Принцесса у власти.
Я помню тот день в мельчайших деталях, как будто он врезался в самую ткань моего сознания. Всё казалось ненастоящим — голоса глашатаев, шаги придворных в каменных коридорах, приглушённые взгляды и тяжёлые слова. Мать и отец не вернулись. Их корабль так и не прибыл в гавань Эверана. В море бушевал шторм, проглотивший королеву Аделину и короля Эдварда Третьего без следа.
Я не плакала. Не могла. Где-то глубоко внутри бушевала буря, но лицо моё оставалось каменным. Кто-то считал это признаком силы. Другие — холодности. Но истина была куда прозаичнее: я не умела иначе.
— Ваше Высочество… — впервые ко мне обратились так. — Вам следует срочно принять обязанности правительницы.
Мне четырнадцать. И я одна.
Да, рядом был он — мой брат, мой двойник по крови, но не по судьбе. Феликс, тихий и тень, скрываемый от мира с рождения. Он всё так же ухаживал за алыми цветами во внутреннем саду — теми самыми, что впервые подарил мне как знак своей любви и верности. Мы были близки, но каждый из нас нёс на себе разный груз. Мой был — трон.
Слуги отворачивались, едва я приближалась, будто мой взгляд обжигал. Придворные склоняли головы, но не из уважения — из страха быть замеченными. За спинами разносились шепоты, липкие, как змеиный яд, ползущие по стенам тронного зала:
— Она слишком молода…
— Девочка на троне…
— Женщина не удержит власть…
Я слышала каждое слово. Я чувствовала каждый взгляд, будто кинжал в спину. Но я не остановилась.
Я шла вперёд, по холодному мрамору, и каждый мой шаг звучал, как удар колокола. Не шаг ребёнка — шаг королевы. Мои рыжие волосы — огонь, что не потушить. Они тянулись за мной, словно пламя, оставляя за собой жар. Я больше не была девочкой. Я была сталью. Закалённой болью, потерей, одиночеством.
Я — клинок, выточенный не для украшения, а для удара. И он достанется каждому, кто осмелится сомневаться.
На следующий день, без пышных церемоний, без балов и песен, я вошла в тронный зал. Он казался пустым, хотя в нём было полно людей. Каждый был мне чужим. Я села на трон. И это было не коронацией — это было актом силы.
Я молчала. Стояла прямая, как натянутая струна, глядя в глаза лордам, рыцарям, послам и приближённым. Каждый из них что-то ждал — колебания, слезы, слабости. Они видели перед собой не королеву, а юную девочку в трауре. Но они не знали, сколько огня уже бушевало во мне.
Когда я заговорила, голос мой был твёрдым, словно выкованным из железа. Ни дрожи, ни колебания.
— Эверан не падёт. Ни сейчас, ни при мне. Под моим правлением он не ослабеет. Я продолжу дело моего отца. И каждый, кто ослушается, — заплатит. Справедливостью. Или болью.
Молчание опустилось на зал, как пепел после пожара. А я не отвела взгляда. Я больше не могла себе позволить быть слабой.
С того дня всё изменилось. Я стала королевой не только по титулу, но и по взглядам, поступкам, решениям. Народ сомневался. За моей спиной сыпались слова, как дождь по камню, капля за каплей разъедая доверие.
— Девчонка на троне…
— У неё сердца нет…
— Говорят, и отца своего боялась до последнего вздоха…
Но я не боялась. Я становилась им. Эдвард III правил жёстко, но справедливо. Его уважали. Его боялись. И если страх — это путь к порядку, я пойду по нему.
Первым делом я сменила советников. Те, кто шептал — исчезли. Те, кто выжидал — поклонились. Я приказала казнить троих стражников, уличённых во взяточничестве. Это был жест. Не столько правосудие, сколько предупреждение.
На улицах стало тише. В зале — внимательнее. Народ ещё не знал, что теперь за троном стоит не девочка. А принцесса, в которой дышит сталь.
Я закрывала глаза по ночам и слышала их — отголоски прошлого. Гулкий голос отца, полный власти и приказов, звучал, как набат. Он никогда не ласкал — только учил подчиняться, держать спину прямо и не падать. А рядом — мать. Холодная, как зимнее утро, с той самой ледяной улыбкой, которую я унаследовала от неё. В воспоминаниях они стояли рядом, будто живые, но каждый раз исчезали, как только пробивался первый луч солнца.
А утром я снова становилась королевой. Я — не девочка. Не дочь. Я — Эверан. Его железо, его страх, его порядок. Меня назвали Фелиция, «счастливая». Но счастье я похоронила вместе с детством. Теперь во мне жила только корона. Власть. Закон.