Смерть принцессы.
— Ты принесёшь мне её голову, Феликс.
Я говорю это спокойно, без надрыва, будто прошу подать очередной документ. В зале — звенящая тишина. Где-то потрескивает камин, отбрасывая багровые отблески на стены и моё лицо. Я не смотрю на брата. Я знаю, как он сейчас смотрит на меня — с тем вечным неверием, которое уже ничего не меняет.
— Фелиция… — его голос ломается. — Ты же не можешь… ты не серьёзно…
Я поднимаю на него глаза. Он дрожит. Но не от страха. От боли. От отчаяния. От невозможности принять.
— Она — символ того, что мы позволили себе слабость. Она унизила меня — королеву. Народу нужна кровь. Им нужно доказательство, что я не прощаю. А мне… мне нужна верность. Без колебаний. Без слов.
Феликс уходит. Медленно, словно ноги отказываются подчиняться. За дверью он не сдерживается и ударяет по стене. Камни глухо стонут. Он стоит, тяжело дыша, и чувствует, как всё внутри разрывается.
Всё детство он мечтал защищать, спасать, быть мягче, чем отец. А теперь сестра — его единственная семья — приказывает стать палачом.
— Почему ты такая?.. — шепчет он в пустоту. — Зачем ты убиваешь всё, что ещё живо во мне?
Элизу он нашёл в подвале разрушенного дворца. Пыль, гарь, кровь. Она сидела, прижав колени к груди. Даже не удивилась, когда его увидела.
— Ты пришёл за мной?
Феликс молчит. Его пальцы дрожат на рукояти кинжала. Он не может поднять руку. Просто не может. Перед ним — не враг. Не соперница. Просто девушка, с изумрудными глазами, которые полны слёз, но не страха.
— Фелиция просила? — мягко.
Он кивает.
Элиза подходит ближе. Тихо. Без страха.
— Тогда сделай это. Но… сделай по-своему. Не как она.
Он сидел у реки до самого рассвета. Вода казалась ледяной, но он всё тёр и тёр ладони, будто пытался стереть не кровь — а саму вину. Кожа вспухла, посинела, но пятна не исчезали. Внутри тоже ничего не исчезало.
Она не плакала. Не умоляла. Только посмотрела на него, так, как смотрела всегда — с доверием.
— Сделай это… по-человечески, — прошептала она.
Он дал ей последнее слово. Молитву. Тихую. Сбивчивую.
А потом — всё.
Он закрыл ей глаза дрожащими пальцами. Долго сидел рядом, не в силах пошевелиться. Он убил не только её. Он убил часть себя.
И теперь, глядя в реку, он уже не знал, кто в отражении.
Когда поднос с головой Элизы принесли в тронный зал, Фелиция смотрела на него долго. Молча. Без эмоций. Но в глубине её глаз что-то дрогнуло. Капля вины? Отголосок жалости?
— Спасибо, брат, — сказала она. — Ты доказал свою преданность.
Но он не ответил. Только посмотрел на неё так, как будто что-то в нём умерло навсегда.
В ту ночь он не спал. Цветы в его комнате завяли. Воздух был тяжёлым, как перед грозой. Он сидел, обняв колени, и шептал одно имя снова и снова, как молитву. Имя, которое он больше никогда не сможет произнести вслух.
Элиза.