Дьявол поневоле

***

"Истинная любовь долготерпелива,
милосердна; любовь не завистливая,
любовь не хвастливая, не надменная;
не делает ничего дурного, не ищет
своего, не раздражается, не держит
зла; не радуются несправедливости,
а больше радуются истине".

Коринфянам 13:4-7

— И зачем хлеб? — Поинтересовался Фëдор. Было видно что блондин от него просто так не отстанет. Опять чего-то удумал и нарочно замалчивал, пока он сам не поинтересуется.

— Увидишь, — Николай театрально наклонился к самому лицу Фëдора и галантно подал руку, заглядывая в глаза. — Прошу, прошу! Гости всегда вперёд!

Фëдор уже совершенно ровно смотрит на подобное. Начинает привыкать к эксцентричному поведению своего знакомого. Так что ему только и остаётся взять парня за руку и принять приглашение. Пройти первым в открывшееся пространство на захламленной мансарде.

Первое что бросилось в глаза на новом месте, это множество деревянных секций и яркий свет. Фëдор еле промаргался от слепящих лучей из окна. Только после принюхался к легкому  запаху аммиака и зерна. Спустя некоторое время затишья послышалось трепыхание и скромное воркование.

Птицы?

В спину давит что-то широкое и тёплое.

— Это голубятня, — гордо заявляет Николай и давит на плечи Фëдора со спины, заставляя подвинуться. Прощупывает пальцами выпирающие кости под рубашкой и кожей. — Отойди с прохода! Ты же не хочешь, чтобы меня располовинило?!

Фëдор поводит плечами, сбрасывает руки блондина и ступает дальше по скрипящим половицам. Осматривается по сторонам. Большое толстое окно было единственным источником света. Вдоль каждой стены было что-то наподобие огромных шкафов без дверей с множеством секций, где грелись птицы. Каждая ютилась на определённом этаже в строго отведенной “комнате”. Чаще можно было увидеть парочки, нежели одиноких.

Голубь и Голубка.

Белоснежные. Непорочные. Чистые.

Достоевскому ещё не доводилось бывать в голубятнях. Это весьма необычное ощущение. Находится в одной комнате с теми, кто способен легко взмыть ввысь, но не может. Помещение было хорошо сделано, так что наврятли даже самая сильная и смекалистая пташка сможет упархнуть.

Фëдор всегда смотрел снизу вверх на этих божьих птиц, беспрепятственно рассекающих небесные просторы...

Из-за всех потрясений за прошедшие дни, его тело не сразу поняло, что в помещении достаточно холодно. Птицы имеют перья, пух, мягкие “штанишки” на окорочках. Люди же нет. Они совершенно беззащитны перед холодом.

— Надень ка, заболеешь еще! Птицы приспособлены к холоду, но не люди, — Николай без спроса накинул на Фëдора не по размеру огромный овечий тулуп. Обмотал шею шерстяным шарфом, на котором было дырок как звёзд в небе. — Не смотри на меня так!

Запах шерсти, птиц, сена, древесины… Несмотря на суетливый нрав, Николай создавал вокруг себя уютную атмосферу и делился с другими. По своему наблюдению, Фëдор понял одну вещь. Делился теплом блондин далеко не со всеми. Лишь с теми, кого считал достойным  или видел в них что-то интересное для себя.

Николай с ним похоже возился лишь из желания узнать о его способности. Во всяком случае Фёдор делал такой вывод, наблюдая за происходящим.

Достоевский тихо поблагодарил и помял пальцами рыхлое переплетение шарфа. Подтянул повыше и плотнее запахнул тулуп. Тело почти сразу согрелось. Признаться честно, на чердаке с Николаем он немного подмерзал, но беспокоить такой мелочью не хотелось. Блондин щеголял так, словно на дворе всë время было лето, а не холодный февраль.

Фëдор полностью согревался лишь во сне, когда Николай настойчиво прижимался сзади и закидывал во сне на него руки и ноги. Подгребал к себе, словно мягкую игрушку.

Сейчас же Николай накинул на себя коричневый полушубок и даже не удосужился застегнуть. Так и ходил. Под ним же красовалась его повседневная расшитая рубаха.

— Смотри что сейчас будет! — Николай присел на корточки и раскрошил тот самый ломоть кислого хлеба на маленькие кусочки. Птицы предвкушая трапезу заворковали, завертелись волчками в своих “комнатушках” и слетели вниз. Они моментально облепили голову, руки, спину.

Сейчас блондин излучал слепящее сияние из-за лучей зимнего солнца, попадающих на него из окна. Божьи пташки полностью покрыли его тёмный полушубок. Когда те мельтешили, в попытке усесться поудобней и получить желанные крошки, то создавалось ощущение, что он махал безбожным количеством крыл.

  Коля походил на Серафима.

Самого приближенного ангела к Богу…

Внешний вид блондина вызывал улыбку на устах Фёдора. Курлыканье, громкое трепыхание крыльев, взлетающие с пола перья и Николай, который совершенно преспокойно кормил птах. Он внимательно следил за тем, чтобы хватило каждой.

— Ну-ну, Ладушка, хорошая моя, — Николай погладил белую голубку по грудке, которая никак не могла протиснуться за едой. Услужливо подал ей кусочки хлеба и проследил, чтобы другие голуби не обижали. — Тебя никто не обидит. Ешь спокойно.

— Ты знаешь имена голубей? — Поинтересовался Фëдор, боязливо подсаживаясь рядом и поглядывая на взболомошеных птиц.

— Имена? Ты недооцениваешь меня. Я могу различить каждого, что уж говорить про имена. Почти для любого встречного человека или священишки они одинаковы, — названная голубка перешла на руку Николая и притулилась к груди, пока он нежно гладил её по головке не отрывая от неё глаз. — Но каждый уникален своим характером, привычками, поведением. Пожалуй голубей мне различить между собой проще, чем людей. Многие одинаковы, скучны и примитивны.

— Не знал, что ты способен на такие рассуждения. Хотя мне начинает казаться, что ты прав… — Фëдор лишь наблюдает, как Николай нежится с птицей, что-то науськивает. Со стороны может показаться, что он сумасшедший. Но невооружённым глазом видно одно – голубка ему доверяет.

Доверяет также, как и его Мурка…

— Хочешь её потрогать? Она как тёплая зефирка, — Николай переводит взгляд с голубки на него. В момент аккуратно встряхивается всем телом, чтобы сбросить птиц. Те сразу всë понимают и разлетаются по ячейкам.

— Может это и странно, но я ещё ни разу не трогал голубей, — признается Фëдор, параллельно убирая белые перья с такой же белоснежной шевелюры Николая.

— Всë бывает впервые.

Закончив с уборкой “гнезда” в волосах, Фëдор тянет руку к непорочной пташке. Та вертит головой, чтобы получше разглядеть янтарными глазками незнакомца.

— Нет. Я не могу…

— Да всë будет хорошо. Успокойся! — Николай ухватывает Фëдора за руку и удерживает, — меня же ты трогаешь? Не боишься. — тянет он лукавым сладким голосом.

— Сложно объяснить, но я уверен, что не смогу причинить тебе вред, после тех слов, — малиновые радужки непроизвольно скользнули к груди. На сгибе локтя блондина голубка уже разнежилась в сладкой дреме и прикрыла глаза.

— Тогда представь что она это я.

Николай бережливо берёт за руку Фёдора. Накрывает тыльную сторону его ладони и тянет к птице. Заставляет темноволосого придвинуться ближе. Птица приоткрывает сонные глаза-бусинки и настораживается при виде нового лица в обители. Фëдор зажмуривается и боязливо касается пальцем её белоснежной головки.

— Открой глаза, трусишка, — мягко шепчет Николай почти у самого уха, еле сдерживая весёлые нотки в голосе от вида зажмуренного друга.

Фёдор приоткрывает дрожащие веки и встречается с парой разномастных глаз, в которых плещется тёплое море. Он ведет ниже по грудке и спинке голубки. Федор явственно ощущает вблизи мерное дыхание Коли, пульс от крепкой хватки. Его руки мягкие, хоть и местами в мозолях. Они греют словно маленькая пичужка. Сама пташка такая же тёплая, как и Коля. Пальцы погружаются в её воздушное оперение и Фëдор ощущает нутром, насколько это приятно. Птица начинает тихо курлыкать и тянутся за новой порцией ласки. Фëдор не отказывает и уже смело наглаживает любвеобильную птаху.

— Она и вправду как зефирка, — заключает Фёдор, непроизвольно улыбаясь от наконец-то полного душевного спокойствия тепла, разливающегося мёдом по телу. Если бы не Коля, то он наверное пропал бы с концами в той комнате.

— Ну я же говорил, — блондин загадочно улыбнулся и без предупреждения полностью вверил голубку в Федины руки. Поднялся с пола и отряхнулся от сена. — Сейчас покажу один трюк! Смотри!

Фëдор уже ничему не удивлялся. Лишь продолжил наглаживать голубку и наблюдать за тем, что собирается выкинуть блондин.

Николай достал из кармана брюк горстку овса и насыпал в рот. Выставил руки перед собой и ждал.

Одна пташка уселась на ладонь Николая и любопытствующие заглянула к нему в широко раскрытый рот. Ещё немного подумала, повертела головой и всунулась внутрь, чтобы добыть зёрна. Другие голуби начали брать пример и поочерёдно подлетать к “живой” кормушке.

— У кхах? Хафится? — Невнятно прошамкал Николай не закрывая рта.

— Ты разве не знаешь, что говорить с набитым ртом неприлично? — Фёдор еле сдерживает улыбку, наблюдая как пташки подлетают одна за другой, чтобы отведать новое кушанье. Забавы, которые придумывал Коля из раза в раз, сильно веселили и не давали окончательно потонуть в гнетущих мыслях о прошлом, настоящем и будущем.

Фёдор предполагал, что это лишь маска, которую так умело примерял на себя Коля. Фальшивая личина весёлого неунывающего озорника, способного рассмешить кого угодно. Правда кроме тех священников в церкви. Но после рассказа о его прошлом, от которого по правде говоря, стыла кровь в жилах. Почему-то Фёдор думал, что сам Коля тонул в куда более глубокой и зыбкой трясине, чем он сам.

— Кхурак! — Хрипло гаркнул Николай и нахмурился, пока птицы доклëвывали последние зёрна. Он старался казаться обиженным, но в данной ситуации всë выглядело с точностью наоборот. Блондин, неспособный пошевелиться из-за птиц, рассыпался в ругательствах, которые с его новым произношением было почти невозможно разобрать.

Сдерживаться было невозможно и Фëдор прыснул со смеху, услышав ещё что-то гневное слетевшее с уст. Голубка в подвернувшийся удачный момент выпорхнула из рук темноволосого и тут же пригнездилась в своем домике. Николай уже мчался на всех порах выяснить отношения.

— Не злись, тебе просто надо было видеть себя со стороны, — оправдывается Фёдор, вытирая рукавом тулупа выступающие слезы из глаз.

— Тебя ждёт мучительное наказание! Я тебе такой трюк показывал, а ты! — Николай опрокинул на спину смеющегося темноволосого и начал безбожно щекотать. Залез пальцами под тулуп с рубахой и замельтешил пальцами, вырывая из лёгких Фёдора более громкий смех.

— Хватит! — уже сквозь слезы умолял Фëдор. — Я сейчас умру! Коля, хватит!

Но блондин не останавливался. И тогда Фëдор потянул за косу, оттягивая его от себя силой. Парень вскрикнул и уже вместо щекотки, был сосредоточен на том, чтобы отобрать свою драгоценную шевелюру из цепких рук.

— Больно вообще-то! Давай тебя буду так тянуть, — негодовал Николай, рассматривая свою растрепанную косу после небольшой “перепалки”. — Теперь переплетать придётся…

— Тоже мне горе луковое, — закатил глаза Фëдор и поднялся с пола. Чего только не нацеплялось на одежду, пока они кувыркались по полу в приступе бесовства. Придётся весь вечер вручную снимать весь этот мусор. — Могу переплести, когда вернемся обратно, — предложил он. В конце концов коса была растрепана по его вине.

— О, не зря я тебя все-таки вытащил оттуда, — Николай запустил пятерню в чёрные локоны и начал провокационно наматывать их на указательный палец. — Может ты ещё чего-то умеешь? А то твою способность я похоже ещё не скоро увижу…

Николай местами слишком много себе позволял. Особенно когда касался его без разрешения. Нагло наматывал смольные пряди на пальцы и смотрел с широкой улыбкой на лице, как печной кот. Даже осуждающий взгляд не действовал на блондина или он его нарочно не замечал.

— Знаю французский, хорошо держусь в седле, играю в карты, умею танцевать мазурку и вальс, — глубоко в груди разлилось приятным теплом. Столь незапланированная буря была вызвана лишь одним Колиным взглядом. Его проявленным интересом к его увлечениям, талантам. То, как его глаза загорались всë ярче и ярче от каждого произнесенного им слова. Для самого Фёдора эти умения были весьма обычны и примитивны, так что не вызывали особого восторга.

Хотя для Коли…

Он же являлся простым парнем, далёким от длинного перечня обязанностей, которыми должен в совершенстве владеть каждый дворянин или член светской прослойки общества. Да и обучались всем этим умениям с раннего детства. Как сейчас припоминал Фёдор, танцам его обучали с пяти лет.

— Научи меня танцевать, Федь! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!

— Не считаю себя мастером в этом деле…

— Научи! — всë никак не унимался блондин. Потянул темноволосого за грудки и начал трясти как неваляшку. — Я только видел как исполняют эти танцы на богатых приёмах, но самому выучить все эти движения слишком сложно. А тут ты на меня свалился. Прямо Бог тебя мне послал!

Фёдор ощутил легкое приятное покалывание на кончиках пальцев. Его так ещё никогда не хвалили родители. Уж точно не с таким обилием радости и настоящих эмоций, как Коля…

В их семье это было не принято. Родители считали, что похвала в большом количестве будет лишь расхолаживать дух, так что всë блюстилось в строгости и сухости.

— Я мог бы попробовать тебя научить, но для начала нужна музыка и желательно большое пространство, — покашляв в кулак и уняв приятную дрожь в теле, подытожил Фёдор.

— Это совсем не проблема! Ты что, забыл с кем имеешь дело? — “тонко” намекнул на свою персону Николай, сверкнув заговорщической улыбкой.

— Сложно забыть… — Федор в миг оглядел парня с головы до пят и со знающим лицом выдохнул. — Но думаю всë же стоит привести себя в порядок перед тем как куда-то идти… хотя похоже в нашем случае тайно пробраться. Не так ли?

— Ладно, ладно. Тогда сейчас вернёмся домой. Ты себя приведешь в порядок, потом мне косу переплетешь и пойдём! Будет очень весело! Я знаю пару чудесных местечек, где устраивают подобные приёмы. Тебе точно должно понравиться! — Николай уже ничего не спрашивал и тянул через всю голубятню за руку, подробно рассказывая их план действий. — Ой, и потом ещё надо будет как-нибудь навестить твоих “знакомых” в церкви. Наверняка соскучились и потеряли тебя. Рвут свои последние волосы с головы и бьются челом об пол.

От глаз Фёдора не скрылась ядовитая улыбочка Коли, когда он заговорил про священников. Оставалось лишь гадать, чего удумал этот затейник. Фёдор уже представлял, как будет сложно его обучать танцам. В них нужна дисциплина, концентрация и совершенное спокойствие. Однако Коля уже удивлял его не раз. Может всë будет по другому?

После успешного возвращения в захламленную мансарду, которую Коля гордо называл своим “домом”, блондин быстренько всучил в руки Фëдора деревянную расчёску и красную ленту. Сам же Николай уже распустил волосы, поставил хлипкий табурет перед креслом и закрыл глаза.

— Я готов! Кстати как твоё отчество? — полюбопытничал Николай, чувствуя на удивление теплые пальцы на коже.

— Михайлович. А твоё?

— Васильевич. Ах, тогда покажи на что ты способен, дорогой Фëдор Михайлович! — нагловато обратился Николай, запрокинув голову назад, чтобы встретиться взглядом с темноволосым.

— Только без фамильярности. Не люблю подобное, — предупреждающе шикнул Фёдор и повернул голову парня в исходное положение. Как ни странно, но монотонное расчесывание волос по всей длине очень успокаивало. Да и шевелюра у Николая была необычайно мягкая, шелковистая. Многие девушки могут позавидовать. Фёдор пользовался предоставленной возможностью и большую часть времени просто перебирал пряди меж пальцев. Рассматривал с видом знатного учёного или врача.

— А что ты тогда любишь? — не унимался блондин, но продолжал смиренно сидеть как статуя, — кстати, ты очень аккуратно заплетаешь. Думал ты мне повырываешь половину волос за “фамильярность”, —  Николай притих и чуть позже продолжил более тёплым бархатным тоном. — Чувствую, что это будет самая лучшая коса с тех пор, когда меня заплетала матушка.

Фёдор не всегда понимал как реагировать на подобные заявления. Коля, каждым своим словом, умудрялся проделывать дыру в сердце, да настолько умело, что щеки рдели и кончики пальцев снова начинали приятно пульсировать накатывающим теплом.

— Люблю… — простой вопрос поставленный прямо в лоб заставил ненароком задуматься. Одна прядка незаметно выскользнула из рук и Фёдор поспешил вернуть её обратно. — Шелест берёзовых листьев от теплого летнего ветерка, книги по истории старых цивилизаций и религий, дискуссии, черемуховый пирог, уху, фольклорные песни, горячий хлеб из печи, животных…

— Ты весьма конкретен в понимании этого слова, — блондин вытянул руки перед собой и хрустнул суставами.

— А что ты хотел услышать? — Фëдор сам для себя не заметил, как под душевный разговор доплел косу и завязал маленький бантик на конце. — Готово.

— Ну не знаю. Неужто тебе из живых существ только животные любы? А как же люди? — Блондин как ошпаренный слетел с табурета и подбежал к зеркалу. Отражение явило аккуратнейше заплетенную косу. Волосинка к волосинке. Сразу было видно старание. Николай крутился перед зеркалом словно девчонка, которой служанка заплела новую модную прическу. Хотя это была лишь обычная коса…

— Может и любы. Не доводилось испытывать подобного, — но говорить о том, что он не был знаком с этим чувством абсурдно. Иногда в руки попадали не только исторические трактаты, публицистика, но и романы. Матушка любила читать подобные книги по вечерам при тусклых свечах на столе. Как помнил Фёдор, в центре сюжета зачастую оказывалась трепетная романтичная особа, которая по ходу развития событий, влюблялась в человека противоположного пола. И всë заканчивалось зачастую печально, где главный герой получал жизненный урок, а заодно и читатель. Но бывали и хорошие концовки, где любовь и вправду побеждала все преграды.

— Ну… думаю ещё успеешь. Жизнь штука длинная. Во всяком случае найти кого-то точно да можно, перед тем как копыта отбросишь, — простодушно размышлял Николай, вернувшись  к Федору.

— Глупо так уверенно заявлять, что жизнь длинная. Как по мне, то Бог заранее отвёл каждому человеку определённый срок пребывания на земле, — Фёдор не заметил, как в руках Коли оказался тот самый гребешок, которым он чесал его пару минут назад. Блондин похоже решил ответно что-то соорудить на его голове. Впрочем… почему бы и нет. Главное чтобы не вырвал и не наплел косичек. Что-то подсказывало, что он вполне это может.

— Мне кажется это не честно. Как какой-то дядька на небесах, может решать сколько кому жить? — Недоумевал Николай, прочесывая смольные пряди.

— Дядька…— недоумевающе повторил Фёдор. Порой непосредственность Коли поражала до глубины души. — Это риторический вопрос.

— А что значит “риторический”? — Поинтересовался блондин, проводя чуть медленней гребнем по шее.

— На который нет ответа.

— Ты такой умный. Чтобы я без тебя делал.

— Это риторический вопрос, Коль.

— Риторический, риторический, — блондин ворчливо “сплюнул” данное слово. — Почаще бы меня называл Колей. Привычней и спокойней как-то…

Николай положил гребень на тумбу. Воздушно провёл пальцами по всей длине волос. Он изучал, раз темноволосый добровольно предоставил такую возможность. Николая прошелся подушечками пальцев по лбу, вискам, за ушами. Скользнул к лебединой шее, осязая лёгкие мурашки, пробежавшие по фарфоровой коже. Случайно подцепил ногтем край подклеевшейся марлевой повязки, слегка пропитавшейся сукровицей.

Если бы не эта “гениальная” идея, пришедшая утром в голову, то Федина шея так и осталась бы чистой. Сам он остался бы чистым…

Совесть клевала душу как голодное воронье с самого восходного зарева. Обдирало жадно плоть до костей.

Фëдор боялся спугнуть уютную тишину, окутавшую холодную мансарду своим тёплым пуховым одеялом. Почувствовав, что пальцы Николая застыли над шеей и не шевелились, он повернулся к нему полупрофилем, чтобы встретиться с разноцветными, задумчивыми глазами.

— Ты меня знатно напугал утром, но рана не смертельная. Заживёт, — Федор потянулся к перевязке на шее и накрыл ладонь Коли, которая замерла без признаков жизни.

И лишь учащенный пульс истошно вторил об обратном.