергеевич, вы не умеете себя неловко чувствовать! — переводить все в шутку, лишь бы не показать настоящих эмоций, Антон уже привык, и сейчас с успешно демонстрировал свою способность в очередной раз и радовался тому, что Попов вовсе не прекращает ее, а подхватывает и продолжает. — Ну-ну, всего меня засмущал своими взглядами. Будь осторожнее, разглядывая так взрослых мужчин, — он немного игриво улыбнулся, специально чуть переигрывая и давая понять, что все это — просто шутка, тут же возвращаясь к записям. В этот самый момент Антон понял, что это его шанс, чтобы проверить — как далеко может зайти эта шутка, если он продолжит ее развивать. — А что может произойти? — прекрасно понимая, что он и так ходит по блядски тонкому льду, Антон, вдобавок ко всему этому, поднялся с кресла, медленно приблизившись к Арсению со спины и положив немного влажные ладони на крепкие плечи, чтобы наклониться чуть ближе, надеясь не выдать своего волнения дрожью. — Может, расскажете мне на всякий случай? — сегодняшняя консультация, которая по идее вообще должна была закончиться еще пять минут назад, постепенно заходила абсолютно не в то русло. Они оба это прекрасно видели, понимали и ничего не делали, ведь та тонкая, никем не обговоренная грань все еще не была нарушена, хоть и натянулась до предела. — А какой случай ты ждешь, раз так сильно хочешь узнать? — поскольку последнюю фразу Антон буквально прошептал в покрасневшее ухо, а самому Арсению дрожь сдержать не удалось, нужно было как-то себя реабилитировать, что он и сделал, резко повернув голову в сторону маленького провокатора, с удовлетворением встречаясь с испуганными глазами и неожиданно сталкиваясь носами. Слишком близко. — Ничего я и не жду, просто интересуюсь, к чему может привести такой взгляд, — эти слова Антон уже шептал прямо в пухлые губы, которые Арсений за время всего шоу успел несколько раз прикусить от волнения, поэтому сейчас они призывно поблескивали в лучах зимнего солнца, не позволяя отвести взгляд. Практически идентичный тому, с которого все это началось. — Хочешь, чтобы я показал? — взгляд Арсения давно поплыл, а зрачки расширились так сильно, что Антон не мог поверить в сам факт того, что это состояние вызвал он сам, лишь сказав что-то и прикоснувшись буквально несколько раз. — Очень... — «хочу» так и осталось висеть в воздухе, точно также, как повис на Арсении Антон, не выдержав такого шквала эмоций, последовавшего за слишком неожиданным поцелуем. Никто не мог сказать, когда точно все зашло настолько далеко, просто в какой-то момент их дыхания смешались окончательно, Антон понял, что доигрался, а Арсений осознал, что не смог удержать себя в руках — для них обоих это было слишком. Устоять на ногах у Антона возможности не было никакой, именно поэтому и только поэтому Арсений одним плавным движением усадил его сверху. И вовсе это произошло не из-за того, что он слишком давно хотел ощутить приятную тяжесть на собственных бедрах, которую принес этот невозможный мальчишка.
Антон будто только этого и ждал, сразу же углубляя поцелуй, притираясь бедрами ближе, чтобы получить окончательное безмолвное подтверждение в ответной симпатии, и зарываясь пальцами в густые волосы. Как же он давно этого хотел. Сейчас смущение, которое должно было накатить из-за собственного стояка, хорошо виднеющегося сквозь больничные брюки, отошло на второй план. Сейчас главным было то, что его, Антона, вовсе не оттолкнули, а ответили с таким же жаром и желанием, словно не он один здесь сдерживал себя долгое время, пряча все чувства и эмоции внутри. Да и, скорее всего так и было, если судить по твердому члену под ягодицами, от движений которыми Арсений тихо шипел и сильно сжимал его бедра, чтобы он прекратил ерзать. Потом там точно останутся синяки, но как же на это было плевать сейчас. Сейчас главным было не останавливаться и не думать вовсе, ведь целовать того, кого хотел поцеловать на протяжении нескольких месяцев, было слишком невероятно. Горячее дыхание смешивалось все сильнее, звуки поцелуев перемежались с тихими стонами и несвязными словами, а связные мысли покинули головы обоих, оставив после себя только желание, выжигающее изнутри и заставляющее окончательно перестать думать о возможных последствиях. — Блять, почему вы мне не даете? — когда Арсений в очередной раз оттолкнул руки Антона от натянутой ширинки, нервы сдали, и тот прервал поцелуй, прислоняясь своим лбом к его, тяжело дыша и выжидающе глядя прямо в голубые глаза, радужку которых практически полностью скрыл зрачок. — Если дам сделать это, то потом вряд ли мы сможем остановиться, — тон у Арсения был точно таким же загнанным, как и у самого Антона, а проворный язык то и дело обводил влажные губы, будто желая оставить вкус их первого поцелуя в памяти как можно дольше. — Антон, это ведь пиздец, нам нельзя. — Кто сказал, что нельзя? Кто сказал, что я буду просить остановиться? — он, коротко поцеловав Арсения в последний раз, медленно прижался к нему всем телом, позволяя ощутить собственное возбуждение и то, насколько сильно он заведен, перемещаясь поцелуями на светлую кожу шеи, усыпанную родинками, и заставляя Арсения признать свое поражение, откинувшись на спинку кресла. Ответом Антону послужил громкий, больше ничем не сдерживаемый стон, от которого у него поджались пальцы на ногах. Ему сносила голову одна мысль о том, что он может воздействовать настолько сильно на взрослого мужчину. Он чувствовал, как член, упирающийся в ягодицы, становился еще тверже, пока сам Антон истекал смазкой, пачкая белый халат сквозь брюки, расписывая нежную кожу шеи засосами и понимая, что ему хватит всего пары прикосновений к напряженному члену, чтобы позорно кончить и завалиться на Арса, так ничего и не дав тому в ответ. Это было бы слишком эгоистично. Именно поэтому Антон, вдоволь налюбовавшись росписью засосов, автором которых являлся непосредственно он сам и никто другой, вновь поднялся чуть выше для глубокого поцелуя, на который ответили все с тем же жаром, в последний раз заглянул в глаза Арса, отразившие абсолютно все его эмоции, чтобы насладиться удивлением, когда он резко съехал вниз. Коленки тут же заныли из-за грубого приземления, но возбуждение сейчас доставляло гораздо больше неудобств — член болезненно пульсировал и ныл, заставляя кусать губы, а желание разрядки било в голову так сильно, что становилось плохо. В хорошем смысле этого слова. Но на первом месте все же стоял Арсений, его крепкие бедра, подрагивающий под рубашкой пресс и член, явно требующий разрядки. — Ты что творишь? Антон, не надо, — все-таки Арс сложил два и два, вяло пытаясь оттолкнуть его, но получалось откровенно хреново. — Что ты собираешься делать? — глупый вопрос, когда перед тобой стоят на коленях и пытаются расстегнуть ширинку, но Антон все-таки решил ответить: — Хочу отсосать у вас. Мне говорили, что с моими способностями получится хороший горловой. Хотите проверить? — он знал, что потом сгорит со стыда, но это ведь будет потом, так зачем переживать сейчас? Руки немного подрагивали, когда он, отпихивая ладони Арсения, расстегивал ширинку в попытках добраться хотя бы до белья. Рот наполнился слюной от предвкушения и волнения. Сейчас главным было — не облажаться, да и возможности такой не было, кажется. Вскоре, последняя преграда в виде черных боксеров исчезла, а вслед за ней исчезла и уверенность Антона в своих способностях. Арсений был слишком большим для него, по крайней мере на первый взгляд. Ладони тут же вспотел еще сильнее, но их он не разжал, обхватывая твердый влажный член обеими руками и слыша сверху тихое шипение, добавляющее немного смелости в движения. — Антон, ты можешь остановиться в любой момент, — в голосе Арсения уже не было былой уверенности. Его волосы находились в полном беспорядке, халат болтался где-то на поясе, а дыхание сбилось и потяжелело. Видеть обычно полностью собранного Арсения таким — было чудом. Чудом, которое Антон ни в коем случае не собирался выкидывать из своей памяти и очень хотел запомнить его в мельчайших подробностях. Не отрывая глаз от Арсения, наблюдающего за ним с каким-то благоговейным восхищением, Антон медленно наклонился вперед, играючи вытягивая язык, но не дотрагиваясь, наслаждаясь тем, как Арсений жмурится от нетерпения, вздрагивая от каждого прикосновения тонких пальцев. А Антон не торопился, медленно изучая рельеф и осторожно двигая руками, только примеряясь, чтобы ненароком не причинить боль. Лизнув на пробу в первый раз, он поразился дрожи, прошившей тело Арсения и ощутил, как от одного осознания, что именно он заводит этого невозможного мужчину настолько сильно, чуть не кончил сам, тихо проскулив что-то неразборчивое и сведя ноги вместе. Нет, сначала Арс, а потом уже можно будет и подумать о своем удовольствии. Приняв это решение, Антон, решительно кивнув самому себе, наклонился еще ниже, обведя языком головку и, через мгновение, взяв ее в рот, тут же слыша сверху громкий стон и чувствуя, как в волосы зарываются сильные пальцы, мягко сжимая и давая понять, что Арсений все еще управляет ситуацией. Или по крайней мере создает видимость контроля, но Антона до предела заводила даже эта видимость того, что абсолютно все решения сейчас принимает этот человек. Медлить сразу же расхотелось, и он со стоном подался вперед, легко пропуская крупную головку в горло и двигаясь дальше без особого сопротивления. Да, это было неприятно, Антон догадывался, что на следующий день ему действительно будет трудно разговаривать и есть, но это ведь будет завтра, а сейчас он почти сходил с ума от желания доставить удовольствие и показать, на что он способен, несмотря на полное отсутствие опыта. Боли не было никакой, организмом это воспринималось как то же ФГДС, а самим Антоном как сон, в котором он наконец-то воплотил все свои, даже самые безумные, желания.
Низ живота в очередной раз скрутило от возбуждения, и Антон не сдержал стона, прекрасно зная, какое влияние какое влияние этот стон возымеет на Арсения. Он оказался прав — хватка в волосах стала в несколько раз сильнее, до ушей донеслось тихое шипение вперемешку с руганью, и Арсений не смог удержаться от того, чтобы одним резким движением дернуть его за отросшие пряди, притягивая голову еще ближе, вгоняя собственный член до упора и отбрасывая свой хваленый самоконтроль. Антон думал, что отключится к чертям от тех стонов, которые доносились сверху, а Арс, кажется, больше не мог мыслить связно. Шаст даже поперхнулся от неожиданности, но не отстранился, смаргивая набежавшие на глаза слезы и непроизвольно сглатывая. Понимание того, что слезы текут уже от невыносимого возбуждения, а не от боли выбивало почву из-под ног. Именно поэтому, растеряв всякое терпение, Антон возобновил движение, чувствуя, как постепенно Арсению возвращается былая уверенность, и он вновь втягивается в процесс, начиная им руководить, как можно осторожнее надавливая на светлую макушку, стараясь не причинить боли и тихим шепотом советуя мальчишке дышать через нос. Хотя вряд ли тот слышал эти советы — слишком невнятными и торопливыми они были, но как же было плевать, им обоим. Антон мертвой хваткой вцепился в напряженные бедра, не решаясь отпустить и все еще опасаясь того, что это окажется лишь очередным мокрым сном, после которого он проснется так быстро, что не успеет запомнить детали, такие важные сейчас: сбившееся дыхание, хриплый голос, растрепанные волосы... он бы не простил себе этого. Каждое движение, которое Антон совершал, отдавалось куда-то в пах, заставляя его тихо скулить и продолжать заглатывать твердый, влажный от его собственной слюны член, чуть ли не вырубаясь от одной мысли, кому именно он принадлежит. Антон чувствовал каждую венку, сантиметр, дрожь, проходящую по телу Арсения от малейшего движения, и понимал, что скоро кончит от одного ощущения рельефной головки в горле и самого члена, двигающегося с невероятным напором и скоростью: Попов вошел во вкус и останавливаться, а тем более отталкивать его больше не планировал. — Блять, — Антон всем телом почувствовал то, как сократились абсолютно все мышцы Арсения, а его тело сотрясла сильная дрожь. Вряд ли бы он устоял на ногах, если бы не сидел в кресле изначально. — Антон, отодвинься, не надо... — его тихие, сбивчивые просьбы были полностью проигнорированы, поэтому Арсений сам попытался применить силу, оттянув тонкие пряди, но это тоже не сработало: Антон лишь возмущенно простонал и удвоил скорость движений, еще сильнее сжимая горло и чувствуя полное удовлетворение от осознания того, что Арсения не хватило надолго, прошло всего минут пять, а тот уже... Думать резко стало невозможно, изнутри обожгло чем-то горячим, а Арс выдал еще один не менее обжигающий стон, и у Антона не осталось никакой возможности сохранить трезвый рассудок. Рука сама опустилась ниже, сжимая собственный член, до этого явно обделенный вниманием, сквозь одежду, и позорно кончая от одного прикосновения и осознания того, что Арсений только что спустил ему в глотку, напоследок даря уже опадающему члену вымученный стон, отдающийся в нем вибрацией, прежде чем наконец выпустить его изо рта. Челюсть невероятно затекала, как и шея, но больше всего болели именно глаза, которые были подняты все это время, чтобы не упустить ни одного мгновения. Неловко опустив взгляд, он сел на мягкий ковер, немного нервными движениями разминая затекшие ноги — с непривычки даже эти пять минут на коленях показались мучением и сейчас, когда возбуждение не било в голову, они вспыхнули болью, точно также, как и затекшая челюсть. Про горло он вообще старался не думать, с трудом сдерживая кашель и чувствуя, как его с головой затапливал стыд. Оставался только один вариант, чтобы не выдать свои идиотские эмоции: свести все к шутке. Иначе он прямо здесь просто сгорит со стыда. — Антон... — он кончил буквально минуту назад, но от этого тона и хриплого голоса член дернулся в мокрых брюках, заставив Антона свести ноги вместе и прижать к груди, обхватив руками, лишь бы не опозориться еще больше. — Антон, я... — Арсений прокашлялся, надеясь что сейчас его голос прозвучит более солидно, и уже собирался продолжить, когда Антон его перебил: — Теперь мне интересно, сколько калорий в сперме. — Блять, Антон! — они рассмеялись, но напряжение никуда не ушло, как и неловкость — они просто осели где-то на дне, обещая нагадить немного позже. Неприятного разговора было не избежать, да, но Антон хотя бы попытался его отсрочить. — А как же твоя ремиссия? — Это я чисто из интереса спросил, а не из-за того, что ваша сперма могла нарушить мой калораж. — Ты же понимаешь, что после всего этого мне придется передать тебя другому специалисту? — вот после этого вопроса Антону сразу стало не до шуток: улыбка сползла с тут же осунувшегося лица, а смеяться больше не хотелось. Голос Арсения немного дрожал от неуверенности, но тот вовсе не шутил, а это значило, что ситуация пиздец. — Антон? Антона будто окатило ледяной водой: он вмиг осознал, что именно сделал и плевать, что желание было практически обоюдным, пути назад не было. Глупо было считать, что у подобной выходки не будет последствий. Да, что греха таить, он сам был глупым и жалким мальчишкой, который совершил огромную ошибку. Нужно было срочно валить, как можно скорее, пока слезы не потекли из глаз. Нельзя было показывать того, как сильно он привязался. Он не вынесет насмешки и жалости. От кого угодно, но не от Арсения. — Да, конечно, я пойду к себе, время консультации, думаю, уже вышло, — голос сел и звучал слишком хрипло, но уверенно. Да, Антону было больно, как морально, так и физически, говорить эту фразу, но он все равно сделал, тут же поднимаясь на ноги и опуская взгляд, чтобы Попов не заметил слез. Он быстро снял толстовку, повязывая ее рукавами за спиной на манер передника и, ощущая на спине тяжелый взгляд, быстрым шагом вышел из кабинета, уже не замечая того, как Арсений нервно утирает слезы кончиками больших пальцев и через несколько минут, подумав, срывается вслед за ним, матеря себя за медлительность.
•••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••
3078 слов