Белладонна II
Тон, Дариос. Следующее утро. Дом доктора Эдмунда Веста
Дверь открылась прежде, чем граф Джозеф успел позвать дважды. Его шаги звучали твёрдо и уверенно, а взгляд - холодно, как стальной клинок.
- Ты знаешь, зачем я пришёл, - сказал он, не скрывая презрения. - Моя дочь, Беллатрикс... Ты имел с ней... отношения?
Доктор Эдмунд сжал губы, взгляд оставался спокойным, но в глубине глаз вспыхнула решимость.
- Я не скрываю чувств, ваша светлость. Я люблю вашу дочь. И я просил её руки.
- Без моего разрешения! - Джозеф ударил тростью о пол. - Ты посмел свататься к девушке из дворянского рода, не имея ничего, кроме халата и слов!
- У меня есть честь и профессия, - спокойно ответил Эдмунд. - Я не нищий и не пользуюсь вашим статусом. Она ответила взаимностью на мои чувства.
- Согласие девичьего сердца - не валюта достойная сделки! - Джозеф нахмурился, шагая по комнате. - Ты не женишься на ней. Ни сейчас, ни потом. А если ещё раз приблизишься - я добьюсь твоего изгнания из Тона.
- Если она сама этого захочет? - не отступал Эдмунд.
- Тогда она перестанет быть моей дочерью, - холодно ответил граф. - В этом доме честь важнее чувств.
Тон, Дариос. Поместье Блэкфордов. Вечер.
Белла сидела у окна, глядя на сгущающиеся сумерки, и сердце разрывалось между любовью и долгом. Она знала - для семьи она уже предательница, но отступать было невозможно.
Валерион, тем временем, бродил по коридорам с напряжённой ухмылкой, от которой дрожал воздух. В глазах читалась злоба и досада.
«Она всегда была слабой, - думал он, сжимая кулаки. - Привязалась к этому врачу, как к спасителю, а потом только проблемы.»
Прошло несколько дней после скандала. Слухи о связи Беллы с доктором распространились далеко за пределы поместья, докатившись до городских гостиных.
На срочно собранном семейном совете было принято решение: выдать Беллу замуж - и как можно скорее. Разумеется, кандидатура Эдмунда даже не обсуждалась.
- Я лучше умру! - кричала она, рыдая. - Лучше смерть, чем жизнь с кем-то другим!
- Ты выйдешь за того, за кого я скажу, - отрезал отец.
Слёзы, ссоры, истерики - всё это длилось ещё несколько недель. Дом словно сжался от напряжения: каждый день начинался с тревоги, а заканчивался с криком.
Наконец родители выбрали первых претендентов. Один - юноша из герцогской семьи, другой - будущий граф Крейвен. Помимо них нашлась ещё парочка желающих заполучить Беллу в жёны. Среди них - новый барон Стронг, чей отец внезапно скончался накануне собственного дня рождения (ходили слухи, что он застрелился из-за долгов).
Это, пожалуй, был самый настойчивый из всех молодых людей, с которыми довелось иметь дело графу Блэкфорду. Но мотивы его были очевидны: он стремился поправить своё пошатнувшееся положение за счёт приданого невесты. Его кандидатуру сразу же отмели, но он упорно не отставал.
- Я не уверен насчёт этих претендентов, - признался граф жене.
- Понимаю, любовь моя, - тихо сказала она. - Во мне тоже сидит какое-то странное чувство. Может... обратиться к Ринлай? Моя подруга так делала, когда выдавала дочь.
- И чем нам поможет ведьма? - усмехнулся граф.
- Джозеф, не говори так! Они видят нити будущего. Она подскажет, кто станет лучшим мужем для нашей дочери.
Граф долго отнекивался, но всё же поддался на уговоры жены.
Не столько потому, что верил в ведьмин дар, сколько потому, что Жезель казалась слишком встревоженной. А когда она тревожилась, в доме сразу становилось неспокойно - словно птицы на окне замолкали, а часы начинали тикать громче.
- Надеюсь, эта Ринлай не напичкает нам голову чепухой, - пробурчал он, проходя в кабинет.
Жезель улыбнулась, но в её глазах промелькнула тень.
- Ринлаи не говорят то, что хотят услышать, Джозеф. И именно поэтому к ним идут и их боятся.
На следующий вечер в поместье доставили записку. Чернила были бурого цвета, бумага - шероховатая, как высушенная кора. Внизу стояла красная печать с ирисом.
- Это она, - сказала Жезель, и голос её чуть дрогнул. - Она согласилась принять наше приглашение!
- Хорошо, - отозвался граф. - Пусть раз и навсегда расставит всё по местам.
Он говорил уверенно, но где-то в глубине души чувствовал: кое-что расставлять по местам придётся не им.
Весь следующий день Блэкфорды провели в ожидании Ринлай. Но время шло к закату и она явно не торопилась осчастливить Блэфордов своим присутствием.
Правда, ждали её не все.
- Вместо того чтобы спросить меня, вы притащили шарлатанку?! - кричала Беллатрикс. За долгие дни слёз её глаза распухли до такой степени, что она едва могла их открыть.
- Не смей называть Ринлай шарлатанкой, - сдавленно прошептала Жезель. - Они слышат. Они видят. Они чувствуют.
- Тебе не угодил ни один из претендентов, - холодно заметил граф.
- И не угодит! Где Эдмунд?! Что вы с ним сделали?! Он бы не бросил меня! Я знаю, знаю! - Крик Беллы оборвался всхлипом, перешёл в настоящую истерику. Двум служанкам с трудом удалось увести её наверх, где она продолжала рыдать, бросая подушками в стены.
- Думаешь, Ринлай сможет увидеть её будущее, если Белла не присутствует? - озабоченно спросила Жезель, сжимая платок в пальцах.
- В прежние времена они охраняли города, отвращали войны и исцеляли безнадёжных. Думаю, такую мелочь ей одолеть по силам, - отозвался граф, подходя к камину.
- Он прав, - раздался голос из-за спин.
Супруги обернулись.
На пороге стояла женщина в алой мантии, увешанная браслетами, словно в них хранилась память поколений. Её чёрные, как смоль, волосы были распущены и спадали на плечи, лицо - суровое, но ясное, будто выточенное из светлого камня. Глаза её казались совсем тёмными - или, быть может, это просто не отражался свет.
- Вы, видимо, та самая Ринлай, - голос графа дрогнул, хотя он старался сохранить вежливость. - Добро пожаловать.
- Проходите... Может быть, чаю? - неуверенно предложила графиня, нервно сложив руки.
Женщина остановилась на пороге и медленно склонила голову. Улыбка её была тонкой, почти хищной.
- Я пришла не чаевничать.
Её голос прозвучал будто издалека - глухо, как звук, пробившийся сквозь воду.
- Можем ли мы узнать ваше имя? - осторожно спросила графиня, на миг задержав дыхание.
- Анрин. Анрин Ринлай.
Она сделала шаг вперёд.
- И у меня очень мало времени.
Когда она вошла в комнату, лампа, стоявшая на столике, вдруг дрогнула, как от невидимого ветра. Пламя колыхнулось, вытянулось, но не погасло.
В воздухе ощутимо пахло полынью и чем-то железистым - то ли кровью, то ли ржавчиной.
Анрин подошла ближе, бесшумно, будто её ноги не касались ковра. Жезель отступила на полшага, но сразу остановилась - словно что-то удерживало её на месте.
Графу показалось, что вокруг женщины колышется воздух, как от жара. Но жара не было. Наоборот - в комнате становилось всё холоднее.
Он мог поклясться, что чувствует, как неведомая сила проникает вглубь его разума, выискивая что-то... забытое.
- У вас двое детей, - произнесла Анрин, и в её голосе отозвались сразу несколько голосов, как эхо в пустом храме.
- Вы спрашиваете, будет ли ваша дочь герцогиней или графиней... - голос Ринлай звучал странно ровно, почти лишённо интонаций. - А я скажу вам: она станет баронессой.
- Н-невозможно, - попытался возразить граф, но слова оборвались у него на губах.
- Возможно, - усмехнулась она.
Тень от свечи скользнула по её лицу, исказив его до неузнаваемости.
- Только он примет её... даже испорченной.
- Как вы смеете? - голос Жезель был тихим, почти шёпотом, но в нём дрожала ярость.
Ринлай обернулась. Не спеша. Медленно, словно подчиняясь законам иного мира.
Её глаза засверкали - не отражением света, нет. В них было что-то иное, как будто за зрачками плавала чужая звезда.
- Как я смею? - повторила она, и голос её будто зазвучал в самой голове Жезель, сдавливая виски.
- Вы позвали меня, чтобы узнать правду. И вот она.
Ваша дочь совершила ошибку. По любви. И вы обречёте её за это - на годы.На годы молчания. Боли. Душевных мук. Но знайте: она выстоит.
Лампы на стенах едва заметно затрепетали, и по окну заскреблись капли, хотя дождя, казалось, не было.
Тень от фигуры Ринлай вытянулась вдвое, будто жила своей собственной жизнью.