Начало конца
Самое ужасное в смерти то, что к ней невозможно привыкнуть. Её невозможно понять. О ней не получается не думать.
Влада не стало двадцать пятого февраля. Похороны мало отличались от тех, на которых Виктору доводилось бывать. Даже мороз стоял такой же сильный, а ветви деревьев точно так же скрипели на ветру.
Но отличие всё же было: Виктор никак не мог перестать плакать, будто слёзы — это всё, что у него осталось. Они застывали на морозе и стягивали лицо. Есения выглядела такой же опустошённой, словно вместе с горсткой земли бросила в могилу часть себя. Рядом с ней стояли родители Влада, бабушка Таня и дедушка Толя. Они стояли неподвижно, наблюдая, как закапывают могилу. «А ведь они пережили своего ребёнка» — неожиданно понял Виктор. До этого он не думал о родителях своих родителей в таком ключе. Но проскользнувшая среди прочих эта мысль царапнула больнее всего.
Видеть то, как опускают гроб, было тяжело, но ещё хуже было смотреть на убивающуюся горем Оксану. За последние несколько дней она перенесла множество истерик. Если бы Виктор не наблюдал за её состоянием последний год — точно не узнал бы. Она постарела лет на десять, на голове почти не осталось блондинистых волос — сплошная седина. Глядя на неё Виктор вспоминал тот вечер, когда она последний раз вернулась из больницы и положила на стол визитку ритуальных услуг и, не сказав ни слова, закрылась в ванной. Виктор понял всё сразу, но всё равно взял в руки чёрную карточку. Покрутил её в руках, словно это обычная визитка такси, а не известие о смерти. А потом заплакал.
Людей на похоронах было не много: в основном родственники и коллеги с работы. Но каждый присутствующий будто считал своим долгом подойти и обнять их с Есенией. Виктор стеклянными глазами посмотрел на очередного незнакомого мужчину, который похлопал его по плечу, выражая свои соболезнования. «Бедные дети», — говорил один за другим. Виктор никак не мог понять, почему они вдруг стали бедными. Влад был хорошим человеком и отцом, им повезло с ним.
Спустя несколько дней после похорон Есения уехала, у неё скоро должны были начаться экзамены. Виктор не хотел, но знал, что должен её отпустить. Прощание прошло скомкано: никто не знал, что говорить. Никому не хотелось оставаться, никому не хотелось уезжать. Находиться наедине со своими мыслями было тяжело, особенно перед сном. Закрывая глаза, Виктор видел одно и то же немое кино: вот Влад улыбается, вот он лежит на больничной койке, загримированный Влад в открытом гробе, гроб засыпают сырой землёй, его холодное тело разлагается, трупные черви роются в остатках плоти... Потом Виктор просыпался и включал свет, прогоняя эти образы.
Всё, что он чувствовал, было каким-то странным. Ненастоящим. Сначала Виктору казалось, что он осознал смерть Влада. Ну, он ведь знал это, видел своими глазами, плакал на похоронах — в общем, полностью верил в реальность происходящего, а потом приходил на кухню, чтобы попить воды и буднично спрашивал у Оксаны, во сколько Влад вернётся с работы.
«Бедные дети» — тогда он не понял, почему все твердили одно и то же. Но в тот момент он прочитал эту же фразу на лице Оксаны, и ему стало стыдно. Как он мог забыть? Почему он вообще это сказал? Виктор совсем не понимал, что с ним происходит.
А потом случилось то, чего он боялся сильнее всего — Оксана снова взялась за бутылку. Сначала после работы, потом и до неё, а позже она совсем перестала принимать записи и только изредка появлялась в своей парикмахерской. Возможно, и там она успевала выпить. Её горе было ощутимым, всепоглощающим.
Люди по-разному переживают трагедии. Виктору было больно. Одна только мысль о Владе вызывала поток слёз, который не получалось остановить. Оксане же было не просто больно, а скорее невыносимо, ведь она потеряла человека, с которым прожила бок о бок почти тридцать лет.
Виктор не говорил об этом сестре. Ждал. Он не знал, как долго человек может отходить от потрясения, но верил, что всё наладится. Всё станет хорошо. Он окончит школу, поступит куда-нибудь, снова будет переругиваться, спорить, а потом мириться с Оксаной, и она будет звать его ужинать. Нужно только подождать. Говорят ведь, что время лечит.
Конец обязательно наступит.