Окроплённые кровью
Музыка к главе Luminary от Joel Sunny
***
—Сядь.—его голос беспристрастен. Он даже не смотрит в твою сторону, наслаждаясь закатом из твоих окон. Лучший вид дворца достался тебе.
—Нет.—ты сглотнула, бросая нервные взгляды на дверь,—Ты должен выпустить меня.
—Я тебя не держу.
—Открой дверь.—голос вибрировал от подступающей знакомой паники. Она, кажется, не покидала тебя ни на секунду.—Пожалуйста!
—Открой её сама.—скучающе ответил он, наклонив голову вбок и что-то увлечённо рассматривая на горизонте.
—Она заперта. Понимаешь?—ты подбежала к нему, присев около его кресла. Судорожные движения рук, которыми ты схватилась за подлокотник.—Выпусти меня, пожалуйста, прошу. Он запер меня здесь и хочет убить меня.—ты пыталась говорить с расстановкой, но слова то и дело обрывались из-за дрожащего голоса.—Пожалуйста..—ты заглянула в его глаза, впервые напрямую.
И в них, чёрт возьми, ни капли жалости и понимания.
Он кивнул.
—Я понимаю.
Но глаза его говорили совсем обратное.
—Тогда открой дверь. Тебе же дали ключ, правда? Дай мне его.
Он остановил твою руку, нервно принявшуюся оглаживать его карманы брюк.
—Лукреция.—ты замерла, подняв на него глаза. Немой вопрос завис в воздухе, и он вымученно выдохнул, указывая на соседнее кресло.—Я обещаю, что открою дверь. Никто не в праве держать тебя здесь. Это противозаконно.—он слегка кивнул тебе.
Профессиональная форма манипуляции. Успокоить, внушить чувство безопасности рядом с собой, а затем поразить ножом. В расслабленное тело нож входит мягче, как в масло.
Ты сощурилась в подозрении, отпрянув.
Он опасен. Его послали убить тебя.
Нет! Он поможет мне!
Открой глаза, девочка! Ему нет дела до тебя! Его карманы набиты золотом Лео, и он исполнит приказ.
Ты села в кресло, которое показалось слишком твёрдым, с шипами вместо обтянутой на нём ткани. Ты пыталась удобнее в нём усесться, но бесполезно.
Было некомфортно.
Страшно.
Ты кинула на дверь быстрый взгляд, только чтоб Теодор не заметил.
—Мы обсудим всего несколько деталей, ладно?—он приоткрыл красную тетрадь. Ты заинтересованно покосилась на неё, увидев что тетрадь уже была заполнена. Он не собирается писать в ней твой психологический портрет.
Он уже там есть.
—Ладно.—с опаской произнесла ты, осмотрев мужчину ещё раз.
Он нахмурил брови и поймал тебя с поличным на том, как ты разглядываешь его. Ничего не сказав, он опустил вдумчивый взгляд в тетрадь.
—Ты считаешь, что тебя хотят убить. Фобия преследования. Ты боишься быть запертой, отрезанной от мира. Ты не доверяешь людям, и ты жаждешь преклонения, а если этого не происходит ты выходишь из себя. Тебя сложно обидеть, но легко разъярить и заставить отдать приказ о казни. Ты любишь внимание. Ты презираешь свою кровь, потому что..
—Довольно!—голос охрип от крика. Кулаки плотно сжимались до болезненного натяжения по запястьям. Ты часто дышала, точно трубку с воздухом перерезали у тебя на глазах,—Заткнись! Хватит!
Он поднял взгляд с тетради, по видимому перестав читать.
—Это я слышу постоянно, так что можешь не продолжать.—ты сделала ровный вдох, стараясь успокоить дыхание.—Я думала тебя отправили лечить меня, а не просветлять мне голову.
—Верно.—он слегка улыбнулся, переворачивая страницу тетради,—Прежде всего, твоя болезнь,—он ткнул себе в висок, смотря тебе в глаза,—здесь.
—Я не сумасшедшая.—улыбнулась ты, аккуратно вставая с кресла.
Да. Сейчас он встанет следом и попытается удержать от падения в окно. Я выхвачу ключ и сбегу..
Ты спиной приближалась к окну, не спуская с него глаз.
—Я этого и не говорил.—он вздохнул, захлопывая тетрадь,—Я лишь хочу понять, зачем и по каким причинам ты принимаешь наркотики.
Ты остановилась.
Часы на стене монотонно тикнули, ударяя по вискам своей стрелкой. Прошла секунда. Или доля секунды. В любом случае время замедлилось настолько, что даже шум в ушах ты ощущала волнами. Ты хотела ответить, но челюсти свело. Ожидание того, как пройдёт злосчастная секунда, становилось невыносимым. Время не шло, оно ползло, а ты не могла вдохнуть. Серот со стены грозно смотрел на замершую перед ним картину. Всё очутилось в одной и той же плоскости.
Затем время внезапно остановилось. Да, это слепое медлительное существо уже перестало и ползти. И как только замерло, и шум в ушах замолк, проснулись мысли.
—Я ничего не принимаю.—сказала ты так тихо, что думала, что он не услышал. Да и пусть. Этот разговор нельзя продолжать. Он манипулирует тобой. Ты сделала ещё шаг назад. Теодор встал следом, но не двигался с места.
—Тебе знаком этот цветок?—он высунул из страниц своей тетради, которую, видимо, использовал как гербарий, засушенный фиолетовый бутон, напоминающий фиалку.
Ты протянула руку, беря его, чтобы удостовериться в своих суждениях. Но то была не фиалка. У основания цветок был чёрным. Фиолетовый, даже в засушенном состоянии, был слишком пёстрым. Ты отрицательно помотала головой, оглаживая мягкие лепестки.
—Это псиотон. Это его яд обнаружили в твоей крови.
Ты выронила цветок, подняв презренно-настороженный взгляд на мужчину.
—Я не..
—Подумай получше.—перебил Теодор, постукивая пальцами по своей ноге.—Сядь, пожалуйста.
***
Мили приподняла платье, чтоб ускорить бег.
Светозарная.. помоги!
Она тяжело дышала, заворачивая в коридор, который отозвался воспоминаниями детства.
Воспоминаниями, гниющими в уставшем мозге.
Не успев остановится, она влетела в кого-то, отчего воздух выбило из лёгких. Она подняла голову так резко, что шейный позвонок хрустнул.
Как и хрустнули рёбра, сжавшие сердце в тиски.
О нет, нет, нет!
Она хотела броситься бежать без оглядки, но замерла, точно прикованная к земле.
Лео осмотрел её с ног до головы взглядом не выражающим интереса. Поднял глаза к её лицу и криво улыбнулся. Он тоже не шелохнулся с места.
Два огня замерли друг напротив друга; она не осмеливалась сделать шаг назад, он — не хотел отступать.
—Извините.—она быстро, точно опомнившись, опустила глаза в пол и присела в поклоне. Всё её тело подалось от него назад. Нужно бежать. Ей нужно..
Но когда она развернулась и сделала шаг, его пальцы сомкнулись вокруг её запястья. Он не дёрнул её на себя, лишь остановил.
Мили зажмурилась, пытаясь унять дрожь. Он не должен заметить.
Но серые глаза уже вылизали в её затылке отчётливую дыру.
—Эмилия.—его голос был глух. Это едва ли был не шёпот. А может он и был.
Она медленно развернулась, боясь поднять глаза. Её взор был прикован к его пальцам на её тонком запястье. Её кулак сжат, но это лишь для отвлечения внимания от дьявольской дрожи.
—Удивлён, что я жива?—Мили сказала это прежде чем успела обдумать. Слова вылетели, пропитанные обидой и злобой.
Его губа дёрнулась, как от пощёчины, и он расслабил пальцы на её руке, чем она незамедлительно воспользовалась и вырвалась из слабой хватки.
—Я знал, что ты жива.—тихо возразил он, делая шаг на неё, когда Мили в свою очередь подалась назад.—Знал, что ты выучилась в училище при дворце Флорессо. Знал, что ты стала самой юной советницей за последние два столетия.
Эмилия зажмурилась, замотав головой.
Нужно бежать.
—Знал и не забрал меня домой?—вопль вышел почти сардоническим. Она вздрогнула, когда холодные ладони обрамили её лицо.
Прозрачная радужка уже незнакомого ей человека светилась в полумраке коридора.
—Я хотел..
—ЛОЖЬ!—крик отвибрировал от стен, и Хейз вырвалась из рук Лео, отступив и ударившись спиной в холодную стену. Дыхание сдавливало грудную клетку. Солёные потоки обжигали кожу.—Ты клялся, что вернёшься за мной, Лео! Меня отправили в чужую семью, ты клялся, что когда всё кончится, ты не оставишь меня одну!—сдавленный всхлип прошёлся эхом по пустому коридору,—Ты лгал мне..—шёпот смешался с рыданием и отозвался у Лео дрожью пальцев.
Она не врала. И он не врал.
Восемь лет назад.
697 год.
Третий год войны.
Анаполист делал кровавые успехи, с каждой неделей пробиваясь к победе всё ближе. «Прибежище» воздвигнутое матерью Лео продолжало набирать в себя униженных и оскорбленных, лишённых всего и всех. Оно росло и слухи о нём росли, доходя до Серота. Но в роковую ночь, падальщики «Прибежища» пренебрегли помощью со стороны врага и устроили собственный бой. Убив тех гвардейцев, приверженную армию матери Лео, кто их направлял из места в место и спасал от своих же, они вооружились и сделали то, что внесло разлад.
Подавив это небольшое восстание беженцев и допросив, Сероту стало ясно: предатель находится на его стороне, стоит за его спиной с поднятым кинжалом. Кто-то у кого есть власть, есть собственные люди и есть доверие.
Слепая ярость затмила глаза Сероту. Война продолжалась, но он потерял к ней тот восхищённый интерес. Победа не будет иметь смысла. Ведь рядом ходят предатели. Безнаказанные и пригревшиеся у его власти. Кто-то, кому он позволил больше. Кто-то, кого он поднял до статуса друга, развязав ему руки.
Но Лаберт, единственный близкий друг и единственный, кто располагал к собственной армии, был в сражениях. Неужели он посмел взять на себя роль Бога-спасителя и щадить врага, который режет его товарищей? Его народ?!
Лаберта, главнокомандующего, не было во дворце. Конечно.
Но была его дочь. Милая Эмилия.
Сходящий с ума Серот приказал немедленно её допросить. Будто двенадцатилетний ребёнок мог что-то знать о деяниях отца за спиной самого короля. Никто не смел ему помешать провести допрос над ребёнком, даже сам Серот самому себе, ведь считал её почти дочерью. А Лаберта почти братом!
Эмилия задушенная в тисках допроса рыдала при одном лишь упоминании отца. Серот объявил ей свою волю казнить Лаберта, обвинив в измене стороны, но если она знает что-то..
Лео возненавидел отца уже тогда. Что он мог требовать от девчонки раз в два месяца видящей отца?! Серот безумен, если думал, что добьётся чего-то от ребёнка.
—Я отправил за ним, Эмилия. Через несколько дней он будет здесь, и ты увидишь его в последний раз, если только ты не знаешь чего-то большего?
Под большим подразумеваются имена других предателей. Кто знает сколько крыс затаилось под предводительством Лаберта.
Эмилия угасла. Зажатая угрозой своего единственного родителя, своего отца, она, стиснув зубы, молила о прощении Светозарную.
Молила о прощении Лео, но он не верил в молитвы. А потому, это было просто предательство. Без «прости» и прочего.
—Ваша жена. «Прибежище» было её творением.
Лео всколыхнулся, когда Серот вылетел из комнаты Мили, и забежал следом. Разбитая, угасшая Мили дрожала, точно её тело подвергалось пыткам. Но это было хуже пытки. Ей грозили смертью родного человека. И эта угроза не была пустой.
Мне пришлось Лео!
Но Мили не осмелилась признаться ему в том, что предала его секрет.
Оттого последующие события уничтожили Лео. Он знал, что это может случится, но не ожидал этого так скоро и так внезапно.
Предательница.
Так шумела вся страна о его матери. И шумела ещё громче после того страшного известия об её смерти.
Нет. Об её убийстве.
Анаполист дал огромный сбой в войне. Только из-за этого провального «Прибежища». Война перевернула стрелки, и Флорессо вырвался из-под обороны, начиная одерживать победу за победой в боях. Серота, кажется, это больше не заботило. Не тогда, когда он задушил свою любовь. Его чистую, нежную, искреннюю Падму. Честную, что не стала отрицать абсолютно ничего. Она сдалась своему мужу без боя и лжи. Она приняла своё наказание. Свою карму.
Потеряв её, Серот лишился самого себя. В ней была его душа. И он любил её посмертно.
Война не имела для него никакого значения. Всё потеряло смысл. Лео, единственное что осталось от его Любви и Веры, его возненавидел.
Последний осколок памяти о Падме, но и тот был приставлен к горлу Серота.
Она не хотела смертей. Вот и всё.
«Прибежище»—означает спасение.
Она была светом, ослепившим Серота. И он принял его. Положить конец смертям перемирием.
Закончить войну. Сдаться и сложить руки.
Больше не имело смысла воевать.
Опасность добралась и до дворца Анаполиста. Детей при короле, в том числе и Мили, решили выслать на территорию Флорессо. Спасти их, заплатив и отдав на удочерение и усыновление.
Всех кроме Лео.
Мили рвалась остаться с ним, но это было небезопасно. Чтоб спасти бестолковую девчонку, он заверил её в том, что найдёт её когда всё закончится. Заберёт её домой.
Но дома больше не было.
Как волна, прошла весть о перехвате беженцев с детьми, среди которых была Мили. Они все погибли. Так считал Лео, и казалось, что больше ничего не способно его сломать: он лишился всех.
Но несколько детей всё же выжило, и Мили горько пожалела об этом, когда будучи уже в чужой семье узнала о смерти главнокомандующего Анаполиста в газете в кричащих заголовках «Потрясающих успехов, прекрасных новостей»..
Война продлилась дальше недолго. Серот объявил своё желание к перемирию. Оно свершилось, сопровождаемое предсмертными хрипами предводителя зроядов.
Отдав приказ задушить Серота, Эдвард Гарсия долго раздумывал над этой Сансарой. Один сменяет другого. Шестнадцатилетний Леонардо, ещё совсем мальчишка взойдёт на трон на место отца. Будет ли он мстить? Или смирится с моралью поколений?
Пятнадцатилетнее создание — Лукреция Гарсиа стояла рядом с отцом на «семейной фотографии». Фотограф осторожно, боясь лишится головы, попросил Лукрецию изобразить улыбку, но та была непреклонна.
Фотография Счастливо-Победивших замерла на газетах по всему миру. Тогда Лео впервые обратил внимание на хрупкую фигурку за спиной Эдварда. Он сверился с другими газетами, с изображением короля Флорессо. Она была всегда за его спиной. Всегда эта черноволосая тень, с какой-то жёсткой полуулыбкой и всепоглощающими глазами. Она. На всех фотографиях. Стоит за Эдвардом, как смерть.
Лео всмотрелся в фотографию обозванную «Конец Войне. Флорессо одержал победу в четырехлетней войне». Ниже цитаты Эдварда о том, как он ждал этого мира, как много полегло солдат и так далее, и так далее. И не слова от лица черноволосой тени.
Что-то эгоистичное пробиралось по позвоночнику Лео. Он не хотел принимать эту мысль. Не хотел даже задумываться, но не мог вытеснить из головы свою необоснованную ненависть к этой девчонке.
Не к Эдварду, убившего его отца. А к ней.
Она смотрела на него через фотографию и насмехалась над ним. Он ненавидел её. В этой ненависти погряз и не мог пропустить ни одной фотографии, ни одной новости хоть как-то касающуюся Лукреции Гарсия.
Казалось, забери у него ещё и её, этот эфемерный образ, который можно ненавидеть, у него отберут что-то личное.
Она стала маяком. Далёкой фигурой, на которую можно было уповать и в своей ненависти на отца, и в жестокой тоске по матери. Он вместил в неё выдуманный образ, который презирал и обожал.
Он создал её сам. Эту одержимость он взращивал в себе постепенно, и вскоре ничего не стало иметь значение.
Это обреченность его рода: женщина. Серота Падма буквально свела в могилу. Лукреция же свела Лео с ума, даже не зная о его существовании.
Он хотел её себе. В этом заключалось, что-то больное. Он хотел склонить её перед собой на периферии с тем, чтобы склонится перед ней сам.
В конечном итоге, он заменил одну боль на другую. Потерю матери на привязанность к незнакомке. Убиваться по живым ведь куда приятней?
Из газет, этих сраных газет, откуда он черпал её редкие образы за спиной отца, он обнаружил знакомое имя.
Эмилия Лаберт Хейз.
Лео перечитал эту строчку тысячу раз.
Он был уверен, что она мертва, но газета твердила обратное.
Эмилия Лаберт Хейз — далее перечень других имён — окончили училище Флор де Клёр с особым отличием. Молодым девушкам предстоит продолжить обучение при дворце в столице и десятки бестолковых слов, которые Лео не мог скомкать в голове.
Она жива.
Дрожащими руками он перелистывал газету, пытаясь выудить информацию, где она, его Ми.
Но он дёрнулся, остановившись.
Прошли годы после окончания войны. И он не пришёл за ней. Он не вернул её домой, мысленно похоронивший её ещё тогда, тринадцатилетней девочкой.
То ли стыд, то ли презрение к самому себе, но он отложил газету. Она добивается успехов. Она учится, идёт вверх. Кто бы знал, что та хрупкая недоделанная Ми такая сильная. Сильнее их всех. Она лишилась всего, и Лео, в отличие от неё, всё ещё был в своём доме, в своей стране.
Она — потерянная и забытая, создала себя заново. И.. он ей не нужен. Не спустя столько лет бессмысленного ожидания того, что он заберёт её. Она смерилась с тем, что он забыл и бросил её одну. Он никогда не будет ею прощён.
И он не настолько жесток, чтобы объявится в её налаженной жизни с распахнутыми объятиями и извинениями.
Нет, он не будет эгоистом. Не с ней.
705 год.
И сейчас, стоя перед дрожащей, повзрослевшей Мили, он испытывал то, что чувствует предатель кого-то, кого любил.
—Я скучал.
Мили замотала головой, жмясь в стену. Слёзы застилали ей глаза.
—Я скучал, Ми.—прошептал он тихо, но с той искренностью, которая была ей необходима.
Шаг вперёд, и её рыдания уже греют его плечо. Его рука сместилась на её плечи, поглаживая лопатки. Вся её спина дрожала, а слёзы мочили свитер.
Лео уткнулся подбородком в её макушку, думая что это самый ответственный момент, чтобы и ему заплакать.
Но слёзы не шли. Их щедро изливали глаза Мили за двоих.
—Я всё ждала и ждала, Лео..—тихим шёпотом сказала она.
Ком застрял у него в горле, рука поглаживала ее спину.
—Но потом поняла, что ты не.. ты не придёшь.—всхлипы становились реже.—Что больше нет смысла надеяться. И больше не хочу тебя знать.—она осторожно отстранилась, вытирая слёзы и выпрямляя спину.—Как ты забыл обо мне, так я забуду о тебе.—она развернулась и бросилась в обратном направлении.
Лео молча смотрел ей вслед. Когда её фигура исчезла из виду, пощёлкал пальцами, пытаясь собрать в себе все ощущения.
Тяжесть.
Он облокотился о стену, вперив пустой взгляд в стену напротив.
Нет, сейчас он не уйдёт отсюда. Мили убежала в ту же сторону, куда и он собственно планировал идти. Если бы он принялся наступать ей на пятки, она бы обвинила его в преследовании.
Мили.. поговорить с ней было сложнее, чем он ожидал. А чего, собственно, он ожидал? Тёплых объятий и рыданий, как же она рада его видеть?
Было бы неплохо.
Но так не будет. И он уже в этом убедился.
Лео уронил лицо в ладони.
Перестать о ней думать.
И.. почему он вообще сидит у стены?
Кажется, он шёл к детке, проверить не убила ли она Теодора Ванна.
Славно. Ещё минутку и пойду. Или две.
Он погладил кончиками пальцев небольшой синяк на скуле, оставленный какой-то сраной тяжеленной шкатулкой его ангелочка.
Вообще-то он шёл не только к Лукреции. Но и к самому Теодору, чтобы передать ещё несколько определений о малышке. Он уже составил ему целый список в красной тетрадке и собирался дополнить его таким ярким определением её личности, как грязно-сучка.
Да, идеально. Мы с тобой ещё не обсуждали тему твоей грязной крови. Твоя мать, ангелочек, — служанка. Сильно ли влияет эта гниль на твой характер?
Лео слабо улыбнулся. Да, ему определённо нравилось лечить детку собственными методами, заперев её с мозгоправом.
С мозгоправом..
Лео осёкся, сощурив глаза.
С мужчиной. Он запер её с мужчиной, который по его же наставлениям выльет на неё список мерзости, впрочем только правду, который написал Лео.
Только ему самому можно это говорить ей.
Только с ним она будет заперта. И это он будет ломать её психику, а не какой-то херопсихолог.
Мысли Лео заметались от одного к другому.
Ведь детка больна. Он нанял врача для того, чтобы спасти её..
А не уничтожить ли он ее хочет?
Лео схватился за голову, вскочив с холодного пола.
Чего он всем этим добивается?
Её не будет лечить мужчина! Нет, будет. В моём присутствии. С какого хрена я вообще решил оставить её какому-то Тео-блять-Дору?!
Злость на всех и всё обрушилась на него, заставив броситься по коридору до покоев Лукреции.
***
Ты молча созерцала ночное небо за окнами. Сомнения покалывали изнутри.
Я же не принимала наркотиков?
А может ты и это забыла? Помутнение и вот ты берешься за этот.. псиотон, разрушая и психику и заражая кровь.
—Я не помню.—сухо ответила ты Теодору, который выгнул бровь, но кивнул.
—Ладно, да, это вполне естественно.—он выглядел абсолютно расслабленным, будто его не волновал факт того, что он ведёт беседу с госпожой. Все формальности ушли на второй план. Он врач, она — пациент.—Но псиотон сложновато достать. Его не используют в лечебных целях, как я знаю, ни во Флорессо, ни в Анаполисте. Тогда, разберёмся с тем, кто мог его добыть и, намеренно или нет, вживить его тебе.
Ты чувствовала, как вот-вот скажешь свою догадку, но закрыла рот быстрее, чем порыв пришёл в действие.
Если Мили отнесут под подозрение, она вряд ли сможет давать мне настойку ближайшее время до снятия подозрений. Сейчас мне запретят употреблять всё, включая успокоительные..
—Это необязательно было в виде наркотиков. Конечно, нет. Что ж, я прикажу проверить все лекарства, которыми тебя поили.—Теодор не сводил с тебя карих глаз, постукивая пальцами по ноге,—Найдём всех лекарей, приложивших к тебе руку.
Ты не могла обмолвиться о настойке. Её бы отобрали. Кто знает сколько времени займёт эта проверка компонентов. В любом случае, ты могла спросить подробнее саму Мили, да? Она же ответит чем тебя поит?
Конечно. Это же Мили.
Ты перевела настороженный взгляд на мужчину, всё ещё ждущего от тебя информации о том, что ты принимаешь.
Они просто проверят компоненты..
—Я пью одно успокоительное..—но ты не успела продолжить, как дверь зашаталась и с треском в замочной скважине отворилась.
Взлохмаченная Мили застыла в дверном проёме, как приведение. Её глаза воспалились, руки подрагивали. Между пальцев зажат ключ, отворивший комнату.
Ты скривилась.
Ну конечно, у всех есть ключ кроме меня.
—Извините?—Теодор равнодушно оглядел тонкий стан девушки, что бестией влетела в покои.
—Вы не имеете права!—закричала она на него, чему ты удивилась. Твои брови взлетели вверх, когда Мили распахнула твой шкаф, выудив длинную накидку.—Запирать госпожу! Немыслимо, Светозарная! Устроили ей допрос, когда она больна?!—на твоих плечах оказалась чёрный плащ, и Мили грубо подтолкнула тебя в спину к двери.
Теодор замер, молча наблюдая за разьярённой Эмилией.
Ты выбежала из покоев вслед за Мили, даже не спрашивая. Лишь напряжённо оборачиваясь через плечо на Теодора, который ничего не предпринимал.
И верно.
Не станет же он удерживать тебя здесь.
Он же не, блять его, Лео.
Ты ускорила бег за Мили, надевая на голову чёрный капюшон, скрывающий лицо.
—Заперли вас, как в клетке. Унизительно. О, госпожа, не бойтесь..—она резко остановилась и обернулась к тебе, протянув ладонь,—Мы сейчас же уплывём домой, корабль подготовили.. Они не запрут вас здесь.
Ты настороженно уставилась на её ладонь, протянутую.. для чего?
Ты хмыкнула, слабо кивнув ей.
Конечно, не запрут! Кто они такие?! Кто ОН такой?!
—Пошевеливайся, Хейз.—проворчала ты, возобновляя спешный бег.
Мили покорно побежала рядом, задыхаясь по непонятным тебе причинам. В нескольких метрах от нужного поворота в другой коридор, раздались спешные громкий шаги. Ты замерла на месте, отчего Мили врезалась тебе в спину. Ты ещё не видела силуэта шествующего, но знала эту поступь.
—Пойдём другим путём,—ты толкнула брюнетку в узкий коридор.
Прелесть. Куда он ведёт не так уж и важно, да?
Ты злилась на Лео. На Милли. На себя и Теодора, который со спокойным лицом сообщал, что ты сумасшедшая.
Все вы.. что-то охренели.
Ты завернула в очередной коридор, Мили шмыгнула за тобой.
Все эти коридоры начинали сводить с ума. Всё это превращалось в лабиринт, в котором ты как мышь бегала, упираясь в стены.
—Госпожа?
—Молчи.—сухо ответила ты, совершено не понимая куда идёшь.
***
Лео остановился перед распахнутой дверью.
—И?—он огладил дверной проём, смотря на фигуру Теодора, которую облизывали блики от огня,—Где она?—вопрос получился крайне осторожный, но сочащийся ядовитым подозрением.
—Пришла девушка и забрала её домой. Я не мог держать её здесь силой, вы же знаете.—Теодор размял шею, всё ещё смотря в окно.
Лео издал смешок, но тот походил скорее на истерический. Он подошел к Теодору со спины, проследив за его взглядом.
По светлому мрамору, который точно светился в ночной мгле, отчетливо двигались две фигуры. Они были бесформенны, так как были завёрнуты в плащи, но двигались они быстро.
—Сбежала.—Лео ухмыльнулся, наблюдая за тем, как детка оборачивается на дворец через плечо и смотрит точно в его окно. Прямо на него своими светящимися глазами. Конечно, она заметила две фигуры так и горящие из окна, подсвечиваемые огнями. Резко отвернулась, взмахнув чёрными кудрями, и села в поданную карету.
—Вы не особо расстроены.—заметил Тео, не поворачивая головы к Лео.
—Не смей лезть ко мне в голову.—ответил без намёка на усмешку Лео. Он повернулся к Ванну, изучив его профиль и презренно исказив губы.
—Я и не пытался.—Теодор повернулся в ответ, посмотрев на блондина прямо.
—О чём вы говорили?—Лео чуть нахмурил брови, беззвучно пощёлкивая пальцами.—Ты составил этот свой пидористический портрет её поведения?
Теодор улыбнулся, но эта улыбка была лишь вежливостью. Глаза внимательно изучали выражение лица Лео. И последнего это раздражало.
—Я задал вопрос..
—Она милая.—быстро ответил Теодор, и реакция Лео была молниеносной. Брови взметнулись, губа дёрнулась, а желваки на челюсти заходили. Кажется, каждый сантиметр его тела испытал электрический шок.
Теодор чуть улыбнулся, собирая это зрелище для собственных сведений.
—Милая?—прошипел Лео, делая шаг на брюнета. Пытаясь испепелить его заживо.
—Это моё первое впечатление. В ней нет той мерзости и наглости, что вы описывали. Сидя здесь, она была довольно таки милой.—безобидные слова были капканом.
Лео недобро улыбнулся ему.
—Что вы обсуждали?—повторил он вопрос, чувствуя как кровь достигает смертельной температуры.
Тогда Теодор отразил его улыбку исподлобья и дерзко дёрнул бровью.
—Медицинская тайна.
У Лео в горле встал ком. Сначала он собирался харкнуть им в лицо ублюдка, посмевшего так откровенно подать свои права на его детку. Но рассмеялся, понимающе кивая.
—Точно.—он отвернулся, направляясь к выходу из злосчастной комнаты, пропитанной её запахом, где в спину смотрел Серот, и улыбка исказилась кривой гримасой. Треснутая маска смеси презрения и раздражения легла на его лицо, а пальцы защёлкали.—Конечно..