Юность

Утром маме пришлось стаскивать меня с кровати. Я не понимала, зачем просыпаться так рано, но у мамы был железный, по её мнению, аргумент: «Раньше начнём, раньше закончим».

В доме была тишина, даже Дейзи ещё не проснулась, хотя она считает себя «жаворонком», который с лёгкостью готов встать и в четыре утра. Мы с мамой быстро перекусили вчерашними тостами и продолжили сбор вещей. На самом деле, собирать было нечего, все наши вещи и так были в коробках с того дня, как мы решили переехать из Стримера.

Через полчаса проснулась Дейзи и спустилась на кухню, я в это время валялась в гостиной среди коробок, слушая в наушниках музыку. Мне было скучно, поэтому я и забралась в коробочное королевство, но долго мне там отдыхать не пришлось. Мама, наконец, запаковала коробку с обувью. Теперь нам нужно было грузить все эти коробки в машину Дейзи, которую она нам любезно предоставила. Но мама арендовала грузовик, который доставил всю нашу мебель из старого дома в новый. К сожалению, на грузчиков денег не хватило, но парочка маминых учеников согласились помочь с мебелью. Сами бы мы её не перетащили.

Когда с последней коробкой было покончено, маме позвонили студенты, они уже были у нашего дома. Мама сразу же погнала, новый дом находится на другой стороне Нью-Ричмонда. На крыльце сидели четыре молодых парня, увлечённо что-то рассказывая друг другу. Увидев нашу машину, они тут же подскочили, чтобы поприветствовать маму.

– Здравствуйте, миссис Виккери, – закричали парни в один голос, когда мы вышли из машины.

– Здравствуйте, мальчики. Это моя дочь Хелен, а это...

– Ага, – не дослушав, я пошла с коробкой к входной двери, открывая её ключом.

Знакомиться с этими парнями у меня не было желания. Я пошла на второй этаж, ещё при просмотре я приметила комнату, которую собиралась присвоить. Она была не большая, дальше всех и имела всего одно окно. Больше мне и не нужно.

Вчера вечером я переписывалась с Мэй, предупредив, что не приду на уроки. А она предложила свою помощь в обустройстве комнаты, я сказала, что подумаю над этим. С одной стороны, мне хватило бы только кровати, но с другой мне хочется действительно уютную комнату, которая отражала бы мои интересы. Но сама я такую никогда не сделаю.

Я ещё раз осмотрела свою новую комнату, прикидывая, куда можно поставить кровать, стол и шкаф. Больше у меня мебели нет. А, ещё стул.

Сегодняшний день длился бесконечно долго, я никогда не думала, что у нас столько имущества. Двое парней принесли мою утварь, помогли расставить, а дальше я уже всё делал сама. Мама ждала, что я присоединюсь к ним в гостиной или кухне, несколько раз даже заходила, но я молчала.

Я пошла на кухню, которую мама и её подопечные уже обустроили. Всё выглядело по-новому, хотя мебель осталась прежней. Парни уплетали пиццу, а мама открывала вторую коробку.

– О Хелен, ещё бы чуть-чуть и тебе бы достались коробки, – посмеялась мама. – Садись, дорогая.

Она поставила на стол ещё одну пиццу с курицей и ананасами. Мне такая была по душе, хотя многим ананасы не прельщают.

После трапезы парни помогли с мебелью в гостиной, и маминой спальне, а потом собирались уезжать. Об этом один из них сообщил мне, постучавшись в комнату.

– Мы закончили, уезжаем, – он встал в дверном проёме, опираясь об косяк.

– Понятно, – я посмотрела на него, и вновь увлеклась в расставление книг, которые не могла прочитать уже больше года.

– Не хочешь выйти на крыльцо?

– Зачем?

– Если честно, я тебе хотел кое-что сказать, – я отвлеклась от книг и повернулась к парню, давая понять, что слушаю. – Знаешь, ты классная девчонка, крутая и красивая, но, пожалуйста, не закрывайся от всех, особенно от своей мамы. Она ведь переживает, – он улыбнулся. – Меня, кстати, Даниэль зовут.

Даниэль закрыл за собой дверь, а вскоре послышался мотор их автомобиля.

Через пару минут зашла мама. Она с улыбкой рассматривала мою новую комнату. Ей казалось, что новый дом – это новая жизнь.

– Как тут продвигается обустройство? – спросила она, усаживаясь на кровать.

– Это ты его попросила такое сказать? – я не хотела ругаться с ней, но и не любила, когда какой-то парень говорит мне о том, что я должна делать, а что нет.

– О чём ты? – удивилась она, как будто не понимая, о чём я говорю.

– Ты попросила этого Даниэля поговорить со мной? – мне хотелось кричать. Или плакать. Я не знаю. – Мама, прекрати так делать. Ты же знаешь мне это неприятно. В прошлый раз я тебе уже об этом говорила.

Я заплакала. Заплакала как маленький ребёнок – навзрыд. Потому что не слушают, потому что не понимают. Никто в этом мире не хочет понять мои чувства. Все знают как надо, но не спрашивают меня. Я села на пол. Мама в растерянности тут же подскочила, пытаясь обнять меня, успокоить.

– Не трогай меня, – я отбросила её руки и ринулась в ванную комнату.

– Хелен, нет, – дверь захлопнулась перед носом мамы.

Она начала стучаться, просила, чтобы я открыла дверь. Видимо, боялась, что я могу сделать.

Я сползла по двери, захлёбываясь в собственных слезах. А что если и правда, если убить себя? Никто ведь даже и не заметит, не будет плакать. Маме я доставляю только проблемы своими истериками, срывами, треплю ей нервы. Она молодая, успешная, давно бы себе уже нашла какого-нибудь богатого профессора и жила бы счастливо. От этих мыслей слёзы полились новой волной.

– Милая, послушай, я ни о чём не просила Даниэля, – послышалось за дверью. – Я признаю, в прошлый раз я совершила ошибку, о чём сожалею и тысячу раз извинялась. Я думала, что так будет лучше, но ошиблась. А в этот раз я действительно не знаю, о чём ты говоришь. Пожалуйста, Хелен, выйди, и мы спокойно поговорим. Хелен.

Я повернула замок, и мама тут же налетела на меня, затаскивая в свои объятия.

– Всё хорошо, – проговорила она, успокаивая то ли себя, то ли меня. Мама отстранилась и посмотрела на меня, на её щеках были высохшие дорожки от слёз. – Пойдём на кухню.

Мы спустились вниз, мама усадила меня, заварила чай с мятой и начала:

– Так больше не может продолжаться, милая. Давай перестанем бегать от проблем, взглянем им в лицо и наконец, поговорим. Я безумно хочу помочь, но даже понятия не имею, с чем нужно бороться.

– Я и сама не знаю, мам, – вновь подступили слёзы, а в горле стал ком.

Я хотела всё как-то скомпоновать, но слова шли невпопад, а потом я просто начала говорить всё, всю правду. Мне казалось, что получается бред, особенно с то начинающейся, то исчезающей истерикой. Но мама слушала...и понимала. Я начала с того страшного дня, как умер папа, о моих мыслях в тот момент и после, о его похоронах, я рассказала про все издевательства в Стримерской школе, обо всей боли, физической и моральной, которую я переживала за то время, что училась там. А ещё рассказала о школе Нью-Ричмонда, о Дэвиде и его собрании и участниках, о Мэй Лонгман, которая продолжает со мной общаться, несмотря на то, что я её отталкиваю.

Мама старалась держаться, но всё равно по её щекам скатывались одинокие слезинки.

– Знаешь, дорогая, кажется, чай нам не поможет, – она открыла один из шкафов и достала бутылку вина. – Совсем чуть-чуть нам не помешает.

Мама разлила бардовую жидкость по бокалам, которые достала из нового сервиза, подаренного ей года два назад.

– Почему ты никогда со мной об этом не говорила? – взволнованно спросила она. – Ты же знаешь, я бы тебе помогла.

– Мне казалось, что ты не поймёшь, – я быстро сделала глоток, чтобы не расплакаться.

– Хелен, нельзя бороться с проблемами в одиночку. Я твоя мать, и я всегда готова тебе помочь, пройти с тобой этот путь, – она взяла меня за руку. – Я всегда с тобой и за тебя. Пообещай мне, что больше не будешь скрывать от меня подобные вещи, – я кивнула. – Завтра на работе я поговорю с одним профессором, его жена отличный психиатр. Сходим к ней и поговорим. Ещё я могу позвонить твоему школьному психологу и поговорить с ним. Ты согласна?

– Да, – тихо сказала я.

И мы обнялись. По-настоящему. Впервые за много лет.