Родословный

В тускло освещенном солярии Десницы Короля, где воздух пропитан напряжением. Отто Хайтауэр, вечно расчетливый стратег, расхаживает перед очагом, крепко сцепив руки за спиной. Его лицо - маска сурового недовольства, когда он обращает свой острый взгляд на свою дочь, Алисенту, которая тихо сидит в кресле напротив него.

«Твои усилия с Рейнирой оказались менее плодотворными, чем я надеялся», - начинает Отто, его голос отрывистый и точный, выдавая разочарование, кипящее под его спокойной внешностью. «Ты должен был приблизить ее, смягчить ее по отношению к нашему делу. Однако, судя по всему, пропасть между вами только увеличилась».

Руки Алисент напряженно лежат на коленях, костяшки пальцев белеют, когда она сжимает подлокотники кресла. Она встречается взглядом с отцом, в ее глазах мелькает вызов, но он смягчается тяжестью его ожиданий. «Я пыталась, отец», - отвечает она, ее голос ровный, но с оттенком усталости. «Рейнира... трудная. Ее гнев глубок, и она отказывается видеть причину».

«Разум?» - эхом отзывается Отто, горькая улыбка дергает уголки его рта. «Разум тут ни при чем. Речь идет о власти, Алисент. Власти и наследии, которое мы оставим Эйгону». Он замолкает, позволяя словам повиснуть в воздухе, их серьезность не вызывает сомнений. «Ты должен быть более активным. Рейнира может быть наследницей короля по указу, но мы не можем позволить сентиментальности затмить наши суждения. Эйгон должен сидеть на Железном Троне, и чтобы обеспечить это, мы должны укрепить свое положение - создавать союзы, собирать поддержку».

Выражение лица Алисент ожесточилось, ее первоначальное нежелание уступило место стальной решимости. «И как ты предлагаешь нам этого добиться? Рейнира так просто не сдастся. Она дочь своего отца, а Визерис упрямо не замечает ее недостатков».

Отто прекращает шагать и полностью поворачивается к ней лицом, его взгляд напряжен. «Мы должны быть осторожными, моя дорогая. У Рейниры есть свои амбиции, но те, кто ее окружает, не столь однозначны. Есть те при дворе, кого можно поколебать, если подойти с правильными стимулами. Мы должны добиваться их расположения, играть на их страхах и желаниях. Лорд Корлис, например, - его гордость легко уязвить, и его амбиции в отношении своего дома можно обратить в нашу пользу. И другие - Ланнистеры, Редвины, Хайтауэр - каждый из них играет свою роль в этой игре».

Он подходит ближе, понижая голос, словно делясь секретом. "Но более того, ты должна держать Рейниру рядом. Ты ее мачеха, в конце концов, - напомни ей об этой связи, как ты делала это когда-то, когда вы были девочками. И твои дети... ты должна приложить усилия, чтобы показать им свою привязанность, укрепить связи с ними. Королевство должно видеть нас едиными, а не разделенными. Это единственный путь".

Алисента медленно кивает, тяжесть слов отца давит на нее. «Я понимаю, отец. Я сделаю то, что нужно».

Удовлетворенный, Отто возвращается к своему столу, его разум уже обращается к следующему ходу в его замысловатой игре. Он всегда был человеком предвидения, и теперь, готовясь осуществить свой план по возвышению Эйгона, он был более чем когда-либо полон решимости довести его до конца.

Стук в дверь прерывает его размышления. Входит один из его доверенных людей, низко кланяясь, прежде чем приблизиться к Деснице. «Мой господин, пришло сообщение», - говорит он, передавая сложенный лист пергамента. Отто берет его, быстро просматривая содержимое глазами, выражение его лица нечитаемо.

Это от его Мастера Шпионов, загадочного информатора, который оказался бесценным в прошлом. Его шпионы следили за Деймоном Таргариеном с тех пор, как он вернулся с войны, и их выводы были... интересными. Деймон, казалось, покинул свои обычные убежища - бордели, игорные дома, темные углы, где его имя шептали со страхом и благоговением. Вместо этого он проводил свои дни либо патрулируя улицы с Золотыми Плащами, либо в резиденции Лиры.

Глаза Отто сужаются, когда он читает дальше. Мальчика, Эйриса, Деймон несколько раз водил в Драконье логово, и Отто находит это поведение особенно любопытным. Шпионы заметили, что Деймон был осторожен, почти скрытен в своих действиях - больше не дерзкий, безрассудный принц, а человек с целью, с намерением.

Отто задумчиво постукивает пергаментом по подбородку. "Итак, Дэймон заинтересовался этим ребенком... сыном Лиры. И он привел его в Драконье Логово? Это не просто прихоть, не мимолетная фантазия. Здесь замешано что-то большее".

Он поворачивается к Алисенте, которая смотрит на него со смесью любопытства и беспокойства. «Деймон всегда был непредсказуемым и опасным. Но это... это другое. Он привязался к Лире и ее сыну, и я подозреваю, что в этом мальчике есть нечто большее, чем кажется на первый взгляд».

Алисент хмурится, пытаясь понять последствия. «Ты думаешь, что ребенок важен?»

«Я думаю», медленно отвечает Отто, «что этот ребенок может быть ключом к планам Деймона, какими бы они ни были. И если это так, мы должны быть готовы. Мы должны узнать все, что сможем, о нем и о Лире. Знание - сила, Алисента, и мы должны использовать его в своих интересах».

Алисента кивает, хотя беспокойство в животе растет. Планы ее отца, его бесконечные маневры... все это было во имя обеспечения будущего Эйгона, но какой ценой? Она отбрасывает эту мысль, зная, что сомнениям не было места в их игре. Ставки были слишком высоки, последствия слишком ужасны.

Отто, тем временем, поворачивается обратно к огню, пламя отражается в его холодных, расчетливых глазах. Игра меняется, фигуры встают на свои места. Эйгон будет сидеть на Железном Троне, и ничто - ни Деймон, ни Рейнира, ни даже род Таргариенов - не встанет у него на пути.

Глядя на мерцающее пламя, Отто Хайтауэр позволяет себе легкую, удовлетворенную улыбку. Игра была далека от завершения, но преимущество было у него, и он намеревался сохранить его таким.

*********

Зал был тускло освещен мерцанием угасающих углей в очаге, отбрасывая длинные тени, которые танцевали на каменных стенах. Это был тихий вечер в Красном замке, тот, что становился все более редким по мере того, как росло напряжение между домами и фракциями. Однако в самом сердце замка два брата сидели друг напротив друга, воздух между ними был тяжелым от многолетних неразрешенных противоречий и невысказанных слов.

Визерис Таргариен, король Семи Королевств, и его младший брат, Деймон, Принц-разбойник, разделяли много таких трапез в юности, хотя те времена теперь казались далекими. Годы вбили клин между ними - Визерис, обремененный короной и советами Отто Хайтауэра, и Деймон, вечно беспокойный дракон, раздражавшийся ограничениями долга и приличия.

Но сегодня все было по-другому. Визерис размышлял о своих прошлых решениях, о решениях, которые привели Деймона на окраины королевства, и о том, как он позволил советам Отто встать между ними. Последние месяцы предоставили Визерису много времени для размышлений, особенно когда его здоровье улучшилось, а нежная забота Лиры облегчила его страдания. Мысли о семье стали для него более ценными, и он острее, чем когда-либо, чувствовал укол сожаления.

Когда слуги убирали остатки ужина, Визерис жестом велел им уйти. Когда дверь наконец закрылась, оставив двух братьев наедине, Визерис потянулся под стол и достал небольшой сверток.

Глаза Демона сузились, когда он наблюдал за братом. «Что это тогда?» - спросил он, его тон был смесью любопытства и осторожного подозрения.

«Открой», - ответил Визерис, его голос был тише, чем привык Деймон.

Пальцы Деймона были ловкими и нетерпеливыми, когда он сдернул ткань, обнажив потертого красного плюшевого дракона. Швы были тщательно заштопаны, хотя время слегка потрепало края. У Деймона перехватило дыхание, когда он узнал это - реликвию из их детства, игрушку, которая когда-то приносила ему утешение долгими ночами, когда их мать, Алисса, успокаивала их рассказами о Валирии и великих драконах древности.

Под одним крылом на изящном высоком валирийском были написаны слова: «Ñuha zaldrīzes riña». Мой маленький птенец .

Демон уставился на игрушку, его пальцы скользили по знакомой вышивке. Воспоминания нахлынули непрошеные - о голосе матери, теплом и мелодичном, когда она называла его своим маленьким драконом, о том, как он прижимал игрушку к груди во время штормов, когда гром звучал как крылья дракона.

«Я думал, что это потеряно», - пробормотал Деймон, его голос был хриплым от редкого волнения.

«Я сохранил его», - сказал Визерис, пристально наблюдая за братом. «Ты приказал выбросить его после смерти матери. Но я... я не мог вынести, как он исчез. Я думал... я думал, что однажды ты захочешь вернуть его. Что ты пожалеешь, что потерял что-то столь ценное».

Демон поднял глаза от плюшевого дракона, его глаза встретились с глазами Визериса. На мгновение стены, которые он возвел вокруг себя, бравада, горечь - все это, казалось, рухнуло. «Ты хранил это все эти годы?»

Визерис кивнул. «Да. У нас были разногласия, Деймон, но я никогда не переставал заботиться о тебе. Мы же братья, в конце концов. Кровь дракона».

Слова повисли в воздухе, тяжелые от невысказанных значений. Губы Деймона изогнулись в небольшой, почти неохотной улыбке, хотя в ней не было насмешки. «Ты всегда был сентиментальным, Визерис», - сказал он, хотя в его тоне была мягкость, намек на что-то более глубокое.

Плюшевый дракон лежал между ними, мост через пропасть, которая так долго зияла. Это была мелочь, реликвия детства, но в тот момент она значила больше, чем любая корона или титул. Это было напоминанием о более простых временах, о связи, которую они когда-то разделяли, прежде чем долг и амбиции разлучили их.

Демон медленно кивнул, не отрывая глаз от брата. «Спасибо», - сказал он, слова исходили из глубины души, из места, которое редко видело дневной свет.

Визерис улыбнулся, напряжение в его плечах спало, когда между ними установился редкий момент связи. «Мы семья, Деймон. Что бы ни случилось, это никогда не изменится».

Некоторое время они сидели в тишине, единственным звуком было потрескивание огня, поглощавшего последние поленья. Плюшевый дракон остался на столе, молчаливый свидетель редкого и драгоценного момента примирения двух братьев, которые прошли через многое и которые, несмотря ни на что, все еще разделяли кровь дракона.

Наконец Визерис наклонился вперед, и его тон стал более серьезным. «Расскажи мне, Деймон... о Лире. Об Эйрисе».

Челюсть Деймона слегка сжалась при упоминании сына. Он не привык говорить об Эйрисе, особенно с Визерисом. Было странно открыто говорить о мальчике с единственным человеком, который знал, каково это - нести бремя отцовских ожиданий, но также был сформирован собственными слабостями.

Он отвел взгляд, его взгляд был прикован к мерцающему свету свечей, отбрасывавшему тени по всей комнате. Мысль об их отце, Бейлоне, всплыла в его сознании, непрошеная и тяжелая. Бейлон, Весенний Принц, был суровым человеком, но хорошим - человеком яростной любви к своим сыновьям и безграничной гордости за свою семью. Деймон не мог не задаться вопросом, что Бейлон подумал бы об Эйрисе.

«Он хороший мальчик», - начал Деймон, его голос был хриплым, хотя нежность к сыну была очевидна. «Сильный, умный. Лира хорошо его воспитала, лучше, чем я имел право ожидать после всех этих лет». Он замолчал, тщательно обдумывая свои следующие слова. «Иногда он напоминает мне тебя, когда я вижу, как он слушает - как он сдерживает себя, но с огнем под поверхностью, ждущим, когда его выпустят на волю».

Визерис мягко улыбнулся, хотя бремя его возраста притупило теплоту в его глазах. «А он напоминает тебе Отца?»

Взгляд Деймона скользнул к окнам, где холодный ночной воздух скользил по занавескам. «Я думал об этом», - признался он, его голос стал тише. «Отец... он всегда был так уверен в своих сыновьях. У него не было никаких сомнений, никаких страхов. Он бы любил Эйриса. Даже души в нем не чаял, как в Рейнире».

Визерис тихо вздохнул, его хрупкая рука нежно постукивала по подлокотнику кресла. «Да, он бы так сделал», - сказал он с ноткой тоски в голосе. «Он бы обожал Эйриса. Так же, как он обожал Рейниру. Внук, как он, с такой чистой валирийской кровью... Бейлон увидел бы его силу, его потенциал. Он бы следил за ним, как дракон, охраняющий свою кладку».

Губы Деймона изогнулись в небольшой, почти грустной улыбке. «У Эйриса глаза нашей матери», - пробормотал он, признание было мягким, словно он говорил больше сам с собой, чем с Визерисом. «Один золотой, один фиолетовый».

Визерис моргнул, и на мгновение глаза старого короля, казалось, загорелись, как будто давно похороненное воспоминание было извлечено на свет. «Я помню глаза Матери», - сказал он далеким, затерянным в прошлом голосом. «Я всегда думал, что они были своего рода магией. Кажется уместным, что у Эйриса они были... как будто боги хотели отметить его как особенного, напоминание о том, откуда мы пришли».

Пальцы Деймона сжались в кулаки у его бока. Он не был сентиментальным типом, но когда дело касалось Эйриса... там было что-то, что пробуждало эмоции, которых он не чувствовал годами. Мальчик был больше, чем просто его сын; он был наследием, продолжением чего-то древнего и могущественного, кровь Старой Валирии кипела в его жилах.

«Иногда я вижу это в нем», - сказал Деймон, и его голос стал грубее. «Этот огонь, эта жажда чего-то большего. Он еще молод, но в нем есть сила. Огонь, цель. Они горят прямо под поверхностью».

Визерис кивнул, его взгляд смягчился, пока он слушал. «Ты будешь вести его, Деймон. Ты его отец. Никто другой не поймет его так, как ты».

Челюсть Дэймона напряглась, на его лице промелькнула тень неуверенности. «Надеюсь, что так и будет», - пробормотал он. «Я хочу быть для него лучше, чем... я когда-либо был для кого-либо еще».

Визерис ослабил хватку на подлокотнике, и медленно, задумчиво выдохнул. «Ты будешь. Отец тоже это увидел бы».

Братья долго сидели в тишине, свет свечей танцевал между ними. Казалось, что присутствие Бейлона задержалось в комнате, наблюдая за ними обоими. Никто из них не говорил, но понимание было там, тихое признание их общей крови и наследия, которое они оба несли вперед через мальчика, который нес огонь их семьи.

Визерис отпил вина, держа кубок тяжелым в руке, и обратил свой взгляд на Деймона с видом осторожного любопытства. «Скажи мне», начал он, в его голосе звучали нотки невысказанных вопросов, «каково состояние твоего... соглашения с Лирой? Вы двое официально... вместе?»

Дэймон нахмурился, обдумывая слова брата. Он откинулся на спинку стула, скрип дерева резко контрастировал с тяжестью его мыслей. «Определите, что такое «вместе», - ответил Дэймон, его тон был одновременно осторожным и задумчивым. - Конечно, мы разделяем жизнь и сына. Но «официально»... это сложный термин. Даже если она происходит из Дома Старой Валирии, Лира не благородной крови, и ее статус - это облако, которое мы не можем легко развеять».

Визерис наклонился вперед, мерцание огня осветило его черты. «Вы боитесь того, что может сказать суд. Это обоснованное беспокойство. Проверка будет беспощадной, и Эйрис...» Он колебался, понизив голос, «... Эйрис вынесет на себе всю тяжесть их приговора. Я понимаю ваши колебания».

Глаза Деймона стали жестче, хотя в их глубине мелькнула тень уязвимости. «Да, дело не только в пристальном взоре. Давление суда может сокрушить и Лиру, и нашего сына. Мы скрывали нашу связь от посторонних глаз, чтобы защитить их обоих. Моим приоритетом остается их безопасность».

Визерис кивнул, и на его лице появилось задумчивое выражение. «Возможно, есть способ облегчить бремя. Если бы вы с Лирой поженились, это придало бы Эйрису легитимность. Мнение двора о нем изменилось бы. Было бы легче оградить его от их колкостей. И я знаю, что мы никогда не говорим об этом, но теперь ты свободен, поскольку леди Ройс умерла, пока ты был на войне».

Губы Деймона скривились в кривой улыбке, смеси веселья и презрения. «Брак», - сказал он, слово было тяжелым от презрения, - «это инструмент политики и маневрирования. Я не так уж горю желанием снова соответствовать ожиданиям двора после «Бронзовой стервы». Что выиграет от союза, который больше похож на стратегический альянс, чем на настоящую связь?»

«Истинная связь или нет, - возразил Визерис, - но она укрепит положение Эйериса. Легитимность его рождения может быть обеспечена».

Взгляд Деймона стал задумчивым, мерцание огня отразилось в его глазах. «А как же традиции Валирийцев?» - спросил он, и его голос приобрел более задумчивый тон. «В родословной Валери дети традиционно берут имя матери. Последствия этого обычая еще больше усложняют легитимность Эйриса. Наследие, которое мы должны поддерживать...» Он замолчал, его мысли явно тяготили его.

Визерис смотрел на брата со смесью беспокойства и любопытства. «Традиционно в родословной Валериса рождаются девочки, а не мальчики. Это еще больше усложняет вопрос. Что значит, что Эйерис отличается?»

Деймон вздохнул, его плечи слегка поникли. «Это значит, что Эйерис занимает в нашем наследии уникальное и беспрецедентное место. Это бремя и благословение в равной степени. Мы застряли между традицией и реальностью того, что он олицетворяет».

Визерис глубоко вздохнул, тяжесть разговора тяжело навалилась на него. «Кажется, чем больше мы пытаемся пройти по этим предательским водам, тем сложнее становится путь. Но знай, Деймон, какие бы решения ни были приняты, Эйрис будет под моей защитой. И, возможно, со временем традиции приспособятся к нему».

Глаза Деймона встретились с глазами брата, и на мгновение старая враждебность, казалось, утихла. «Посмотрим, Визерис», - тихо сказал он. «Посмотрим».