12 Глава
Всем доброго времени суток и приятного чтения дорогие мои! Жду ваших впечатлений в комментариях!❤️💋
Unutamam - Toygar Işıklı (Kara Sevda)
Явуз вошёл в палату с той уверенностью, которая всегда предшествовала буре. Ему не нужно было громко заявлять о своём присутствии — достаточно было его взгляда, тяжёлого, цепкого, чтобы воздух в комнате сгустился. Николь не спешила смотреть на него. Её пальцы лениво теребили край одеяла, а выражение лица будто говорило: "Ты мне уже надоел."
— Ну что, султанша, можешь начинать собирать вещи. Мы выезжаем домой.
Николь медленно подняла голову, её бровь чуть дёрнулась вверх. В глазах плеснулось неприкрытое раздражение.
— Поедем? Домой? — она чуть склонила голову набок, изучая его так, словно перед ней стоял ненормальный. — Явуз, ты на солнце перегрелся?
Он ожидал чего угодно — гнева, злости, даже попытки выгнать его из палаты. Но вот этого? Нет. Издёвка, звучащая в её голосе, выбесила его больше, чем если бы она просто отказалась.
— Ты ещё скажи, что в Стамбул вернёшься с ножевым ранением, — его голос стал холодным и опасным. — Пусть Дагман добьёт тебя, а твоя семья будет приходить на твою могилу.
Николь резко дёрнулась, собираясь встать, но он был быстрее. Его ладонь крепко прижала её к изголовью кровати, не позволяя подняться.
— Не зли меня, женщина, — его пальцы чуть сильнее надавили на её плечо, подчеркивая каждое слово. — Пока ты не придёшь в себя, ты будешь жить в моём доме. А потом решишь, что делать, после того как услышишь моё предложение.
Она усмехнулась, но в глубине её взгляда промелькнуло что-то ещё.
— Спасения нет, Николь. Или смерть, или мой дом. Выбирай.
Её губы дрогнули, но не от страха — от гнева.
— Да кто ты такой, Явуз?! — в её голосе зазвенела ненависть. — Мне двадцать семь лет, и я могу о себе позаботиться! А ты иди и приводи в свой дом своих подстилок, которые были рядом с тобой все эти пять лет!
Она едва успела договорить, как его рука обвила её горло. Быстро. Чётко. Резко. Но нежно. Достаточно, чтобы дать ей понять, что он зол. Недостаточно, чтобы оставить следы.
— Меня боятся и слушают все мужчины Востока, — его голос стал низким, опасным, почти шёпотом, — но я никогда не думал, что одна женщина может довести меня до такой головной боли.
Она закатила глаза, раздражённо отвернулась.
— Я здесь останусь, а ты — иди к чёрту. Я с места не сдвинусь, пока не приедут мои люди и не заберут меня.
Явуз изучал её с тем терпением, которое всегда предшествовало окончательному решению. Он знал её. Слишком хорошо. Она могла изображать независимость, могла бросаться словами, но он чувствовал — сопротивление показное. Она понимала, что он не даст ей уйти.
— Считай, что я твой человек, — бросил он, усаживаясь в кожаное кресло рядом с её кроватью и закидывая ногу на ногу. — Двигайся побыстрее и не выводи меня из себя.
Она стиснула зубы, резко сдёрнула одеяло и демонстративно громко цокнула каблуками, направляясь к шкафу.
— Выйди, я переодеться хочу.
Явуз тяжело вздохнул, на его лице появилась пошлая, слишком самодовольная улыбка.
— Да что там я не видел, дорогая? За пять лет немного поменялось в твоём теле, поэтому к чему стеснение?
Подушка, пущенная в него с неожиданной яростью, угодила прямо в лицо.
— Больной извращенец! — раздался её гневный голос, а затем она выскочила в коридор, громко хлопнув дверью. — Чтоб тебя, ненавижу!
Явуз лениво смахнул подушку с колен, не спеша вставать.
В коридоре её встретила Джульетта. Её глаза тут же метнулись к ней, а затем вернулись обратно к двери палаты. Она не слышала всего разговора, но одно слово застряло в её голове. Её голос прозвучал зловеще. Кажется, кто-то только что объявил войну.
— Извращенец?
Особняк Явуза возвышался над ночным горизонтом, словно каменный монумент его власти. Холодный, внушительный, он пропитан тишиной, в которой эхом отдавались шаги. Высокие окна скрывались за тяжёлыми гардинами, мраморные лестницы вели наверх, а стены будто впитывали в себя каждый взгляд, каждый жест.
Николь шагала по коридору, молча, но её лицо говорило за неё громче, чем любые слова. Губы сжаты, глаза сверкают холодной яростью. Она презирала это место.
Явуз же, напротив, выглядел совершенно довольным. С той же ленивой усмешкой он бросал на неё насмешливые взгляды, явно забавляясь её злостью.
На протяжении всей дороги его телефон не замолкал. Мурат. Лейла. Шамиль.
Третий раз, но он даже не взглянул на экран.
Николь шумно выдохнула, развернулась на пятках и уселась на диван в гостиной, закидывая ногу на ногу.
— Ты больной психопат Явуз, в это знаешь?— бросила она, зарывшись пальцами в мягкую обивку. Явуз ухмыльнулся.
— За этот день ты мне поставила уже два диагноза, извращенец и психопат. Что дальше?— протянул он, скрестив руки на груди.
— Ага. Пора бы уже вписать это в твой медицинский диагноз, — её тон был ядовитым, но в голосе сквозила усталость.
Он шагнул ближе, опускаясь на подлокотник кресла напротив.
— Выбирай любую спальню. — Его голос был расслабленным, но в нём сквозил тон, не терпящий возражений. — Отдохни. Вечером за ужином я расскажу тебе о своём предложении.
— Предположу, что от него я не смогу отказаться?
— Или, по крайней мере, не захочешь.
Она вскинула бровь, с нескрываемым сарказмом уставившись на него.
— Какое, к чёрту, спасение рядом с тобой, Явуз?
Но он лишь усмехнулся, не удостоив её ответом.
С раздражённым выдохом Николь поднялась и направилась в сторону лестницы.
Она шагала по коридору, оглядывая спальни. Что-то в этом всём выводило её из себя ещё больше. Всё казалось неправильным. Ошибочным. Как будто реальность исказилась, смешивая прошлое и настоящее.
Она толкнула первую попавшуюся дверь и вошла внутрь.
Резкий аромат парфюма тут же ударил в нос. Густой, терпкий, с оттенками пряностей и табака. Николь напряглась.
Её взгляд скользнул по комнате: идеально заправленная кровать, рубашка, небрежно брошенная на кресло, тёмные оттенки в интерьере...
Она резко развернулась а Явуз стоял в дверном проёме, опираясь плечом о косяк, с лёгкой ухмылкой на губах.
— Это моя спальня.
Николь сжала зубы и опустила взгляд.
— Отлично, тогда я пошла.
Но едва она сделала шаг, его пальцы сомкнулись на её запястье, она замерла. Не потому, что не могла освободиться. А потому, что в его взгляде было что-то странное.
Тепло. Тишина повисла между ними. Николь чувствовала, как по её коже пробежали мурашки. Этот взгляд... Этот чёртов взгляд.
Она рывком выдернула руку, словно обожглась.
— Значит, выберу другую, — бросила она, шагнув прочь.
И даже когда она оказалась за дверью, даже когда шагнула в спальню напротив, она всё равно чувствовала его взгляд. Пронзительный и глубокий, словно он видит её насквозь.
Николь вошла в спальню и закрыла за собой дверь, привалившись к ней спиной. Темнота комнаты была густой, пропитанной чужой тишиной, от которой хотелось задыхаться. Она глубоко вздохнула и медленно расстегнула рубашку, позволяя ей соскользнуть с плеч.
Холод воздуха сразу ударил по коже, заставляя её вздрогнуть. В лунном свете, проникающем сквозь узкую щель между гардинами, очертания её тела отражались в зеркале.
Она шагнула ближе и посмотрела на себя.
Рана на боку покраснела, но это было не самым ужасным. Синяки, гематомы, следы грубой силы — всё это исказило её тело, сделало его чужим. Боль снова скрутила рёбра, дыхание стало рваным, неглубоким.
Николь не узнавала себя.
Её всегда называли красивой. Она была той, на кого оглядывались, ради кого теряли голову. А теперь? Теперь в зеркале смотрела на неё женщина, которую сломали, растоптали, уничтожили.
Горечь подступила к горлу, глаза защипало. Она стиснула зубы, вцепившись пальцами в край мраморного комода, словно надеясь, что это поможет удержаться.
В дверь раздался стук.
Николь вздрогнула, раздражённо мотнула головой, отгоняя слабость, и рывком распахнула дверь.
Явуз.
Холодный, невозмутимый, он стоял перед ней с телефоном в руке, взгляд его был мрачным, но спокойным.
— Ты телефон искала...— коротко сказал он, протягивая ей устройство.
Его глаза скользнули по её телу — по голым плечам, ключицам, покрытым багровыми пятнами, по обнажённому животу с наложенной повязкой.
Николь выхватила телефон, не глядя на него.
— Благодарю.— ровно произнесла она, отворачиваясь.
Она хотела закрыть дверь, но его рука преградила путь.
— Ты что-то ещё хотел? — сдержанно спросила она, не оборачиваясь.
— После ужина я помогу тебе одеть корсет для лечения рёбер и дам антибиотики, — голос его был тихим, но в нём сквозила та же безапелляционность, что всегда. — Твои побои должны зажить.
Николь подняла голову и встретилась с его взглядом через отражение в зеркале.
— Какой смысл? — усмехнулась она, горько, безрадостно. — Скоро я вернусь в Стамбул, а эти побои просто вернутся на своё место.
Она увидела, как тень пробежала по его лицу, но Явуз лишь сжал челюсть.
— Посмотри на себя, Николь, — его голос стал чуть ниже, глубже. — Ты сама на себя не похожа. Когда-то ты была самой красивой и желанной...
— А сейчас какая? — перебила она его, резко оборачиваясь. В её глазах плескалось столько боли и ярости, что ему пришлось подавить в себе порыв схватить её за плечи. — Ну скажи, Явуз! Уродливая? Нежеланная? Потерянная? Не так ли?
Он шагнул ближе, но она не отступила.
Медленно, осторожно он поднял руку и провёл ладонью вдоль её плеча, едва касаясь кожи.
— Переоденься и спускайся ужинать, — сказал он наконец, мягко, но непререкаемо. — Мы поговорим.
Тёплый свет ламп разливался по столовой, создавая ложную иллюзию уюта.
Явуз сидел напротив, неторопливо накручивая на вилку пасту. Он был слишком расслабленным, слишком спокойным, и от этого Николь только сильнее сжималась изнутри.
Она почти не прикасалась к еде, едва сделав пару глотков сока.
— Разведись с Дагманом, — сказал он вдруг, спокойно, как будто говорил о чём-то обыденном.
Николь подняла на него настороженный взгляд.
— Что?
— Ты разведешься с Дагманом, — повторил он, отставляя приборы и откидываясь на спинку кресла. — И выйдешь за меня замуж.
Тишина в комнате будто сгустилась.
— Ты в своём уме? — её голос стал хриплым от злости.
— Полностью.
Она смотрела на него, пытаясь уловить в его глазах хоть тень шутки, но там была только сталь.
— В статусе моей жены ты будешь в безопасности, Николь, никто не посмеет тронуть жену Щайтана. Ни Дагман, ни твой отец не смогут тебе портить жизнь.
Она стиснула зубы и нацелилась злой взгляд на мужчину.
— Что ты хочешь взамен? — тихо спросила она.
Явуз поднялся из-за стола и подошёл ближе, нависая над ней.
— Ты отдашь мне мафию Фонтен, власть и управление, одним словом всё. — Он смотрел на неё, не мигая. — Ты станешь моей женой, Николь Демироглу.
Николь резко ударила кулаком по столу, заставляя посуду дребезжать.
— Так вот, к чему вся это забота?! — её голос сорвался, в груди всё горело. — На Дальнем Востоке ты уже всё прибрал к рукам, теперь взялся за Ближний!
Явуз выдохнул и покачал головой.
— Николь...
— Но вот незадача! — она вскочила, схватив бокал с вином который нетронутый стоял рядом с её тарелкой и со всей силы швырнула его в стену рядом с ним. Стекло разлетелось осколками, густая алая жидкость потекла по стене, словно кровь. — Я не отдам тебе мафию. Не стану твоей женой. И не отдамся тебе больше никогда!
Она тяжело дышала, её плечи вздымались.
— Пусть меня убьёт Дагман, но этого не будет.
Явуз прищурился, его глаза опасно потемнели.
— Ты действительно настолько одержима властью, как твой отец?
Николь горько рассмеялась, качая головой.
— Властью? Я одержима тем что меня держало на этом свете все эти пять лет пока ты трахал своих шлюх в надежде на то чтобы забыть меня!— в её глазах мелькнула ненависть. — Я приходила к тебе дважды, Явуз.
Он застыл.
— Дважды, понимаешь?! — её голос сорвался, дрожащий, полный злости и боли. — И оба раза ты отвернулся от меня. Я кричала, надеялась, плакала... а ты не пришёл.
Она шагнула ближе, в глазах её сверкала ярость.
— Я забывала обо всём. О злости, боли, о гордости. Я была готова отказаться от семьи. От всего! Я выбирала тебя, но ты... ты позволил мне уйти, позволил молча попивая виски!
Явуз напрягся.
— Николь...
— Ты знал, что меня насильно выдают замуж. Твои люди говорили тебе об этом. Но ты позволил этому случиться! — её голос дрожал. — Пока я молилась о спасении, ты нежился в постели с проститутками!
Он шагнул к ней, но она тут же отпрянула.
— Всё, что ты видишь на моём теле... — её голос дрожал. — Это плоды твоего равнодушия, твоего похуизма!
Она подняла на него взгляд, наполненный горечью.
— Тебя боится весь Восток, но, похоже, твоя власть всегда была важнее женщины, которую ты когда-то любил. Или... — её голос стал едким, ядовитым. — Или ты меня никогда не любил?
Её слова застыли в воздухе.
Явуз сжал челюсть, и ему крайне больно и неприятно слышать это. Николь смотрела на него, зная, что этот вопрос — как нож в самое сердце.