Правило игры

Платье так и испачкано землей. Только теперь его неопрятный вид уже не так сильно смущал Мелиссу — ведь она уже дома.

Хотя нет, смущал всё так же. Даже сильнее.

Даже сейчас оставалось что то чужеродное в этим холодных серых пятнах и невыглаженных складках на желто-белой платье. Словно ткань тоже устала. И в этой усталости скрывалось напоминание о бессонной ночи. О том, почему она была бессонной.

Это граничило с привычностью домашней обстановки. Но никто даже не пытался что либо исправить.

Мелисса тоже не пыталась. Хотя бы потому, что измоталась. Даже в мыслях она не пыталась навести порядок, привести всё к единой идее. Да и как? И какой может оказаться эта итоговая мысль?..

Мелисса боялась делать выводы.

Да и как можно подвести мысль к конечной идее, если не помнишь, где она началась?

Мелисса может припомнить только примерную середину этих рассуждений —рассказ в Визжащей хижине. Да, именно там она в первый раз об этом подумала. Но как же неумело Мелисса тогда рассуждала!

Людской раздор тогда был для неё лишь декорацией, формальностью, которую пришлось вспомнить, чтобы объяснить сегодняшний день... Ведь с Блэком всё было так запутано!

А теперь вражда взяла главную роль, назначила самые важные реплики и сюжетные повороты:

Пожиратели смерти, которые, казалось бы, давно канули в переплетенья прошлого, устроили разгром в лагере.

Мелисса чувствовала себя виноватой. За то, что живет в одном доме с этими людьми. Ощущала себя преступницей.

В этом было что то неправильное, раздражающее нервы.

Мелисса не хочет думать об этом. И как это нехотение преступно — именно она должна испытывать страх. В самую первую очередь. Ведь виновата.

И что это значит? И значит ли вообще что нибудь?

Ведь верно — это больше похоже на бессмыслицу!

Бессмыслицу, которая, однако, плодила мысли.

Что последует за этим?

Мелисса не хотела думать, но думала. Она устала, но сон не приходил, так же как и разгадка на все эти вопросы. 

Была лишь тишина.

Преступная тишина.

И Мелисса слушала её, зарывшись под одеяло. Таинственная свежесть наполняла комнату. Свежесть, которая опустошала, потому что всю свою красочность она приобрела за счет человеческих чувств. Она витала ветерком, паром и туманом. Наполняла предметы каким то смыслом, даже если они и до этого его имели.

Тишина казалась недосягаемой, однако Мелисса всё равно боялась, что кто нибудь её нарушит.

Она опасалась, что придет отец, ведь у него как раз появился повод для разговора — министр вчера столько всего лишнего наговорил! К тому же, кто знает, какие настрои проявились в Люциусе после сегодняшней ночи.

А последнее предупреждение уже было.

И Мелисса лежит, закрыв глаза, словно прячась от всего.

Вдруг щелкает дверь.

Может, показалось? Или её опасение уже сбылось и пришел отец?

Шаги тихие, торопливые. Мелисса приоткрыла глаза, со спокойствием ощущая, как руки покрываются мурашками. Она вглядывается, но не может сосредоточиться. Черты лица расплываются. Неужели отец? Хотя нет...

Мелисса зевнула и взглянула снова... Брат.

Во вчерашней одежде, взлохмаченный и заметно уставший. От прежней гордости осталась лишь самодовольная искорка в серых глазах. Тонкая, даже жалкая искорка, которая между тем пугала своей фанатичностью. По коже снова пробежали мурашки, только теперь Мелисса восприняла их с беспокойством. Дрожь охватила всё тело, словно бушующая волна.

Он протягивал свежий выпуск «Ежедневного пророка».

Мелисса со странной поспешностью выхватила газету у него из рук, но тут же отбросила её обратно. Ей достаточно было мелькнувшего заголовка — «Возвращение Пожирателей смерти».

Даже эти слов сквозили чем то нехорошим.

Чем то слишком нехорошим, перегибающим все крайности.

Газета слетела на пол, но Драко даже не взглянул на неё.

— Это сенсация! — произнес он на певучих нотах. — Они все так перепугались! Ха! «Слухи о нескольких телах, вынесенных из леса...» Просто победоносный триумф! Ты понимаешь, что это значит? Это — малый шаг на пути к великому! «Возвращение». Понимаешь?

— Нет, — прошептала Мелисса, — не понимаю...

Она потерла глаза, пытаясь прийти в себя.

— Теперь то они поймут! Поймут, понимаешь? Отец сказал, что в Министерстве сейчас полная неразбериха. Они в замешательстве. Но каждый для себя понял уже, что это значит!

Мелисса поднялась с кровати и подошла к окну. Она ничего не понимала. Она не хотела понимать. Что то непривычное и неправильное было в этом. Это «что то» появилось слишком неожиданно и стремительно. Даже в самом брате были какие то изменения, изменения, слишком противоречащие его натуре — всегда разумной и холодной.

А ведь вчера, на чемпионате, он уже обо всём знал!

Он улыбался. Мелисса помнит.

Конечно, он был в курсе событий. Он наслаждался шумихой, потому что знал, во что она преобразится потом. Чувствовал превосходство. Держал в голове эту тайну. Упивался своим положением...

А Мелисса не знала.

Да и зачем, собственно?

Она слишком глупенькая, незначительная. Будет только мешать. Зачем ей сообщать? Зачем посвящать в такие важные дела? Она разболтает. Испугается. Испортит.

Конечно.

Мелисса нужна только для красоты.

Она распахнула окно. Тихий день. Теплый и многообещающий.

Драко продолжал о чём то говорить. Словно и не понимал, где находится. Точно ему было всё равно, кому рассказывать о своём восторге. Да и не кому больше, кроме сестры. Ведь продолжать докучать родителям — глупо.

Мелисса закрыла глаза.

Голова закружилась, словно запутавшись в собственных чувствах. Ощущения гирляндой пестрели в мыслях, не давая расслабиться. С каждым новым вздохом они путались всё больше, заплетались в неуклюжую прическу.

— Замолчи! — через силу отчеканила Мелисса. Она устала. Она не могла больше слушать эту белиберду.

— Замолчи? Мелисса, не зазнавайся. Ты должна знать об этом.

— О чём?

— О своём превосходстве над ними.

Мелисса обернулась. Драко стоял, спиной облокотившись на шкаф. Непринужденно, точно это его превосходство не требовало дополнительных доказательств. Благородство уже у него в крови — этого достаточно. Его глаза по-прежнему блестели. Но как то странно. Не как вчера, на чемпионате.

— Не неси чепухи.

— Чепухи?

— Да, чепухи! — У Мелиссы начинали сдавать нервы.

— Ах, я совсем забыл — ты же общалась с ними! Эти люди именно так об этом и говорят — «чепуха». Конечно, ты же такая легкая нажива, — кому, как не тебе забываться и опускаться ниже плинтуса.

— Какая тебе разница?

— Мне? Весьма большая, знаешь ли. Чего стоят только мои знакомые по факультету, которые сплетничают о тебе. А мне приходится им объяснять «что, мол, не обращайте внимания». Чего стоят твои оценки, из-за которых мне приходится учиться фактически за двоих — ведь будет не очень приятно, если оба ребенка окажутся бездарями, согласись?

Мелисса смотрела на него словно сквозь туманную пелену, которая просочилась через оконную раму и прилипла на глаза. Она была в замешательстве, но в тоже время чувствовала, что есть частичка правоты в его словах... Но это унизительно! Ничего такого она ему не сделала! Это просто-напросто несправедливо.

Мелиссе показалось, что она растворяется. Комната начинает двоится, исчезать... Нет, всё таки, это ужасно несправедливо!

— Это несправедливо! — Мелисса словно бы и не расслышала собственных слов.

— Да, это очень несправедливо по отношению ко мне.

Мелисса сжала кулаки. Глаза заслезились.

— Знаешь что... знаешь что... Ты — надутый наглец, у которого вместо мозгов... вместо... петушиные перья!

— У меня хоть что то вместо них есть, в отличии от некоторых.

Мелисса отшатнулась от окна. Дрожь злобы прошла по коже. Почему он это говорит? Она сделала несколько торопливых шагов, остановившись вплотную перед братом.

— У тебя нет оснований так говорить!

— Ну вот ты знала, что тебя хотели помолвить? Нет? Весомое основание, я считаю.

— Что? — Мелисса опешила. Злость мигом исчезла. Испарилась, оставляя за собой какую то пустоту.

— Да, а ты даже не заметила. Помнишь, к нам приезжал Мистер Нотт? Отец хотел заранее спланировать твоё будущее, чтобы ты не смогла от него уклониться. Да и вид Нотта говорил сам за себя. А ты не заметила.

— А ты то почему обо всём знал?! — Секундное удивление прошло. Безразличный взгляд брата чуть ли не пугал своей проникновенностью. Почему он всегда всё знает? Почему он всегда всё портит?! Это всё вдвойне несправедливо. Втройне. В десять тысяч раз несправедливее, чем Мелиссе казалось минуту назад.

— Почему?! Ты спрашиваешь: почему? Потому, что должен. А вот почему ты ничего не понимаешь, позволь спросить? Может потому, что все и так принимают тебя за дурочку? И не просто принимают, а ты сама себя так показываешь. И зачем тебе что либо рассказывать?

Мелисса ощущала, как внутри что то надрывается, — и что только? Словно она желает достичь недостижимого, хотя даже само это желание является лишь смутной фантазией. Путаница, за которую она пытается зацепиться. Мечта, всего лишь блеклый мираж, но который, однако, чересчур сильно воздействует на её мысли.

— Уходи отсюда! Ты — тупица! И дурак, и придурок, и... и...

Мелисса хотела победить его, но изо-рта вырывалась лишь какая то бессмыслица. Она была безоружна.

— Зря стараешься. Твои слезы ничего не значат, — он сказал это твердо, но чувствовалось при этом, что подобные слова в адрес сестры приносят ему наслаждение.

Мелиссе показалось, будто началось землетрясение. Внутри неё. Где то в недрах того, о чем она не хочет думать. О чём она не может думать. Но ей нужно победить. Но это бессмысленно — даже в самом неуравновешенном состоянии Драко будет умнее. Может, он и впрямь знает и понимает больше неё? Нет. Нет. Нет.

Что ей делать?

Обида застилала глаза, и Мелисса просто вышла из комнаты. Не выйдет он, уйдет она. Пусть.

Сейчас, в послеобеденный час, отвести её в библиотеку должен был Драко, однако Мелисса отправилась туда одна. Показывает ли это её самостоятельность? Она надеется, что да. Но доказательством её независимости это обстоятельство точно не является — ведь она продолжает думать об его мнении.

Ей хотелось знать, что со стороны она выглядит благородно, гордо и недоступно, — точно некоторые принцессы из сказок... Ах, сказки. Мелисса вспомнила, что хотела порыться в библиотеке, отыскать те самые истории... Однако сейчас ей почему то перехотелось. Словно она боялась разочароваться. В ком только?

Хотя, может, это и не важно — сейчас способна разочаровать каждая незначительная мелочь. Мелисса словно лепесток, который подвластен лишь порывам ветра, а они, как известно, слишком непредсказуемы. Тем более, что Мелисса и без того уже разочарована. В себе.

Что в этом удивительного?

Да уже ничего.

Она даже не знает, что именно эта мысль в ней вызывает. Нет, что то точно вызывает, но что? Всё и сразу, видимо.

Мелисса шла так поспешно, что и забыла, куда идет. Её почему то пугал тот факт, что дорогу от своей комнаты до библиотеки она помнит наизусть и может идти не думая, даже с закрытыми глазами.

Что то в этом было противное. Помнить наизусть то, чего и знать раньше не хотел.

С каждым очередным поворотом Мелисса путалась в этом чувстве всё больше.

Наверное, принцессы в сказках, исследуя свои замки, ощущали нечто иное... Что то более бесстрашное и менее потерянное. А Мелисса, видимо, и не принцесса. Может ли она ею стать? Хотя зачем?

Мелисса ничего уже не знала.

Мысли, в попытке найти хоть что нибудь, переметнулись к газете. Зря она её выбросила... Знала бы хоть что то. Была бы в курсе. Хотя, может, она и без того знает слишком многое? По крайне мере, сама Мелисса не прочь была бы отказаться от доброй половины тех знаний, которыми её удостоили. Потому что они путали всё ещё больше.

«Своё превосходство над ними».

Мелисса и не думала об этом раньше... Как будто бы и не знала. А брат, конечно, всегда всё понимал.

«Зря стараешься. Твои слезы ничего не значат».

А слезы принцесс значили многое... Получается, Мелисса точно не принцесса. Или окружающий её мир — не сказка. Или всё вместе. Неважно. Драко прав — её слезы ничего не значат. Ни для кого. Наверное, даже для неё самой.

Вдруг она остановилась. Библиотека.

Мелисса аккуратно дернула дверную ручку, однако вспомнила, что без ключей её не открыть. Но внезапно дверь поддалась — она оказалась не заперта. Изнутри донеслись голоса. Там кто то был. Мелисса застыла.

— Верта сказала, что ты здесь, — голос отца словно покрыт пылью. Нет, он был не глух, он скорее сам по себе казался замшелым, тяжелым и по странному весомым. Словно бы весь существующий воздух в одночасье переместился в эти произнесенные слова, которые больше походили на куски металла, чем на речь. И исчезла вся свежесть. Он забрал её себе.

— Я жду Мелиссу. Она же ходит сюда после обеда. — Внезапное упоминание собственного имени снова что то затронуло у Мелиссы в голове. Мама произнесла эти слова скороговоркой, точно ей тоже не хватало воздуха.

Шаги.

— Нет, только не сейчас, — эти слова уже прозвучали не скороговоркой, а как будто заклинанием. Неумелым и бессмысленным заклинанием, которое и не пыталось походить на надежду.

Но почему то Мелисса вздрогнула.

— Ты же знаешь, вчера был трудный день. Мне нужно расслабиться.

Дальше слов уже не последовало.

Мелиссу охватил какой то неприятный холодок. Точно она делает что то не так. И она понимала, что именно, но это понимание уже так глубоко затерялось в голове, что даже бессмысленно вспоминать. И Мелисса продолжала стоять, спрятавшись за дверью.

Какой то непонятный и глухой звон, шелест ткани и скрежет табуретки об деревянный и старый паркет.

Вдруг Мелисса поняла, что происходит. Она снова содрогнулась и медленно отошла в сторону. Она шла всё дальше, так же полагаясь на странное чувство привычности.

Все мысли в миг покинули голову.

Отчуждение охватило тело.

Она знала, что люди занимаются подобными вещами, но никогда всерьез об этом не задумывалась. Мелисса и сейчас не хотела, однако это происходило автоматически. Она думала, но думала так несобранно, что это трудно было счесть за мысли.

Она вспомнила Теодора Нотта и слова Драко.

«А ты даже не заметила».

Но ведь она и впрямь не замечала! Вдруг таких моментов было много?

А Симус?

И что Мелиссе с этим делать?

Внезапно она остановилась. Руки невольно потянулись к платью, которое так и оставалось грязным — ведь всю ночь она провела сидя на земле. Ладонь ощупала сначала живот, а потом медленно перешла к груди. Мелисса быстро скользнула взглядом по своему телу.

Мысли, появившиеся в голове, как то напрягли её своей непривычностью.

В этом было что то запретное.

Но, может, она уже должна? Должна хотя бы немножко задуматься? Ведь если её хотят помолвить...

Мелисса зашагала дальше, уже более стремительно.

Нет, она не хочет верить в эту болтовню, — и не будет.