Правило игры

Мелисса вышагивает по лестнице в быстром, чуть подпрыгивающем темпе. Ей пришла прекрасная идея — нарисовать несколько плакатов по мотивам первого тура.

О да, ей понравилось это испытание. Очень даже понравилось. По-другому и не могло быть.

Драконы своим яростным дыханием разгоняли образовавшийся вокруг зрителей озноб, выступления чемпионов превращали трибуны в сумасшедшее сборище надежд, азарта и страха.

Она ушла почти самая первая, даже слишком рано, потому что ей хотелось успеть нарисовать всё задуманное до вечеринки, о которой она уже успела мельком услышать. Загвоздка была лишь одна — у неё не нет больших кусков бумаги, из которых получились бы полноценные плакаты. Узкие и неповоротливые пергаменты не подходят для этой цели. А Мелиссе хотелось создать самый настоящий шедевр, от которого весь факультет пришел бы в восторг.

Но с бумагой можно что-нибудь придумать. Главное, что у неё есть свежие, насыщенные и совершенно очаровательные краски. Почти такие же очаровательные, как и свежеиспеченные впечатления.

Белая лестница привела Мелиссу к Гостиной.

Тишина.

Она бегом добирается до своей спальни, где тоже никого ещё не было.

Мелисса перебирает все свои материалы. Сравнивает, сочетает.

Для доблестного Гарри Поттера — красный. Ну конечно. Не зря же он гриффиндорец. Небо будет серое. Хвосторога тоже серая, но намного-намного темнее. Она четким и явственным пятном будет взирать на зрителя, стоя на земле и ощетинив каждую частичку своего тела. А чемпион будет висеть в воздухе, крепко ухватив свою «Молнию» и направляя волшебную палочку прямо в светлые глаза дракона. Прекрасный образ.

Виктора Крама Мелисса не пощадит. Он ей крайне не нравился. Ещё с Чемпионата мира по квиддичу. На первой туре он, как показалось Мелиссе, тоже выказал себя не так уж и грандиозно. Она нарисует, как китайский огненный шар, застыв и расправив крылья, пускает пламенный поток прямиком болгарцу в голову. Но, всё же, Мелисса не будет переходить грань — а то ярые фанаты квиддича сразу же забракуют её работу.

Седрика Диггори, несмотря на то, что дракон изрядно ранил его, Мелисса изобразит очень благородно. Внешность у него для подобной истории самая что ни на есть подходящая — ярко-коричневые волосы, уверенный взгляд, крепкие руки...

А эту Флер Делакур Мелисса не будет рисовать. Иначе бóльшая часть публики только на неё засматриваться и будет, а потом вообще какой-нибудь мальчишка украдет этот рисунок и повесит себе в спальне.

Пока Мелисса отбирала материалы, распределяла цвета и придумывала композицию, все остальные ликующие гриффиндорцы тоже успели добраться до Гостиной.

И к этому времени она успела додуматься до одной очень здравой мысли:

Бумагу нужно просить у Фреда и Джорджа Уизли. Уж у них то она точно есть.

* * *

Так много тыквенного сока Мелисса никогда ещё не пила. И, вероятно, больше не будет. Живот чуть покалывает, отчего она лежит в своем любимом кресле, которое, неизвестно почему, оказалось свободным именно в тот момент, когда Мелисса почувствовала себя неважно. Неважно только физически. В душе она процветала как никогда ранее.

Её плакаты оценили все без исключения. Даже Дин Томас, который, как оказалось, считается самым талантливым художником Хогвартса, пожал ей руку.

Мелисса видела, что гриффиндорцы делают акцент именно на её работах, а не на её имени. Выражения их лиц были абсолютно противоположны тем, что Мелисса видела когда-то у Блэка и Грюма. Рисунок скрывал её личность, и Мелиссе это до безумия нравилось. Она и не подозревала, что рисование способно на такое. Она думала, что искусство напротив должно лишь сильнее афишировать своего создателя, раскрывать его по кусочкам, точно кочан капусты. Но нет.

И Мелисса оказалась права, обратившись с просьбой одолжить большие куски бумаги именно к Уизли. Казалось, в их комнате есть вообще всё.

В ответ она помогла им в организации этого празднества, то есть принесла с Кухни изрядную долю всевозможных лакомств. Мелисса никогда там не была. И ей было любопытно. Она выучила очередной коридор в этом Замке.

И сейчас Мелисса, объевшись, отпраздновав и отсмеявшись, лежала в кресле, вслушиваясь и всматриваясь в происходящее.

— Черт, тяжелое! — проговорил Ли Джордан, взвешивая на ладони золотое яйцо, что Поттер выкрал у Хвостороги. — Открой его, Гарри! Посмотрим-ка, что там внутри!

Мелисса приподнялась, желая увидеть, если что произойдет.

— Гарри должен сам отгадать загадку, — вмешалась Грейнджер. — Согласно правилам Турнира...

Но её перебили несколько гриффиндорцев, поддерживающие Джордана.

Стоило золотому яйцу раскрыться, как воздух прорезала оглушающая волна пронзительного воя. Словно тысяча деревянных ног в один миг затопали по пустому коридору. Скрип. Жуткий скрип.

Наверное, именно так и воют упыри, — подумала Мелисса, поморщившись и прикрыв уши.

Поттер тут же захлопнул яйцо.

Все, с отзвуком благоговейного страха, заспорили, что же это может значить. Но Мелисса всё таки склонялась к упырю. Хотя воочию его никогда не видела и, тем более, не слышала.

Она снова легла. Закрыла глаза.

Хотя нет, упырь это слишком просто. К тому же, они не опасны. Может, чемпионам выдадут на эти три месяца маленьких упырят, которых они вырастят и научат боевой магии, а потом, на втором испытании, все четыре упыречка устроят дуэль, и хозяин самого бойкого упыря будет победителем?

Нет, глупости какие-то.

Мелисса слышала, как Фред Уизли пытается запихнуть гриффиндорцам свои забавные сладости. Она поняла, что это Фред, потому как Джордан громко выругался, использовав его имя. Всех уже до жути достали их выходки с подсовыванием непредсказуемых конфет куда ни попадя.

И Мелисса тут же отметила, что сама подобных конфет от них не получала, даже под видом чего-то иного. Её они не подставляли. Даже не пытались. Неужто близнецы боятся, что Мелисса может натравить на них своего братца? Да ну, они не трусы. К тому же, Уизли, вероятно, заметили, что она не так уж и дружна с Драко. Не нужно быть мудрецом, чтобы это отметить. Так отчего же они не пытаются превратить её в куропатку или в мышь? Почему не подкладывают конфеты? Это было даже чуть обидно. Что за несправедливость?

Вероятно, этим вечером Мелисса слишком осмелела. Вчера, в Хогсмиде, она решила купить себе целый пакет карамелек с клубничным вкусом. Мелисса уже брала их, в прошлом году. И сейчас поняла, что все вкусовые ощущения, которые она умудрилась запомнить, не были преувеличены ни на миг.

Да, она ощущала то летнее спокойствие. Умиротворение, вызывающее смелость. Турнир, плакаты и выпитый тыквенный сок подпитывали это ощущение как нельзя четко и сильно.

Поэтому она размышляла крайне отважно, слабоумно и почти цинично.

И что за небывалость только?

Под напором приятной усталости Мелисса уснула, продолжая лежать в кресле, повернувшись к теплому камину.

* * *

Распахнув глаза, Мелисса первым делом отметила лишь то, что пламя в камине погасло и угли дотухали маленькими огоньками где-то в его глубине. Только потом она поняла, что прежний шум стих, что ночной ветер стал единственной мелодией, которую она сейчас слышит.

Мелисса потянулась, наслаждаясь тем, что хорошо поспала и что времени до утреннего подъема осталось, судя по всему, ещё очень много, и потому она может иметь все основания для надежды, что завтрашний учебный день будет как никогда ясный и нетягостный.

Живот больше не болел.

Умиротворение продолжало питать разум.

Мелисса приняла сидячую позу и быстро оглядела Гостиную.

Слишком убрано. Так, словно ничего и не было, словно это обычная будничная ночь, — подумала Мелисса. Неужто кто-то и впрямь решил убрать всё то безобразие? Собственными руками? Прямо перед сном? Да ну, не может быть.

Только поднявшись с кресла, Мелисса заметила, что за столом, в углу, кто-то сидит. Лишь сейчас она расслышала скрежет старого пера. Хотя даже сквозь завывание ночного ветра этот звук был очень отчетлив.

Мелисса присела на ручку кресла, с которого мгновением раньше поднялась. Она сложила руки на груди и скрестила ноги. И спросила у Фреда и Джорджа, которых узнала в неясном очертании теней:

— Кто успел здесь всё убрать? Неужели вы?

Близнецы сидели за столом тихо, задумчиво. Один из них — Мелисса почему-то догадалась, что это именно Фред — закинул длинные ноги на третью, явно лишнюю, табуретку. В тусклом освящении он выглядел предельно прозаично. И Мелисса, которая очень сильно цеплялась за появившуюся возможность рисовать, подумала, что на бумаге этот образ выглядел бы очень полноценно.

— Нет, это домовики так шустро управились, — произнес Фред, будто бы заранее ожидал её вопроса.

Джордж, который писал что-то на длинном пергаменте, остановился.

— Надо уже закруглять, — повернул он голову к брату.

— Может, написать, что мы будем ждать его ответа? Хотя нет... Надо что-то более угрожающее... — Фред устало потер лоб.

Они вновь замолчали.

Мелисса внезапно отметила, что те до сих пор оставались в дневной одежде, то бишь, они не ложились спать. Мелисса не могла этого сейчас понять. Сама она бесконечно сильно хотела подняться в спальню, задвинуть полог и лежать под одеялом вплоть до утреннего подъема, ни о чем и ни о ком не думая.

— Что вы здесь делаете так поздно? — без особой цели спросила Мелисса.

— Мы... Слушай, ты не знаешь случаем, законно ли обращаться к министерским служащим с явным оскорбительным подтекстом, а? Можно ли привлечь за это к ответственности? Думаю, ты должна разбираться в таких делах.

— Я ни о чем таком и понятия не имею, — ответила Мелисса, слегка удивленная.

— А жаль.

— Нам бы сейчас это пригодилось.

— Как пригодилось?

— Да так.

— Как?

Конечно, Мелисса сильно хотела спать, но ещё сильнее ей вдруг захотелось узнать, что за дела могут быть у близнецов Уизли ночью, в компании пера и пергамента. Чем они занимаются, кроме, конечно, своих безумных выходок?

После недолгого молчания Фред всё таки перестал отмахиваться.

— Помнишь Людо Бэгмена? Он комментировал Чемпионат мира по квиддичу. Так вот, мы тогда сделали ставку на тридцать семь галлеонов, восемь сиклей, два кната, что снитч поймает Крам, но по итогу всё равно выиграет Ирландия. Поставили все свои сбережения. А Бэгмен расплатился с нами леприконским золотом, которое часа два спустя уже испарилось из наших карманов.

— И теперь мы пишем к нему письма. Не очень-то хочется терять такие деньги. Всё-таки, мы ими не разбрасываемся.

Мелисса попыталась вспомнить всё то, что когда либо слышала о Бэгмене. И сделала вывод, что, да, это вполне в его стиле.

— И какое это по счету письмо? — кивнула она в сторону пергамента.

— Второе.

— Значит, от первого толку никакого не было?

— Вроде того.

— А может, он посчитал, что ваша ставка была нечестной? Может, такая предельная точность показалось ему подозрительной?

— Нет, всё намного проще: Бэгмен — жадный отморозок. В этом всё дело.

Мелисса немного задумалась. И хотя информация с трудом ложилась на сонные мысли, она сразу же поняла, что ничем не сможет им помочь. В таких делах она не разбирается. Да и не хочет сейчас лезть во всю эту сложную министерскую паутину.

Мелисса поднялась с подлокотника, и перо Джорджа вновь заскрипело.

— Нет, а всё-таки как вы умудрились сделать настолько точную ставку? — спросила Мелисса перед тем, как скрылась на лестнице, ведущей в девичьи спальни.

— Связные умозаключения, — ответил Джордж.

— И природное чутье, — хмыкнул Фред.

Мелиссу такой ответ вполне устроил. Она зевнула, уже поднимаясь по ступеням.

— Только не вздумай никому говорить про Бэгмена. Это информация очень строго засекречена. Для тебя мы сделали исключение, — донеслось из Гостиной.

Мелисса не ответила. Не потому, что не соглашалась, а потому, что уже слишком устала и связные утвердительные ответы упрямо не хотели приходить в голову.

По ночной темноте она добралась до своей постели, задернула полог и провалилась в сон, попутно успев немного поразмыслить над тем, что может означать это «исключение».

Насколько она помнит, их для неё делали только в том случае, когда чего-то хотели.

Но что это означает на этот раз?

Неужели очередную просьбу?