ПРОЕКТ СМЕРТИ

Как только не называют Германию! "Нацисты, фашисты, террористы." Даже после капитуляции Третьего Рейха эти обидные ярлыки на протяжении ста лет преследуют немецкий народ. Вражеская пропаганда или горькая истина?
Германия участвовала во всех мировых войнах, и в каждой из них считается агрессором и провокатором. В 1914 году Германская Империя в составе Тройственного Союза развязала войну за ресурсы. Страны центральной Европы не имели внушительных колоний, в то время как под властью стран Антанты находился почти весь земной шар. Германия и ее союзники пропустили былую эпоху колонизации и желали наверстать упущенное. После падения Священной Римской Империи немецкий народ на протяжении нескольких столетий был разрознен и не имел единого государства. Сотни мелких королевств не играли на политической арене никакой роли, пока Отто фон Бисмарк не основал среди них Германскую Империю. Только с основанием единой империи немецкий народ восстал из небытия и стал развиваться по всем направлениям. Простыми словами, пока могучие западные державы дрались за колонии в Африке и Америке, немецкий народ только-только готовился объединиться.
Германия мечтала о богатстве и колониях, в Империи воцарился милитаризм. Путь к обогащению народа лежал только через войну, страна начала наращивать армию и готовится к завоеваниям. Решение не оправдалось, Первая Мировая война закончилось для Тройственного Союза полным крахом, империи пали, Германия подписала унизительный для себя "Версальский договор" со странами Антанты, которые почти полностью подчинили себе всю экономику и без того небогатой страны. Наступили тяжелые времена для всего немецкого народа. Начались гиперинфляция, безработица и великая депрессия. В стремлении к богатству немцы остались ни с чем, и тогда появился Адольф Гитлер. Он был человеком из народа, который, также как и все немцы, был оскорблен и унижен поражением в Первой Мировой войне. Он считал, что у Германии было все для победы, а проиграли они из-за подлых евреев, которые заполонили их правительство. Он продвигал идеи реваншизма, был не готов смириться с условиями Версальского договора, призывал народ взяться за оружие и вернуться к борьбе. Реваншизм сопровождался идеями нацизма. Они подразумевали расовое превосходство немцев над другими народами, в частности, над евреями и цыганами, которых тогда считали неполноценными, такой человек назывался "унтерменш". Параллельно с этим в Гитлеровской Германии установился фашизм. Тоталитарный режим, власть силы и полного контроля населения. Пропаганда «промывала мозги» бедных немцев и двигала их к новой мировой войне. Милитаризм заиграл новыми красками, пуще чем перед Первой Мировой. Гитлер хотел отомстить западным державам за те обиды, которые потерпел немецкий народ. Хотел повергнуть обидчиков в хаос и разруху, подчинить их владения себе. Позже амбиции стали сильнее, ему захотелось власти над всем миром, он желал полного превосходства арийской расы над человечеством. Именно таким и был Третий Рейх. Вторым считается Германская Империя, созданная Бисмарком из разрозненных королевств, а первым - Священная Римская Империя.
И снова немецкий народ потерпел неудачу. Фанатизм Гитлера сгубил Германию и вновь поверг граждан в разруху и зависимость от стран- победителей. Третий Рейх пал, и тогда началась история двух разделенных Германий. Западная Германия находилась в подчинении НАТО, а Восточная - в подчинении Социалистического блока. Через полвека после падения Третьего Рейха Германия вновь объединилась в единое государство, которое следующие пятьдесят лет находилось под диктатурой США.
В 2045 году канцлером Германии стал популярный политик из народа Карстен Майер. С его приходом страна освободилась от гнета Америки мирным путем, был создан Европейский Альянс, в котором в скором времени установился Проект Майера. За свои действия канцлера стали называть фашистом и террористом, а следом за ним и весь народ Германии. В проекте есть законы, подразумевающие контроль населения, наращивание армии, а самое главное - установление в стране авторитарного правительства.
Что касается нацизма, понятие подразумевает расовое превосходство и кровавый геноцид неполноценных народов мира. В Проекте Майера подобного нет, зато имеется национализм. Идея, в которой интересы страны и ее народа стоят превыше всего. Карстен Майер не выставлял Германию выше других стран, он агитировал мир отказаться от влияния извне и жить свободно в своих интересах. Однако проект не поддержали в мировом сообществе, а его введение в странах Европейского Альянса спровоцировало новую мировую войну. После ядерного удара Франции по городам Альянса Карстен Майер объявил о великой мести, которая сейчас выражается в полном истреблении населения Парижа. Это и есть настоящий геноцид.

Елисейский Госпиталь. 24 февраля, 17:00

В одном из кабинетов штаба Альянса врач уединилась с одним из солдат.
Девушка в белом халате сидела на краю стола, перед ней стоял боец в черном комбинезоне. Одной рукой он приобнял ее за талию, второй - нежно провел за ухом и отодвинул ее русые волнистые волосы. Холодные губы солдата коснулись ее щеки, повеяло легким ароматом табака. Девушка охватила его лицо, ласково прикасаясь к аккуратной и ухоженной бороде. Ее голубые, как море, глаза на миг встретились с его мрачными зелёными очами. Между ними промелькнула искра, буря эмоций, настоящее безумие. Губы сошлись воедино, легкий рывок, объятие стало крепче. Чтобы не упасть, девушка упёрлась одной рукой о центр стола, а второй обняла его широкую спину. Страстные поцелуи стали уходить все ниже. Солдат переключился на шею. Щетина щекотала ее белоснежную кожу, приподняв голову, она блаженно вздохнула. Внезапно с коридора раздались шаги, проскрипела ручка, резко отворилась дверь. В кабинет ворвался майор Линдерман, из-за его спины выглядывала робкая рыжеволосая парижанка. Парочку будто кипятком ошпарило, солдат отошёл в сторону и встал смирно, а девушка слезла со стола и поправила волосы. Такое внезапное появление возмутило врача:
- Стучаться не учили?!
Майор стоял в полной боевой экипировке, он ещё не переодевался после выезда на Елисейские поля.
- Как ты со старшим по званию разговариваешь? - недовольно заметил офицер и оскалился.
- Извините, герр майор! - гордо ответила девушка, в душе все равно чувствуя гнев.

Это был кабинет главного военного врача медицинского отделения полка - Моники Шлиффен. Первоклассный хирург и ярый патриот Германии, она родилась в 2017 году и была на несколько лет старше майора Линдермана. В армейской иерархии ассистенц-арцт (лейтенант) была начальником среди медиков, но в тоже время находилась в подчинении старшего офицерского состава штурмовиков.
Девушка с детства интересовалась военной тематикой. Читала книги и смотрела фильмы о второй мировой войне, считала падение Третьего Рейха величайшей катастрофой в истории Германии. Будучи подростком, Моника посещала секцию самообороны, которую вел ветеран Афганистана, офицер Бундесвера в отставке. Там она изучила основы рукопашного боя, отточила навыки стрельбы из учебного оружия. Всю свою юность девушка стремилась к военной службе и мечтала о возрождении былой Германии. Считала себя истинным арийцем, вела здоровый образ жизни, презирала мигрантов и западную культуру. Подписать контракт с Бундесвером не позволили родители Моники, они объясняли ей, что девушкам нет места в армии, что карьера солдата неблагодарна в современных реалиях, и в конце концов уговорили ее поступить в медицинский университет. Она отступила, пошла по воле родителей, а после получения образования девушка начала работать в городской больнице. С каждым годом ей становилось все скучнее, повседневная рутина нагнетала ее, жизнь казалась ей серой и бессмысленной.
Лишь появление Карстена Майера вновь воодушевило молодого врача, его политика вернула ей надежду на возрождение Германии. Через некоторое время был создан Европейский Альянс, в его странах ввели проект немецкого лидера. Восхищению Моники не было предела, на ее глазах исполнялась мечта всей ее жизни: Германия освободилась от американского диктата и пошла по собственному пути. Законы проекта она выучила наизусть, для нее это стало настоящим священным документом. Но ей было мало свободы, теперь она желала реванша перед западными странами, грезила о могуществе Германии, жаждала былых побед.
Ожидать пришлось недолго. Однажды утром, собираясь на монотонную работу, когда вся Европа трещала по швам, из выпуска новостей Моника узнала о начале войны с блоком НАТО. Без раздумий девушка записалась добровольцем на фронт и уже через пару дней прибыла в Кельн, где развернулись ожесточенные бои с американцами. Рядовым штурмовиком ее не взяли и, изучив ее личное дело, назначили врачом медицинского отделения Бундесвера.
Так она попала в полк Генриха Гаусса, где и познакомилась с нынешними Санитарами Европы. Тогда это были обычные солдаты, среди которых появился такой же доброволец, как и она сама - парень из Кёльна по имени Тим Холль. Он был обычным рабочим на заводе, любил свою страну и уважал Карстена Майера, ещё со времён, когда тот был мэром его родного города. Проект он принял как должное, а с началом войны вступил в ряды Бундесвера, чтобы защитить свою родную землю. За три года кровопролитной обороны Кельна между Тимом и Моникой завязались крепкие любовные отношения. Их общим кредо стала война. Жестокие бои вдохновляли их, будоражили кровь и двигали на новые подвиги. Жить, чтобы бороться! Они не видели перед собой преград, предрекали стране грандиозное будущее, считали себя героями.
Война всегда плохо влияет на психику человека, и ядерный удар по Кёльну в 2048 году окончательно свёл боевую парочку с ума. Тогда они находились в Реймсе. Холль потерял свой дом, родных и близких, Моника испытала страшную боль за свою страну и немецкий народ. Погибли невинные люди, за которых парочка хотела отомстить Франции сполна. Вместе с товарищами из Бундесвера они пополнили ряды полка специально назначения СЛН имени Карстена Майера. Моника вновь просилась в ряды штурмовиков, но вместо этого получила руководящий пост в медицинском отделении.
Во время учений в Реймсе был тяжело ранен майор Линдерман. Именно Тим Холль вытащил офицера из-под снайперского огня и сумел вовремя доставить его к врачам. Именно Моника Шлиффен спасла жизнь одноглазому майору и выходила его до полного восстановления.

- То-то же!- проговорил Линдерман, усмирив дерзкую девушку. Держась за миниатюрную грязную руку парижанки, он вывел ее из-за своей спины.
- Знакомьтесь, это Эмили, - майор представил незнакомку и проговорил ей на французском имена находящихся в комнате:
- Эмили, это врач, Моника Шлиффен. Она позаботиться о тебе. А тот бородач - мой водитель, Тим Холль, ты уже видела его.
Парижанка увидела недовольный взгляд немки, и ей вновь стало не по себе. Ничего говорить в ответ она не стала и лишь наблюдала за происходящим.
- Ты что, привел француженку?! - фыркнула Моника. - Кто пустил ее в штаб?!
- Эмили нам не враг, я нашел ее в парке, голодную и замерзшую!
Моника была совсем не в восторге от таких гостей:
- Никакой жалости к французам, я никогда не забуду их зверства над немецким народом!
Майор не отпускал руку Эмили и, приблизившись к Монике, продолжил разговор на повышенных тонах. Эмили было не по себе, ей хотелось забиться подальше в угол, врач не вызывала у нее никакого доверия.
- Виновата не она, а их правительство! Все причастные давно погибли! Мстить некому, открой же наконец глаза!
Моника ткнула пальцем в бронежилет офицера и начала шипеть:
- Я не верю своим глазам, передо мной стоит ликвидатор и защищает эту грязную шваль? Это немыслимо. Вы настоящий предатель родины! Из-за таких, как вы, мы вечно проигрывали войны!
Внезапно майор отпустил руку парижанки и врезал Монике пощечину:
- Это из-за таких как ты, в кровавых войнах погибают миллионы невинных людей!
Холль вмешался и схватил майора за лямки жилета:
- Майор! Вы что творите вообще?
Линдеман отошёл назад:
- Отставить, лейтенант!
Моника с гневом смотрела на офицера и приложила руку к покрасневшей щеке:
- Расстрелять вас за такое мало. Куда только смотрит генерал?!
Линдерман поправился и в полном спокойствии ответил:
- Собственно, я и прибыл по поручению генерала. Он, в отличие от вас, с добром встретил гостью и поручил подготовить ее к вечерней церемонии присяги.
Моника схватилась за голову и пробубнила: "Они что, все тут головой поехали?"
Линдерман продолжил:
- Мне нужно подготовить текст присяги, а тебе, ассистенц-арцт, я приказываю: осмотреть Эмили и оказать ей первую помощь. Привести ее в порядок, отмыть и переодеть. Выполнять!
Моника была верна своему долгу и с честью несла службу в Бундесвере. Отказать было никак нельзя, это приказ.
Девушка, переводя дух, лишь промолчала, в комнате установилась тишина. Майор утомился ругаться и сказал француженке на ухо:
- Не бойся, она тебя не обидит. Только осмотрит и подготовит к ужину с офицерами. Не прощаюсь...
Линдерман кинул холодный взгляд на Монику и удалился из кабинета. Эмили осталась один на один с немецкой парочкой. Ноги дрожали, а спрятаться было негде. Тим посмотрел на щеку его возлюбленной. Офицер оставил на ее щеке свой отпечаток. Это было больше чем пощёчина, это было настоящим ударом в спину. Линдерман полностью потерял уважение и доверие у парочки. Появление парижанки в штабе совсем не укладывалось у них в голове, что-то на грани невероятного, что произошло наяву.
- Козел ментовской...- с обидой произнесла Моника и загадочно посмотрела на Тима.
- Он однозначно что-то задумал, - размышлял лейтенант - Вот так на ровном месте... Парижанка... Нечисто здесь.
- И генерал заодно, - подтвердила девушка. - Нужно рассказать Гауссу. Этой Кёльнской шайке больше нет доверия.
Наконец, немцы обратили внимание на Эмили.
- А с ней что делать?
Моника ответила с долей сарказма:
- Лечить буду. А теперь освободите кабинет!
Перед уходом Тим поцеловал ее, но та совсем не изменилась в лице. Гнев и обида, вызванные безысходностью. Не так они себе представляли кровавую месть.

Дверь захлопнулась, теперь Моника осталась один на один с ненавистной француженкой. "Без тебя здесь было так спокойно!" - думала Моника, стараясь забыть недавний скандал. Она не знала французский язык, и понятия не имела, как вести себя с незнакомкой. Имя парижанки она даже не стала запоминать, считая, что с ней совсем скоро разберутся. Но приказ нужно выполнять.
Эмили наблюдала за каждым движением врача. Моника подняла на стол свой рюкзак, она ещё не успела разобрать вещи после приезда в штаб. Раскрыв молнию, она достала из сумки картонную коробку, надела медицинскую маску и начала натягивать на руки белые резиновые перчатки. В глазах Эмили все выглядело кошмарно. Немка стояла спиной, свет из окна оставлял за ней лишь темный силуэт. Она надевала перчатки, словно злобный ученый... Скрежет резины, медленные тихие шаги.
- Ну что, унтерменш, посмотрим...- проговорила Моника на немецком языке, который сам по себе звучал довольно жутко.
Врач усадила француженку на кожаный диван и поднесла к ее рту неизвестный баллончик с широкой насадкой.
- Скажи «ааа», - произнесла Моника и грубо надавила на подбородок парижанки. Рот приоткрылся, врач сделал «пшик».
В легкие Эмили ударил воздух, запершило в горле. Парижанка залилась страшным кашлем, а Моника с отвращением отошла в сторону. Француженке казалось, что ее травят каким-то газом, мокрота с болью отходила от легких. Она прокашлялась, и тогда Моника повторила ещё несколько «пшиков».
Через некоторое время Эмили стало легче дышать, грудь наполнилась свежим чистым воздухом. Кашель прошел, но осталась легкая боль в горле. Затем немка взяла другой спрей, поменьше. Эмили сразу поняла, что это носовые капли, и не стала противиться, сразу задрала голову вверх. Ей промыли нос, затем глаза. Капли лекарства смешались со слезами, начали стекать по щекам, Моника аккуратно протёрла ее лицо влажной салфеткой, а затем отошла к столу сложить все обратно.
Теперь немка не казалась ей злодейкой, Эмили становилось лучше. Больше не болели глаза, в лёгких не чувствовалось тяжести.
Это были одни из самых банальных средств по профилактике индийского вируса. Всем было известно, что главный катализатор и агрессор болезни - это грязь, а чистота и активный отдых - лучшая защита.
Теперь нужно было отмыть грязную девушку, и перед Моникой встала непростая задача. Вода являлась одной из главных потребностей парижан, водонапорные башни стали первостепенной целью ракетных ударов Альянса. Теперь от душа не было никакой пользы. Немка быстро нашла выход из положения. Она взяла из сумки белое махровое полотенце и пальцем указала на дверь.
"Мыться", - подумала Эмили и уже без всякого страха направилась к выходу. Моника отвела девушку в комнату напротив, ей совсем не хотелось топить собственный кабинет.
Эмили оказалась в туалете, кругом была чистая плитка, зеркала и умывальники. Парижанка не видела своего отражения уже давно и совсем позабыла, как она выглядит. Она не узнавала себя, рыжеволосая красавица превратилась в темного бедняка, когда-то счастливое лицо пропало под маской вечного ужаса.
- Место! - скомандовала Моника, словно собаке, оставив полотенце на краю умывальника. Она указала пальцем на пол, но Эмили неправильно поняла её и села на холодную плитку.
- "Просто стой здесь... - пробубнила немка и подняла с пола непутёвую девушку, вновь указав пальцем на пол. Монику нервировало то, что незнакомка не знает немецкий. В ее глазах парижанка казалась неполноценным и уродливым человеком.

Моника оставила Эмили одну и направилась на первый этаж. Там был организован полноценный госпиталь, для солдат подготовили палаты, где уже имелось все необходимое для оказания медицинской помощи. Палаты пока что были пустые, но абсолютно каждый понимал, что ночью эти койки будут забиты ранеными бойцами Альянса, ведь надвигалось великое событие...
Вода являлась первой необходимостью для медиков, в штаб привезли несколько сотен литров чистой воды. Их хранили в бочках, и одну из них забрал главный врач полка. По пути обратно она услышала, как из одной из комнат доносился голос полковника Гаусса. Монике стало интересно послушать офицера, она оставила тяжелую бочку у стены и притаилась под дверью.
Внутри происходил допрос пойманного француза. В одном из грузовиков полка нашли неизвестного с повязкой красного креста на руке. Расстрелять его на месте не позволило местоположение, конвой приехал к штабу, грузовик с медикаментами расположился у стен госпиталя. Солдаты в недоумении схватили усатого парижанина и привели полковнику, который сразу устроил допрос.
Французский язык в полку знали лишь два офицера - майор Линдерман и полковник Гаусс. Но даже зная язык, разговорить пленного Гаусс не смог.
Он был привязан к стулу, полковник его и пальцем не тронул и все расспрашивал подробности о Миссии Жизни. Да, Гаусс сразу узнал, кем является парижанин, разведке Альянса было известно об организации Адрена Лефевра еще в начале блокады. Полковник знал, чем они занимаются, кто ими руководит. Для солдат Альянса Миссия Жизни совсем не представляет опасности, но значительно мешает реализации мести. Информация о спасателях устарела, полку неизвестна судьба организации после утреннего обстрела центра города. Именно это Гаусс и пытался узнать у Матроса.
Он медленно ходил вокруг пленного, француз смирно сидел на стуле, на лице никаких эмоций.
- Миссия Жизни, значит? Наслышан об этой организации, - безмятежно приговаривал полковник. - Сказать честно, ваша деятельность восхищает. Бороться до последнего весьма благородно. Вы выбрали не тех союзников в этой войне, победитель всегда один.
Гаусс был безоружен, он никогда не пытал пленных и старался выведать информацию миром. Но не всегда из его переговорной выбирались живыми. Особо дерзких и вспыльчивых пленных солдаты Гаусса выносили «вперед ногами». Именно солдаты всегда выполняли за него эту грязную работу. Руки полковника чисты, как и его совесть.
Матрос продолжал молчать, как партизан.
- Так скажи мне, как вам удалось пережить обстрелы? Много ли вас выжило? Где вы прятались?
Матрос заметил безобидность полковника, что прибавило ему уверенности в себе. Он почувствовал легкое превосходство над немцем. Из уст Давида все также не прозвучало ни звука, но на лице француза стало четко вырисовываться высокомерие.
Терпению Гаусса подошел конец, и тот навис над пленным, повысив тон:
- Давай так: если ты расскажешь мне все, что я хочу знать, я дам тебе минуту, чтобы исчезнуть с территории штаба. Сегодня из Парижа живым не уйдет никто, тебе крупно повезло, что мои солдаты не разорвали тебя на месте. Это шанс, так воспользуйся им!
Наконец Давид прервал молчание. Он приблизился к полковнику и выдал:
- Да пошел ты!
Сразу после этого Матрос плюнул прямо в шокированное лицо Гаусса. Теплая и мерзкая слюна забрызгала немецкую кожу, с усов Давида свисала густая нить.
Но даже тогда француз остался жив. Полковник стремительно кинулся к выходу, его действия ввели Матроса в заблуждение. Обиделся? Гаусс в бешенстве толкнул дверь, под которой стояла любопытная Моника. Прозвучал сильный удар, на пол грохнулась девушка. Полковник, увидев лежащего врача, ничего выяснять не стал и, заметив бочку с водой, схватил ее. Он распечатал полиэтиленовую упаковку и, открыв крышку, сразу начал умываться.
Капли воды стали разлетаться повсюду. На стены, пол, ботинки полковника. Брезгливый Гаусс понимал опасность хиндивируса и пытался обезопасить себя на максимум. Работа солдат никогда не была чистой, антисанитария процветает на каждом поле боя, но это не касается полковников и генералов. Они почти постоянно находятся в комфортном штабе, пока солдаты загибаются в окопах.
Моника вновь потерла ушибленное лицо и, встретив Гаусса, сразу обратилась к нему:
- Герр полковник, я как раз вас искала!
Немец, промыв лицо, оставил после себя наполовину пустую бочку и лужи разбрызганной воды. Вздохнув и стряхивая капли с мокрых рук, он ответил:
- Слушаю.
Боль уходила в челюсть, на лице блондинки теперь остался новый отпечаток от двери. Она поднялась с полу и, отряхиваясь, начала доклад:
- Майор Линдерман привел в штаб француженку!
Новость удивила высокопоставленного офицера:
- Не понял. Пленницу что ли?
- Если бы! - отвечала Моника - Он привел ее ко мне, приказал лечить и привести в порядок.
- Ну ладно, потом прикончит, - ответил полковник, не понимая полной картины происходящего. Он уже собирался вернуться к Матросу, но девушка продолжала:
- Вы неправильно поняли. Он привел ее и сказал, что к ужину будет церемония присяги. Они собираются ее приютить.
- Кто они?
- Генерал тоже в этом участвует. Видимо, он разрешил оставить эту шваль здесь!
Полковник ухмыльнулся и, спрятав руки в карманы, ответил:
- Тогда тем более, чего ты от меня хочешь? Если генерал разрешил, я с этим ничего поделать не могу.
Моника насторожилась:
- Полковник, на наших глазах эта кельнская банда совершает что-то... Мы должны уничтожить французов, а не кормить их! Кто знает, может, она шпион, и все они в сговоре? Вы так и будете стоять, убрав руки в карманы?
- А что? - заявил полковник. - Мое дело простое, исполнять приказы. Выше меня стоит генерал, а кто виноват, кто прав, пусть решают суды.

Моника была возмущена словами полководца. Положиться больше не на кого, ее охватил страх за свою судьбу, за судьбу солдат и страны.
Вдруг с лестницы послышались шаги. На второй этаж поднялась группа людей в черной парадной форме с медалями: генерал, гаутпман и Холль.
Они подошли к дверям столового зала, и, заметив Гаусса, генерал окликнул:
- Герр полковник, подойдите!
Немец, позабыв о пленном, сразу пошел к начальнику. Моника увязалась вслед за ним и, сменив тему разговора, спросила:
- У вас там пленный француз?
- Теперь ходячий труп, - гневно ответил Гаусс, Моника поняла его намек. Ей подвернулся удачный шанс расправиться с несговорчивым Матросом.
- А можно я?
- Работай. Только на улице, - ответил полковник, который не желал беспорядка в штабе. Госпиталь был выбран не случайно, в блокадном городе именно это место оставалось более безопасным от хиндивируса. Он хотел поручить это дело первому попавшемуся солдату, но посчитал, что Моника тоже может справиться с пленным, к тому же он знает ее уже не первый год.

В кровь девушки ударил адреналин, она предвкушала сладкую расправу, но ей нужно было оружие. Подойдя вместе с Гауссом к генералу и младшим офицерам, она совсем забыла о парижанке.
Тим Холль стоял при параде, в ножнах на поясе висело боевое мачете.
- Тим! - Моника привлекла внимание парня, и тот обернулся. - Тебе сейчас нужно мачете?
Солдат посмотрел на ножны и ответил:
- Пока нет. Это на церемонию.
- Дай мне на пару минут. А может, и на десять, - говорила девушка, сгорая от нетерпения.
- Зачем?
- Много вопросов, много французов! - заявила она.
- А что, с ней уже все решили? - спросил лейтенант, приняв Эмили за потенциальную жертву.
- Да это не для нее! Просто дай уже!- начала нервничать Моника и протянула руки к мечу.
- Только не замарай его! - Холль взялся за рукоять мачете и аккуратно подал его девушке.
«Месть - дело чести» - Моника восхищенно прочитала надпись на лезвии, в котором было видно отражение кровожадной блондинки.
Больше задерживать солдата она не стала и сразу направилась к пленному.

Моника вернулась к злосчастному кабинету, под которым разлилась лужа воды. Открыв дверь, она зашла в комнату, оставляя за собой мокрые следы на полу. Матрос "встрял по полной". Пока не было полковника, ему удалось освободить руки, и сейчас он почти освободил ноги. Свобода была буквально в одном шаге от него, пока не пришла она.
Давид поднял взгляд из- под бровей и увидел у входа прекрасную немецкую девушку с огромным ножом в руках. По халату он принял ее за врача, но мачете вызывало у него плохое предчувствие.
- Куда?! - окликнула Моника и подбежала к Матросу.
Холодок пробежал по его спине, среагировать не было времени. Над глазами сверкнуло лезвие, тяжелый металл полоснул по рукам. Кровь брызнула под ноги, француз закричал от боли.
Он склонился на стуле, Моника толкнула его в живот, и тот с грохотом свалился на пол. Голова ударилась об пол, хлипкий стул разбился под его спиной, обломки дерева ударились в позвоночник.
Ярость охватила девушку. Ее силы приумножились, она стала похожа на настоящего зверя. С диким ревом она продолжила его избивать. Матрос был беззащитен, единственное, что ему оставалось - прикрываться от ударов руками. Моника размахивала мачете из стороны в сторону, кровь заливала обои и мебель, брызгала на ее медицинский халат. Его руки с каждым ударом превращались в настоящий фарш. Отлетали куски плоти, тяжёлый меч ломал кости. Он рычал от боли, перед глазами все потемнело. Удары переключились на тело, лезвие разрезало его грудь и бока. Взмах за взмахом обоим становилось все тяжелее дышать.
Моника умышленно наносила французу некритичные удары, чтобы тот подольше мучился. Прикончить его можно было одним взмахом: вскрыть череп, перерезать горло, воткнуть нож в сердце. Но девушка не искала легких путей. Ее остановила выносливость. Силы на очередной взмах закончились, и она, опустив мачете, стала задыхаться, глядя на изуродованное тело Матроса.
Он уже перестал дышать, сердце остановилось, но сознание ещё было при нем. С хрипом раскрылся его рот, из которого медленно вытекала кровь, его глаза застыли на ужасающей гримасе Моники. Последнее, что он чувствовал - это эйфория. Медицинскому эксперту известно, что во время мучительной смерти мозг человека может вырабатывает гормоны счастья. Это случилось и с Давидом.
Собравшись с силами, Моника нанесла свой последний удар. Она вонзила мачете лейтенанта прямо в живот и вспорола все внутренности бойца Миссии Жизни. Только сейчас он увидел тьму.

Выйдя из комнаты, Моника тихо прикрыла дверь и упёрлась на нее спиной. Пот стекал по ее лицу, девушка чувствовала яркое послевкусие. Улыбка не сходила с ее лица ещё долгое время, она по-настоящему получила удовольствие от пыток француза, теперь она хотела просто отдохнуть.
Руки и меч были залиты кровью, подошва ее обуви оставляла на полу небольшие грязные следы. Опустив взгляд, она заметила полупустую бочку с водой. Ведь ещё нужно возиться с другой проблемой.
- Унтерменш... - вспомнила Моника и поспешила к Эмили. Забытое тело Давида Рондо осталось коченеть в кабинете.

Парижанка просидела в туалете уже полчаса. Она покорно оставалась на месте и, утомившись стоять, уселась на холодную плитку. Наконец, врач вернулся, но Эмили это совсем не обрадовало. Моника зашла с бочкой и кровавым мечом наперевес, на лице была дикая улыбка.
Парижанка вскрикнула и вновь забилась в холодный угол. Моника была уже не в силах разговаривать. Она небрежно откинула мачете в сторону. Клинок со скрежетом прокатился по плитке и упёрся острием в закрытую дверь чуть дальше. Затем Моника поставила бочку под ноги и наконец подошла к француженке. Эмили смотрела ей в глаза и совсем не понимала, чего хочет врач, пока та не схватила ее за руку и резко не подняла на ноги. От рывка прохрустели кости руки, парижанка сморщилась.
Моника наконец успокоилась и смогла спрятать свою бешеную улыбку. Силы кончились, девушка становилась все спокойнее. Она тихо начала раздевать француженку и приговаривать: «Чистота - залог здоровья».
Эмили боялась сделать что-то не так, она понимала, что нужно оголить тело, но не стала мешать страшному врачу.
Грязные одеяния полетели в сторону кровавого мачете. Парижанка была готова к водным процедурам и прикрывала свои пикантные части тела.
- Чего я там не видела? Одна кожа да кости,- комментировала Моника, взяв бочку в свои обессиленные руки. Она и вправду была довольно тощая, замученная вечным голодом.
Жестом немка приказала парижанке присесть на корточки, а затем начала понемногу поливать ее остатками воды. Эмили все поняла и начала растирать въевшуюся грязь по своей коже. Голову было мыть тяжелее всего, песок так не отходил с ее рыжих прядей, а вода уже была на исходе. Про кондиционеры и шампуни можно было только мечтать. Вылив последние капли воды, Моника отбросила пустую бочку в кучу грязных вещей и накинула на голову Эмили чистое полотенце.
От холода ее мокрое и теперь более-менее чистое тело охватила сильная дрожь. Зубы начали стучать друг о друга, вытираться для нее стало настоящим испытанием.

Остался последний пункт - одеть парижанку. Моника привела Эмили обратно в свой кабинет и снова усадила на диван. Она укрывалась полотенцем, продолжая дрожать. В желудке было по-прежнему пусто, но до ужина ещё достаточно долго.
Лишней одежды у Моники не было, она не знала, как поступить. Найдя решение, она снова изменилась в лице. Она была недовольна, ей пришлось достать ещё одну из сумок и отдать чужестранке комплект своей одежды.
Рядом с Эмили упала зеленая форма, она робко потянулась за ней и наблюдала за врачом. Немка не сопротивлялась, и тогда парижанка развернула перед собой свой новый «прикид». Моника отдала ей полевую форму Бундесвера. Теперь немка состояла в специальном полку СЛН, форма устарела, но ей все равно было жалко отдавать свое.
Эмили облачилась в немецкую одежду и обулась в кожаные берцы, которые были ей слегка велики. Обувь болталась, но это было лучше, чем ничего.
- А теперь шевелись! - внезапно произнесла Моника и, схватив парижанку, повела на выход. Немка провела ее мимо кровавой комнаты, жуткая дверь вновь наводила ужас на робкую Эмили.

Линдерман сидел в своей кабинете за столом и писал на чистых листках тексты присяги на двух языках. В дверь постучали, внутрь вошла Моника и ее пациент.
- Приказ выполнен, - доложила Моника и тихо подвела парижанку к столу.
Линдерман, не вставая с кресла, посмотрел своим единственным глазом на врача. Монику выводило из себя одно только существование майора, даже к Эмили она чувствовала более дружественные отношения, чем теперь к нему.
- Свободна, - хмуро ответил майор, и Моника с суровым взглядом выпрямилась по стойке смирно. Эмили оглянулась.
Гордая немка ударила пятки друг о друга, согнула руку в локте и приложила к сердцу. Резким движением рука поднялась вверх и выпрямилась под небольшим углом, это был жест "от сердца к солнцу", который активно использовали немцы Третьего Рейха. В современной Германии такой жест был оскорблением и был противозаконным, но Монике до этого не было дела. Она не видела в этом жесте ничего плохого. Затем, с чувством выполненного долга Моника покинула кабинет, оставив майора со своей парижанкой.

Дверь захлопнулась, Эмили, вернувшись к майору вновь, стала спокойнее. Офицер осмотрел ее. Девушка стояла с мокрыми растрёпанными волосами, отмытая от пыли и грязи, в слегка великоватой отглаженной одежде. Сверху на ней была надета тактическая рубашка Бундесвера, раскрашенная в светлый зеленый камуфляж, на плече нашивка с флагом Германии. На ногах широкие штаны той же раскраски, а на ногах блестящие сапоги.
"Прекрасно!" - восклицал майор, обращаясь к Эмили на французском языке. - Моника не обижала тебя?
Парижанка дрожащим голосом ответила, не вдаваясь в подробности: "Нет."
Линдерман заметил внутри нее отголоски страха. Он стал из-за стола и подошел к девушке, приобняв за плечи:
- Вот видишь, здесь тебе ничего не угрожает. Я хочу помочь тебе, не бойся. Скоро ужин будет готов, а уже завтра кошмары в Париже прекратятся.
- Завтра?
Гюнтер проводил девушку на диван и, усевшись с ней, начал рассказ:
- Да. Сегодня готовится жуткое преступление, ещё ужаснее случившегося в Кёльне.
Эмили слушала, затаив дыхание.
- Нам приказано полностью уничтожить население Парижа, в ответ на ядерный удар по Германии. Так Карстен Майер пытается отомстить за свой родной город. Я тоже родился в Кёльне, там тоже погибли мои родные. Но знай, я не виню ни тебя, ни твой народ. Ответственность за это лежит на Америке и вашем правительстве. Ты знаешь о судьбе вашего правительства?
Эмили не следила за политикой и не интересовалась переменами в руководстве страны. Она лишь знала, что теперь за главного остался мэр Адрен Лефевр. Дрожь в голосе пропадала, майор наконец услышал ее естественный голос:
- Нет, не знаю
- Ваш президент вместе с министрами пытался покинуть страну, но его самолет сбили на окраинах Парижа. Виновные погибли, мстить здесь больше некому.
Эмили задумалась и задала вопрос: "Тогда почему вы до сих пор здесь?"
Линдерман взял ее за руку и ответил:
- Это приказ, который нужно выполнять. Ужасный приказ, приказ больших людей, которых не интересуют судьбы других граждан. Когда после ядерного удара создали наш полк, я записался добровольцем, просто идя за генералом. Мы с ним из одного города, из Кёльна. Мы работали в полиции, он был хорошим другом моего покойного отца и впоследствии стал и моим другом. Я всегда работал в полиции и просто не имею понятия, каково это -жить не по уставу. Мы уже уничтожили Реймс, в городе не осталось ни одной живой души. Всех перерезали. Тогда в соборе я получил серьезное ранение, после которого полностью пересмотрел свои взгляды. Я устал от войны, от бесконечных и бессмысленных смертей, хочу просто спокойной жизни. Я хочу тепла и уюта, хочу завести семью, растить ребенка и не быть каждую секунду на волоске от смерти.
Откровения майора растопили сердце девушки. Она больше не видела перед собой убийцу, в ее глазах явился мученик, такой же, как и она сама. Они оба чувствовали боль и усталость, и теперь у Эмили появилась надежда на счастливое будущее. Она поверила, что теперь под защитой, что теперь ее жизнь не оборвется на ровном месте.
Эмили приблизилась к бойцу и тихонько обняла его. Майор продолжал:
- Эмили, я хочу тебе признаться
- В чем?
- Почему я забрал тебя из парка.
Парижанка бросила свой взгляд в его одинокий синий глаз.
- Я родился с большим недугом. У меня никогда не было женщины, я не знаю, как себя с ними вести. Это одна из причин, почему судьба связала меня со службой.
Эмили взглянула на повязку, что висела на лице офицера.
- Нет, совсем не глаз, - отвечал Линдерман. - На самом деле я импотент...
Майор следил за реакцией девушки, но та никак не изменилась. Он не знал, как продолжить, но девушка перебила:
- Где ты потерял глаз?
Линдерман прикоснулся к повязке:
- Это было в самом начале войны. Генерал тогда был в звании полковника. Мы служили втроем: я, мой отец и полковник Ципсер. Американские войска бомбили город, погибали наши мирные граждане. Тогда Ципсер принял решение провести эвакуацию населения. Мы с отцом контролировали безопасность, люди покидали свои дома и садились в автобусы, пока группа диверсантов не начала саботаж. Начался сущий кошмар, из толпы людей по полиции открыли огонь, мы в панике не понимали, кто стреляет и против кого нам придётся драться. Диверсанты сами были одеты в гражданское, началась перестрелка. Гибли невинные люди, полицейские умирали на глазах, их зажимали со всех сторон. Стрелять приходилось в каждого, кто сдвинется с места, все, кто не успел лечь на землю, были расстреляны. Там и погиб мой отец, а глаз я потерял от взрыва гранаты. Диверсанты подорвали ее в паре метров от меня. Осколки попали в лицо, глаз спасти не удалось.
Эмили была поражена историей, гибель невинных немцев была сенсацией для нее. Она даже не знала о происходящем на войне и считала немцев захватчиками и убийцами.
Руки затекли и она перестала обнимать бойца, сложив ладони в замок:
- Что теперь будет со мной? С тобой? С нами?
Линдерман уверенно произнес:
- С нами все будет хорошо. После ночной миссии я подам в отставку и заберу тебя в Германию.
Эмили удивилась:
- Зачем?
- Во Франции ещё долгое время будет небезопасно. В Париже - тем более. Здесь стреляют по всем, кто не одет в форму СЛН, разбираться здесь никто не будет, не щадят никого. Генерал обещал помочь мне, вернее, тебе. Сегодня мы проведем для тебя церемонию присяги, таково условие Ципсера. На нем ты должна будешь наизусть произнести клятву верности Европейскому Альянсу на немецком языке. А потом, когда все закончится, мы сделаем тебе немецкие документы и заживем мирной жизнью.
Эмили поразилась:
- Клятва на немецком языке?!
Линдерман вновь взял девушку за руку и успокоил:
- Все хорошо, я помогу тебе, ты обязательно выучишь, не так уж и сложно. Даже если будет не идеально, я не думаю, что генерал возразит. Он добрый человек.
Эмили отвела взгляд от майора и начала бегать глазами по кабинету. Линдерман заметил, что по ее щекам потекли слезы.
- Эмили, что такое?
Она молча отпустила его руку, отвернулась и уткнулась в спинку дивана, прикрывая лицо руками. Майор не мог понять, в чем дело, и метался из стороны в сторону. Он ещё несколько раз попытался узнать причину ее слез, но та лишь тихо ответила еле слышно:
- Я не могу тебе сказать...