PHANTON

ЛИСА.
16 мая, 1944.

— Что с тобой, Лиса? — спрашивает Джон, будучи явно недовольным.

Он сердито бросает взгляд в мою сторону и одновременно теребит свой галстук, ослабляя черно-красную полосатую ткань.
И смотрит на меня так, словно я какая-то незнакомка.
Он только что поужинал и раздевается у нашего шкафа. Обычно мы ужинаем все вместе, но сегодня я извинилась, сославшись на плохое самочувствие, и оставила мужа и дочь одних за столом.
Я поступала так лишь в те моменты, когда была действительно больна — слишком слаба, чтобы нанести на губы свою красную помаду.
Я устроилась в постели в ночной рубашке и открыла книгу поэм Эдгара Аллана По в кожаном переплете. Тем не менее, доказательства того, что я не так больна, как хотелось бы, чтобы он в это поверил.
Я смотрю на страницы, и слова из “Ворона” расплываются перед моим рассеянным взглядом.
В детстве я всегда испытывала притяжение к романам ужасов и детективам. Я была настоящей поклонницей Эдгара По, Мэри Шелли, Г.Ф. Лавкрафта и многих других авторов. Именно благодаря им я влюбилась в готический стиль. Моя мама не одобряла, когда я читала эти книги, но в конечном итоге сдалась, так как я стала гораздо более послушной дочерью.
Но даже Эдгар не в силах спасти меня от мужа сегодняшним вечером.

— Это связано с тем, что я вчера забыл о твоем дне рождения? Я же говорил, что мне очень жаль, и мы скоро его отпразднуем.

В отличие от вчерашнего вечера, сегодня он вернулся домой трезвым, и поэтому его восприятие стало более ясным, чем в последнее время. Возможно, он замечает, что тайны, которые я хранила внутри, начинают пробиваться наружу.

— Нет. Все в порядке, — отвечаю я, одаривая его недоверчивым взглядом.

Хотя было обидно, что мне исполнилось тридцать пять, и он не сказал ни слова, когда наконец вернулся домой.
Вчера Сера отпросилась со школы, и мы провели день вместе: танцевали под радио, пекли печенье, играли в настольные игры, а затем разбили лагерь в стеклянной комнате. Джон вернулся домой почти в десять вечера, будучи в хлам. Пока мы с дочерью праздновали мой день рождения, он выпивал и играл в азартные игры, и, откровенно говоря, меня это вполне устраивало. Я бы предпочла его отсутствие вместо того, чтобы лицезреть его пьяным в любой день недели.
Единственный день рождения, который действительно имеет для меня значение — это день рождения Серы. К счастью, этот день пролетел без сучка и задоринки. Джон испытывал небольшое раздражение, но не сделал ничего такого, что могло бы смутить нас с Серой, поэтому я решила воздержаться от нотаций.

— Просто я сегодня немного не в духе.

Ложь.
Раньше я никогда не обманывала своего мужа. Да и остальных людей тоже. Моя мама могла бы меня выпороть, если бы я решилась солгать ей. С самого детства мне прививали важность говорить только правду.
А теперь взгляните на меня.
Этим утром он разбудил меня, извинился и поцеловал в лоб. На кухонном столе меня ждали свежие гвоздики и новое платье.
Затем он снова отправился на работу, а Сера в школу. Он пообещал, что вернется домой вовремя, и сдержал свое слово. Однако игра в покер и пьянство в день моего рождения были не единственными причинами, по которым я сегодня чувствовала себя некомфортно.

Нет. Немного ранее загадочный мужчина вновь появился в моем доме. Я уже потеряла счет его визитам.
Иногда он остается снаружи, наблюдая за мной издалека. В другие дни... Ему нравится подбираться ко мне поближе.
Честно говоря, я давно утратила надежду узнать его имя. Поэтому умоляла раскрыть его, и была готова встать на колени, если бы он только шепнул мне его на ухо.
Когда это не сработало, я предложила ему поцелуй. И даже прикосновение — к моей груди или же... киске.
Он улыбнулся, но мои провокационные предложения оказались напрасны.
Он провел пальцами по моей щеке, заправляя черный локон за ухо, и по моему телу пробежала дрожь.
Я была готова на все, лишь бы услышать его имя…

Меня терзает чувство вины, разрывающее мою измученную душу на части. Стыд, который я испытываю, настолько велик, что иногда, глядя на своего мужа, я задаюсь вопросом, как я могла допустить мысль о том, чтобы сбиться с правильного пути.
Прошло уже два месяца, а я по-прежнему скрываю своего гостя от мужа. Почему? Не уверена, что когда-либо найду на это ответ.
Я люблю своего мужа. Эти чувства сопровождают меня уже много лет. Вот только сейчас не уверена, действительно ли это правда.

Джон продолжает внимательно за мной наблюдать, в его зрачках читается недоверие.
— Хочешь что-то обсудить?

Истина вертится у меня на языке, заполняя пространство между нами.
Затем он берет бутылку виски, которая осталась на комоде с прошлой ночи, отвинчивает крышку и делает большой глоток, ожидая ответа.
Истина умирает, и я проглатываю ее обратно. Слова обжигают мне горло, словно это я только что выпила алкоголь.

— Нет, мне нечего обсуждать, — шепотом произношу я.
Я больше не узнаю своего мужа.
Как можно доверить самую страшную тайну совершенно незнакомому человеку?

***
25 мая, 1944
Он вернулся.
Уверена, что все повторится, как раньше. Я задам ему вопросы: кто он, откуда меня знает и чего хочет. Но, скорее всего, не услышу ни одного ответа.
Лишь… тишину!
Меня раздражает, что он следит за мной уже больше двух месяцев, и у него не хватает порядочности объяснить мне причины.
Каждый день я продолжаю надеяться, что он вернется. Я в ужасе, но предательские бабочки, порхающие в глубине моего живота, не обращают внимания на источник.
Мне нужно избавиться от них, так как они озвучивают мысли, которые я так усердно стараюсь игнорировать. От которых хочется убежать.
Этот мужчина пробуждает во мне чувства, которые я никогда ранее не испытывала.
Понятия не имею, куда подевались мои мысли, но они явно больше не находятся в моей голове.

И вновь этот загадочный мужчина входит в мой дом, не проронив ни единого слова. На этот раз я нахожусь на кухне и наблюдаю за ним, когда он приближается. Его походка кажется неестественно легкой, что наводит на размышления о том, кто он на самом деле.
Он — призрак.
Я могла бы исчезнуть, не оставив следа.
И, возможно, это было бы справедливо, не так ли? Я так спокойно наблюдаю, как незнакомец входит в мой дом, словно он здесь хозяин. И позволяю этому продолжаться, будто я не замужем и у меня нет дочери.
Если бы он пришел к выводу, что моя смерть — в его интересах, в ответ я бы столкнулась лишь с жалостью.
Они могли бы сказать, что та женщина была беспомощной идиоткой.

— Как тебя зовут? — спрашиваю я, стараясь сделать свой голос немного более уверенным.
Он лишь улыбается — его улыбка одновременно вызывает тревогу и притяжение.
Я прищуриваюсь, все больше раздражаясь из-за его молчания. Если я собираюсь вести себя как дура, то хотя бы должна знать имя человека, ради кого жертвую своим интеллектом.
— Ответь, или я позвоню в полицию и попрошу их выяснить, кто ты такой. Ты ведь не сможешь скрыть от них свою личность, не так ли? — угрожаю я, хотя мой голос дрожит.

Опять ничего. Ни единого слова!
Зарычав, я разворачиваюсь и с яростью хватаю самый крупный нож с разделочной доски. Затем мчусь к нему и прислоняюсь грудью к его груди, прежде чем ко мне приходит осознание.
Я прижимаю кончик ножа к его горлу, и мои глаза превращаются в щелочки. На мгновение меня окутывает его аромат, и сразу же у меня начинают течь слюнки от исходящих от него нот сандалового дерева и апельсинов. К ним добавляется легкий оттенок табака, и если бы я не была так сердита, то нашла бы повод вдохнуть его глубже.

— Я требую, чтобы ты ответил. В противном случае я перережу тебе горло, и ни о чем не буду жалеть. Власти поймут, я в этом уверена, — резким тоном говорю я, вновь сосредотачиваясь на его невероятно красивом лице.
— Лучший друг моего мужа работает детективом. Он мне поверит.

Уголки его губ поднимаются, и в моей груди разгорается ярость.
— Почему ты улыбаешься? — кричу я, топая каблуком по плиточному полу. — В этом нет ничего смешного!

С трудом переводя дыхание, я наблюдаю за ним.
Я испробовала все, но это не дало результата!

— Ты не хочешь меня, — делаю вывод, затаив дыхание. — Так что
тебе нужно?

Он качает головой, выражая несогласие, и в тот момент, когда его губы слегка приоткрываются, я замираю в ожидании.

— Я так сильно хочу тебя, что мне больно дышать, когда тебя нет со мной рядом, — шепчет он, наконец-то удостоив меня своим голосом.

Он невероятно глубокий. Такой грубый и притягательный. Как волны, разбивающиеся о коварные валуны под утесом. Обе эти силы представляют собой огромную опасность, но там, где одна проявляет жестокость, другая излучает красоту. И вместе они образуют нечто прекрасное.
Я пытаюсь сглотнуть, но паралич лишает меня дара речи.
Все это время я умоляла его начать говорить. А теперь, когда это произошло, даже не знаю, как реагировать.

— П-почему? — наконец выдавливаю я, и это слово вырывается из меня жалким шепотом.

Игнорируя нож, прижатый к его горлу, он проводит большим пальцем по моей нижней губе, оставляя на нем след от красной помады. По моим нервам пробегает жар, который разгорается еще сильнее, когда он размазывает остатки помады по моему подбородку. Это может показаться грубым, однако мои глаза наполняются трепетом, когда осознаю, насколько это чувственно.

— Потому что ты владеешь моими легкими, как и моим сердцем, Лиса. И я собираюсь завладеть твоим, — отвечает он удивительно глубоким тоном.
Он обхватывает мою руку другой рукой, и я сильнее прижимаю лезвие к его горлу. Он не отводит лезвие от своей кожи, а наоборот, вдавливает его еще глубже. Я задыхаюсь, пытаясь сопротивляться, но он не позволяет мне этого сделать.
— Я готов пролить за тебя свою кровь, моя роза, но мне нужно, чтобы ты сделала то же самое, — предостерегает он.

— Перестань, — выдыхаю я.
— Мне не хочется причинять тебе боль.

Он отпускает мою руку, позволяя убрать лезвие от его горла. На поверхности осталась небольшая царапина, из которой выступает крошечная капелька крови.
Я получала более серьезные порезы от бумаги.

— Как мило, — бормочет он мрачным тоном. — Если бы ты это сделала, то осуществила бы множество моих желаний.

Я вновь встречаюсь с его взглядом, и мы безмолвно наблюдаем друг за другом. Между нами нарастает напряжение, и от его близости мне становится трудно дышать. В особенности потому, что я чувствую, как его обжигающий взгляд нежно касается моего лица, скользит по шее к груди… В его глазах пылает такой сильный огонь, словно он поднес ко мне зажигалку.
Я с трудом сглатываю, и мое горло вздрагивает, привлекая его внимание.
Видит ли он мой пульс, который бьется под нежной кожей?
Судя по тому, как его зрачки расширяются и как он высовывает язык, чтобы облизать нижнюю губу, можно сделать вывод, что так оно и есть.

— Как тебя зовут? — вновь спрашиваю я, затаив дыхание.

— Чонгук.

— Ты собираешься причинить мне боль, Чонгук?

— Никогда, — отвечает он. — Я лишь хочу заботиться о тебе, Лиса.

— Как ты узнал мое имя?

— Я знаю о тебе все. И уверен, что ты тоже полюбишь меня. -
Этот ответ заставляет меня затаить дыхание. Я едва нахожу слова, чтобы ответить на такое дерзкое утверждение, когда он улыбается.
— Ты поцелуешь меня? — тихо спрашивает он хриплым тоном.

Мне следует дать ему пощечину за то, что он осмелился попросить меня об этом.
Тем не менее, мой взгляд опускается к его губам, которые чуть приоткрыты в ожидании моего прикосновения. Я уже предлагала это раньше, но тогда это было лишь порывом отчаяния.
Поцелуи дают гарантию, что он вернется. Я не должна убеждать его в том, что это не является преступлением, или же что я некто иной, а не беззащитная жертва.
Но я не чувствую себя жертвой.
Я чувствую… силу. Как будто у меня есть все, о чем только может мечтать этот привлекательный незнакомец, и только мне решать, что он получит.
Мне очень нравится это чувство.

— Как твоя фамилия? — задумчиво спрашиваю я. — Мне нужно знать, на кого жаловаться в полицию, если ты вдруг станешь вести себя слишком дерзко.

В его необычных глазах сверкает озорство.
— Чон, — непринужденно отвечает он. — Чон Чонгук.

Я хмыкаю.
— Один поцелуй, мистер Чон. А потом ты уйдешь, — шепчу я.

Я едва ли могу узнать свой голос, словно во мне поселилась мегера.
Он остается неподвижным, давая мне возможность контролировать ситуацию. Я вновь прижимаю нож к его горлу, безмолвно намекая, что, хотя мне не хочется этого делать, я причиню ему боль, если он осмелится взять больше, чем предлагаю. Уголки его губ слегка подергиваются, и, похоже, он удовлетворен моим предупреждением.
С трудом переводя дыхание, я делаю шаг, прижимаясь к нему своей грудью. Естественно, он почувствует, как сильно колотится мое сердце. Он почувствует мою дрожь от его присутствия и как близка я к тому, чтобы упасть к его ногам из-за слабости в коленях.
Эти реакции не идут ни в какое сравнение с тем, что происходит с моим телом, когда наши губы соприкасаются. Хотя за окном льет дождь, нигде не слышно грома, который всегда сопровождается молнией. Неудивительно, что его не слышно. Я каким-то образом проглотила его в тот момент, когда мои губы встретились с губами Чонгука, и электрические разряды пронзили меня изнутри.
Время перестает иметь значение, когда его губы соприкасаются с моими, но он слишком быстро отстраняется. Я стараюсь приблизиться, но он больше не позволяет мне насладиться запретным поцелуем.
Он отступает, и мне кажется, что он забирает с собой весь кислород из моих легких. Я инстинктивно провожу пальцами по губам, испытывая одновременно благоговейный трепет от их покалывания и шок от того, что только что произошло.

На губах Чонгука появляется легкая ухмылка, после чего он разворачивается и молча покидает дом через парадную дверь, а мой нож все еще зависает в воздухе в том месте, где он только что находился.
Опустив руку, я устремляю взгляд на пол, где он стоял всего несколько мгновений назад, размышляя, не является ли это всего лишь плодом моего воображения.
Похоже, я теряю рассудок.
Иначе как объяснить, почему я целую совершенно незнакомого мужчину в доме, который построил мой муж?
Я моргаю, осознавая, что все вокруг расплывается. Одинокая слезинка катится по щеке, и в голове возникает лишь одна мысль.
Что я наделала?