PHANTON

ЛИСА.

Чонгук внимательно изучает меня, обращая внимание на каждую черточку моего лица, прежде чем сосредоточиться на губе, зажатой между зубами. Это вызывает нервозность, особенно когда выражение его лица так тщательно выточено, словно из мрамора.
О чем он думает?
Наверняка, он считает меня забавной.

— Ты хочешь, чтобы я съел тебя, моя роза?

Я заливаюсь краской, мои щеки пылают.
— Ну, на самом деле, нет. Я не имела в виду... — фыркаю я, будучи расстроенной своим заиканием. — Я хочу, чтобы ты прикоснулся ко мне, Чонгук. Прошу тебя.

Его рука вновь находит мой затылок, в то время как я прижимаю свои ладони к его груди. Его сердце сильно бьется, и это единственный признак того, что он взволнован больше, чем кажется.
Другой рукой он теребит пуговицу на воротнике моей белой шелковой блузки.

— Эта одежда прекрасно на тебе смотрится, Лиса.

Во рту пересыхает, и мне становится трудно сглотнуть. От того, что он произносит мое имя таким тоном, у меня перехватывает дыхание, а внутри все пульсирует. Я сильно сжимаю бедра.
Он протягивает руку к золотой подвеске в форме ворона, которая висит у меня на шее. Я нашла ее в бутике много лет назад. Она напомнила о моем любимом стихотворении Эдгара Аллана По, и, хотя это обычное украшение, оно всегда занимало особое место в моем сердце.
Он играет с крошечной птичкой, и по моей коже пробегают мурашки.

— Но твоя одежда смотрелась бы гораздо лучше, если бы лежала на полу, тебе так не кажется?

— На полу? — повторяю я, мой голос звучит как жалобный писк.
В ответ мои щеки заливаются краской от стыда: этот мужчина едва прикоснулся ко мне, а я веду себя как полная дура.

Он одобрительно хмыкает, бросает подвеску и смотрит на меня с благоговением, какого я никогда не видела прежде.
Как всего лишь один его взгляд может заставить меня переосмыслить всю свою жизнь? Испытывали ли мы с Джоном настоящие чувства, или мы просто были детьми, которые ухватились за первые отношения?

До встречи с Джоном я целовала многих мужчин, но ни одного из них не воспринимала всерьез. Мы с Джоном стали первыми друг для друга почти что во всем: первое свидание, первые отношения, первая интимная близость. И я никогда не задумывалась о прошлом — даже не вспоминала об этом.
Долгое время я пыталась убедить себя, что все замечательно. Нам не нужно было выяснять отношения, так как мы любили друг друга.
Теперь наш брак находится на грани разрушения, и я не могу винить в этом мужчину, который стоит передо мной. Наши трудности начались задолго до появления Чонгука, но, возможно, именно он сломает опору, на которой мы с Джоном все еще держимся.
Джон совершал ужасные поступки, но не могу утверждать, что он когда-либо мне изменял. За исключением той ночи, когда он спутал меня с другой женщиной, я не замечала никаких других признаков его неверности.
Я никогда не чувствовала запаха чужих духов на его одежде. Не замечала следов красной помады на воротнике его рубашки, которые могли бы принадлежать другой женщине. На протяжении всех лет нашего брака он почти не обращал внимания на других дам. Если алкоголь и стал причиной его измены, я не видела никаких тому доказательств.
И что с того, что он не изменял и, несмотря на все свои грехи, оставался мне верен? Имеет ли это хоть какое-то значение, если он мог скрывать от меня нечто гораздо большее?
В некотором смысле Джон стал причиной моего падения. Он запятнал меня и оставил следы, которые никогда не исчезнут. Всю свою жизнь я буду помнить, как он осквернил не только мое тело, но и мое доверие.
Если Джон и смог чему-то меня научить, так это тому, что я совершенно его не знаю.
Как и себя.
Честно говоря, я отчасти считаю его виноватым.
Но взгляни на себя. Ты тоже предаешь его одним из самых ужасных способов.
Я осуждаю его за многое, но веду себя не лучше, не так ли?
Мне грустно осознавать, что я теряю мужа из-за бутылки виски и азартных игр. Теперь его интересуют не мои алые губы, а красные фишки для покера.
Он поглотил меня лишь для того, чтобы выплюнуть обратно и заменить на глоток темного, горького ликера. А когда вернулся, то врезался в меня подобно пустой бутылке о стол, требуя того, что я не обязана была отдавать.

Искра гнева вспыхивает при воспоминании о том, как мой муж причинял мне боль, что совершенно недопустимо для любого мужчины. Весь стыд, что я испытывала, уходит на второй план перед лицом его поступков.
Он не должен быть единственным из нас, кому позволено ошибаться.

— Хочешь взглянуть? — спрашиваю я, глядя на Чонгука.
— Мне кажется, эта блузка станет прекрасным дополнением к клетчатому узору.

Я по-прежнему испытываю волнение, но я всегда была уверенной в себе женщиной. И у меня есть предчувствие, что Чонгук оценит это качество.
Я прикасаюсь к тому месту, где его пальцы играют с пуговицей, наслаждаясь шероховатой текстурой его ладони. Он замирает под моим прикосновением, внимательно следя за тем, как я осторожно отодвигаю его руку и расстегиваю пуговицу.
Не могу сказать, какую реакцию ожидала, однако он не отстранился. Я хмурюсь, на меня накатывают стыд и смущение.

— Сядь туда, — приказывает он, указывая на обеденный стол.

Будучи в полном недоумении, я открываю рот.
— Я сделала что-то не так...

— Нет, моя роза, ты бы никогда не смогла. — Теперь его голос звучит более низко.

Я приоткрываю губы, заметив довольно большую выпуклость у него в брюках.
О...
Когда я вновь смотрю на него, он приподнимает подбородок и проводит языком по губе, глядя на меня с озорным выражением, словно провоцируя его испытать. У тебя есть пять секунд, прежде чем…
Возбуждение затмевает все неприятные эмоции, которые я испытывала всего мгновение назад.

Я поворачиваюсь и следую его указаниям. Мои руки дрожат, хотя я могу винить свои расшатанные нервы лишь в предвкушении. Особенно когда его шаги эхом раздаются за моей спиной, приближаясь ко мне в его привычном медленном темпе. Он напоминает хищника, подкрадывающегося к своей жертве и скрывающегося до момента нападения.

Чонгук останавливается прямо за мной, нас разделяет лишь спинка стула. Еще одна волна дрожи проходит по моему телу, когда его пальцы скользят по плечу и затем собирают мои распущенные локоны.
Его губы нежно касаются мочки моего уха.

— У королевы есть более значимые дела, чем снимать с себя одежду. Позволь мне позаботиться об этом.

Если бы я не была уверена в обратном, то могла бы подумать, что это зловещий шепот дьявола, сидящего у меня на плече.
Мои бедра сжимаются, и между ними скапливается влага. Я задерживаю дыхание, когда он протягивает руку и расстегивает вторую пуговицу на моей блузке. Он не торопится и при каждом движении касается кончиками пальцев моей кожи. Я с трудом подавляю желание извиваться под его прикосновениями.
Когда последняя пуговица оказывается расстегнутой, он сдвигает мягкую ткань с моих плеч, позволяя мне высвободить руки из рукавов. На мне надет мой самый соблазнительный бюстгальтер с кружевными вставками на шелке, которые привлекают внимание мужчин.

Пальцы Чонгука скользят по кружеву, и, несмотря на то что ткань отделяет его от моей обнаженной плоти, мне кажется, что между нами нет никакой преграды.
Играя с молнией на моих изумрудно-зеленых брюках, он отмечает:
— Не видел, чтобы другие женщины носили что-то подобное.

— Я увидела их в бутике и подумала, что они выглядят весьма интересно, — объясняю я с легким волнением в голосе.
Вследствие войны многие женщины — служащие в армии и работающие на производстве — начали носить брюки, как по необходимости, так и для комфорта. Постепенно они становятся все более популярными и все чаще появляются в бутиках. Однако из-за нехватки материалов их не так много, и я не смогла устоять перед соблазном.
— Мне интересно пробовать что-нибудь новое.

— Полагаю, они бы тоже неплохо смотрелись на плитке, — неторопливо произносит он, и я чувствую, как скользит молния под ритм моего сердца.

Хлопковая ткань расстегивается, обнажая пояс из кружева и шелка, который плавно переходит к ремешкам, фиксирующим чулки.
Обычно я не ношу их с брюками. Но сегодня я надеялась, что он меня разденет, и мне хотелось выбрать что-то, что могло бы свести его с ума.
Из его горла доносится глубокое рычание, его одобрение опьяняет, как изысканное красное вино, и я никогда не смогу насытиться этим вкусом.

— Приподнимись, любимая, — мягко приказывает он, его голос напоминает гравий.
Я безоговорочно подчиняюсь, позволяя ему снять с меня брюки, которые затем падают к моим ногам, и я освобождаюсь от них.
— Восхитительно, — выдыхает он. — Ничто не может сравниться с тобой, любовь моя. Ты — самый прекрасный цветок и уникальный драгоценный камень, от тебя захватывает дух. Намного сильнее, чем от любых чудес нашей планеты.

Он говорит такие потрясающие вещи, которые никто не говорил когда-либо прежде. У меня замирает дыхание, и я теряю дар речи от его утверждений.
Изогнувшись, он просовывает руки мне между бедер и бесстыдно раздвигает их в стороны. Я замираю, и мои щеки краснеют, когда я вижу доказательства своего возбуждения. Мои трусики стали влажными, заметное мокрое пятно пачкает бедра, сверкая под его пристальным взглядом.
Будучи смущенной, я стараюсь сомкнуть ноги, но он не дает мне этого сделать и лишь сильнее раздвигает мои бедра.

— Я... О Боже... Чонгук, это… — я не могу произнести ни одной связной мысли.

Я в ужасе от того, что он видит, как сильно он на меня действует. У меня никогда раньше не было такой реакции. Никогда мое нижнее белье не было настолько мокрым. Похоже, я все перепачкала. Боже.

— Ты устроила беспорядок, — мурлычет он, в его голосе слышен восторг.

— Это... Я не...

— Я знаю, любовь моя. Твоя киска тоскует по мне.

Я прикусываю губу, от его вульгарных слов у меня между ног появляется болезненная пульсация. Мужчина никогда так со мной не разговаривал. Но, Боже мой, как же мне это нравится.
Мое влагалище плачет и вызывает к его прикосновениям.

— Ты прикоснешься ко мне там? — смело спрашиваю я, мне необходимо чувствовать его почти так же сильно, как и дышать.

Он снова хмыкает, и его ответ не является ни подтверждением, ни отрицанием. Его пальцы скользят по обнаженной коже между моим поясом и бюстгальтером, посылая по телу электрические разряды.

— Думаю, мне слишком любопытно, — наконец бормочет он, его руки исследуют различные участки — прикосновения полны чувственности — но в то же время ускользают от того места, где мне бы хотелось, чтобы он прикоснулся.

— Что именно?

— Насколько далеко ты готова зайти, чтобы почувствовать меня внутри, — мрачно произносит он. — И сможет ли твоя киска утопить меня, прежде чем я сдамся.

Он берет мое лицо в свои ладони и приподнимает мой подбородок, заставляя встретиться с ним взглядом. Наклонившись ближе, он касается моих губ своими губами, дразня меня до тех пор, пока я не теряю терпение и не отвечаю ему страстным поцелуем. Его язык на мгновение касается моего, прежде чем он отстраняется, оставляя меня с безнадежным желанием большего.

— Когда ты станешь океаном, я с удовольствием погружусь в тебя, моя роза.

Затем он уходит, и прежде чем я успеваю осознать, что произошло, дверь захлопывается, оставляя меня в одиночестве.
И совершенно опустошенной.

***
( Дневник)
7 июля, 1944 .

Чонгук любит меня дразнить.
Всего через час после того, как я отправила Серафину в школу, он пришел ко мне в гости. После того поступка Джона мне хотелось забыться и заменить те ужасные воспоминания чем-то другим. Поэтому я попросила его прикоснуться ко мне. Умоляла об этом.
Сначала он противился, но затем уступил. Он приказал мне сесть на кухонный стул.
Я без колебаний выполнила его указание. Он расстегнул мою блузку, а затем снял мои брюки, оставив меня только в нижнем белье.
Его пальцы нежно касались моей кожи, в то время как он шептал мне восхитительные слова, а порой и непристойные.
Он улыбнулся, заметив отчаяние в моих глазах. Однако он продолжал мне оказывать. И не прикасался к тому месту, которое жаждало его прикосновений. Его пальцы играли со мной, а затем он ушел.
Мне потребовалось все мое мужество, чтобы не начать умолять его вернуться.
Однажды я потеряю контроль.