Алый лис

Pov: Херейд

У меня кружилась голова, а липкая духота ложилась на кожу. Периодически с потолка падали тараканы и слой пыли. Воды и еды здесь больше, чем во всей деревни. За такое время глаза уже привыкли к темноте, но это не отменяет того, что мне было жутко. Знаете, сидеть в запертом подвале со складом взрывоопасных веществ не очень-то и спокойно. В добавок, я совершенно не знаю, что творится снаружи. Я не знаю, жив ли Эд или Натаха, я не знаю, продолжается ли охота. И вместе с пауками ко мне медленно подкрадывалось безумие. Меня тошнило и покрывало инеем от мысли, что я совершенно ничего не могу сделать. Тяжелый камень вины повис в груди, и голову продолжали паразитировать мысли о мертвом Славе, о Деде в реанимации, о слезах Наташи и о Эде. Галлюцинации лиса давно не появлялись, и даже это грызло меня. Я ненавидел тишину, я ненавидел скуку. Именно в этот момент начинают всплывать проблемы и давно интересующие вопросы или воспоминания, ещё просыпается этот внутренний голос, который не дает покоя. Именно поэтому я бросил медитацию, потому что никогда у меня не получалось успокоить шторм в голове. Наоборот, она начинала его. А охота, ремесло и спорт хоть как-то отвлекали от этого кошмара.

Ещё мне снились странные сны. Они были разные: и плохие, и хорошие, и страшные, и счастливые. Но их объединяла одна вещь. Художник Головин почти в каждую работу добавлял розу. Но вместо роз в каждом моем сне был ворон. Но сам он никогда не появлялся. От его карканья разбивались зеркала, его черные перья обязательно валялись у меня под ногами. Я всегда оборачивался, и видел позади себя следы птицы. Она явно следит за мной. Однажды мне снился какой-то берег, в котором происходил шторм. Рядом со мной королевски гулял павлин, они любят воду. Но когда я услышал крик ворона и увидел его тень, я тут же поднял голову. Он явно кружился надо мной, но на небе оказалась лишь затменная луна. Никого не было. Когда я снова вернул взгляд на берег, шок придушил, перед тем как я проснулся. Павлин оказался мертвым с огромной раной от когтей и клюва. Ворон убил его.

Мои конечности окончательно затекли, и я сам жутко ослабел, в попытках выбраться. Сердце начинало сжиматься от боли, когда я стал понимать на собственной шкуре, как было тяжело Эду.

Вдруг снаружи послышался шум. Кто-то прибежал в Бакико. Я напрягся. Лишний раз лучше не кричать, а то мало ли ещё подстрелят как "предателя". Шаги оказались достаточно легкими, и они рванули наверх. Я не успел выдохнуть, как они тут же спустились. Вдруг что-то стукнулось о дверцу подвала.

Послышался ключ в скважине.
Щелк.

Свет ослепил меня, когда дверцы тут же открылись. Свежий воздух столкнулся с моим лицом, тут же забираясь в легкие, внутри которых одна пыль.

- Херейд! - Женский, и довольно взволнованный, голос донесся до меня. Когда вместо белого пятна начал вырисовываться стройный образ синеволосой девушки, я увидел, как она мне что-то протягивает. - Херейд! Бери!
- Натаха? - Я поднял бровь, хватаясь за то, что она мне протянула. Затем выбрался из подвала, сверля сестру взглядом. Она странно выглядела. Румянец пропал, кожа будто фарфоровая, взгляд потухший и вместо пучка распущенные волосы, как у меня. Кимоно оказалось местами едва рваным, будто перья птицы. - Чт-
- Нет времени! Бежим! - Девушка не дала мне даже подумать, как схватила меня за руку и побежала на выход. Я за ней. Тогда злость закипела во мне. Сначала запирает меня, а потом вот так вытаскивает? Я ей, что, игрушка какая-то?
- Натах! Куда мы бежим, и что происходит!? - Крикнул я.
- Алый Лис! - Также крикнула сестра, и мы перебежали порог Бакико. Вдруг я встал, как вкопанный от увиденного на улице. Глаза не поверили, Наташа тоже оглянулась. - Он всё сжёг.

Это выглядело хуже страшного сна.
Вся едва лиловая трава превратилась в чисто багряную и черную, сухую. Все деревья, которые попадались на глаза, оказались голыми без листвы и тоже полностью черными, если вообще не валялись. Снега осталось не так много. Но хуже всего было другое. Дома. Они оказались почти разрушены, они были окрашены в пепел. Загоны для скота и павлинов снесло полностью, цукубай вообще перевернуло, все дорожки разнесены, кругом одни щепки с черепицей. До сих пор откуда-то шёл дым и мерцали непотухшие искры или целый огонь. Небо затмило дымом, пахло ужасной гарью. Жара накрыла, что казалось, будто под нами жерло вулкана. Сначала у меня возникло удушье, а потом затряслись руки.
- Что это? - Едва слышно спросил я, не слыша собственного голоса.
- Это всё твой Алый Лис, - прохрипела Натаха, опять схватив меня за руку. Она куда-то повела меня. Под дзори хрустела трава, что наводило мурашки. - Он атаковал нас. А ещё он что-то говорил про тебя и договор с тоб-
- Эд говорил!? - Воскликнул я, остановившись. Внутри меня бешено забился пульс, кровь побежала по жилам. - Эд смог говорить!?

Натаха непонимающе посмотрела на меня, а её синие распушенные волосы колыхал горячий ветер.
- Херейд, послушай-
- Нет, это ты послушай, - перебил сестру я, крепче сжав в кулаке какую-то палку, данную Натахой. - Я думал Эд уже никогда не вернется, я думал, что потерял его! Я думал, он совсем озверел! Но по твоим словам, он что-то говорил! И это что-то про меня? Натах, он помнит! Он всё помнит, он помнит даже меня! Он не одичал совсем, Наташ! Ещё не поздно, у нас есть шанс всё исправить!
- Что исправить? - Крикнула Натаха. Она растопырила руки. - Оглянись вокруг! Мы одни! Никого больше нет, Херейд! Никого! Алый Лис устроил пожар, он поджёг нас и почти весь лес, пожар добрался до деревни! Херейд, очнись! Деревни нет, большинство жителей умерли в огне, кого-то сожрали волны Бивы, а кто-то до сих пор бродит по лесу! Мы одни, всё, конец. Мы проиграли! И сейчас, - она взяла мою руку, в которой, оказывается, был лук. У меня раскрылись глаза. - И сейчас мы пойдем и уничтожим лиса, - она говорила безутешно, и прозрачные слезы омывали ее лицо. - Херейд, он поджег сам себя, он сжег свой и наш дом. Ему некуда бежать, если только на другой берег. Он ослаб. Братик, мы должны его убить, пожалуйста, - она зажмурилась, и слезы потекли с новой силой. Мое сердце больно треснуло. - Пожалуйста, Херейд. Пожалуйста, давай отомстим. Давай закончим это безумие, прошу. Он убил Славу, он убил нашу деревню, я так больше не могу. Ради отца, пожалуйста..

Я перевел взгляд на руку, в которой держал охотничий лук. Синие вены пульсировали на ней, а сама рука едва покраснела. Я до боли сжал зубы.
- Наташ, ты меня не слышишь, - тяжело вздохнул я. Почему именно сейчас тот момент, когда старший брат просто обязан отказать родной сестре, которая захлебывается в слезах? Это равносильно не падать руку родному человеку над пропастью, который зовет на помощь. - Без Лиса невозможно вернуть солнце, я один не смогу. Я знаю как это сделать, но без Эда это невозможно, - я старался говорить гладко, чтобы как-то успокоить это всё. - Мы не можем убить его, тем более, если он сейчас в рассудке.

Наташу вдруг накрыл истерический смех, и она снова схватила меня за руку, убегая в этот страшный лес. Она очень быстро бежала, как будто летела, поэтому я не мог затормозить.
- Братик, скоро вообще всё исчезнет. И солнце, и луна, и мы с тобой, и даже твой любимый лисенок. Но я не дам ему сдохнуть так просто, я хочу выдрать ему язык и глаза с корнем. Хочу вырвать каждый его сраный хвост и затолкать в собственную глотку. Мне нужна твоя помощь.

Я не понимал, что несёт Натаха, и почему она такая злая или грустная. Но от этого всего становилось тошно, особенно оборачиваясь на деревню, оставшуюся в пепле. Тут разозлился уже я, и с силой вырвался из холодных рук девушки. Та с охом развернулась. Я сдул черную прядь со лба.
- Нет, Натах. Я никуда не пойду! И я не позволю тебе убить Эда. Нам нужно найти ребят в лесу, поняла? Тобой властвует гнев и грусть, я знаю. Я знаю, как тебе больно, но поверь, Алого Лиса нельзя трогать.
- Нет, не знаешь! - Больно крикнула сестра, будто вопль раненой птицы. Я поежился, когда она подошла ко мне так быстро, что я не успел понять это. - Мне уже ничего не надо.
- Наташ-
- Прости, братик, - перебила меня та, и вдруг неожиданная темнота ослепила меня. Я не успел и среагировать, как по голове прилетело что-то больное и острое. Будто меня клюнули в голову. И тут земля ушла из-под ног, а тьма окончательно заглотила меня.

Я очнулся связанным.

Голова опять кружилась, а задние конечности хорошо так замерзли. Сначала я понял, что руки мои завязаны за спиной, а потом, что я сам весь привязан к стволу сухово дерева. Задрав голову, я понял, насколько же оно было высоким и огромным. Ком встал в горле. Связан я плотно. Если попытаться выбраться, дерево может треснуть и обвалиться, поскольку оно сгоревшее и сухое. Ноги валялись на снегу, тоже связанные. Лука не было, а в затылке до сих пор болело.

Вокруг были одни сухие лиловые деревья, на которых всё ещё не потухали огоньки. Я часто дышал, изучая территорию. Ни одного источника света, ни мотылька, ни фонаря, кроме этих искр. Снег продолжал медленно падать, а тишина веяла страхом. Сначала подумал, что я тут один, но когда сообразил, зачем Натаха меня связала, стало не по себе. И не успел я что-то придумать, как послышался хруст ветки.

Я поднял голову, ища бешеными глазами источник звука. Это были шаги. Аккуратные шаги по снегу. Я задрал голову. С неба падал снег, и луна тускло освещала лес. Вдруг мелькнул алый хвост, и тут паника накрыла меня.
- Эд! - Мне было страшно, но я крикнул. - Эд, это ловушка! Я знаю, ты меня слышишь! Эд, уходи! Вы убьёте друг друга! Эд, пожалуйста!

Мое сердце из желудка билось с бешеной силой, пригоняя кровь к голове. Вдруг перед собой я увидел его.
Лис стоял передо мной в нескольких метрах. Я не мог его четко разглядеть, но, кажется, его шерсть потухла. Она стала бордовой. Эд неподвижно стоял, и я тоже замер. Но когда послышался посторонний звук, я осмотрелся, мотая головой.
- Эд, уходи. Убегай!

Вдруг огромная тень накрыла лес. Я увидел крылья, которые ненадолго затмили луну. Затем голубая птица принялась кружить над ослабевшим лисом. Но когда она направила свой острый клюв вниз, прям в голову зверю, её понесло с огромной скоростью на него вниз. Я до боли сжал зубы, и не успел что-то крикнуть, как клюв тут же вошел в землю.
Лис растаял, а птица с огромным красивым хвостом впилась клювом в снег. Иллюзия. Я быстро дышал, поджав ноги.
Кто это?

Только павлин успел поднять голову, как на него из леса набросился Алый Лис.

Его черные когти вошли в тушу птицы, из которой вырвался болезненный вопль. Я поежился, тело поддалось дрожи. Павлин замахал крыльями, сея свои прекрасные крылья. Но вскоре они окровавились.

Они дрались, как вода с огнем.

Павлин клевал Лиса, в попытках тронуть его глаза, когда Лис сам скалился и щелкал пастью над тонкой шеей птицы. Я видел, как Эд бросился на птицу, которая вовремя прикрылась своим хвостом, как щитом. Он столкнулся, а павлин замахнулся клювом, в самую макушку, но лис во время разинул пасть и зажал в ней чужой клюв. Но павлин моментально исчез, будто стал невидимым, и кицунэ в недоумении оглянулся. Вдруг птичка взлетела, брызгая кровью с перьев. Лис тоже взлетел. Они сражались в воздухе, как в воде. Павлин раздавал жалобные или дикие вопли, размахивая своим хвостом, как и Эд своими девятью. Вскоре произошло самое жуткое.

Алый Лис перекусил крыло павлину, в тот же момент, когда тот клюнул его в глаз. Они оба грохнулись на снег, который тут же начал окровавливаться. Свежая кровь литрами вытекала из обоих. У меня сжалось сердце. Эд зарывал морду в снег, царапая землю лапами, пока павлин кряхтел, еле передвигаясь. Своей королевской голубой грудью он с усилием втягивал воздух, жалобно взвывая. Павлин умирал. Вдруг его птичья голова посмотрела на луну. Эта птица щелкнула клювом, разгоняясь. Она тут же криво-косо полетела к небу (но точно не за счет крыльев, а магии), начиная неровно кружить вокруг луны. У меня тревожно забилось сердце, когда вдруг луна и хвост павлина стали одного цвета, а по небу понеслись вспышки с ветром. Я зажмурился, отвернув голову, потому что снег начал хлестать по лицу. Но когда я услышал грозный рык зверя, тревога заставила продолжать следить за происходящим. Вдруг мой Лис поднялся на дрожащие лапы, разгоняясь.

Я своими глазами увидел, как луна уменьшилась до невероятных размеров, и тьма поглотила все возможное. Павлин едва раскрыл свой аккуратный клюв, чтобы заглотить луну, но пасть Эда раскрылась быстрее.

Лис плотно зажал павлиний хвост в пасти в прыжке и утянул его вниз. Луна приняла прежний размер, раздавая ночной свет всей Японии. Я помню, как кровь застыла в жилах, когда из глотки птицы вырвался отчаянный вопль. Животные с грохотом упали на землю, а павлин шумно ударился головой о жесткую почву, окончательно вырубившись.

У меня поднялся пульс, и я в страхе смотрел на Эда. Он тут же примчался ко мне, больно зарядив всеми хвостами, будто плеткой, по лицу, что меня отключило.

Очнулся я в темноте. Страх тут же накатил, когда мозг понял, что что-то произошло. Я не понимал, где я. Но когда я исследовал пространство взглядом, меня уколол шок.
Двери нет. Только шторки.
Гамак. Рядом футон.
Ещё один футон у окна.
Мини-столик.
Кладовка.
Горелые стены.
Черные окна.
Это мой дом.
И тут я рядом увидел Наташу.
Она была также, как и я, прикована на стене цепями. Чугунные кольца, будто наручники, плотно сжимали наши запястья, а руки, кажется, затекли так долго быть поднятыми. Девушка находилась всё ещё в отключке, свесив синюю голову. Я едва заметил, что её правая рука оказалась полностью в застывшей крови, какими-то ссадинами, синяками и будто укусами. Я опустил взгляд и увидел на полу шкуры. Те самые шкуры кицунэ, убитые моим отцом. Тут я понял, что прикованы мы как раз к той стене, где они висели.

И вдруг я увидел его. Он сидел сбоку, на моём футоне. Лунный свет из горелого окна пытался как-то осветить его человеческое тело, которое я не видел уже сотню лет. Он сидел неподвижно, даже не дышал, будто он какая-то мебель в доме и он должен тут стоять. Вдруг его взгляд мерцнул алым в темноте, а после вырос и оскал с улыбкой дьявола. Он меня заметил. И поднялся.

Сердце бешено колотилось, когда Лис подошёл ближе. Я плохо видел его в темноте, но мне стало невыносимо холодно, когда я понял. Понял, что блестит алым только один глаз.
Мы молча смотрели на друг друга, тяжело дыша. Напряжение росло, и мое тело начало дрожать. Эд сложил руки на груди, начиная оглядывать меня с ног до головы. Я видел, как зрачок в алом сиянии двигался в таком направлении. Затем я смог проглотить ком в горле.
- Привет, - хриплым шёпотом решил начать я. Я чувствовал, как дрожь в теле становится сильнее меня.

Но Лис ничего не ответил, лишь положил палец по колючий подбородок.
- Эд, как ты? - Всё тем же болезненным шепотом говорил я. Тогда хищник поднял на меня глаз, немного отойдя от стены.

Вдруг его лисья лапа шумно прошлась в прыжке по стене. Я зажмурился, спрятав голову в плечах, пока мои руки не упали. Я раскрыл глаза, услышав звон цепей, которые грохнулись на пол. На дрожащих руках остались только "браслеты" с порванными остатками цепей. Тогда я ошарашенный посмотрел на Лиса.
- Эд?.. - Не решившись изменить шепот на голос, хрипел я.
- Приветик, - также грустно прохрипел он. Мои легкие наполнились кислородом. Я кинулся к тому, хоть внутри всё крылось холодом.
- Эд, ты как? Ты в порядке? - Я задавал банальные вопросы, вблизи осматривая лиса. Мне очень хотелось взять его за руку как минимум. Но было жутко. Тот неважным взглядом все же взял мои руки, когтем царапая остатки цепей, словно вскрывая вены. Браслеты упали на пол и хищник отпустил меня, не поднимая глаз.
- Нугзар, - вздохнул Перец, а у меня все кишки внутри перевернулись от такого сладкого звания. - Можно я... Я могу тебя... обнять? - Словно напуганный лисенок он поднял взгляд, полный мольбы. Внутри меня взорвался фейерверк.

Я кивнул и аккуратно раздвинул руки, чтобы Эд обнял меня. Он почти тут же приблизился с такими же (но менее уверенными) руками, но запнулся.
- Ты не боишься, что я раздеру твою грудь когтями? - Он спрашивал непривычным шепотом и опаской. От такого вопроса внутри меня все раздирало на куски.

Я сам кинулся на запуганного лиса, крепко вцепившись в него. Со всей силой мои руки скрестились на его спине, а нос уткнулся в костлявое плечо. Пусть задохнусь. Я ощущал, как его тело ослабело и тоже начало покрываться дрожью. Я стиснул руки сильнее, тем самым прижав лиса плотнее к себе. Пусть знает, пусть никуда не убежит. Тот сделал неровный глубокий вдох, тоже неуверенно обнимая меня. Когда я почувствовал, как одна его рука легла на мою лопатку, а другая на затылок, разливая всем теплом и заботой, тут внутри вспыхнул огонь. Я уже не мог контролировать себя.

Я заплакал.

Эти слезы, эти горячие капли, что таились во мне долгое время, они вырвались. Я уже говорил, как долго хотел заплакать и дать себе, такой тряпке, разреветься, но не мог. И вот сейчас, сейчас в объятьях Эда, когда есть ощущение безопасности или типа "я в домике", я не смогу больше держаться. Свежие капли впитывались в алое и драное хаори Эда, а я глотал собственные всхлипы и наводящие визги. Лис тоже вдруг стал странно дышать, будто неполной грудью.

Мои руки не оставались на одном месте, они медленно гладили и изучали спину кицунэ. Но когда в голове яркой вспышкой мелькал образ Эда в той лаборатории, как там же он устрашающе выгибал спину, ком подкатывал к горлу, и я прижимался к нему ещё плотнее. Я слышал, как стучит его сердце, и это заставляло биться уже моё сердце ещё быстрее.

Я поднял голову и заметил, как лицо повыше было будто испачкано. Я аккуратно взял его за колючий подбородок, всматриваясь в личико.
- Эд?.. - Меня накрыл небольшой шок.
- Нугзар, - зажмурился тот с улыбкой и взял меня за ту руку, приложив её к своим обмерзшим устам. - Нугзар, прости меня...

Он безутешно и медленно целовал мою руку, обливая ее, наконец я понял, слезами. Такими же горячими и горькими, как у меня. Только у Эда они были черные, затмевающие всё лицо. Внутри меня закрутился циклон от смешенных ощущений. Я поджал уста и взял кицунэ за руку, начиная тянуть его за собой.
- Эд, пожалуйста. Пойдем, прошу тебя, - я молил уже в полный, но жутко хриплый, голос.

Лис послушно следовал за мной. На футон.
Я упал на него первым, притянув за собой Алого Лиса. Эд сел на колени напротив меня, я бы сказал, вплотную. Я положил свои ладони на его скулы, столкнувшись лбом о его. Затем бросил взгляд на его руки, сложенные в кулаках на собственных коленях. Я сжал зубы, зажмурившись. Снова вырвались слезы, а я схватился за запястья Перца.
- Тв*ю мать, ты можешь обнять, или хотя бы потрогать меня, - словно в ночном бреду выпалил я, самостоятельно опуская руки Перца на свою талию. Нос перестал дышать. - Я так скучал, я так боялся за тебя!
- Обнять тебя? - Резко спросил Перец, уже крепко обхватив мою талию, будто какой-то удав. Таким образом он едва наклонил меня на футоне, а между лицами оставалось расстояние с ладонь. Пресс лежал на прессе. - А ты не боишься? Не боишься, что возьму и загрызу? Причиню вред и боль. Убью. Своими когтями расцарапаю твое тело, - вдруг я ощутил, как его когти начали углубляться в мою кожу. - Распотрошу и разделаю, как мясную тушу. Не боишься, а? Маленький Принц? Возьму окрашу и твой футон кровью, приготовлю из твоей крови и саке "Слезы Солнца", сделаю из тебя кроваво-мясную палитру.
- Нет, - твердо ответил я, мотая головой. Руки вернулись на его скулы. - Нет, я не боюсь, - я зажмурился и слезы потекли с новой силой, а грудь беспощно раскрывалась от частого дыхания. - Не боюсь, слышишь!? Я тебя не боюсь! Ты не монстр, Эд! Слышишь меня!? Ты не такой! Я знаю!

Я открыл глаза, начиная пальцами аккуратно вытирать уже мокрые глаза Эда.

- Эд, пожалуйста. Пожалуйста, всё будет хорошо, - я всхлипнул носом, накидываясь на него. Руки ухватились за шею и начало спины, и я едва повис. - Пожалуйста, я знаю. Я знаю, что ты уже не такой.

Эд упал, тем самым слегка придавив меня, но это не мешало мне его продолжать обнимать.

- Всё хорошо, всё хорошо, - словно в том же бреду шептал Лису я, поглаживая его по неаккуратным волосам, иногда натыкаясь на ушки. - Я знаю, я всё знаю. Эд... Эд, знаешь, я всегда сравнивал тебя с цветком. Твою прическу, ушки в ней, твои хвосты... И знаешь, есть такой цветок, - я сделал глубокий вдох, всматриваясь в потолок. В этот пепельный потолок. - Он сжигает себя. Он называется ясенец.

Перец немного приподнялся, и мы встретились взглядом. И тут я всё же смог заметить, что у него был перевязан один глаз. Вопросов было очень много, но желание утолить тактильный голод оказалось больше. Нужно сначала успокоиться. Пальцем я аккуратно стал изучать носик шатена, расслабляя его.
- Эд, всё хорошо.
- Я всё сжёг. Даже себя.
- Ты ясенец. Мой ясенец, - упрямо говорил я, осматривая над собой кицунэ. Да, пеплом пахло.

Эд немного перебрался на бок, но не отпускал меня. Он всё тем же змеем обвил меня, спрятав холодный нос в моё декольте. Я же изучал руками участки тела лисенка, тем самым поглаживая и успокаивая его и себя. Слезы опять наворачивались от этих жутких воспоминаний и факта, что сейчас я могу его трогать и обнимать. 

- Я очень скучал, - вдруг признался тот. Я ощутил, как горячие капли снова падают с его лица.
- Я тоже... Я очень боялся за тебя, - шепотом ответил я, поджав ноги. Тогда сердце снова жалобно заныло, и я прижался к лису плотнее. - Я так рад, что ты жив. И что ты... всё ещё можешь помнить... меня.
- Если честно, я был уверен, что ты испугался меня. И я даже не смогу подойти к тебе, - непривычным тоном говорил Эд, явно вспоминая те моменты, потому что ушки он пугливо прижал. - Я думал, потерял тебя.

Тут я нащупал руку Эда, крепко сжав её. Он поднял на меня свой алый глаз. Тепло побежало по венам. Глаза опять намокли.
- Я здесь, рядом. И я люблю тебя.

Горло вдруг обожгло от таких слов, да и голова начала кружиться. Слезы, ох если бы только успокоились эти слезы..

- Я влюбился в тебя ещё Осенью, - тихо и с грустной улыбкой ответил Эд, поглаживая мою руку большим пальцем. Мое сердце медленно начало подниматься из желудка, будто солнце на востоке. Щеки загорелись.

Вдруг послышался женский глухой стон. Лис приподнялся с футона, оглядывая дом. Я тоже поднялся, но мы продолжали сидеть. В теле Наташи начинали происходить какие-то действия и усилия. Она просыпается. Вдруг Перец взял на меня за нижнюю скулу, поворачивая к себе лицом. На его лице до сих пор не высохли черные слезы.
- Как думаешь, Натаха сильно разозлиться, если я поцелую её брата?
- Даже не сме-

Я не успел договорить и разозлиться, как Лис уже поцеловал меня, плотно и жадно примкнув к моим устам. Жар накрыл меня. Не сказать, что я не был рад. Я очень долго и сладко мечтал о этом моменте, всё вспоминая первый раз.

"Практика".

И как только все мои бабочки начали разрывать желудок, слезы опять накрыли меня в перемешку с Эдиными. Его уста оказались холодные, но мягкие и такие желанные. Он целовал меня долго, не выпускал и плакал. Он целовал меня безутешно, и я ему отвечал, потому что очень скучал. И очень любил его. Я не помню, чтобы мы ещё целовались, кроме того первого раза. "Первый шаг к солнцу". И сейчас, сейчас мы его возвращаем снова. Но тогда Эд поцеловал меня, потому что надо было рождать солнце, а сейчас, потому что... Потому что мы скучали и боялись. Мы напуганные дети, которым обоим надо хотя бы чуть-чуть тепла, душевных разговоров, горьких слёз и сладких поцелуев. И неважно животное ты или человек, все дышат одним и тем же воздухом, и всем нужно одно и то же.

Тепло.

Тепло, которое разгорается в огонь и сжигает всё, согревает и заставляет ощущать жизнь. Надо уметь самовозгораться, чтобы восстать из собственного пепла, чтобы вся эта грязь и ты сгорел, и остался только стержень. Чтобы ушла вся эта грусть, страх и голод, сгорело в тактильности, и остался только стержень из положительных качеств. Как у цветка ясенца. Как у нас с Эдом.