3 Глава. Мишель.
21-го мая. 1837 год.
Прошло уже несколько дней, как я уехала не надолго вместе с родителями из Пятигорска. С сиропчиками всё хорошо, мы ни к кому не заливали уши в "косвенном смысле", работа шла постепенно, нас никто не обворовал, не похител. Уже последний день, как мы отдыхаем на пляже; рядом родители лежали на шезлонге и постоянно болтали о бизнесе, от которых у меня вяли уши, как бы то ни было обидно им; бизнес не являлся для меня важной ролью, но деньги мне всегда нравились и всегда были нужными; тогда я не входила в их разговор и просто спала под солнечными очками солнца и спала.
Наступил вечер. Мы собрались ехать домой. Поездка, если честно, меня немного поташнивала, ужасно хотелось домой. Моё лицо не было таким болезненым, просто сделала серьёзное лицо, из-за которого другие помещики остранялись от меня.
— Ты видишь, как ты их напугала, — тихо сказала мать мне на ушко. Я посмотрела на это зрелище и мы с ней похихикали, — Ничего, моя дорогая, мы почти приехали.
В один миг карета остановилась. Всё пошотнулось, что даже чуть ли со своего места не упали. Мой отец первый вышел с одним оружием на выход. Все мы немного запереживали. Ждали несколько минут и нам разрешили выйти, чтобы отдышаться, успокоиться. Это был несчастный малый случай. И все со спокойной душой ехали домой; но только именно меня настораживало по одним слухам, что чаще становилось много волков, или даже казах; эти мысли были не долгими оттого, что вздремнула, пока мы не приехали домой.
22-го мая. 1837 год.
Зала ресторации превратилась в залу Благородного собрания. В девять часов все съехались. Мы впереди были Лиговских. Многие, а точнее дамы посмотрели, словно, или именно на меня с завистью за моим, так скажем откровенным нарядом; а именно откровенным вырезом, потому что были видны мои новые блестящие колготки, прохаживающие по красному ковру, как на подиум, и вырезом на груди; красным, бархатистым нарядом; как будто по домашнему пришла. Мои каблуки были слышны практически на всё. Мои украшения освещали белым блеском. Мне было ни капельки не стыдно за то, что я была для многих открыта; моя одежда передавала не только моё настроение, а именно мою душу, но только наполовину. Я, признаюсь, любила женщин, особенно их восхищение, а не смуглые взгляды и зависть на их лице, поэтому я люблю своих подруг, которые встречают меня чуть ли не посреди зала, немного крича: «Мишель, иди к нам!» Я немного поискала вокруг и заметила Анну, Софию и Анастасию, вместе с ребятами помещиков в идеальных мундирах. Мать была рядом со мной под ручку, она увидела мой взгляд на друзей: «Ладно, дорогая, иди к ним, а я подожду семью Лиговских и отца.» Я быстрым шагом шла к ним, не замечая других. Может быть я на кого-то наступила, не замечая, и не извиняясь. Мы, семья Вишнёвских, не извиняемся за свои причиненные поступки, даже если были не правы; мы находим несколько способов, как заставить самих обидчивых постыдиться из-за своей клеветы на нас. Ох, может из-за этого презирают, что всегда были мы правы.
Мои товарищи встретили меня с улыбкой, с восхищением, но начала разговор Анна:
— Вау, Дорогая Миледи, Вы стоите на Миллион Долларов!
— Ахах, благодарю Вас, Анна, Вы тоже шикарно выглядите, — сделала я благородное, пафосное лицо, но оно было смущенным, — И все остальные Вы тоже прелестно выглядите, мы даже лучше взрослых выглядим!
— Я чувствую немного повзрослее, может быть возьму по шампанскому?, — спросил у нас Георгий.
— Мне кажется, что мы не против немного выпить, хотя слишком рано нам начинать, тут только собрались все и топтаться везде будут, так ещё не замечая, нагло наступить, хотя это зал немного побольше другого, — высказалась София.
— Чем раньше, тем лучше, — улыбнулась на высказывание Анастасия.
— Ну тогда я пошёл за бокалами, — Георгий посчитал сколько нас и пошёл за шампанским.
Михаил стоял не надолго, пока его не пригласила потанцевать одна миледи. Он уважительно согласился и пошёл на вальс.
— Вон, Мишка, и с нею Мэри танцует, — говорит Анастасия, — Надеюсь Грушницкий не заревнует к нашему Мише.
— Да кому сдалась эта Мэри, — говорит с пафосом София, — Она вон, наступила на одну даму, даже не извинилась, не, я в этом не обвиняю, рассеянная может быть, хотя это так и есть *поднимала одну бровь, сделала недовольное лицо, смотря на неё*, прост слышу, как за моей спиной обсуждают два лакея оборванца, — она показала назад большим пальцем на двух гостей, одна дама и капитан. Они что-то шептались, смотря на Мэри. Я была немного сердито смотрю на них, а потом высокомерно подняла голову, — И с чего это вдруг Госпожа Мэри должна извиняться перед какой-то неухоженной, немодной леди? Так ещё рядом с ней толстопузый мужик соглашается на её авонтюру. Они подходят друг другу. Мои подруги согласились с этим и немного сплетничали про множество гостей и их делишки. Наше женское, непобедимое коварство всегда многое побеждало, у нас с подругами было в крови. Эти случаи случились редко, особенно у меня. Я помню, как одной с*** наступила на её потрёпанное, безвкусное на моду, платье; она шла, не замечая всего, с поднятой головой, и вдруг, у неё нижняя часть платья(длинная юбка) резко оторвалась, вместе с корсетом; я вспомнила её, тем временем, испуганное лицо, она попыталась прикрыться, и резко, как серая мышь, убежала. Это после момента, когда ей сказала: «Мисс, я рекомендую Вам своими пугливыми глазками смотреть по сторонам, даже под ноги, потому что Вы и вправду получите по заслугам! Ведь никто от нас, Вишнёвских, не убегал!» Это фраза пугала её, я по скрытым эмоциям это замечала; она поняла, что не стоит обесценивать мою личность лишь по моей одежде; но зря она сказала фразу: «То что Вы последнее сказали, меня это не пугает, несмотря на Ваш статус, как говорили, «Встречай по одёжке...» И ушла глупым пафосом, и вот моя месть на мгновенье исполнилась, на последок сказав я: «А провожай по уму... Ну у Вас ни одежда, ни ума нет!» Мы с подругами над этим усмехались, как чайки, даже не выпив, ощутив всю атмосферу бала и вскружительных танцев, были немного пьяны от такой красоты.
Георгий пришёл с подносом бокалов шампанского и расстерено смотрит на зал, — А где Мишка?
— Вон там, смотри, танцует с Госпажой Мэри, ему очень повезло, — ответила Анна.
— У кого-то будет вознаграждение, а кого-то два бокала, — тихонько берет Анастасия и из горла выпивает.
— Во, во, Настасья, ты шо, тебя шо ль попёрло, — говорит Анна,
— Не переживайте, Анна, я буду трезва, как стёклышко, и тем более Михаилу все равно не нужно выпивать, затанцует со всеми-всеми, кто тут находится в зале, — говорит в игривом настроении Анастасия.
— Да, ёшкин кот, я тебя тошить до дома не собираюсь! — всерьёз сказала Анна,
— Не переживай моё солнышко, меня будет тошить красивый мужчина... В отличных трусах! — Анастасия была в ударе. Я даже не поняла, что произошло и почему так быстро шло время.
— Эй! Миледи, это мой бокал! — возмутилась София, — Теперь нет, — ответила Настасья.
— Да блин, бокалы с шампанским закончились. Настасья, Вы просто великолепны выглядите, и положительнее, чем тем кавалеры, стоящие толпой пьяные и ещё смеются над всеми. Хотя мы и не лучши, но мероприятие по выпиванию и отдельно от других, прост отлично.
— Ой, и не говори, кажется, что с нами будет намного интереснее, — ответила Анна.
Меня подтолкнула София, говоря: «Смотри, тут Печорин!»
Я немного по залу пробежалась глазами и заметила его. Он стоял, с кем-то болтал, пока не заметил мой образ, когда разошёлся зал с танцорами. Мы были далеко друг от друга, но наша моральная близость становилось всё ближе и ближе. Моё дыхание участилось, голова моя немного закружилась, и мои румянца становились всё краснее и краснее. Но я была в определённой позе и не терялась в пространстве, только я не замечала многих, но только на него... На Печорина... Смотрела всё чаще и чаще. Мои глаза засияли, как звёзды, или мне казалось, что это было сон. Печорин проходил по горизонтале тихонько, немного пошатываясь, или это была его походка. Его хитрая мина все такая же была, как и несколько дней назад. Его проницательный взгляд был глубоким, как океан, а глаза были тёмны, как ночь. У него зрачков не было ни одного блеска, словно гладили и успокаивали меня. Его волосы поддували, может это из-за толпы, крутящиеся, как карусель. Его стойкость все таки осталась, но его черты лица смягчились при виде меня, смотря на прошедшую нашу встречу. На меня так давно никто не смотрел, с такой нежностью, но и с другой стороны с ухмылкой и возбуждением... Или у нас между нами возбуждение, или у меня... О Боже, что же я такое думаю.
«Эй, Мишель!» — это пробудило моё сознание.
— Эй, Мишель, что ты так расстаяла, как пломбир? — спросила София.
— Эм... Ну, ничего... — пробормотала я под нос.
София мою спину поглаживала, чтобы я пришла в себя. Я потом опять на некоторое время посмотрела в сторону Печорина, но его не было, я тогда дальше болтала с приятелем и, не замечая всех вокруг.
Прошло ещё какое-то время и сказала им: «Я щас ща бокалом пойду!»
Я украдкой походкой шла к столу с множеством приготовленной еды и бокалов разной выпивки. Я потом стояла и снова искала глазами по залу Печорина, но так и не нашла его образ. Тогда я взяла ещё один бокал шампанского, чтобы выпить, как вдруг кто-то на моё плечо положил крепкую руку в белых перчатках. Я украдко повернулась и увидела его.
—Не слишком ли Вы много выпили за этот вечер, миледи? — спросил меня Печорин.
— Ах... Ну.. — я сначала немного замешкалась, а потом постепенно приходила в себя и ответила, — Я чувствую себя хоть с лёгкостью, но умею себя в руках держать.
— Я вижу, — с улыбкой ответил он, — А почему Вы отстранились от своих товарищей и подруг?
— Я же просто пошла за бокалом...
— Знаете, со мной намного будет веселее, чем с шампанским выпивая, и находить меня по залу лишь взгляду, а то некоторые перепугались Ваше презрение, — потом тихонечко, шепча мне в ушко сказал, — «Но я в Вас нахожу хорошей девочкой, и именно девочкой» — он взял мою руку и я продрастерялась, но я потом высказалась, — Господин Печорин, давайте не будем играть, как кошки-мышки и будем танцевать мазурку, но Вашей девочкой этим вечером буду, — хитро улыбаясь я ему. Он понял, что я не из тех, кого можно вскружить голову и бросить в один миг, ведь кто-то из нас может обхитрить.
Мы оказались в центре зала со всеми, кто также танцевал, и продолжает танцевать. Он тотчас подошел ко мне, приглашая вальсировать, пользуясь свободой здешних обычаев, позволяющих танцевать с незнакомыми дамами.
Я едва могла принудить себя не улыбнуться и скрыть свое волнение; мне удалось, однако, довольно скоро принять совершенно равнодушный и даже строгий вид: я небрежно опустила руку на его плечо, наклонила слегка головку набок, и мы пустились. Я не могла прочитать его мысли в этот момент, но очень хотелось, что именно думал обо мне.
—
Г. А. Печорин: «Я не знаю талии более сладострастной и гибкой! Ее свежее дыхание касалось моего лица; иногда локон, отделившийся в вихре вальса от своих товарищей, скользил по горящей щеке моей... Я сделал три тура. (Она вальсирует удивительно хорошо). Она запыхалась, глаза ее помутились, полураскрытые губки едва могли прошептать необходимое: «Thank you, sir!»»
—
Мишель:
Я на английских манерах поблагодарила его. Надеюсь, что он понял. В ответ он поцеловал мою руку. Я расстаяла немного, скрывая. Печорин это заметил, но не подавал виду, и отвёл меня от зала, чтобы ещё поговорить:
— Госпожа, Вишнёвская...
— Мишель, просто Мишель, — улыбнулась я ему, — А, как я к Вам должна обращаться?
— Печорин, но моё полное Григорий Александрович Печорин, но Вы можете и по-другому обращаться, хоть по имени, или даже Джордж назовите, как мои давние приятели меня называют.
— Ахах ах, — засмеялась я звонким смехом, — Ну тогда я к Вам могу обращаться, как Гриша.
Печорин немного посмеялся за мной, — И Вы также к друзьям обращаетесь?
— Конечно, я к близким людям обращаюсь по имени, если они этого захотят, а если не захотят, то неблизкие.
— Какая Вы дружелюбная.
— Конечно, у меня много приятелей, и именно приятелей, но Вы для меня стали лучшим приятелем! — с игривостью ответила я ему.
— Надеюсь, что в скором временем не только буду я лучшим приятелем, но и на большее буду способен; всё в Ваших руках, Мишель, — ответил на мою игривость.
— И на что же Вы, Господин Печорин, ещё способны, — спросила со смущением я его, но теряясь в нашем приятном разговоре.
— Вы даже не представляете, на что и как я способен, когда будете со мной наедине.
Мы даже не заметили, что вдали от других гостей стояли одни; и физически, и морально друг с другом были близки. Мы были, как словно магнит, которых притягивают всё ближе. Мы словили одно дыхание. Моё сердце билось всё чаще от того, что он был рядом со мной; взяв за мою талию, я боялась, что он опуститься ниже; мои мокрые руки, дрожаще, положили на его широкие плечи; я смотрела немного вниз; потом сжимала кулаки и думала: «Собирись, не поддавайся раньше его соблазну!»
— Я представляю, — наконец ответила и посмотрела на его тёмные глаза. В них я заметила, как увеличились зрачки с обеих сторон. Он часто дышал, как я. Его воздух был горяч; из-за этого я ощутила на себе жар; его духи манили и вскружили голову. Гриша опустился к моему уху и его руки опустились ниже талии, он сказал мне на ушко: «Вы же понимаете, моя жемчужина, что я готов на том, чтобы мы с Вами стали большее, чем просто лучшим приятелем»
— О Боже мой, что Вы делаете!? — я, немного вскрикнув, опонясь, отошла от него, убрав руку. Он тоже пришёл в себя и немного покраснев сказал, — Простите, Госпожа Вишнёвская Мишель Александровна, что я Вас смутил. — «Я так и знала, что он благородный человек и знает грань между нами» ,
— И Вы меня извините, Господин Печорин, что я Вас так утруждала, и давайте вернёмся на свои места.
Я отошла от него несколько шагов, как вдруг остановила меня София,
— Мишель пошли с нами!
— Что-то случилось? — в недоумении спросила я у неё.
— Анастасия, и ещё несколько таких пьяных, отводят из зала!
— Что?
— Давай, идём же, ты единственная, кто спасёт наше положение!
— Я с Вами, — присоединился к нашему разговору Печорин.
— Благодарю Вас!
Благодарю Вас!— ответили мы одновременно с Софией.
Тем временем зал разошёлся, чтобы пропустить офицеров, которые отводили из зала пьяных людей. Но Анастасия не теряла духа и громко говорила: «Впустите меня на танцпол, пьяным продвигаться!...» Потом за ней ходили Анна, выпившие Миша и Георгий, просоединились и мы к ним.
— Ах Вы заразы! Выпустите нашу Настасью! Она Вам не кость, чтобы бросать! — с возражением говорит Анна.
— Да, я идеального телосложения! — икая, и говоря, Настасья.
— Знаете, это самый лучший вечер, где реально, без церемонии можно постоянно выпивать, а ещё я нашёл идеальную женщину! — высказался Михаил.
— Мой брат, это была Мэри и она на танец просто позвала. — утешил Мишину самолюбие Георгий.
Мы вышли на воздух. Нам в помощь пришёл Грушницкий. Шли мы вместе домой Анастасии. Он был не по далёку.
Все мы спокойно общались, отрезвели, но только на плечах Грушницкого спала Анастасия. Мои друзья шли впереди, спотыкаясь обо все, что угодно, но упорно стараясь ходили по дороге. Я, Грушницкий и Печорин были трезвее.
Грушницкий рассказывал о приезде на Кавказ — также следствие его романтического фанатизма о том, что накануне отъезда из отцовской деревни он говорил с мрачным видом какой-нибудь хорошенькой соседке, что он едет не так, просто, служить, но что ищет смерти, потому что... тут, он, верно, закрыл глаза рукою и продолжал так: «Нет, вы (или ты) этого не должны знать! Ваша чистая душа содрогнется! Да и к чему? Что я для вас! Поймете ли вы меня?» — и так далее.
Он также говорил, что причина, побудившая его вступить в К. полк, останется вечною тайной между им и небесами.
Впрочем, в те минуты, когда сбрасывает трагическую мантию, Грушницкий довольно мил и забавен. Мне любопытно видеть его с женщинами: тут-то он, я думаю, старается!
Нас позабавило, но для Печорина это было не удивительно. Мы и его попытались вывести, чтобы рассказал какой-нибудь рассказ из своей жизни. Но он просто отказался, был не в дух, ответил на это. Мы его сильно не вынуждали и перешли к другим, чтобы мы не скучали по дороге. Я и все остальные устали идти. Мои ноги ужасно болели и даже пошатнулась; я неожидала от себя, что упаду случайно, но хорошо, что рядом оказался Печорин. Он в один миг поймал меня.
— Вы очень устали, — сказал он. Я на ответ кивнула. — Ну значит я Вам помогу. Он взял без разрешения меня на руки и тащил. Я взялась за него обеими руками и обняла его. Это было неожиданно, но прекрасно, ещё бы мне снять высокие каблуки. И я их сняла и положила на себе. Но Печорин взял их и держал. Я подняла голову, чтобы посмотреть на него. Он потом это заметил и ответил: «Не благодарите, и немного помолчите, или может даже поспите на мне, потому что, как благородный джетельмен, рад помочь прекрасным дамам, как Вы, жемчужина.»
Я просто засияла ярким светом от его выражений и искренне улыбнулась. Мы были с ним едва знакомы, а он мне всё больше и больше нравился мне. Я хотела, чтобы этот момент не закончился, но пора домой. Потом я вспомнила его фразу и сказала: «Знаете, я тоже готова на том, что Вы мне сказали тогда, когда были на балу. Я запомню это надолго!» О, боже, это моё первое признание, которое я сделала перед взрослым мужиком в мундире. Или мне показалось. Печорин это услышил и прост мне улыбнулся. Я свою голову положила ему на плечо и тихонько закрыла глаза. Я была счастлива.
====================================
На следующее утро я проснулась в своей кровати. Снова проснулась от новых первых лучей солнца. Рядом с бордовыми шторыми стояла моя служанка Бюзе. Она их раздвинула шторы, повернулась и заметила меня: «Доброе утро, Мишель! Как вы выспались»
Я посмотрела на свою кровать и рядом не было книги, за то было рядом письмо и свежая роза. Я взяла письмо и посмотрела, кто мне его отправил; это письмо от Лиговской Мэри. Я открыла и мысленно его прочла: «В девять часов приходите к нам в гости. Не пропусти, это очень важно для меня, Ваша Мэри Лиговская. 23.11.1837.»
— Это Мэри мне написала; она пригласила меня в гости. — затем я взяла розу присмотрелась, — Кто это мне подарил?
— Оу, это мужчина среднего роста с тёмными усами. Одет в красивой белой форме. Он очень харизмотичный и симпотичный. И его зовут Григорий Александрович Печорин.
— Печорин... — пробормотала я себе под нос. У меня в голове нарисовался его образ и воспоминания о вчерашнем дне.
— Мишель, с Вами всё хорошо?
— Да... Всё хорошо, и да, кстати, приготовь мне всё, что нужно на этот вечер.
— Хорошо , моя Госпожа. И ушла; а я осталась одна с мыслями об вчерашнем, чтобы поразмышлять и осудить некоторые факты о них.