Юность

Сегодня я встала раньше будильника, чтобы сходить в душ и смыть следы вчерашней панической атаки. Приходится наложить тонну косметики, чтобы скрыть мешки под глазами. Лили и Папа уже завтракают, у него сегодня выходной. По его лицу видно, что он знает о приступе. Но этого следовало ожидать: Лили от папы ничего не скроет.

После завтрака Джек предлагает меня отвезти в школу, но я отказываюсь, желая освежить голову. Вставив в уши наушники, я иду дальней дорогой и стараюсь ни о чём не думать.

В школе меня уже поджидала Анна, напоминая о том, что приближается Рождество и ей нужны хорошие идеи. А также о том, что завтра будет проводиться конкурс на место в школьном совете. Стараясь побыстрее от неё отвязаться, я сворачиваю к лестнице и иду в кабинет химии.

За партами сидят только трое учеников, среди которых был Шон Келли. Я сажусь на последнюю парту и обращаю всё своё внимание на происходящее за окном. Но на самом деле я думаю обо всём на свете, но только не о том, что же там происходит. Боковым зрением я замечаю, что ко мне подошла девочка из девятого класса, она спросила, свободно ли место рядом со мной, я кивнула. Всё, что говорила миссис Розваль, я прослушала.

Может быть, действительно стоит пойти к врачу. Но его нужно найти и заплатить огромные деньги, а нам такой врач не по карману.

Я осмотрела кабинет. Иногда у меня такое ощущение, что я стою посреди заполненной людьми комнаты, кричу во весь голос, а меня не слышат. Мне не к кому обратиться за помощью, и никто не готов выслушать меня.

– Шон, ты уверен, что получится именно такой оксид? Рейчел, как ты думаешь, Шон правильно указал оксид? – миссис Розваль вырвала меня из раздумий. Возле доски стоял Шон Келли, на которой была расписана сложная реакция. Все смотрели на меня, ожидая моего ответа.

– Я думаю да, потому что там есть медь.

Учитель вновь начала что-то говорить, но, уже обращаясь к парню, и я перестала её слушать. Вновь посмотрев на доску, я вспомнила, что мистер Хопкинс предлагал меня поговорить с Шоном. Я догадывалась, что у парня тоже бывают панические атаки, но захочет ли он со мной говорить об этом. Если бы он ко мне подошёл с просьбой о помощи, я бы ушла. Или отказала. Я никому не говорила из школы о своей проблеме, и не хотела бы, чтобы кто-то об этом знал. Наверное, если бы вчера у меня не было панической атаки, я бы проигнорировала просьбу мистера Хопкинса, но я устала это терпеть. Этот невыносимый страх и тревогу. Эту боль.

Прозвенел спасительный звонок. Я взяла учебник и вышла в коридор. Мне на глаза снова попался Келли.

– Эй, Шон, подожди, – я догнала парня, который остановился и ждал меня. – Я хотела поговорить.

– Что-то срочное? Мне надо идти, – было видно, что ему, как и мне, эта компания не доставляет удовольствие.

– У меня панические атаки, – я посмотрела в сторону и прикусила губу, молясь, чтобы не появились предательские слёзы. – Мистер Хопкинс сказал, чтобы я попросила у тебя помощь.

Шон явно был удивлен тем, что я спросила именно об этом. Он предложил мне пойти в комнату отдыха и там поговорить.

– Год назад они часто посещали меня, это просто сводило с ума. Но сейчас я научился с ними справляться. Не знаю как ты, но я иногда чувствую, что атака вот-вот наступит, – проговорил Келли, помешивая ложечкой кофе из автомата. – Я принимаю контрастный душ. А если я нахожусь там, где не могу этого сделать, то начинаю говорить с собой, пытаюсь убедить себя, что паника, охватившая моё тело, не имеет смысла. Это просто мои мысли довели меня и на самом деле мне ничего не угрожает. А ещё я отвлекаю себя, например, начинаю искать взглядом какие-нибудь вещи. Ты можешь попробовать мои варианты, а можешь попытаться найти свои. Один мой знакомый во время паники ложится на пол и начинает расслаблять своё тело. Он может делать это где угодно, хоть на улице. Но ему помогает.

Шон встал, собираясь уходить.

– Спасибо, – он кивнул и вышел, но тут же вернулся.

– У тебя ведь она была недавно? – с его лица резко спала маска безразличия, с которой он всё это время говорил со мной.

– Вчера, – почти шёпотом ответила я, опустив голову. Внутри всё вновь затряслось.

– Пойдёшь со мной кое-куда? Сейчас.

Я испуганно посмотрела на парня.

– Ты предлагаешь прогулять? – Шон резко шикнул, приложив указательный палец к губам и улыбнувшись.

Я собралась духом, улыбнулась в ответ и согласилась. Было любопытно, куда этот скромный странный парень поведёт меня. Пока не прозвенел звонок на урок, мы с Шоном вышли из школы и быстро покинули её территорию. Сколько я не уговаривала, он не говорил, куда мы идём. Но потом произнёс:

– Это моё тайное место, я никому его не показывал.

– Но почему тогда ведёшь меня туда? – я искренне не понимала резкую смену настроения парня.

– Я думаю, тебе нужно о нём знать. Я прихожу туда после того, как у меня случаются панические атаки. Когда я не могу справиться с ней, у меня болит всё тело, но больше всего внутренности. А там я расслабляюсь, это место что-то вроде обезболивающего лекарства.

Чем дольше мы шли, тем быстрее приближались к окраине города. Вскоре мы и вовсе оставили его позади. Впереди виднелись коттеджные постройки, к которым мы направлялись. Но коттеджи мы обошли и зашли в лес.

– Надеюсь, ты знаешь куда идти, – проговорила я, начиная беспокоиться. Всё-таки я сейчас пробираюсь по лесу по незнакомой местности с не менее незнакомым парнем. Но оказавшись за коттеджами, мы вышли к небольшому озеру, которое окружали небольшие валуны и заросли какого-то растения.

– Это искусственное озеро, – негромко сообщил он. – Его сделали специально для жителей коттеджного городка, но они сюда даже не приезжают, – Шон побежал к огромному камню, перелез через него и скрылся. – Иди сюда.

Я поспешила за парнем. Там оказалась скамейка, ножки которой уже начал обвивать плющ. Шон закинул руки за голову и закрыл глаза, немного улыбнувшись.

На озере действительно было спокойно. Хоть оно и было искусственным, красота его была настоящая. От его воды веяло прохладой, а солнышко, пробивавшееся сквозь густые деревья, грело лицо.

Мы просидели в тишине не менее часа. В какой-то момент я даже подумала, что Шон заснул, хотя может, именно так оно и было.

– Что с тобой вчера случилось? – спросил неожиданно парень, нарушив тишину.

Я не знала что сказать, ведь никогда не затрагивала эту тему с малознакомыми людьми. Да даже с друзьями я не обсуждала такое, но я понимала, что Шону я могла довериться. Он меня понимал как никто другой.

Я рассказала ему, как всё было. Рассказала про первую аварию, когда погибла моя мама, и про вторую, в которой пьяные подростки врезались в нас с Лили.

– Та боль, которую я чувствую во время панической атаки – фантомная. Когда я попала в последнюю аварию, одно ребро у меня было сдвинуто так, что упиралось в лёгкие. Я не могла дышать. Это адская боль. Врачи удивлялись, как ребро не прорвало их, а если бы это случилось, я бы задохнулась. И теперь каждый раз во время атаки, я чувствую эту боль. Постоянно. Один раз мы даже ездили к врачу, но он сказал, что рёбра на месте, и ничто не упирается.

– Ты задумывалась о том, что именно тебя пугает?

– Не знаю. Я всегда вижу один и тот же момент, чувствую одну и ту же боль. Это как бесконечный ночной кошмар.

– Подумай именно над тем, чего ты боишься, – настаивал Шон. – Вновь попасть в аварию или потерять кого-то из близких? Или потерять себя?

Ещё немного посидев, мы пошли обратно, намереваясь прийти к началу собрания. Сегодня мистер Хопкинс проводил арт-терапию. Для некоторых из нас, насколько я знаю, посещение его собраний обязательно. Я входила в этот список. Я уже давно заметила, что у Дэвида есть список тех, кто постоянно учувствует в его мероприятиях. Несложно догадаться, что у этих людей проблемы, а вот остальные лишь массовка, которая постоянно меняется.

Подошли мы как раз к звонку на перемену. В кабинете уже были двойняшки, Энн, и Колин. Мэй и Мэттью сидели за одним столом, а остальные за другим. Я прошла к первому столу и села возле Мэй, спиной к окну. Шон же пошёл ко второму столу.

– Чего все так расселись? – спросила я у двойняшек. Мистер Хопкинс закончил обустройство этого кабинета, и теперь он напоминал зал в центре психологической помощи.

– Дэвид сказал, садиться за столы, и ушёл, – доложил Мэттью, поморщив лоб.

– А остальные, почему там?

Лонгманы одновременно пожали плечами. В центре стола я заметила кучу чистых листов и маркеры.

Дверь открылась, и зашёл Милтон, непринуждённо откусывая при этом «сникерс». Он осмотрел обстановку и направился к нашему столу. Парень сел напротив двойняшек, заняв два стула.

– Жирная жопа, – проговорил его друг, на что Милтон лишь аппетитнее откусил шоколадку.

– Хоть бы поделился, – добавила я. Невообразимо хотелось кушать. Из-за прогулок с Шоном Келли я пропустила обед.

Милтон откусил ещё раз и протянул мне. Зная его, кусать нужно будет из его рук, но меня это не остановило. Что вообще может остановить на пути к вкусной шоколадке? Когда я откусила, Холден повернул «сникерс» к Мэй, но та отказалась, а Милтон загадочно усмехнулся. Парень проделал то же с Мэттью, но Лонгман отобрал у него шоколадку.

– Эй, верни мой «сникерс», сволочь. Кто тебя учил манерам?

На пороге появился мистер Хопкинс, а за ним зашла смуглая девушка. В кабинете стало тихо. Все смотрели на неё.

– Всем добрый день, – начал Дэвид. – Хочу вам представить новую, хоть и всем знакомую, ученицу – Инесс Монтгомери.

Именно с этого момента всё пошатнулось. Инесс – это человек, который неожиданно ворвался в школу Нью-Ричмонда, испортил жизнь каждому её ученику и благополучно ушёл. Она отучилась всего один семестр девятого класса, но умудрилась стать известной на всю школу. Каждый, кто повстречал её в тот год, готов бежать от неё подальше, только услышав это имя. Монтгомери перешла дорогу всему Нью-Ричмонду, и я не понимаю, как её взяли обратно, а самое главное, как она попала на это собрание. Из нашей группы её не знает только Хелен и Колин. Инесс единственный человек, с которым не могла подружиться Мэй Лонгман. Эта девушка постоянно издевалась над всеми учениками, ей удалось опозорить Мэттью и прилюдно унизить Холдена. Её ненавидит вся школа. Она главный ураган, после которого мы очень долго всё восстанавливали, а сейчас он вернулся.

– Мистер Хопкинс, вы были свидетелем каждого её злодеяния, – ледяным голосом сказал Мэттью. – Неужели вы позволите ей продолжить?

– Почему вы так уверены, что она будет продолжать издеваться? – Дэвид ободрительно улыбнулся Инесс. – Прошло столько времени, она изменилась.

Единственные изменения в Инесс были внешними. Её короткие тёмные волосы теперь доставали до лопаток, сама она слегка пополнела. А в росте она точно прибавила пару сантиметров. Её лицо не озаряла наглая ухмылка. И даже складывалось такое ощущение, что она побаивается. Но я уже говорила, что она хорошая актриса? На Инесс было тёмно-зелёное платье, а сверху чёрная кофта. Она нервно сжимала свои руки и осматривала нас, как и мы её.

– А почему вы так уверены, что она не будет этого делать? – воскликнула Мэй, и её голос выдал волнение, а может, и страх. – Она изводила каждого ученика, разве вы забыли? От неё бились в истерики даже выпускники и молились о скорейшем уходе из школы.

– Я всё прекрасно помню, но я также знаю, что у Инесс были на то причины, но сейчас она изменилась. Я с ней общался.

– А вы как будто не знаете, что она умеет притворяться «белой и пушистой», когда ей это потребуется, – добавила я, пытаясь сохранить спокойствие.

– Мы обсудим это в следующий раз, а сейчас у нас арт-терапия.

Он предложил девушке сесть за любой стол, и она незамедлительно пошла к нашему. Холдену пришлось освобождать один стул, но он пошёл дальше и сел ко мне. Инесс опустила глаза, стараясь не смотреть на нас. Дэвид предложил ей представиться и рассказать о себе так же, как и мы в первый день.

– Меня зовут Инесс Монтгомери, мне 16 лет. Для начала я хотела бы извиниться перед всеми, кто здесь находиться. Я знаю, что причинила много боли, и я хотела бы всё исправить. Недавно я начала заниматься танцами, стараюсь отдать всю себя учёбе и подготовке к экзаменам. Но всё ещё не могу определиться с будущей профессией. Буду рада, если вы примите меня.

Все продолжали молчать, поэтому мистер Хопкинс решил начинать.

– Сегодня у нас по расписанию арт-терапия. Возьмите каждый по листочку, маркеров много, надеюсь, не подерётесь за них. Ваша задача – нарисовать свою проблему, боль или настроение. Я хочу, что бы вы изобразили то, что вызывает в вас сильные эмоции. Используйте ассоциации, фантазию. Это может быть что угодно, просто пятна, животные, пейзаж, какие-то образы. Можете начинать. Я буду рисовать с вами.

Дэвид сел за второй стол, за которым царила вполне непринуждённая атмосфера. А над нашим столом парило напряжение. Все молча принялись рисовать, изредка посматривая друг на друга.

Я не понимала, как выразить свою боль в рисунке. Боковым зрением я видела, что Мэй рисует девушку, а Холден пытался изобразить бурю. Я даже не могла понять, что именно я чувствую. Осмотревшись вокруг, я решила нарисовать свой бесконечный ночной кошмар. Когда из-под движения карандаша начал появляться задуманный образ, мне стало тревожно. Я опять ощутила ту боль.

– Я думаю, большинство уже нарисовали, – Дэвид обернулся к нам, тем самым прекратив мой поток мыслей. – Теперь внимательно посмотрите на свой рисунок и подрисуйте то, что могло бы исправить вашу боль. Сделайте его ярче, дорисуйте что-либо или уберите.

– А мы будем показывать? – спросил Мэттью.

– Сделаем так, показывать будут те, кто захочет этого.

Все принялись дорисовывать. Мне хотелось, чтобы я успокоилась, чтобы пропала эта тревожность. Я заполнила свою рану цветами. Самыми разными – красивыми и яркими.

Дэвид решил показать нам свой рисунок, он был очень красивый. Мистер Хопкинс объяснил, что чувствует сегодня беспокойство, которое изобразил звенящим будильником, и подрисовал руку над ним, которая останавливает его звон.

Следом вышла Мэй. Она показала свою девушку, которой была она. Одна сторона девушки была яркой и весёлой, а другая грустной и мрачной. Мэй отказалась пояснять свой рисунок, объяснив это тем, что всё и так понятно. А на вопрос психолога о том, что могло бы помочь этой девушке, Мэй ответила, что не знает. Я видела, что это задание было ей не по душе, она совсем расстроилась.

Потом был Колин, показывающий одинокую игрушку на дне коробки, но потом он дорисовал ещё парочку игрушек.

Следом хотела идти я, но меня опередила Инесс. Она изобразила страх в виде мышки, за которой гонится кошка, но перед кошкой встаёт преграда в виде жилища мышки, в котором она прячется.

– Я изобразила свою боль. Это сломанные рёбра. Они мешают дышать. Чтобы они встали на место, я заполнила легкие цветами и теперь, боль отступила, а ребра не мешают.

Я быстро посмотрела на Шона, который улыбнулся мне. Я знала, что ему понравится мой рисунок.

– Ты смелая, Рейчел, – шепотом произнесла Мэй, когда я села на своё место. Я улыбнулась ей.

Больше никто не хотел показывать свои рисунки, поэтому Дэвид ещё немного поговорил о групповой терапии, о наших планах на неделю и отпустил.