Цветы по всему замку.
Принцесса приказала посадить цветы во всем замке, желая чтоб они стали символом королевства.
Прошло несколько дней с того самого приказа Фелиции. Весь дворец будто замер в ожидании. То тут, то там уже можно было заметить первые робкие ростки алых цветов — тех самых, что вырастил Феликс.
Феликс работал без устали. Вместе с Мирой они носили горшки, рыхлили землю, сажали семена. Он знал, что это не приказ короля — это было желание Фелиции. А ради неё он был готов на всё.
Слуги с удивлением переглядывались, наблюдая за юным принцем, который возился в земле наравне с простыми людьми. Многие давно знали правду о его происхождении, но молчали — страх перед королём Эдвардом III был слишком велик.
Однажды, прогуливаясь по внутреннему двору, Эдвард III остановился как вкопанный. Его взгляд, всегда холодный и пристальный, неожиданно задержался на одной из стен замка. Там, где прежде царила серость и запустение, теперь вспыхнули яркие алые краски — цветы, словно пламя, поднимались вверх, цепляясь за каменные плиты.
Король медленно подошёл ближе. Внизу, среди рыхлой земли, копошился мальчишка с растрёпанными рыжими волосами. Он был по уши в грязи, с сосредоточенным выражением лица выдёргивал сорняки и осторожно поправлял стебли.
Эдвард сжал губы. Его лицо оставалось непроницаемым, но взгляд был цепким, выжидающим. Мальчишка его заметил, но не испугался — лишь замер, не произнося ни слова. Король стоял молча. На мгновение в воздухе повисло странное напряжение, почти ощутимое. И всё же он ничего не сказал — лишь отвернулся, будто этого мгновения и вовсе не было.
— Что за безобразие? — глухо проговорил король, обратившись к одному из стражников. — Это ещё чья идея?
— Приказ её высочества, принцессы Фелиции, — отозвался стражник, низко кланяясь.
Эдвард III промолчал. В его взгляде на мгновение мелькнула тень — не сомнения, но узнавания. Он давно уже понял, что в характере дочери отразилось его собственное упрямство, но куда более яркое, неистовое, словно обострённое её юностью и жаждой доказать свою силу. С раннего детства Фелиция проявляла решительность, с которой даже взрослые боялись спорить. Она не плакала от боли, не отступала под давлением, не поддавалась ласковым уговорам и грозным окрикам. В её поступках не было случайности — она словно шла по какому-то внутреннему пути, известному лишь ей одной.
Когда все цветы были наконец посажены, Фелиция с гордостью осматривала результат. Её замок теперь был не просто холодной каменной громадой — он расцвёл. Ярко, дерзко, по её воле.
Феликс встал рядом с ней, не произнося ни слова. Его руки были испачканы землёй, но он даже не подумал отряхнуться — словно этот миг был слишком важен, чтобы отвлекаться на мелочи. Он смотрел на клумбу, на алые цветы, распустившиеся так хрупко и торжественно, и в его глазах отражалось нечто большее, чем просто гордость. Это был след труда, веры и тихой, скрытой любви.
— Красиво, да? — тихо прошептал он, почти не надеясь на ответ.
Фелиция повернула голову. Она молча смотрела на него, вглядываясь в знакомое лицо, в рыжие волосы, в глаза, полные тепла. Перед ней стоял не просто мальчик с цветами. Перед ней был её брат — тот, кто вырос в тени, но всегда оставался рядом. Её тайный союзник в детских играх, её укрытие в минуты одиночества, её единственный честный собеседник. Он был тем, кто знал её настоящую — без титулов, без короны, без стен.
И в ту секунду она поняла: среди всех вокруг только ему она могла доверять по-настоящему.
— Красиво, — кивнула она и, чуть помедлив, добавила: — С сегодняшнего дня ты всегда будешь рядом со мной. Моим личным помощником. Моим слугой.
И, возможно, — в глубине души подумала она, — моим единственным другом.
А в это время по всему дворцу распускались алые цветы — знак маленькой, но искренней привязанности двух одиноких сердец.