Незавершённая картина

2 года спустя.
1 июля, 1426 год.
Англия, Лондон.
Дворец Хэмптон-Корт.

Витэлия.

Тишина во дворце Хэмптон-Корт давила, словно предгрозовая. Сидела я у окна, глядела, как хмарь сгущается, и нутром чуяла – быть беде. Мысли все к Генриху липли, мужу моему, королю, от коего избавиться не могу, хоть и ненавистен он мне пуще яда.
Вдруг стук в дверь, и входит Итэлия, ликом бела, очи полны страху. Поняла я – стряслось что-то недоброе.
— Витэлия, — молвила она, будто камень тяжкий ворочала, — король... преставился.
Слова те острым ножом в сердце вонзились. Застыла я, не веря. Генрих... мертв? И облегчение, и страх разом душу терзали. Тирании конец, да что теперь со мной станет? С титулом моим? С Ксавьером, сыном моим? Мария де Франс, стервятник, ликует, поди.
Без короля мне опоры нет. Кто прежде кланялся, ныне отвернется. Королевой я была лишь милостью Генриха. А теперь все прахом может пойти.
Сердце заколотилось, пот холодный прошиб. Годами билась за место подле короля, а теперь... Нет, не бывать тому! В свои руки всё возьму. Всё уже подготовленно, да спланировано. Переживать не о чем.
— Итэлия, платье мне приготовь, самое лучшее. Нынче многое переменится. Безупречна должна я быть.
Пошла Итэлия в гардеробную, а я к комоду. Выдвинула ящик, а там... белладонна, арсеник, мак... Все, как задумано.

3 мая, 1425 год.
Англия, Лондон.
Дворец Хэмптон-Корт.

— Витэлия, что будешь делать, коли Генрих в боях своих полежет? — Итэлия волосы мои расчесывала, да вдруг спросила. — Ксавьер наследник, да перед ним Генрих. Да и Мария де Франс... Не даст она тебе править. Есть ли у тебя план?
— знаешь же ты все. Вспомни Терезу. Маргарет. Анну... Руки мои в крови, мне терять нечего, — голос мой ровен был, спокоен, да методичен.
— понимаю. Но ж то не простые служанки, а королевская кровь. Нельзя, чтобы тебя заподозрили.
— все продумано, не беспокойся.
— я и не сомневалась. Коли помощь понадобится, я рядом, — Итэлия по волосам меня погладила, руку свою на мою положила.

Настоящее время.

Скрипнула дверь, и я ящик закрыла. Итэлия из гардеробной вышла, платье в руках держала – багряное, с серебром расшитое, корсетное, с длинными рукавами, юбкой пышной, со шлейфом. Царское платье.
За ширму я пошла, льняную рубаху сбросила, сорочку надела, платье натянула. Итэлия корсет затянула – так ловко, что чуть дышать не перестала. А после к туалетному столику меня усадила, косу плести стала, чтоб подчеркнуть нежность мою, да грацию.
Когда же закончила она, я яды из комода взяла, да в потайной карман в юбке спрятала.
Выйдя из покоев своих, направилась я в трапезную. Сырость утренняя сквозь щели оконные пробиралась, заставляя меня ежиться. Хоть и ранняя пора, а все приготовить надобно. Каждый шаг отзывался тягостным предчувствием в душе моей, но гнала я прочь сомнения. Сердце билось, словно птица в клетке.

Стража, увидав меня, распахнула дубовые врата трапезной. Аромат воска и дерева полированного ударил в нос. Итэлия, служанка моя верная, тут же отделилась и, кивнув едва заметно, направилась к девицам, что стол уже накрывали. Наблюдала я за ними, руки в кулаки сжав, дрожь нервную усмиряя. Каждая секунда вечностью казалась. Наконец, увела Итэлия служанок, и осталась я одна.

Подойдя к столу, вдохнула я. На скатерти белоснежной стояли блюда, крышками серебряными прикрытые. Руки мои дрожали слегка, когда искала я тарелку Генриха. Найдя, осторожно крышку приподняла. Там лежал картофель печеный, корочкой золотистой покрытый. Достав из кармана потайного три скляницы малые, высыпала я содержимое их на картофель. Порошок белый, словно соль, серый, будто травы перетертые, и почти невидный, желтоватый слегка. Старалась я яд распределить равномерно, чтоб не выделялся он на фоне специй. Закрыв крышку, отступила я на шаг, чувствуя, как холодом по спине пробрало. Все готово. Безупречно. Заняв место свое за столом, стала ждать. Время мучительно медленно текло.

Поднявшись по лестнице каменной, направилась я в кабинет мужа покойного. Служанки, мне встречавшиеся, робко кланялись, взглядами полными страха меня окидывая. Шла я, голову гордо подняв, не обращая на них внимания.
Думала я, что в кабинете советники и приближенные короля ждут меня. Но там лишь лорд Смит да Мария были. Воздух был пропитан винным духом. Среди присутствующих сразу заметила я Марию де Франс. Улыбка ее надменная гнев во мне вызвала.
— Витэлия, — начала она, голосом, словно ядом капающим, — понимаю я горе ваше, но не время сейчас для слез. Решить нам надобно, как королевством править до совершеннолетия юного Генриха, — с издевкой произнесла Мария.
— юному Генриху неможется, Мария. Чудом будет, коли до вечера доживет. Сама убедиться можешь, я только от него, — ответила я, голосом холодным и резким. — Как нет и сына твоего. И, насколько понимаю я, тебя саму никто не уполномочивал от имени королевства говорить.
— что вы себе позволяете?! — вскричал лорд Смит, кузен мужа моего усопшего, лицо его багровым стало от ярости. — Она мать короля и бабка наследника престола!
— бывшего наследника, — спокойно поправила я его, презрения не скрывая. — И забываете вы, кто я такая. Женой короля была, а теперь регентом при сыне его буду. Точнее, была бы, если б он был жив. Что ж, придет черед сыну моему, Ксавьеру, трон занять. И только попробуйте мне помешать. Коли ребенка отравить смогла, на вас силы найду.
Не дожидаясь ответа, резко повернулась я и вышла из кабинета, дверью хлопнув так, что стены задрожали.

***

Ночь опустилась на дворец пологом бархатным. Тишина, лишь часами нарушаемая, зловещей казалась. Дождавшись, когда все уснут, я, словно призрак, выскользнула из покоев своих. Сердце билось бешено, душа ледяным комком стала. В коридорах темно и холодно было, каждый шорох меня вздрагивать заставлял. Но пути назад не было.
Прокралась я в покои Марии де Франс. Дверь без скрипа отворилась. В комнате полумрак царил, лишь свеча у изголовья мерцала. Мария спала, лицо ее, обычно надменное и холодное, сейчас беззащитным казалось. На миг жалость острая меня пронзила, но тут же подавила я ее. Женщина эта на пути моем стояла.
Подойдя к кровати, замерла я, дрожь в руках с трудом сдерживая. Затем, собрав всю волю в кулак, набросилась на спящую. Моя рука железной хватки легла на её рот, пресекая даже возможность вскрикнуть. Другой рукой я сжала её горло.
Помнишь, как ты меня душила? Око за око, Мария, — прошипела я, склонившись к самому её уху.
Мария очнулась. Очи её, сном затуманенные, расширились от ужаса. Рвалась она, металась, руки мои до крови царапала, но хватку я не ослабила. В ушах звон стоял, перед глазами круги красные плясали. Чуяла я, как жизнь из тела её уходит, как борьба её слабеет. Страх в глазах её сменился безысходностью, а затем пустотой.
Когда тело Марии обмякло, ослабила я хватку. Руки мои потом липким покрыты были. Ничего. Мария де Франс мертва.
Выпрямившись, взглянула я на тело бездыханное. Не терзали меня муки совести. Лишь холодное торжество, да удовольствие, что еще шаг к цели своей сделала.
Вспомнив о Терезе, почувствовала, как холодок по телу пробежал. Убийство Марии... иным было. Легче. С Терезой все яростью, отчаянием, брызгами крови да криками было исполнено. С Марией же – словно дело ремесленника, холодное, размеренное. Словно насекомое назойливое раздавила. Безумием каким-то наслаждалась я этим чувством власти, контроля над жизнью и смертью. О, как долго я об этом мечтала... Годами унижений, ненависти скрытой, планов, что паутиной в голове моей вились. И вот, наконец, получила я то, чего так жаждала.

На следующее утро.

Вышла я на балкон, что на дворцовую площадь выходит. Толпа, словно муравьи, внизу копошилась. Солнце ярко светило, но не чуяла я тепла его. В душе моей пустота ледяная царила. Вздохнула я глубоко, дух собирая, и молвила. Голос мой, магией усиленный, над площадью разнесся, заставляя людей умолкнуть.
— Народ Англии! — начала я, стараясь, чтоб голос мой скорбным звучал — с печалью глубокой сообщаю я вам, что король наш возлюбленный, Генрих, преставился. Наследник его, юный Генрих, и мать его, Мария де Франс, горя не вынеся, за ним последовали... Тяжкая утрата для всех нас. Я и совет пока не ведаем, как поступить. Как решим, так и объявим.
Видела я, как шепотки по толпе пробежали. Люди плакали, причитали, крестились. Я же, ликование под маской скорби скрывая, повернулась и с балкона ушла. Путь к трону свободен. Остался шаг последний.

На следующий день.

В тронном зале совет собрался. Сидела я на возвышении, в платье роскошном, с короной на главе. В руке – кубок с вином. Советники перешептывались, взглядами испуганными меня окидывали. Отпила я глоток вина и, кубок на стол поставив, объявила:
— в связи со смертью короля и наследника его, — голос мой спокоен был и уверен, — я, Витэлия, как ближайшая родственница королевской семьи, беру на себя обязанности регента до той поры, пока сын мой, Ксавьер, править Англией не сможет.
Эдуард Смит, двоюродный брат короля покойного, нахмурился. Лицо его, и без того бледное, еще белее стало.
— а почему вы, собственно, решили, что право на то имеете? — спросил он, дрожь в голосе с трудом скрывая.
— потому что я так решила, — ответила я холодно, взглядом с ним встретившись — я бы тебе советовала мне не перечить, Эдуард. Не хочешь же ты судьбу малыша Генриха да Марии разделить. Бог покарать может.
Слова последние повисли в воздухе, словно удар хлыста. Эдуард еще сильнее побледнел. Сглотнул он с трудом и замолчал, глаза опустив.
— а теперь, прошу, покинь кабинет мой, коли хочешь титул советника королевского сохранить, — добавила я, голос мой звенел от ярости сдерживаемой, что с весельем необузданным граничила.
Не колеблясь, вышел он, почти выбежал из зала. Остальные советники с нескрываемым страхом на меня смотрели. Власть моя абсолютной была. Я королевой Англии стала, хоть и неофициально пока. Вся знать государственная меня боялась. Слухи о причастности моей к смерти короля и семьи его, словно змеи ядовитые, по дворцу ползли. Надобно это пресечь. Впрочем, страх – тоже орудие власти неплохое. Пусть боятся.

_____________________
Тгк — @janehanigger
На канале главы выходят быстрее и чаще, переходи и читай быстрее других.💋
Также на канале ты сможешь увидеть сцены из будущих книг и глав, видео по данному фанфику и другие детали сюжета.