Хроники Блэкфордов

*Тон, Дариос, 1735 год*

Поместье Блэкфордов раскинулось на высоком холме, словно венец над долиной, в которой, чуть ниже, прятался город. Дом был выстроен из светлого камня, с величественными окнами, террасами, утопающими в цветах, и крышей, на строительство которой, по слухам, ушло больше времени, чем на возведение всего остального. Во дворе раздавались голоса слуг, из кухни тянуло ароматом свежей выпечки, в оранжерее благоухали жасмин и белая гортензия, а из конюшен время от времени доносилось нетерпеливое фырканье лошадей.

Внутри особняка царила добротная ухоженность: полы блестели от натирки, камины горели ровным огнём, библиотека оставалась открытой, как храм памяти, а столовая - полна света, движения и жизни.Это было поместье, которое дышало - музыкой по вечерам, письмами из столицы, ежедневными заботами.

Семейство Блэкфорд принадлежало к древнему андалийскому роду. Герб с серебряной лилией по-прежнему висел в центральном зале, а в узорах на скатертях угадывались отголоски старинной вышивки. Более двух веков назад Блэкфорды покинули родной Валридиан, их кровь с тех пор не раз смешивалась с дарналами и другими народами, но память о корнях жила в мелочах - в осанке, в словах, нарядах. Прошлое больше не диктовало условий, но не отпускало из тени. И всё же - это были дворяне нового времени. И дом их жил по-новому.

Утро рождения

Солнце встало над холмами, разливая по утренним окнам свет и принося с собой добрые вести. В одной из спален, пропитанной запахом лавандовой воды и беспокойной ночи, графиня Жезель Блэкфорд, измученная, но счастливая, впервые прижала к груди своих детей. Она родила двойняшек - мальчика и девочку.

Её муж, граф Джозеф, вбежал в комнату, едва услышав весть: роды окончены, и среди новорождённых - мальчик. Он подбежал к постели и, затаив дыхание, принял сына на руки.

Наследник. Ожидаемый, выстраданный, словно дар судьбы после четырёх лет напрасных молитв.

- Мой мальчик! - сказал он с той неподдельной гордостью, которая бывает только у мужчин, впервые ставших отцами.

Графиня улыбнулась, глядя на них. Затем перевела взгляд на крошечную девочку у себя на руках, и её улыбка стала ещё мягче.

- И наша девочка, - прошептала она, едва слышно. - Джозеф... как мы их назовём?

Граф, сбитый с толку лавиной чувств, рассмеялся, немного смущённо:

- Я столько лет ждал этого момента, а теперь... все имена, что мы выбирали, вылетели из головы. Но сына мы назовём Валерионом. Так звали моего деда - он был доблестным графом и человеком, достойным памяти.

- Тогда девочку... назовём Белладонной. В честь моей бабушки. Она была утончённой леди, мягкой и учтивой.

На том и решили. Но судьба, как водится, имела свои планы.Имя, каким бы благородным оно ни было, не всегда способно повлиять на характер. Белла росла буйной, дерзкой и свободолюбивой. Уж с самых первых лет стало ясно: строптивость в ней жила сильнее, чем благовоспитанность.Да и её братец, несмотря на гордое имя, не проявлял ни выдержки, ни добродетели. Избалованный, грубоватый, он вечно доносил на сестру и друзей - особенно на Робина Тейна, своего лучшего друга, утраченную дружбу с которым так и не сумел вернуть.

- Матушка! Белла разбила вазу - ту самую, что ты велела не трогать!

- Отец! Белла зашла в твой кабинет!

- Доктор! Робин боится пить микстуру!

- Леди Тейн, Робин сломал моего солдатика!

Дом, полный детского смеха, криков и ябедничества, жил своей шумной жизнью. И никто тогда ещё не подозревал, какие страсти - и трагедии - зарождаются в этих невинных сценах.

*Тон, Дариос, 1743 год*

Время шло. Дети подрастали, и однажды наступил день, когда в поместье прибыли учителя.

И вот тут всё стало окончательно ясно.Белла, подвижная и упрямая, с детства проявлявшая острый ум, без труда осваивала точные науки. Арифметика давалась ей как игра, геометрия - как загадка, которую она почти всегда отгадывала с первого раза. Она быстро научилась писать красиво и рассуждать - ещё быстрее.

- Умна не по годам, - твердили хором учителя. - Природный дар! Да она способна заткнуть за пояс половину студентов академии!

Её брат, увы, не вызывал таких восторгов.

- Хулиган. Настоящий хулиган! - воскликнул старый учитель и подал в отставку уже через месяц. После него было ещё трое, но ни один не задержался надолго.

Валерион не столько не хотел учиться, сколько просто не признавал авторитетов. Он отказывался запоминать даты, путал буквы, а особенно - терпеть насмешки сестры, когда она решала задачу раньше него.

Но дело было не только в науках. В седле Белла держалась уверенно, свободно, как будто родилась в нём. Ветер путался в её густых тёмных волосах, пальцы почти не держали поводья - лошадь сама чувствовала, чего от неё хотят.

Валерион же... Лошади, кажется, чувствовали его нерешительность и отвечали недоверием. Он то и дело соскальзывал, путал темп, дёргал поводья. Иногда его заносило так, что смотреть было больно. Только к шестнадцати годам он начал удерживаться в седле с относительной уверенностью - и то не всегда. Белла насмешливо хмыкала:

- Ещё немного - и ты поймёшь, что лошадь - не солдатик: ей не прикажешь шагать, если она не хочет.

Он огрызался, краснел, однажды даже стеганул её любимую кобылу. Та едва не скинула еë, и Белла два дня с ним не разговаривала.

*Тон, Дариос, весна 1752 года*

День начинался безоблачно. Белла выехала в поля верхом на Тристане - молодом гнедом жеребце, которого она упросила оставить себе «на воспитание». Отец отмахнулся:

- Только не угробь его, Белладонна.

Она не угробила. Но и не приручила.

Он был капризен, пуглив, словно нарочно испытывал её терпение. Именно в этот день он шарахнулся от тени - какой-то бабочки, показалось ей позже - и рванул в сторону лесополосы. Белла удержалась несколько секунд. Потом - трава, крик, удар.

- Дышит... она дышит, - голос камеристки дрожал. - Но кровь на лбу, госпожа, кровь...

В поместье подняли переполох. Граф лично выслал гонца в город за врачом. Слуги метались по коридорам, графиня Жезель ходила из угла в угол, Валерион стоял в дверях и шептал: «Я говорил, говорил же, чтоб не брала этого жеребца...»

И вот в холл вошёл он.

Высокий, с прямой спиной, в простом, но чистом сюртуке. Тёмные волосы, лицо бледное, внимательное. Доктор Эдмунд Вест.

Он не поклонился графу - только склонил голову. Не церемонился с титулами, не обменивался многозначительными взглядами с камердинерами. Сразу пошёл к лестнице и, не спрашивая разрешения, направился в спальню Беллы.

Графиня ахнула:

- Этот... этот человек...

- Этот человек - врач, миледи, - отрезал граф. - Он спас моего друга от лихорадки прошлой зимой. Пусть делает, что должен.

------

Она очнулась вечером. Комната была тихой, полумрак, на столе мерцала лампа. Кто-то сидел рядом. Не мать - та пахла лавандой. Не камеристка - та всё время нюни распускала. Этот кто-то пах мятой и чернилами. И сидел слишком спокойно.

- Вы пришли посмотреть, умерла ли я? - выдохнула Белла.

- Нет. Я пришёл, чтобы вы не умерли, - раздался спокойный, немного хрипловатый голос.

Она приоткрыла один глаз.

- Вы не похожи на врача.

- А вы - на леди. Но, как видите, мы оба совершаем ошибки.

Она хмыкнула. Голова закружилась. Он аккуратно поднёс фляжку с водой.

- Я доктор Вест. Вам повезло: переломов нет, ушибы сильные, но череп цел. Впрочем, я бы рекомендовал хотя бы пару дней в постели. Только не убивайте меня за этот совет.

Белла слабо улыбнулась.

- Вы смеётесь?

- Я всегда немного смеюсь, когда жизнь висит на волоске, мисс Блэкфорд.

Впервые за долгое время ей стало так уютно. Но, к счастью, это была не последняя их встреча.

Молодой врач вернулся на следующий день - и потом снова, ещё через день. Все визиты протекали одинаково: короткое приветствие, затем - лишь взгляды, полные сдержанных чувств.

На четвёртый день Белла наконец решилась - и, через служанку, передала мистеру Весту записку с просьбой о встрече. К её удивлению, ответ не заставил себя ждать.

- Он придёт, - шепнула служанка ей на ухо.- Он что-нибудь сказал? - Белла спросила взволнованно, не в силах скрыть тревоги.- Нет. Но он так улыбался... Это было красноречивее любых слов.

Белла улыбнулась, ободрённая её словами.

Встреча состоялась на следующий день - в людном, безопасном месте: городской оранжерее. Среди экзотических растений, ярких цветов и сочных ягод Эдмунд почти не смотрел по сторонам. Его взгляд был устремлён только на спутницу.

- Я хотел сам вас пригласить, но всё не решался... - признался он, смущённо отводя глаза.

- Я надеялась, что вы это скажете.

Они долго бродили по оранжерее, разговаривая. Их сблизила любовь к живописи и вечерним прогулкам - тихим, уединённым, как сама их привязанность.

Вскоре завязалась переписка. Это было единственным разумным способом общения - ведь совместные выходы в город могли повредить их репутации. Письма были лёгкими, беззлобными, с налётом игривой нежности.

«Самой прелестной мисс...» - подписывал он.

«Самому талантливому льстецу...» - отвечала она.

Невинная, ничем не угрожающая дружба, редкие встречи, записки - всё это длилось несколько месяцев. Но ничто не вечно. Со временем их связь стала глубже, и завязался настоящий роман - искренний, но тайный.

Эдмунд не раз просил позволения предстать перед её родителями, чтобы попросить руки Беллы, но каждый раз она мягко, но решительно отговаривала его.

- Это было бы безрассудно, - говорила она, сжимая его ладонь. - Поверь, в нашем доме к любви не относятся с пониманием.

*Тон, Дариос, Сентябрь 1753 года*

В сумраке вечернего сада, скрытые ветвями густых деревьев, прятались двое.

- Если мы ничего не можем изменить, - тихо сказал Эдмунд, - возможно, нам стоит расстаться.

- Ты... ты больше не любишь меня? - голос Беллы дрогнул, в её зелёных глазах блеснули слёзы.

- Люблю. Конечно, люблю. Но я не могу продолжать любить тебя втайне. Однажды твоя семья решит выдать тебя замуж... и что тогда? В этот раз всё по-настоящему. Или мы сделаем наши отношения официальными - или покончим с ними раз и навсегда.

Белла опустила взгляд.

- Поцелуй меня... в последний раз, - прошептала она.

Эдмунд сжал губы. Она готова была отказаться от него, но не сказать правду своей семье. Почему? Он бы не мучился этим вопросом, знай он Блэкфордов так же хорошо, как Белладонна.

Он подчинился её просьбе, несмотря на протест совести. Но едва их губы соприкоснулись, он понял, что не сможет остановиться. И Белла не пыталась его удержать.

Через несколько дней после их жаркого примирения Эдмунд прислал Белле письмо. Он писал, что не может и не хочет от неё отказываться. Белла сияла, читая каждую строчку. Не медля, она позвала служанку и вручила ей ответ - короткую записку, сложенную столь искусно, что она умещалась в закрытой ладони. В письме Белла предлагала забыть о разнице в статусе и... сбежать.И всё бы сложилось иначе, если бы не случайность. На лестнице Лару - ту самую служанку - перехватил Валерион.

- Люси, верно?
- Я Лара, мистер Блэкфорд, - поправила она, слегка поклонившись.

- Ах да, точно, - усмехнулся он. - Что это ты там прижимаешь к груди?

- Ничего... просто записка от мисс Блэкфорд, - пробормотала она, торопясь спуститься и выйти из дома. Но Валерион шагал рядом, не отставая.

- Кому послание?

- Портнихе... - выдохнула она, стараясь не встречаться с ним взглядом.

- Уж больно часто она пишет этой портнихе, - заметил он с издевкой. - Только вот нарядов я что-то не вижу.

- Почти готовы... - пролепетала Лара, ускоряя шаг до лёгкого бега.

У самой двери Валерион резко схватил её за руку.

- Почти готовы?! - взревел он. - Ты держишь меня за дурака?! Немедленно отдай записку, мерзкая шавка!

Лара затряслась.

- Нельзя... мисс Блэкфорд...

- НЕЛЬЗЯ?! - его крик прогремел на весь дом. - В моём доме мне не будет указывать какая-то служанка! Я сказал: отдай!

Рыдая, она протянула записку, но не разжимала пальцев. Валериону пришлось силой вырвать её из её рук.

*Тон, Дариос. Вечер того же дня*

Свечи догорали, отбрасывая длинные тени на стены гостиной. Графиня Жезель сидела на краю дивана, сжимая в руках платок, что побелели от силы сжатия костяшек пальцев. Её лицо было бледно, но глаза горели холодным огнём. Граф Джозеф стоял у камина - спина выпрямлена, челюсть сжата, а взгляд свирепо впивался в Беллу, словно пытался пробить её насквозь.

- Повтори, - голос его прозвучал тихо, но каждое слово ударяло по душе, как молот. - Ты... ты встречалась с этим... уличным врачом.

Беллатрикс не отводила взгляда, хотя губы едва дрожали.

- Он не уличный лекарь, отец. Он - врач, окончивший престижную академию на островах Тризубца. Он лечил меня, ты помнишь? И мы...

- И мы, - перебила Жезель, дрожащим голосом, - ты смеешь говорить так? Передо мной? Перед своим отцом? Перед матерью, что воспитывала тебя в добродетели и достоинстве, под покровом фамильной чести?

Белла вздрогнула.

- Я не хотела причинить вреда, но...

- Ты нанесла удар в самое сердце семьи, - голос Джозефа стал громче, он сделал шаг вперёд. - Ты даже не подумала, как это повлияет на нас всех!

Жезель вскочила, закутавшись в тонкую шёлковую шаль.

- Откуда он вообще? Этот доктор - без рода, без титула, без наследства... А ты - наша дочь! - голос срывался в горьких слезах. - Я надеялась на блестящий брак, на союз с домом Де'Вуар!

- Он добр, - тихо сказала Белла. - Он понимает меня. Я думала, вы его оцените, если узнаете ближе...

- Оценим? - пронзительно рассмеялся Джозеф. - Завтра же я поеду к нему. Мы узнаем его, и не по твоим сказкам!