Гордость и предубеждение

Когда омеги после обеда вышли из-за стола, Чимин поднялся к Тэхёну и, хорошенько его закутав, спустился с ним в гостиную, где больной был встречен радостными возгласами своих друзей. За все время знакомства Чимина с братьями мистера Чон Чонгука они еще никогда не казались ему такими приветливыми, как в течение того часа, пока омеги ждали прихода альф. Оба они великолепно умели поддержать разговор, могли подробно описать какое-нибудь развлечение, с юмором рассказать анекдот, с задором высмеять кого-нибудь из знакомых.

Однако, когда альфы появились, Тэхён сразу же отошёл на второй план, взгляд мистера Чон Бэкхёна остановился на Намджуне, и не успел он сделать нескольких шагов, как ему уже нужно было что-то ему сказать. Подойдя к Тэхёну, Намджун любезно поздравил его с выздоровлением. Мистер Хва также ему слегка поклонился, пробормотав нечто вроде: "Я весьма рад". Зато приветствие Чон Чонгука было пылким и многоречивым. Он был полон забот и восторга. Первые полчаса он потратил на разведение огня в камине, чтобы Тэхёну не было холодно. По его настоянию он перешёл в кресло около камина, чтобы находиться подальше от дверей. Затем он расположился подле него и в течение всего вечера разговаривал почти только с ним. Чимин, сидевший за шитьем в противоположном углу, следил за всеми его хлопотами с большим удовлетворением.

После чая мистер Хва тщетно пытался напомнить зятю о карточном столике. Бэкхён знал доподлинно, что у мистера Намджуна нет желания сесть за игру. Громкое обращение мистера Хва ко всем собравшимся было отклонено. Мистер Бэкхён ответил ему, что играть никому не хочется. И так как это подтверждалось общим молчанием, мистеру Хва не осталось ничего иного, как растянуться на диване и сразу заснуть. Намджун взял книгу, мистер Чон Бэкхён сделал то же самое, а мистер Хва Минсу занялся тем, что стал перебирать свои браслеты и кольца, изредка вставляя словечко в разговор брата и Тэхёна.

Внимание мистера Чон Бэкхёна в равной степени было поглощено чтением собственной книги и наблюдением за тем, как читал свою книгу мистер Намджун. Он то и дело о чем-нибудь его спрашивал и заглядывал в раскрытую перед ним страницу. Однако вовлечь его в беседу ему не удавалось: он кратко отвечал на вопросы и продолжал читать. Наконец, совершенно обессиленный тщетными попытками сосредоточиться на собственной книге, выбранной только потому, что она стояла на полке рядом с томом, который читал Намджун, мистер Чон Бэкхён, широко зевнув, сказал:

– Как приятно так провести вечер! Говоря откровенно, я не знаю удовольствий, подобных чтению. Насколько быстрее устаешь от всякого другого занятия! Когда я обзаведусь собственным домом, я почувствую себя несчастным, если у меня не будет хорошей библиотеки.

Никто не ответил. Он зевнул еще раз, отшвырнул книгу и оглядел комнату в поисках какого-нибудь развлечения. Услышав, что брат говорит с мистером Паком о бале, он внезапно повернулся к нему и сказал:

– Между прочим, Чонгук, ты в самом деле намерен устраивать танцы в Одэсане? Прежде чем принять такое решение, я бы тебе советовал узнать, как к этому относятся присутствующие в этой комнате. Думаю, что не ошибусь, если скажу, что среди нас может найтись кто-то, кому бал едва ли будет по вкусу.

– Ты, видимо, имеешь в виду Намджуна, – ответил мистер Чонгук. – Что ж, если ему будет угодно, он может отправиться спать. А что касается самого бала, это вопрос решенный. И как только все будет готово и наш повар наготовит достаточно белого супа, я немедленно разошлю приглашения.

– Я бы любил балы гораздо больше, – сказал мистер Чон Бэкхён, – если бы они устраивались по-другому. Нынешние балы невыносимо скучны. Насколько было бы разумнее, если бы во время бала танцы были заменены серьезной беседой.

– Конечно, разумнее, дорогой. Но, осмелюсь сказать, это вряд ли было бы похоже на бал.

Мистер Чон Бэкхён, не снизойдя до ответа, вскоре поднялся и стал прохаживаться по комнате. У него была стройная фигура и красивая походка. Однако Намджун, для которого предназначался показ этих качеств, был по-прежнему поглощен чтением. В отчаянии он предпринял еще один маневр и, повернувшись к Чимину, сказал:

– Мистер Пак Чимин, позвольте вам предложить последовать моему примеру и немножко пройтись. Уверяю вас, после того как долго сидишь на одном месте, это действует ободряюще.

Чимин удивился, но уступил его просьбе. Мистер Чон Бэкхён добился успеха и в отношении истинного предмета своих маневров. Намджун поднял глаза. Проявление внимания мистера Чон Бэкхёна по этому адресу было для него не меньшей новостью, чем для самого Чимина, и он бессознательно захлопнул книгу. Ему тотчас же предложили присоединиться к их компании, но он отказался. По его словам, эта прогулка по комнате могла быть вызвана только двумя причинами, причем в обоих случаях его участие сделалось бы для них помехой.

"Что он хотел этим сказать? Он умирает от желания узнать, что он имел в виду!" – И мистер Чон Бэкхён обратился к Чимину с вопросом, догадывается ли он, что бы это могло означать.

– Конечно, нет, – ответил тот. – Но можете быть уверены, – чем-то он хотел нас задеть. И самый верный способ вызвать разочарование мистера Намджуна – это ни о чем его не расспрашивать.

Мистер Чон Бэкхён, однако, не мог чем бы то ни было разочаровать мистера Намджуна. Поэтому он продолжал настаивать, чтобы ему объяснили скрытый смысл его слов.

– Ничего не имею против, – сказал мистер Намджун, как только ему позволили говорить. – Вы выбрали этот вид препровождения времени, так как либо весьма доверяете друг другу и должны поделиться каким-то секретом, либо думаете, что выглядите особенно красиво, когда прогуливаетесь. В первом случае я буду для вас помехой, во втором же – я с большим успехом могу любоваться вами, сидя здесь у камина.

– Какой ужас! – воскликнул мистер Чон Бэкхён. – Я никогда в жизни не слышал ничего более дерзкого. Как наказать нам его за эти слова?

– Нет ничего проще, стоит лишь захотеть по-настоящему, – сказал Чимин. – Мы все можем легко друг друга задеть. Дразните его, смейтесь над ним. Вы же с ним близкие друзья – должны же вы знать его слабые стороны.

– Честное слово, не знаю. Уверяю вас, наше знакомство меня этому не научило. Дразнить само хладнокровие и присутствие духа! Нет, нет, я чувствую, из этого ничего не выйдет. Не захотим же мы выглядеть дурачками, смеясь без всякого повода. О нет, мистер Намджун может быть спокоен.

– Разве над мистером Намджун нельзя смеяться? – удивился Чимин. – Какое редкое преимущество! Настолько редкое, что я надеюсь, оно останется исключением. Мне бы пришлось плохо, если бы у меня оказалось много таких знакомых, – я очень люблю смешное.

– Мистер Чон Бэкхён, – отвечал Намджун, – приписывает мне неуязвимость, которой я, увы, вовсе не обладаю. Мудрейшие и благороднейшие из людей, нет, мудрейшие и благороднейшие их поступки могут быть высмеяны теми, для кого главное в жизни – насмешка.

– Конечно, такие люди бывают, – сказал Чимин. – Надеюсь, я не принадлежу к их числу. Мне кажется, я никогда не высмеивал мудрость и благородство. Глупость и причуды, капризы и непоследовательность кажутся мне смешными, и, когда мне это удается, я над ними смеюсь. Но всё это качества, которых вы, по-видимому, полностью лишены.

– Этого, наверно, нельзя сказать ни о ком. Но на протяжении своей жизни я немало потрудился над тем, чтобы избавиться от недостатков, которые могут сделать смешным даже неглупого человека.

– Таких, например, как гордость и тщеславие?

– Да, тщеславие – это в самом деле недостаток. Но гордость... Что ж, тот, кто обладает настоящим умом, может всегда удерживать гордость в должных пределах.

Чимин отвернулся, чтобы скрыть улыбку.

– Вы как будто успели разобраться в характере мистера Намджуна, не так ли? – спросил мистер Чон Бэкхён. – Хотелось бы узнать ваше мнение.

– Что ж, я вполне убедился, что мистер Намджун свободен от недостатков. Да он этого и сам не скрывает.

– Подобных притязаний, – ответил Намджун, – я не высказывал. Слабостей у меня достаточно. Я только надеюсь, что от них избавлен мой ум. А вот за нрав свой я бы не поручился. Возможно, я недостаточно мягок – во всяком случае, с точки зрения удобства тех, кто меня окружает. Я не умею забывать глупость и пороки ближних так быстро, как следовало бы, так же, как и нанесенные мне обиды. Я не способен расчувствоваться, как только меня захотят растрогать. Меня, вероятно, можно назвать обидчивым. Если кто-нибудь лишается моего уважения, то уже навсегда.

– Вот это, в самом деле, серьезный порок! – воскликнул Чимин. – Неумеренная обидчивость – безусловно, отрицательная черта характера. Но вы удачно выбрали свой недостаток. Смеяться над ним я не способен. Вы можете меня не бояться.

– Наверно, всякому человеку свойственна склонность к какому-то недостатку, – природная слабость не может быть преодолена даже отличным воспитанием.

– Ваша слабость – это готовность ненавидеть людей.

– А ваша, – отвечал он с улыбкой, – намеренно их не понимать.

– Мне хочется немножко послушать музыку, – сказал мистер Чон Бэкхён, устав прислушиваться к разговору, в котором он не принимал участия. – Минсу, ты не рассердишься, если я разбужу твоего мужа?

Его брат ничего не имел против, и Бэкхён поднял крышку фортепьяно. Намджун, поразмыслив, не стал об этом жалеть, так как чувствовал, что уделяет Чимину слишком много внимания.