Глава 7. Друг
Этим вечером в таверне "Медная струна" было многолюдно и шумно. Весело отвечая на приветствия знакомых, Йола двигалась через большой зал к столу, за которым сидели Офелия, Рогард и Микель — все трое были явно удивлены при виде Ласса.
Йола села с Офелией, а Ласс занял свободное место рядом с Микелем.
— Ты же ушел, не? Почему ты снова ошиваешься возле Йолушки? — сказал тот вместо приветствия.
— Ласс тоже рад видеть вас, господин Микель.
Микель передернулся и посмотрел на Йолу, взглядом спрашивая, как она это терпит.
— Слушай, приятель... я же могу так тебя называть? Мы вроде как приятели, кхм... В общем, ты зови меня по имени, лады? Я вообще никому не господин, так что будь добр.
— Хорошо, Микель, Ласс учтет это на будущее, — сказал Ласс и вежливо обратился к Офелии: — Добрый вечер, леди Офелия.
— Добрый, Ласс. Ко мне тоже обращайся без формальностей. Мы в нашем узком кругу их не соблюдаем.
— Ласс... привыкнет и к этому.
— Вы должны знать, с этого дня Ласс работает в моей лавке, — объявила Йола.
— Чего? — воскликнул Микель изумленно. — Он? В лавке? Кем?
— Помощником, он довольно способный.
На лице Микеля застыло кислое выражение, Рогард нахмурился, Офелия же, немного подумав, кивнула.
— Это хорошо. Мы переживали, что ты тянешь все одна.
К удивлению Ласса, они не стали спорить с Йолой и отговаривать ее, хотя было очевидно, что им не по душе ни ее решение, ни сам Ласс. Они либо полностью доверяли своей подруге, либо знали, что спорить с ней бессмысленно.
Как бы то ни было, приняв Ласса как данность, друзья стали было делиться новостями, но тут к их столу кто-то подошел.
— Йола?
Девушка обернулась и удивленно посмотрела на привлекательного молодого человека в богато расшитом камзоле. Это был светловолосый мужчина утонченной внешности с золотистыми глазами и обольстительной улыбкой.
— Уильям? — воскликнула Йола, поднимаясь. Не успела она опомниться, как незнакомец с радостным смехом обнял ее и закружил.
— Эй, потише! — рассмеялась Йола, и он послушно опустил ее на пол.
— Прости-прости... Но как же я рад тебя видеть!
Взяв девушку за руки, он сделал шаг назад и окинул ее восхищенным взглядом.
— Ты так подросла, стала красавицей!
— Тебя тоже не узнать! В последний раз мы виделись в академии искусств Совеса. Сколько лет прошло?
— Целых шесть лет!
— Давно ты вернулся?
— Буквально на днях. Обучение закончилось, так что пора заняться делами семьи.
— Прими мои соболезнования. Но как ты нашел меня?
— Я был в "Травах и зельях", но там было закрыто, вот я и вспомнил, что ты как-то упоминала эту таверну в письмах. Кстати, не представишь мне своих друзей?
— Ах, да, познакомься, это Рогард и Ласс, с Микелем и Офелией ты уже знаком.
Поздоровавшись со всеми, Уильям подсел к их столу и тут же втянул Йолу в оживленный диалог. Он рассказывал обо всем забавном, что с ним происходило за годы разлуки, а также много говорил об их общих знакомых из академии. Офелия, которая училась в том же заведении, оказалась втянута в разговор, а вот Рогард отлучился выпить с приятелями за другим столом.
Отчего-то чувствуя себя некомфортно, Ласс тоже поднялся и отошел к бару. Заказав пиво, он остался сидеть на высоком стуле у стойки, издалека наблюдая за беседой Йолы и Уильяма.
— Ты так смотришь, будто тебя обокрали, — со смешком сказал Микель, подойдя к нему.
— Госпожа близка с этим человеком?
— Ну как сказать... Он учился на год старше и был очень популярен среди студентов. Когда-то Йолушка была влюблена в этого лощеного типа.
Ласс посмотрел на него, и Микель усмехнулся.
— Но он ее отверг.
Тень отрицания пронеслась в холодных глазах раба.
— Отверг?
— Кажется невероятным, да? — фыркнул Микель. — Просто он слабак, которому больше по вкусу наивные беспомощные девицы. Йола же всегда была независимой и умной девушкой, с такой рядом любой потеряется. Не то чтобы Йола призналась или бегала за ним, просто когда он понял, что она влюблена, то заранее дал понять, что она для него только друг. Высокомерный аристократишка. Он мне никогда не нравился.
Вздохнув, Микель прищурился, глядя на смазливого блондинчика.
— Но, кажется, теперь он передумал.
Ласс отвернулся и не ответил.
***
Некоторое время спустя друзья вновь собрались за одним столом и приступили к ужину, после которого в таверне началось настоящее веселье. Музыканты заиграли задорную мелодию, а посетители, освободив от столов центр зала, стали танцевать.
Получив отказ от Офелии и Йолы, Рогард и Микель не растерялись и пустились в пляс друг с другом, вызывая громогласный хохот и рукоплескания зрителей своим карикатурным танцем, в котором роль дамы исполнял уморительно жеманничающий Микель.
В этой суматохе Уильям подсел к Лассу, который весь вечер просидел особняком за стойкой, неспешно попивая пиво.
— Ты Ласс, верно? — спросил он дружелюбно, жестом попросив бармена налить ему тоже. — Как ты познакомился с Йолой? Она сказала, ты работаешь в лавке, но не в ее правилах держать слуг.
— Госпожа Йола была ко мне очень добра, — вежливо отозвался Ласс.
— Да, она такая. Вечно помогает всякому сброду на улицах.
Внезапная грубость нисколько не удивила и не задела Ласса: за свою жизнь он много перевидал таких вот "уильямов", которые со сладкой улыбкой топтали чужую гордость, поэтому, услышав это кажущееся нечаянным оскорбление, он только усмехнулся.
— Ты знаешь, мы с Йолой близки с детства. Она всегда бегала за мной хвостиком, такая забавная, — как ни в чем не бывало продолжал Уильям, предаваясь воспоминаниям. — Она даже чуть не призналась мне в чувствах, когда мы подросли. Жаль, тогда я был слишком легкомысленным и отверг ее. Думаю, она так и не забыла об этом.
Ласс равнодушно рассматривал его, стараясь понять, что он задумал. Пытался ли он сейчас защитить Йолу? Или хотел обозначить перед "соперником" свои намерения на ее счет?
— А ты забавный малый, Ласс, — вздохнул Уильям, получив выпивку и сделав большой глоток. — У тебя прекрасные манеры и ты держишься как аристократ. Именно поэтому мне жаль тебя, ведь это все совершенно не скрывает того факта...
Тут он наклонился к Лассу и тихо закончил:
— ...что ты всего лишь раб.
Ласс напрягся и невольно посмотрел на свои руки в перчатках. Уильям улыбнулся ему одной из тех "милых" улыбок, которые так часто использовал сам Ласс.
— Что? Думаешь, я заметил метки на твоих руках? О нет, мой друг, просто раб однажды — раб навсегда. Это отложилось в твоих повадках, и тут ничего не поделаешь. Ты строишь из себя аристократа, потому что где-то выучился этикету, но от своей сущности не сбежишь — от тебя несет дешевизной и грязью. Я очень хорошо представляю, чем ты занимался раньше, чтобы выжить, поэтому мне вдвойне неприятно то, как ты смотришь на Йолу. Кажется, будто ты на что-то надеешься, но кого ты пытаешься обмануть? Ты гнилая пустышка с красивой оберткой, и, когда она сгниет вслед за нутром, тебя выбросят на обочину за ненужностью. Просто смирись с этим и знай свое место, ты меня понял?
Вместо ответа Ласс улыбнулся, взял мужчину за затылок и с чудовищной силой впечатал его лицом в столешницу. Уильям даже вскрикнуть не успел, как его нос оказался расплющен в лепешку, а лоб — разбит в кровь.
Находившиеся поблизости мужчины тут же бросились растаскивать дерущихся, но в итоге им всем пришлось останавливать одного Ласса, поскольку Уильям в полубессознательном состоянии схватился за лицо и сполз на пол.
— Он ударил меня... мой... мой нос сломан... — гнусаво стенал он, пока его пытались уволочь подальше от беловолосого парня, чей взгляд, неотступно следующий за ним, был полон ледяной жажды убийства.
— Слышь, малой, остановись! — крикнул крепкий мужчина, обхватив Ласса сзади за плечи. Это было ошибкой с его стороны, поскольку раб вцепился в его руки и резко, без видимых усилий перекинул мужчину через себя, так что тот грохнулся на пол, едва не подмяв под себя несколько человек. Началась неразбериха, послышались испуганные и злые крики.
Ласс шагнул вперед, но тут его поймал за локоть подоспевший Рогард. Воин хотел остановить его словами, но Ласс, резко тормознувший из-за того, что его схватили, внезапно изменил траекторию движения и с развороту нанес мощный удар ногой ему в голову — лишь в последний момент Рогард успел подставить левую руку.
Гнев Ласса теперь перекинулся на него и, как выяснилось, в рукопашном бою этот парень был далеко не новичком: сильные и непредсказуемые удары посыпались на Рогарда один за другим с такой скоростью, что тот еле успевал отбиваться. После серии ударов Ласс без какого-либо промедления присел и сделал идеальную подсечку — Рогард чудом отпрыгнул вовремя и сгруппировался, готовясь встретить новую атаку, но в этот момент между ними вклинилась Йола и, с силой толкнув Ласса в грудь, отвесила ему тяжелую звонкую пощечину.
— Прекрати сейчас же! — рявкнула она, и в зале внезапно воцарилась тишина.
Ласс оцепенел, глядя в пол. Его голубые глаза превратились в ледяные осколки. Когда он поднял голову, люди, что видели его лицо, в ужасе отпрянули.
Взбешенный раб обернулся и пронзил девушку взглядом, в котором плескалась сокрушительная ярость. Эта ярость обрушилась на нее, сметая все на своем пути, обещая похоронить, уничтожить, не оставив и следа, но, словно вода, брошенная на раскаленный металл, встретилась с ответным гневом такой силы, что зашипела, заискрилась и, отпрянув, припала к земле, точно опаленный огнем растерянный зверь.
Ни страха, ни сомнения, ни даже презрения и неприязни — ничего, кроме несгибаемой решимости, не было в изумрудных глазах. Это поразило Ласса. Он знал, что каждый в этом зале смотрит на него и видит монстра — он привык к такому отношению настолько, что охотно готов был воплотить в жизнь их кошмары, однако прямой строгий взгляд Йолы неожиданно стал для него зеркалом, напоминающим, что на самом деле он — человек. Странное тревожащее чувство, будто она знает о нем что-то, чего не знает он сам, укололо Ласса. Злость его исчезла, будто ее никогда не существовало.
Он отступил, попятился и, развернувшись, широким шагом покинул таверну.
— Чертов монстр, — дрожащим голосом сказал подошедший Уильям, прижимая к лицу насквозь промокший от крови платок. — Вы видели эти бешеные глаза? Демоническое отродье!..
Не успели эти слова слететь с его губ, как Йола обернулась и врезала ему по лицу с такой силой, что он пошатнулся и рухнул на пол.
— Следи за языком, — сквозь стиснутые зубы процедила она.
Уильям был ошеломлен.
— Йола... ты... ты защищаешь его? Он мне лицо разбил!
— Пришли мне счет за лечение.
— Но мы же друзья! — крикнул Уильям ей вслед, не веря в происходящее.
— Я не вожу дружбу с подлецами.
***
В тот вечер Ласс ушел к себе, и Йола не стала его трогать, но утром она подошла к нему и решительно заявила, что им необходимо поговорить о случившемся. Раб, вновь вернувшийся к образу покорного слуги, с улыбкой повернулся к ней и приготовился слушать.
— Что сказал тебе Уильям? Я видела, как вы говорили, он явно чем-то тебя задел.
Ласс улыбался, не выказывая никакого намерения говорить.
— Ясно, видимо, оправдываться ты не собираешься, — вздохнула Йола. — В любом случае, вчера ты нарушил наш договор. Я говорила тебе, чтобы ты не переступал закон и что ты сам будешь отвечать за это, помнишь?
— Ласс бесконечно сожалеет, — ответил он, даже не пытаясь замаскировать фальшь в голосе. Более того, в его словах отчетливо слышалось: "И что ты мне сделаешь? Кольца у тебя нет".
Йола внимательно смотрела на него. Она была уверена, что Уильям нарочно спровоцировал Ласса. Вчера мужчина открыто заигрывал с ней, но она четко дала ему понять, что больше в нем не заинтересована. Вероятно, Уильям решил, что между ними с Лассом что-то есть, и приревновал. Кроме того, в прошлом она уже замечала за ним склонность манипулировать окружающими и нарочно вызывать к себе жалость женщин, которых он хотел привлечь. Собственно, это была одна из многих причин, почему увлеченность Йолы этим красавцем в далекой юности продлилась очень недолго.
Ей даже не нужно было гадать, что именно Уильям сказал Лассу. Уже успев достаточно изучить раба, Йола знала, что его крайне сложно вывести из себя — не потому, что у него ангельский нрав, а потому, что у него всего одна болевая точка.
У этого человека не было ни чувства собственного достоинства, ни гордости. Долгие годы рабского существования научили его по щелчку пальцев опускаться на самое дно и даже ниже. Если бы Йола сейчас заявила ему, что закроет глаза на вчерашний инцидент при условии, что он вылижет ей ноги, то он с легкостью пошел бы на это — ради утоления любопытства, которое побудило его остаться здесь. Для него подобное не имело значения, он не чувствовал себя униженным, поскольку никогда не жил в ином состоянии, и никакое обращение не тревожило его, пока оставалось вопросом его собственного выбора.
В то же время, пожелай она забрать кольцо, он свернул бы ей шею, не сходя с места.
Потому что Ласс всеми фибрами души ненавидел тот факт, что навсегда останется рабом.
Этот несчастный настолько жаждал свободы, что в слепой погоне за ней терял то человеческое, что в нем еще осталось. Свобода стала единственной целью в его беспросветной мучительной жизни, его божеством, олицетворением которого являлось то кольцо. Он ничего не знал о ней, ни разу не пробовал на вкус, и даже сейчас, заполучив заветный идол в свои руки, он не был свободен — не мог быть, ведь он, в конечном счете, попросту обнимал собственные кандалы.
Должно быть, глубоко внутри Ласс и сам осознавал — его жажду нельзя утолить, и потому горечь, скопившаяся в его душе, была подобна бездонному водоему, потревожив гладь которого человек рисковал навлечь на себя беду.
И в этот водоем глупый Уильям осмелился кидать камни.
— Уильям повел себя недопустимо, — сказала Йола после минутного молчания. — Он оскорбил тебя, и я понимаю твой гнев. Но, Ласс, нельзя просто так убивать и калечить людей. В будущем, если подобная ситуация повторится, будь рассудительным и постарайся не перегибать палку, иначе именно ты будешь тем, кто пострадает в конечном счете. Ты понимаешь меня?
— Ласс понимает.
— Хорошо.
После этого разговора Йола спустилась в лабораторию и до самого вечера выходила лишь для того, чтобы обслужить покупателей. На Ласса она больше не смотрела. Он тоже притих, размышляя о ее поведении.
Признаться, он думал, что она так или иначе попытается сгладить последствия своего удара, дабы усмирить его гнев, но было слишком очевидно, что ее не волнует, затаил он обиду или нет. Напротив, она пребывала в ужасном настроении и не пыталась это скрывать.
Короткие вспышки злости, возникающие при одной мысли о той пощечине, Ласс успокаивал, напоминая себе, что может свернуть хозяйке шею в любой момент. Само наличие такой возможности грело ему душу.
Ближе к вечеру пришел Микель.
— Ну и шумиху вы подняли вчера, приятель, — сказал он, сев на высокий стул и улегшись грудью на прилавок. — Повезло, что никто стражу не позвал.
Ласс, безразлично протирающий пустые баночки, молчал, и Микель понимающе хмыкнул.
— До сих пор обижаешься на Йолушку? Ну же, она лишь хотела привести тебя в чувство, пока ты делов не наворотил. Видел бы ты себя вчера — мы все малька перепугались. Не то чтобы тот придурок не заслужил трепки, но ты слегка перестарался. Если б ты ему в глаз дал, никто б не осудил, но у него ж в лице целых костей не осталось... Еще и Йолушка добила, а у нее рука ой какая тяжелая, хотя так на вид и не скажешь.
При этих словах Ласс резко вскинул голову и недоверчиво уставился на него.
— Да-да, мы тоже удивились, — вяло махнул рукой Микель. — Обычно Йолушка все решает словами, но тут прямо из себя вышла. Зарядила ему так, что едва глаз не выбила. Рожу вы ему основательно намяли, я вам так скажу, долго будет обратно собирать...
— Хозяйка? — переспросил Ласс с таким безграничным удивлением, что сделался похож на ребенка.
— Говорю же! Ударила и заявила, что не водит дружбу с подлецами. Видел бы ты лицо того придурка, прямо как у тебя сейчас, если не считать кровавой каши вместо носа, аха-ха-ха!
Ласс не мог поверить своим ушам. Хозяйка ударила своего друга-аристократа... из-за него? Это вообще имело смысл?
— Зато теперь все наконец-то убедились, что у нее нет к нему чувств, — глубокомысленно заключил Микель и, посмотрев на Ласса, сощурился. — Знаешь, без обид, конечно, но на мой взгляд ты тоже тот еще подлец. Йола никогда с такими не связывается, но тебя защищает даже от нас, слова дурного сказать не дает. Ума не приложу, что она в тебе увидела.
В этот момент из лаборатории показалась сама Йола. Микель по обыкновению закружил вокруг нее, а Ласс остался стоять в полнейшем смятении.
Вечером, когда Йола наконец закончила работать, он хотел заговорить с ней, но впервые в жизни столь простая задача показалась ему невыполнимой. Вместо этого он молча смотрел, как хозяйка поднимается наверх, держась за перила.
Только укладываясь спать он вспомнил, что за весь день она ничего не съела. Глубокой ночью, лежа на спине без сна, он задавался вопросом, какого черта его вообще это волнует.