Глава 13. Поиск оправдания
Вечерняя усталость покрывала Замок. Побыстрее бы дойти до Большого зала, отужинать. Побыстрее бы зарыться под одеяло, в кровать с пологом.
Мелисса спешила, но не сильно.
Она вымоталась, но не настолько, чтобы валиться с ног. Мелисса скорее устала чисто морально.
Болтовня профессора Трелони заволокла голову какой-то дымкой, и движения стали плавными и немного растерянными. Мелисса не понимала, нравится ли ей этот предмет. Нравится ли туман, резкие лесные ароматы, драматичный голос профессора и толстые учебники с миллионами странных знаков?
Наверное, это не имело смысла. Нравится ей или нет — всё равно. Мелисса будет ходить на Прорицания, поскольку официального отказа в прошлом году не подавала, да и отец бы его не одобрил. Лишь бы не потакать её желаниям. Лишь бы сделать дочь терпеливой к чужой воле.
В том году она просто ушла с урока. Вслед за Грейнджер. Это так, глупость. Ничего значительного.
Сегодня, помимо Прорицания, были ещё Травология и Уход за магическими существами. И на одном из уроков Мелисса видела брата. А он её, видимо, нет. И хорошо — значит, он не заметил пропажи.
Наверное.
Мелисса не могла ручаться.
Но, выдавливая гной из бубонтюберов, она была уверенна в своей правоте.
И сейчас, вечером, её уверенность никуда не исчезла. Она словно бы даже удвоилась. Мелисса точно знала, что права, что имеет право брать у брата деньги. И даже голод никак не пошатнул этой позиции.
К тому же, Мелисса его с минуты на минуту утолит. Вот Большой зал, уже даже виден гриффиндорский стол... Но только она хотела проскользнуть в огромные двери, как услышала знакомый голос, что не дал ей ступить дальше:
— Мелисса, поди-ка сюда! — по-хозяйски позвал брат. Он отвел её за локоть в сторонку, чтобы их беседа осталась незамеченной.
Его блестящий взгляд предвещал что-то недружелюбное.
— Чего тебе? — вызывающе спросила Мелисса, не пряча глаз. — Я вообще-то голодная.
Он молча вытянул что-то из кармана мантии. Мелисса замерла окончательно. У него в руках лежала её розовая лента, которой домовиха заплела ей волосы перед Хогвартс-экспрессом. Мелисса и забыла про её пропажу. Ведь в чемодане было ещё много таких.
— Узнаешь? — деловито спросил брат, тоже разглядывая ленту в своих руках. – Я вот узнаю. — Мелисса молчала. — Она твоя. Ты обронила её в мой чемодан, когда выкрала оттуда шесть галлеонов. Паркинсон тебя видела.
— Неправда! — тихо зашипела Мелисса, пытаясь не привлекать внимания проходящих мимо учеников. Но, конечно, она знала, что всё сказанное — правда. Однако она до жути озадачена. Он рано или поздно должен был узнать, но всё же в глубине души Мелисса надеялась на его абсолютную безразличность.
— Правда. И ты знаешь об этом. — Драко убрал ленту обратно в карман. Сделал глубокий вдох. — Я скажу тебе прямо: ты — наглая сволочь. Как ты могла без спроса залезть в мои вещи?! Мне казалось, отец уже отучил тебя от этой дурной привычки. Видимо, он был с тобой слишком мягок.
Драко продолжал держать Мелиссу за локоть, и хватка его вдруг стала резче.
Мелиссу точно пробрало током. «Видимо, он был с тобой слишком мягок» — Драко не имеет права так говорить! Мелисса мигом вспомнила рождество, как этим летом посмела сесть в отцовское кресло и потом получила за это, получила за все свои глупости, она вспомнила про жжение в губе, про трость... И по спине явственно пробежал страх. Тихими, но тяжелыми шагами. Она хотела злиться, но не могла. Это была ненастоящая злость.
— Тебе бы тоже не помешало хорошее наказание, — так же тихо прошипела Мелисса.
— Я его пока не заслужил, в отличии от некоторых, — улыбнулся Драко.
Мелисса почувствовала, что на глазах выступают гневные слезы.
— Мне нужны были деньги. Их я могла взять только у тебя. Ты не имеешь права отчитывать меня, словно первокурсницу! Я взяла шесть галлеонов. Шесть. Это — мелочь! — быстрым шепотом продолжала Мелисса, пытаясь быть убедительной.
— До денег мне нет дела. Вся загвоздка в твоей наглости.
— Хватит!
— С каждым днем всё наглее, — шептал брат.
— Прекрати!
— Не успел ничего сказать, а ты уже ревешь.
Мелисса вырвала локоть из его хватки и покачнулась в сторону. Она не знала, почему плачет, но незаметные слезы длинным потоком продолжали течь по щекам. Ей совестно, но вместе с тем она ощущала и злость. Он её пугал. Она не понимала брата. И не хотела понимать.
— Уйди, — тихо проговорила она, смотря на Драко в упор. — Я не буду извиняться. Ты... Ты...
Драко, со смехом прыснув, скрылся в громоздких дверях. Наверняка пошел к своим дружкам, что сидели в Большом зале.
У Мелиссы пропало всё желание идти на ужин. Она не хотела сидеть за столом с заплаканным лицом. Не хочет пережевывать еду, а потом глотать и снова пережевывать... И думать.
Она так и стояла у стены. Школьный портфель болтался в руке. Мелисса прижала его к груди.
«Видимо, он был с тобой слишком мягок».
Как хорошо, что начался учебный год и она уехала из дома.
Но на каникулах она снова приедет туда. С нова. Снова и снова она будет возвращаться домой, по тем же ржавым рельсам и всё так же вслушиваясь в надоедливый стук колес. Будет делить купе с какими-нибудь второкурсниками, будет засыпать под их болтовню. А потом просыпаться, потревоженная последним гудком Хогвартс-экспресса. И так из раза в раз.
Вдруг Мелисса заметила ту самую девочку со светлыми косичками-червяками. Именно с ней она в этот раз делила купе. Почему-то Мелисса обратила на неё внимание. Хотя это было последнее, чем она хотела сейчас заниматься.
Пуффендуйка была одета так же, как тогда. Только сейчас поверх фиолетовой блузки была накинута мантия пуффендуя. Она шла в Большой зал в небольшой компании своих однокурсников. Её косички-червяки весело подпрыгивали. Она прошла мимо, даже не взглянув на Мелиссу. Ну конечно, с чего бы?
Теперь Мелисса точно знала, откуда эта девочка. Хотя ещё в поезде для себя решила, что это пуффендуйка. И отчего только?
Мелисса собралась с силами и снова направилась к дверям. Есть, всё-таки, хотелось. Но только она переступила через порог, как где-то сбоку, у слизеринского стола, прозвучал всё тот же знакомый голос:
— Уизли! Эй, Уизли! — раздался громогласный возглас Драко. Мелисса вновь остолбенела.
— Чего тебе? — с явным раздражением отозвался Рональд Уизли со стороны гриффиндорского стола.
— Твой отец попал в газету, Уизли! — Объявлял Драко, грациозно размахивая свежим номером Ежедневного пророка. По выражению его лица Мелисса сразу определила, что брат находится чуть ли не в агонии. В самодовольной агонии. Кто, как не он, может так красиво выпячивать собственное достоинство в присутствии одноклассников?
После летней статьи про очередной побег Сириуса Блэка Мелисса больше не читала газет. Никаких. Даже взгляд от них предпочитала отводить. А сейчас, в цепких руках брата, газетные листки выглядели ещё более устрашающими.
Пустой желудок заурчал, но никто не мог этого расслышать в общем шуме. Мелисса снова отошла к стене, чтобы Драко не мог её увидеть, и теснее прижала к груди школьный портфель.
-— Вот только послушай это: «ДАЛЬНЕЙШИЕ ПРОМАХИ МИНИСТЕРСТВА МАГИИ. Со стороны кажется, что неприятности для Министерства магии только начинаются, пишет специальный корреспондент Рита Скитер. Недавно жесткой критике подверглась безалаберная организация массовых мероприятий, если быть точнее — организация Чемпионата мира по квиддичу. Также претензиям повергалась упорная неспособность объяснить исчезновение одной из колдуний, которая является сотрудницей спортивного отдела. И вот вчера Министерство было втянуто в новый скандал — на сей раз благодаря выходкам Арнольда Уизли из комиссии по борьбе с незаконным использованием изобретений магглов». Прикинь, они даже имя его правильно написать не смогли, как будто он полное ничтожество, а, Уизли?
Мелисса ощущала, как все навострили уши. Она и сама довольно внимательно вслушивалась в эту самодовольную речь. Но всеобщая завороженность её, всё же, изрядно пугала. Неужто подобные речи всегда вызывают такой интерес? Или это просто индивидуальная способность Драко? Как бы то ни было, он продолжал.
Закончив цитировать статью из Пророка, которая обличала ужасную безответственность Артура Уизли, Драко — Мелисса могла в этом поклясться, хоть и не видела брата за тяжелыми дверьми — поднял на толпу однокурсников ликующий взгляд и раскрыл губы в тонкой улыбке:
— Тут даже фотография есть, Уизли! Твои родители стоят на фоне вашего дома... Если это можно назвать домом, конечно. Твоей мамаше не помешало бы сбросить вес, не думал об этом?
— Знаешь ли что, Малфой!? — чуть ли не взревел Рональд Уизли. — Знаешь что, иди ты...
— Пошли, Рон... — сказал Гарри Поттер.
— Ах да, ты же был у них этим летом, Поттер? Скажи-ка, его мамаша и впрямь такая жирная или только на фотографии?
— А твоя мамаша, Малфой? — огрызнулся Поттер. — Такое впечатление, словно она только что унюхала кучу дерьма у себя под носом — скажи, у неё всегда такой вид или это из-за того, что ты был рядом?
— Не смей трогать мою мать, Поттер!
— Тогда заткни свою грязную пасть!
БАХ!
Мелисса и опомнится не успела. Несколько человек вскрикнули. И вдруг по вестибюлю пронесся рев:
— Ну уж нет, парень!
Мелисса оглянулась на хриплый голос. По мраморной лестнице, хромая, спускался Аластор Грюм, профессор ЗОТИ. У Мелиссы холодок прошел по спине, как и у всей толпы, наверное, что окружала Драко в этот момент.
Профессор Грюм грубо вышагивал по полу, направив свою палочку на кого-то, кого Мелисса не видела. Она выглянула из-за двери, всё так же крепко прижимая к себе школьный портфель. Но только Мелисса разглядела, что происходит, он тут же выпал у неё из рук.
В холле повисла гробовая тишина.
Мелисса рассматривала белого хорька, что в легком беспамятстве лежал на мощенном плитами полу. Именно на том месте, где, как ей казалось, должен был стоять брат.
— Он тебя задел? — прорычал Грюм.
— Нет. Промазал, — ответил Поттер.
«Промазал»... Кто промазал?
Мелисса потянулась поднять портфель. Сверху так и продолжали звучать перемешанные голоса учеников, что жужжанием отдавались в ушах. Держа в руках истертый портфель, Мелисса подняла взгляд. Сквозь голоса проступил резкий писк, что издавал лежащий на полу хорек. Он рванул по направлению к слизеринским подземельям. И тут то Мелисса поняла...
Взрыв хохота замаячил где-то в горле. Глупо. Очень глупо. Но так весело!
Хорек, по повелению волшебной палочки профессора, взлетел вверх, потом шлепнулся на пол и вновь полетел к потолку.
— Мне не нравятся люди, что нападают на противника со спины, — прогрохотал Грюм. Хорек взлетал всё выше и выше. — Гадкий, трусливый, подлый поступок...
Мелисса тихо рассмеялась. Веселился ли в Зале кто-нибудь ещё, она не знала. Она и не хотела знать. Было такое чувство, будто всё это представление разыграно исключительно для неё одной. Как только профессор смог подобрать такой восхитительно идеальный момент?
— Профессор Грюм! — вдруг прозвучал возмущенный голос.
По мраморной лестнице спускалась профессор МакГонагалл с огромной стопкой книг в руках. Её стальной и уверенный взгляд прибавил веселью Мелиссы ещё большего удовольствия.
— Что... что вы тут делаете? — чуть потеряно произнесла Минерва МакГонагалл, заметившая летающего белого хорька.
— Учу, — ответил Грюм.
— Учи... Грюм, это что, студент? — голос её стал ещё тверже.
— Ну да.
Дальше Мелисса уже не слушала. Она убежала. Таким путем, конечно, не очень удобно добираться до Гостиной, но, всё же, это возможно. Да, за все четыре года Мелисса хорошо освоилась в школе. Хотя предпочитает думать обратное.
Здесь, в пустом коридоре, витала тишина. Все сейчас находились в Большом зале. Отзвук Мелиссенных шагов, казалось, остался последним признаком жизни в этом огромном Замке. Только в такие минуты можно в полной мере почувствовать всё величие Хогвартса.
Всё так же прижимая портфель к груди, Мелисса глубоко дышала.
Она и не думала, что подобное издевательство над братом может доставить ей такое отменное удовольствие. В этом наслаждении, конечно, слишком много чего-то греховного, но от этого удовольствие лишь возрастает.
Мелисса улыбается.
Да, Грюм подобрал идеальный момент — именно тогда, когда Мелисса была рядом и всё видела. Момент, когда Мелисса была расстроена и разочарована в брате.
Может, Аластор Грюм не такой уж гадкий и страшный, как её показалось?..
Вдруг Мелисса застыла.
Конечно...
Как же раньше она не поняла?
Мелисса вдруг догадалась, что всё это значит. Из-за чего Аластор Грюм так взъелся на Драко? Неужто из-за пылкой любви к Поттеру? Нет, он так не расположен к Драко потому, что уже обо всем знает. Знает, что именно произошло на том Матче по квиддичу.
Внезапно две эти ниточки — матч и Грюм — сплелись у Мелиссы в голове в единый толстый комок. Да, все её подозрения были не пусты. Если профессор может напасть на Драко, значит, может и на неё, Мелиссу. Так просто она не сможет от этого отделаться.
Похоже на бред помешанного. Просто Мелисса слишком сильно переживает, потому и видит всюду сплошные обоснования своего страха. Глупая паранойя. Детское ребячество. Школьные фантазии.
Однако Мелиссе всё равно было страшно.
Но она же ни в чем не виновата! Ей даже не нужно искать оправдания, ведь оправдывать, в общем-то, нечего. Или есть?
Мелисса зашагала дальше.
Она и забыла уже, куда идет. Но путь она помнила. Почти наизусть.
Ко всему прочему Мелисса понимала, что отстает по учебе. И осознавать эту проблему было очень странно. Было бы легче, если бы она не понимала.
Плотно с этим ещё и связан этот чертов Турнир. Он мешает думать. Отвлекает. Загоняет в лабиринт фантазий, который, стоит только в него ступить, окутывает с головой.
Мелисса не подходит по возрасту, но она всё равно может поучаствовать в Турнире каким-нибудь косвенным образом, — смотреть со стороны, хотя бы... Такое красивое, старое и грандиозное событие... В школу приедут ученики из других стран, коридоры будут кишеть журналистами, будет бал, будут испытания, будет кубок, будет веселье. Не этого ли Мелисса хотела?
Образы, всплывавшие летом в голове при мысли о школе, были поистине скучны, но сейчас всё поменялось. Что-то щелкнуло в голове, отчего Мелисса теперь не может толком сосредоточиться на чем-то ином. Она уже давно думает о том — хотя, скорее, не думает, а просто замечает за собой подобную мелочь — думает о том, что только праздники, шоу и турниры могут разбавить её скучную реальность. Мелиссе нужна встряска. Нужно веселье. Необходим риск. Постоянная новизна. И недавно она осознала это. Поняла случайно, вскользь, даже не обратив на это внимания, но тут же признав, что это правда.
Но в данный момент это крайне неудобно — ей нужно заниматься учебой. Как и в прошлом году нужно было. И в позапрошлом уж тем более. Но она всегда находит, на что отвлечься. В прошлом году это был загадочный Сириус Блэк, о котором непрерывно писали в газетах, это была нелепая борьба за внимание гриффиндорцев, чье мнение Мелиссу почему-то очень сильно волновало; в позапрошлом учебной году это было загадочное происшествие с Тайной комнатой, всеобщие насмешки над профессором Локонсом, выбор новых дополнительный предметов на следующий год...
А сейчас Турнир трёх волшебников.
И Мелиссе не очень-то и хочется погружаться в переплетение забот, параграфов и бесконечного списка литературы. Ей нравится лениться. Ей нравится осознавать, что это неправильно.
Но с другой стороны Мелисса чувствует себя какой-то уязвленной от того, что её знания в области заклинаний не так велики... Это вводит её в какую-то беззащитность. И это не иллюзия. Не следствие того, что мысли наслаиваются друг на друга, словно пряжа в клубке. Мелиссе страшно от того, что собственная палочка начинает будто отвергать её. Это переплетение волнистых веточек, штука, которая всегда была на стороне своей хозяйки, стала проявлять сопротивление, направлять всю вкладываемую Мелиссой энергию куда-то в сторону.
Мелиссе казалось, будто за полгода её и без того немногие навыки расплылись в пространстве окончательно. Вся жажда — жажда знать и применять эти знания — улетучилась из резвых ладоней, стала недосягаемым призраком.
Это глупо и бессмысленно.
До безумия бессмысленно. Как и всё остальное, что существует в рамках этого крохотного мира.
В голове снова всплывают фантазии о Турнире. И ещё одна составляющая этого образа — та часть, что делает из всего этого цельную картину — Фред и Джордж Уизли. Мелисса знает, что те заинтересованы в участии в Турнире — об этом сложно не догадаться. Она была бы не прочь поучаствовать в этом великолепном событии именно через них. И она знает, что они не откажут.
Они дали ей выиграть у себя в карты, так почему же они не позволять этой девчонке вклиниться и в этот, довольно, к слову, импульсивный, план?
Они не будут возражать. А вот брат будет. Ну конечно. Это уже так естественно.
Всё, сказанное им, сложилось в одно жесткое пятно в памяти, которое проникало во все сферы деятельности и заставляло проявлять сомнения к окружающим, думать, что все они одинаковы. Думать, что сама она слишком слаба и глупа, чтобы дружить с кем-то. И стереть это пятно могло лишь опровержение всех этих утверждений. Нет, не опровержение... Перекрытие старых утверждений новыми. Раньше он называл её слабой и глупой, а теперь будет говорить, что та в край обнаглела и ведет себя слишком самоуверенно. Будет называть её предательницей. Будет поучать, ругаться... Но он не отец. Драко — всего лишь мальчик. Поэтому Мелисса будет перечить ему в ответ. Перечить с большей силой, с большей настойчивостью. И жесткое пятно в её голове сотрется. Она сможет ощутить себя цельной.
Предательница.
О, как же ей этого хотелось!
Но фамилия «Малфой» всё равно останется при ней. Ни одно новое утверждение в её счет не перебьет этого. Мелисса будет зависима от брата, как бы тот не раздражался.
И Мелисса понимала, что её начала угнетать подобная перспектива.
* * *
Нудный вечер растягивался всё больше, превращаясь в бесконечную катушку ниток, которую никто не может поймать. И она всё катится, катится, катится...
Мелисса лежала в своем любимом кресле, которое, на удивление, оказалось свободным. Она перекинула коленки через подлокотник, а на другой подлокотник положила голову. Всё как обычно.
Камин мерно потрескивал, хотя сейчас была только вторая половина сентября. Но ветер, несмотря на раннюю дату, уже успел разбушеваться и покрыть весь Замок плотным слоем инея и опавших листьев.
Далеко не тихое спокойствие, царившее в переполненной Гостиной, смешивалось с теплом истлевших поленьев, и Мелисса таяла.
Она твердо решила: да, ей следует подлизаться к близнецам Уизли. Никто так не заинтересован в Турнире, как они. И как сама Мелисса, наверное.
Но в тот же момент, как она это решила, перед ней образовалась едва заметная стена из легкого смущения, — весьма, к слову, несвойственной для неё вещи. Мелисса подобного не испытывает. Она редко чувствует неуверенность в собственной настырности. Где угодно, но только не в настырности и настойчивости она будет сомневаться. И это странное чувство ещё больше смущало её, отчего она и разлеглась на своем любимом кресле.
Нет, право, всё происходящее и впрямь кажется ей слишком бессмысленным. Это бессмысленность не удручающая, нет. Она, напротив, лишь добавляет озорства, развязывает Мелиссе руки.
Да, руки развязаны, однако что же с ними делать? Куда деть, куда спрятать?
Камин потрескивал мерно, даже немного медленно. Мелисса вспоминала, как год назад доставала из него уголь, чтобы порисовать. Потом, в Хогсмиде, она всё-таки купила себе художественные принадлежности. Но летом их у неё забрали. Теперь же у Мелиссы вновь появились лишние деньги для того, чтобы купить себе карандаши, краски или ещё что-нибудь. Как быстро и неравномерно всё меняется.
Да, руки развязаны, но зачем они ей, если она даже не помнит, как держать в них карандаш?
За лето Мелисса совсем отчаялась. Она даже бумаги толком не видела воочию, чего уж там... Она не помнит, какого это — выводить линии, замечать детали, придумывать... погружаться в картину, в набросок...
Мелисса продолжала смотреть на тонкие узоры огня, шипевшего в обрамлении грубых кирпичей камина, и пыталась понять, как усмирить своё глупое смущение, своё нежелание навязываться.
Но мысли не приходили к какому-то итогу. Всё крутились по кругу, словно ветер.
— Товар уже есть в наличии, — на грубых певучих нотках пронеслось где-то за спинкой кресла.
Мелисса вздрогнула и приподнялась.
— Что? — чуть сонно спросила она.
— У нас появились сигареты.
У них появились сигареты...
Мысль тонкой нитью быстро проскользнула в голову, пока Мелисса пыталась сосредоточить взгляд на двух ярких лицах с синими глазами, которые предстали перед ней во всей своей неожиданности. Лица те обзавелись завидным количеством веснушек, которые Мелисса смогла разглядеть только сейчас.
Она отвела в сторону свои бледно-серые глаза, явственно ощущая контраст между насыщенностью этих веснушек и своего неявственного взора. Продолжая чуть приподниматься на локтях, она снова взглянула на камин.
— Ты слышала?
— Ты можешь купить, что хотела.
Случайность сама угодила Мелиссе в руки. Теперь ей не нужно искать предлогов для проявления своей настырности.
— Да, — только и сказала она, — я сейчас принесу деньги. — Мелисса стремительно сползла с кресла и быстрым, легким шагом направилась в сторону девичьих спален. — Секунду, — на всякий случай выкрикнула она через плечо, не уверенная, что те услышали её в переполненной Гостиной.
Надо бы ещё на краски оставить, — пронеслось у Мелиссы в голове, пока она впопыхах перебирала содержимое чемодана.
Она взяла один галлеон.
Теперь в мешочке оставалось пять золотых монет.
Мелисса пробежала по ступенькам и вновь вынырнула в громкую, наполненную и по вечернему оживленную Гостиную.
Она и думать забыла, что держит сейчас в руках деньги, которые украла у брата. Хотя последние недели это терзало её довольно часто и сильно. Но в данное мгновение она уже окончательно решила, что не будет слушать Драко, не будет потакать приличию. И потому даже не постаралась вспомнить, откуда эти монеты появились у неё.
Мелисса возвращается к близнецам Уизли.
— Ну, этого должно хватить на три пачки, — сказал Фред, принимая монету из рук Мелиссы. — Подбросим сверху ещё одну, а, Джордж?
— А как же.
Мелисса поправила распушенные волосы, чуть улыбаясь. Теперь её точно ни в чем нельзя было упрекнуть. Уизли сами виноваты, что дают Мелиссе излишний простор для общительности.
Школьники сбились в теплую Гостиную, словно бесформенная вода, которая потакает каждому движению извне. Ветреная погода смела всех в это скромное место. И теперь красные гриффиндорские оттенки тонули в столпотворении школьников-капель. Тонула и Мелисса. Но тонула она именно в обществе конкретных людей, не во всей этой толпы.
Но приятно ли это было?
Имеет ли Мелисса право чувствовать себя хорошо в компании этих конкретных гриффиндорцев?
Может ли она позволить себе маленькую слабость в виде улыбки, стеснения в сердце?
Конечно нет. Они сами не захотят принимать подобные дары от этой глупой девочки. Зачем им это?
Для близнецов Уизли это лишь ещё очередной способ развлечься.
Мелисса понимает, что глупо кормить себя иллюзиями, но она всё равно продолжает покорно, ложка за ложкой, употреблять их, словно пищу, без которой она не проживет и дня.
В прошлом году она носилась за троицей, немножко даже за Симусом. Ведь ей так отчетливо казалось, что они могут иметь на её счет какие-то неправильные воззрения.
Теперь эти, близнецы.
Какой предлог ты теперь выбрала, Мелисса Малфой? Ах да, Турнир трех волшебников.
Снова переплетения этой странной лестницы. Мелисса уже была тут когда-то. Она даже помнит точную дату — первое ноября прошлого года. В тот день — а точнее в ту ночь, с тридцать первого октября на первое ноября — Сириус Блэк пробрался в Гостиную, к Поттеру. Все гриффиндорцы не спали тогда, сидели в Гостиной. Мелисса лежала на кресле, Уизли и Джордан играли в карты. И вот тогда-то Мелисса, в белой ночной сорочке и со смутным триумфом от выигрыша в голове, первый раз очутилась на этой длинной и вязкой лестнице, которая послушно открывала дорогу к спальням гриффиндорских мальчиков.
И сейчас тоже нечто подобное витает у неё в сердце. Да, она чувствует легкую эйфорию от того, что судьба сама упала ей в руки, что удача наконец-то встала на её сторону.
На лестнице всё так же прохладно, она всё так же обдуваема порывами ветра, которые доносятся из спальни близнецов Уизли, из комнатки, которая расположена чуть выше остальных, обычных спален.
Мелисса живо вообразила себе, как та комнатка, наверное, выглядит теперь. Она по-прежнему завалена мятыми школьными рубашками, парой новых брюк, купленных в магазине поношенной одежды, там так же много ненужных вещей, много пыли, много безалаберности и ленивого наслаждения. Да, именно так Мелисса и запомнила это место. Но Мелисса запомнила его. Ей даже было приятно иногда вспоминать о нём, проникаться той беспечностью, которая там царит. Глупые воспоминания были ей не в тягость. Ей симпатизировал тот беспорядок, который она сумела когда-то запечатлеть. Возможно, она бы тоже так хотела — хотела бы и себе подобной беззаботности.
Один галлеон она уже потратила, — это значит, что назад пути нет. Это словно сделка. Что-то наряду с теми манипуляциями, которые летом проводил с ней отец, чтобы усмирить внезапно проснувшиеся в дочери сопротивление. Но только сейчас Мелисса проделывала это самостоятельно — чтобы убедить себя, что имеет право.
И это работало.
Она поверила в свою самостоятельность, стоило только монетке исчезнуть в длинных пальцах Фреда Уизли.
Мелисса содрогнулась в тот миг, когда невесомая дверь заскрипела и на лестницу вылился аромат свежей осени.
Уизли мигом зашли в своё убранство, и Мелисса смогла наконец увидеть, как то обставлено:
В очертания мятых рубашек внеслась какая-то ясность; бумажки были ровно разложены на столиках у распахнутого окна; три готовых письма дожидались своей отправки на одной из тумбочек; повседневные вещи валялись по комнате в неком нервном хаосе. Мелисса сразу же поняла, что Уизли всерьез занялись каким-то делом. Каждый понял бы. В черном вечернем освящении, под тенью холодных сумерек, эта комната открылась для Мелиссы в новом свете. В тот раз Мелисса видела её слишком бегло.
Она улыбнулась, открывая довольный оскал ровных зубов. Тонкие бледные губы в точности выражали удовлетворённость, ещё больший триумф, настигший её.
— Наша скромное убранство, конечно, не место для леди, но... — поставив не многозначительную паузу, сказал кто-то из близнецов. Они не могли видеть радости, озарившей их покупательницу, поскольку та стояла к ним спиной — сначала Мелисса прикрыла за собой дверь, а после начала с небрежным интересом рассматривать стену с одним единственным плакатом — изображением маггловской рекламы дешевого пива: «Папа не бухает, папа отдыхает! По выходным скидка 20%. В "Баварии" есть всё необходимое для хорошего отдыха.»
Мелисса пропустила едкую реплику мимо ушей. Где-то за спиной заскрипели затворяемые ставни. Конечно, близнецы уже знали, что накануне вечером Драко, брата их покупательницы, превратили в хорька. И не абы кто превратил, а сам Грозный глаз Грюм! Они прощупывали почву, пытались понять, что Мелисса из себя представляет. Конечно, это должно вызывать интерес — Малфой на гриффиндоре. Своего рода диковинка.
— А где вы его достали? — вдруг спрашивает Мелисса, всё так же поглядывая на забавный плакат. Она слышала, как за спиной хрустят и шуршат коробки — а это значит, что скоро её выпроводят отсюда. Ей хотелось продлить время. Спросить про Турнир, про Кубок огня, про очень-очень многое... Ведь Мелисса и не сомневалась, что они всё обо всём знают. И она была уверенна, что их ответы, с какой бы насмешкой те не были бы произнесены, правильны и правдивы.
— У отца в гараже. Он любит всякие маггловские штучки — как никак, начальник Сектора по борьбе с незаконным использованием изобретений магглов, — доносится до Мелиссы.
— И эта штука несет какую-то научную ценность? — уточняет она, чуть поёжившись от едкости холодного воздуха.
— Естественно.
— И как-же эту научную ценность из неё извлечь?
— Посмотреть под углом, под которым смотрит на неё наш отец.
Мелисса почувствовала, что голос приближается. Но сама оборачиваться не стала.
Даже интересно стало, под каким углом смотрит на этот плакат Мистер Уизли.
А ведь отец когда-то настолько сильно с ним повздорил, что они устроили драку... Во «Флориш и Блоттс»... Мелисса тогда сидела дома, но Драко в красках обо всем рассказал... Как-же у отца тогда кровоточила губа...
Мелисса осознала, что чувствует по отношению к этому глупому воспоминанию о ранении отца какое-то садистское удовольствие. Ей было приятно, что он тоже иногда испытывает боль, что порой он не так уж и всемогущ... Но в тоже время это значит ещё и то, что он желает своей дочери такого же, такой же боли... Он знает, какого это, и хочет, чтобы Мелисса это чувствовала. Хотя он знает, насколько это неприятно.
Эти внезапные мысли заставили Мелиссу поежится вновь. И на этот раз она точно знала, что дело далеко не в прохладном воздухе.
Что-то кольнуло её жалость, её потаённое сострадание к себе.
«Видимо, он был с тобой слишком мягок».
— Вот и ваша покупка, Миледи, — произносит Фред, протягивая Мелиссе четыре свеженьких пачки сигарет. Его голос насмешлив.
Мелисса оборачивается наконец. Она молча берет свою покупку и чуть шагает по направлению к двери. Но вовремя вспоминает, чего хотела, останавливается и вновь глядит на облепленные веснушками подзагорелые лица.
— Я вот что хотела спросить, — начала она, — вы будете бросать свои имена в кубок?
— Есть такая вероятность, — деловито заметил Джордж, что уже развалился на кровати с закрытыми глазами.
— Скажем, есть у нас на этот счет мысли, — поддакнул Фред. — Но, увы, мы не подходим по возрасту, — до семнадцатилетия нам ещё полгода. Поэтому...
— Понятно, — бесформенно отозвалась Мелисса.
Мысль ухнула вниз, упала на пустой желудок, обволокла его и выкрутила наизнанку.
Неужели на этот раз, именно в тот момент, когда к ним пришла Мелисса, они не смогли выдумать что-нибудь интересное?
— А что? — отзывается Уизли на её резкий шепот.
— Да так, я рассчитывала, что вы сможете и моё имя кинуть в Кубок.
Мелисса уже держится за дверную ручку. Она абсолютно уверенна, что эти слова не вызвали у близнецов и капли удивления, — за последнею неделю к ним с подобной просьбой обращалась уже добрая половина всего факультета, если не больше.
— Но, раз такое дело, — очень искусно скрывая своё разочарование, добавила Мелисса. Она открывает дверь.
— Нет, ну почему-же, — произносится как бы между делом, — вся наша проблема заключается исключительно в добыче ингредиентов из хранилища Снегга. А так, — многозначительная пауза, — мы всё уже решили. — Не дав Мелиссе и слова вымолвить, Фред продолжал: — В вопросе ингредиентов нам, без посторонней помощи, ничего не светит. К тому же, в такой ситуации нужно иметь пару слизеринских знакомых, которые смогут отмазать тебя в случаи провала, а мы такими, ясное дело, не располагаем.
Мелисса в легком замешательстве.
— Но такими располагаешь ты, — произносит Джордж, и в Мелиссеной голове всё встает на свои места.
— То есть? — спрашивает она, надеясь, всё-таки, на более точный ответ.
— Мы бросим твоё имя в Кубок огня, если ты добудешь все необходимые ингредиенты для зелья, которое мы будем использовать. Тебе всё равно ничего за это не будет, а нам портить свою репутацию больше не стоит — матушка и без этого очень злится на нас.
Мелисса разглядывала дверную ручку. Ей казалось, будто бы она буквально физически чувствует эту ровную и до безумия правильную улыбку на лице Фреда. Она оборачивается.
— Да, — роняет она. — Да, я согласна.
— Отлично. Чуть позже мы дадим тебе список ингредиентов, — доносится в ответ.
Мелисса сбегает по узкой лестнице. Спутанные белые волосы чуть подпрыгивают в так её шагам.
«Тебе всё равно ничего за это не будет».
Как же они ошибаются на этот счет.
Но у Мелиссы всё равно колотится сердце от радости. Или, может, от быстроты шага? Но, право, это одно и тоже.
Даже если она попадется, даже если об этом донесут отцу, даже если потом её исключат и переведут на домашнее обучение... Даже так она не откажется.
Риск. Вот чего ей так не хватало.
Поэтому Мелисса согласилась, пускай ученики из других школ ещё не приехали и кубок огня ещё не выставили в Большом зале, украсть ингредиенты из хранилища Снегга.
* * *
Перед уроком Грозного глаза поднялся настоящий ажиотаж. Гриффиндорцы спешили прийти заранее, занять лучшие места. Первый урок, как-никак.
Мелисса пришла позже всех. Её мучили сомнения, мучило то, что подобные чувства придется терпеть весь учебный год, каждую неделю.
Мелисса зашла в кабинет ЗОТИ самая последняя, чуть ли не опоздав. Она попыталась прошмыгнуть за парту незаметно, но несколько ближайших учеников всё равно оглянулись. Но Мелиссу смогло успокоить то, что она сидит на последнем ряду — за другими учениками её почти не видно с учительского места.
Она прижимала к груди портфель, совсем забыв вытащить оттуда новёхонький учебник «Темные искусства. Руководство по самозащите». Мелисса даже не пыталась вспомнить хоть долю всех тех заклинаний, что они изучали на третьем курсе. Хотя она обещала себе подумать над этим. Но сейчас все учебные планы испарились из головы, расплавились под жгучим пониманием того, что скоро эта странная тишина нарушится и появится профессор Грюм.
Тут же из коридора донеслись его клацающие шаги. Мелисса даже не вздрогнула. Этот медленный так заставлял её каменеть, навострять уши и глядеть куда-нибудь в сторону, пряча взгляд. Но уж точно не дрожать.
Дверь со скрипом открылась.
— Можете убрать их, — хрипло прорычал профессор, хромая к своему столу. — Эти книги. Они вам не понадобятся.
Мелисса покрепче сжала свой портфель.
Грозный глаз вытащил журнал, тряхнул густыми и растрёпанными волосами, открывая на обозрение своё рассечённое шрамами лиц и стал называть имена. Началось самое сложное. Очередь добиралась до Мелиссы, словно рыба плывет по течению, надеясь отыскать заветный крючок с жирным бултыхающимся червяком.
— Малфой, Мелисса, — прохрипело наконец.
А брата на этом уроке нет. Некому разделить с ней эту фамилию.
У Мелиссы ком застыл в горле. Плотно. Сильно. Жгуче. Она готова была получить низкий бал за пропуск, лишь бы не выдавать своего присутствия.
— Здесь, — выговорила Мелисса.
Магический глаз повернулся в её направлении. Казалось, он мог в мельчайших деталях разглядеть ученицу даже несмотря на то, что сидела она в последнем ряду. Ярко-голубой глаз мельком взглянул на неё, и снова вернулся к списку.
— Хорошо, — сказал профессор, когда закончил проверять присутствующих учеников. — Профессор Люпин сообщил мне о вашем прогрессе — боггарты, красные колпаки, болотные фонарники, гриндилоу, ползучие водяные, оборотни... Я правильно понял? — Класс согласно загудел. — Но вы отстали — и очень отстали — в отношении заклятий. Поэтому я здесь для того, чтобы подтянуть вас в области того, что сами волшебники могут причинить друг другу. У меня есть год, чтобы научить вас, как разбираться с Темными...
— А разве вы не останетесь? — внезапно выскочил Уизли.
Мелисса глядела в окно, которое оказалось прямо у неё под носом. Голубое утреннее небо слепило глаза, делало этот урок ещё более неясным. Мелиссе было глубоко наплевать, какие у Грюма могут быть планы. Только бы урок поскорее завершился. Только бы всё прошло скучно, нудно, зауныло, — без резкостей и неожиданностей.
— Ты будешь сын Артура Уизли, да? — сказал Грюм. — Твой отец пару дней назад выручил меня из очень плотного капкана... Да, я пробуду здесь ровно год... окажу любезность Дамблдору... Один год, — и назад, в мою тихую обитель.
Он засмеялся. Грубо, громко, откровенно. Отчего Мелиссе стало не по себе ещё больше.
— И так, прямо к делу. Заклятья.
У Мелиссы поплыли мозги. Она боялась, что может не выдержать и уйти с урока. А этого допустить никак нельзя. Она должна показать свою выдержку, показаться сильной и, может, даже умной. Но последнее не столь важно. Главное, чтобы Грюм не мог к ней придраться.
Она смотрела в окно неподвижным взглядом, сложила руки на парте и делала вид, будто слушает. Хотя на деле вслушиваться даже не планировала. Её пугало, что именно она может услышать. Интонация профессора подсказывала ей это. И плевать, что нужно знать врага. Нет. Только не сейчас.
Грюм сделал замечание Лаванде Браун. Несомненно, его магический глаз способен видеть через дерево так же, как он видел через затылок.
— Итак... Кто-нибудь из вас знает, какие заклятия наиболее тяжело караются волшебным законодательством?
После некоторого молчания, всё время которого Мелисса продолжала глядеть на ясное голубое небо, раздался неуверенный голос Рональда Уизли:
— Ну, отец рассказывал мне об одном... оно называется Империус, что ли? Как-то так.
— О да, — с чувством произнес профессор, — Империус... В своё время оно доставило Министерству очень много неудобств. Не сомневаюсь, твой отец хорошо знаком с ним.
Грюм поднялся на ноги. Его деревянная нога скрипела, точно ставни у Мелиссы в комнате. Зашуршал выдвижной ящик стола. Мелисса, нервно вбирая воздух, взглянула на профессора. На то, что именно он достал.
Её глазам предстала стеклянная банка, внутри которой перебирали своими лапками три жирных черных паука. Им явно было тесно, отчего их тела словно бы наслаивались друг на друга, превращаясь в одно большое живое пятно.
Грюм поймал одного и посадил себе на ладонь таким образом, чтобы весь класс мог как следует разглядеть эту неуклюжую тварь, а затем направил на него свою изогнутую палочку и, блеснув тусклым живым глазом, произнес:
— Империо!
Паук спрыгнул, повис вверх головой на тонкой шелковой нити, раздвинув свои лапки в разные стороны. Потом резво перегрыз нить, сделал сальто, приземлился на стол и закружился в пируэте.
Все смеялись — все, кроме профессора.
Мелисса тоже молчала, напряженно сжав и без того тонкие губы.
— Считаете это забавным, верно? — прорычал Грюм. — А понравится ли вам, если то же самое я сделаю с вами?
Нет, не понравится.
Мелисса точно знала, что придет от такой перспективы в ужас.
Смех утих.
Мелисса сжимала губы настолько сильно, что от этой неподвижности даже скулы на её щеках стали выступать раза в три четче.
— Полная управляемость, — тихо продолжал Грюм, пока его палочка накренилась ещё сильнее, заставляя паука сжаться в комок и перекатываться по столу, точно игрушку. — Я могу заставить его выскочить из окна, утопиться, запрыгнуть в горло кому-нибудь из вас...
Грозный глаз, не церемонясь и не утаивая деталей, составил в головах учеников портрет того, что именно происходило по воле этого заклятья в былые времена. Мелисса не была исключением. Она так же отчетливо, как и все остальные, увидела всё, что надо было увидеть. Её план с абсолютным игнорированием урока провалился.
Внезапно Грюм остановился.
Паук неподвижно взмылься в воздух.
— Что же ещё можно с ним сделать? — спросил он грубым шепотом. В классе стояла тишина. — Неужели ни у кого нет идей?
Паук висел в воздухе.
Ученики молчали.
Солнце грело.
— Ладно, — сказал Грюм, опуская паука в банку, — идем дальше... Кто ещё знает что-нибудь? Другие запрещенные заклятья?
Ответ вертелся у Мелиссы на языке. Она хотела проявить себя, показать свои знания хоть где-то, но прекрасно осознавала, что нашла для этого не самое подходящее место.
Ей казалось, что, сказав название запрещенного заклинания, она начнет выглядеть в глазах окружающий как настоящий садист. Человек, который не понаслышке знает, почему эти заклинания запрещены. Ей казалось, что все мигом вспомнят самые потаенные кусочки её биографии, вспомнят, какие слухи ходили об её отце. Слухи, которые имели место быть не только в школе, но и в Министерстве.
И Мелисса молчала.
Она чувствовала, как солнце в вышине греет тонкие пальцы её рук, как потеют ноги под юбкой. Но ведь всего несколько дней назад было так холодно! Что же такое? Неужели Мелисса настолько сильно переживает?
Возьми себя в руки, дурочка, — говорит она себе сквозь силу.
В воздух взвелись руки. У Мелиссы размывался взгляд, и она так и не увидела, кто их поднял.
— Да? — произнес Грюм, и его магический глаз уставился на вызвавшегося ученика.
— Есть такое... заклятье... Круциатус, — произнес кто-то тихо. Мелисса не помнила этого голоса.
— Тебя зовут Долгопупс? — спросил профессор, опуская взгляд на список в журнале.
— Да, сэр...
Грозный глаз повернулся к классу и вынул из стеклянной банки второго паука. Водрузив напуганное существо к себе на ладонь, он забормотал:
— Заклятие Круциатус... Надо бы чуть побольше, чтобы вы уловили его суть.
Он нацелил палочку на паука и скомандовал:
— Энгоргио!
Паук вырос в размере раза в четыре. Огромное черное пятно было перемещено профессором на стол, чтобы эффект от происходящего был похож на цирковое представление. На несмешное цирковое представление.
У Мелиссы появилось нехорошее предчувствие. Голова закружилась.
— Круцио!
Паук сжался, перевернулся на спину, зашипел настолько сильно, насколько ему позволяли его хрупкие голосовые связки, если таковые вообще у него были. По Мелиссе пробежали мурашки. Дрожью покрылось всё тело. Грюм не убирал палочки. Паук задергался ещё сильнее. Было ощущение, будто он буквально ломается, разваливается изнутри. Осеннее солнце слепило Мелиссе глаза.
— Прекратите! — воскликнула Грейнджер с первых парт. Вот её голос Мелисса помнит.
Грюм резко убрал палочку.
Паук устало развалился по столу, продолжая дергать лапками, словно избавляясь от остатков боли.
— Редуцио. — Паук уменьшился до нормальных размеров.
Грюм посадил его обратно в банку.
— Боль, — сказал он тихо. — Вам не нужно тисков для пальцев или ножей, чтобы пытать кого-нибудь, если вы можете применить заклятие Круциатус... Оно тоже когда-то было очень популярно. Так.. Кто знает еще что-нибудь?
Мелисса внезапно ощутила, как в горле начинает мутить. Нет, она не хочет, чтобы урок продолжался. Ей хватило сполна. Ещё немного, и она сойдет с ума под этим ярким солнцем и зябкими заклинаниями, что витали в воздухе.
— Ну, — посмотрел Грюм на Грейнджер, которая подняла дрожащею руку.
— Авада Кедавра, — прошептала она.
— Ага, — чуть заметная улыбка скривила неровный рот Грюма. — Да, последнее и самое худшее... Авада Кедавра... Заклятие Смерти.
Он опять запустил руку в банку и третий паук, несколько сопротивлявшийся своей участи, тоже был сцеплен меж грубых пальцев Грюма. Профессор посадил его на стол. Паук бросился наутек. Грюм поднял палочку — мгновение — и:
— Авада Кедавра!
Полыхнула слепящая вспышка зеленого света, разлетелся шипящий свист, будто табун змей пронеся по воздуху, и паук опрокинулся на спину, задрав к верху лапки.
Несколько девушек сдавленно вскрикнули.
Мелисса не могла издать ни единого звука. Её тошнило. Она вновь отречено повернулась к окну. Солнце заставляло глаза слезится. Хогвартские дали терялись в его свете. Мелисса попыталась снова сжать губы, но от этого живот заболел ещё сильнее.
— Ни порядочности, — спокойно сказал Грюм, как показалось Мелиссе, где-то вдалеке, — ни любезности. И никакого противодействия. Невозможно отразить. За всю историю известен лишь один человек, сумевший выдержать это, и он сидит прямо передо мной.
Мелиссу прохватил холодок.
После секундного молчания Грюм начал что-то пояснять. Мелисса пыталась игнорировать окружающую среду. И взволнованную гриффиндорку, что сидела рядом с ней, и весь остальной класс, что следил за словами Грюма с особым вниманием. Паук продолжал лежать на столе, всеми забытый. Но Мелисса знала, что он там есть. Она чувствует, что даже за спинами сорока учеников ей не скрыться от этого образа.
— Итак — эти три заклятия — Авада Кедавра, Империус и Круциатус — известны как Преступные заклятия. Использования любого из них по отношению к человеческому существу достаточно, чтобы заработать пожизненный срок в Азкабане. Это то, чему вы должны противостоять. Это то, с чем я должен научить вас бороться. Вам нужна подготовка. Вам нужно быть во всеоружии. Но самое главное — вам нужно приучить себя к постоянной, неусыпной бдительности. Достаньте ваши перья... запишите это...
О да, Мелисса записала. Записала на подкорке своего сознания.
«Всегда быть начеку».
Чтобы никто не понял, как сильно она боится. Чтобы никто не смог прочитать, что именно находится у неё в голове. Чтобы никто не понял, насколько сильно ей здесь не место. Чтобы никто не шептался за спиной.
Она знает, что данному правилу нужно следовать, но не может.
Мелисса не может. Не хочет.
Почему всё не может идти своим чередом, плавным течением, где всё естественно и просто? Что за глупости, что за правила?
Прозвучал удар колокола.
— Урок окончен, — сказал профессор Грюм, и класс мигом засуетился.
Мелисса подскочила с места. Подхватила портфель, что скатился на пол, и выбежала из класса.
Она добралась до девичьего туалета, куда ещё ни одна девочка не успела добраться после окончания уроков.
Она зашла в первую же кабинку и вытошнила весь тот солнечный свет, все эти три запрещенных заклинания, всю ту дрожь, что накопилась за сорок минут, проведенных в классе.
Мелисса думала о газете, о происшествии на Чемпионате и о взгляде отца, который он кинул на неё во время их последнего серьезного разговора.
Почему-то она вспомнила слова Сириуса Блэка:
«Что ты делаешь рядом с моим крестником?»
Неужто это — её желание навязаться кому-то, пусть даже и этому Поттеру — и впрямь должно вызывать подозрения? И эти подозрения настолько естественны — естественнее многих других истин, до которых дошло человечество на протяжении всего своего существования?
И у Грозного глаза Грюма тоже они есть, эти естественные подозрения на её счет?
Может, очень многие подозревают Мелиссу в лицемерии?
«Но самое главное — вам нужно приучить себя к постоянной, неусыпной бдительности».
Мелисса смыла воду и закурила новенькие сигареты. Она плакала, тщетно пытаясь убедить себя в том, что не имеет ни малейшего отношения к запрещенным заклинаниям и к тем, кто ими пользуется. Но даже долгожданный дым сигарет и приближение Турнира трёх волшебников не сглаживали всех тех углов, что сжимали её по рукам и ногам.